Делец

      Бессонные ночи провоцируют затупление чувств

      До Ювила еще пришлось прогуляться — пиратский корабль швартовать в порту было бы нелепо. Свежий, приторный воздух города роскоши притупил горьковатый привкус похмелья. Зоуи зашла на вокзал, где урвала билет до Тукомста на вечер. На вокзальной площади нашла место для обеда, где выпила бутылку минеральной воды, прежде чем притронуться к еде. Спала она мало и чуть было не уснула прямо в тарелке с зеленым салатом — сошла бы за одного пирата с печальной историей и громким именем, особенно если при этом вилку удержать.              Но нет, надо было поесть, прийти в себя и выйти на улицу ювелиров. Там, где в темном здании без витрин фасадом на набережную стоит Дом ювелирных дел мастеров Сафра.              Когда она закончила с опоздавшим завтраком и пересекла город, знакомое место встретило ее в своем прежнем виде: слегка пугающей атмосферой музейной пыли и пристального внимания музейного надсмотрщика, болеющего каждым экспонатом. Зоуи недолго стояла снаружи, но все же не поспешила входить сразу. Хотелось прежде для себя определить, почему резкая необходимость снова поговорить с Сотом возникла сама собой из ее похождений по Айзеру. Внутренне было неприятно думать, что Сот Сафра — такой же пользователь этой Сети, обманщик, плут, вор и контрабандист, и что в череде лицемерных и лживых ювелиров он мало чем выделялся. Из разговора с ним хотелось верить, что это человек, прикованный к нелюбимому месту гневом своего отца.              Что-то внутри требовало, чтобы это опровергли. Или подтвердили окончательно и бесповоротно.              Зоуи вошла в тяжелую дверь.              В зале с постаментами был все также приглушен свет. Аккуратная мягкая тряпка и бутылочка с пульверизатором висели перед кольцом с черным сапфиром. Тряпка терла камень. Вода прыскала на него сама по себе. Потом они вместе по воздуху перелетали к следующему постаменту и начинали процедуру чистки заново. На бархат сами собой укладывались кольца. Витрины натирала губка. Старик сидел в своем кресле.              Зоуи остановилась у дверей.              «А, поглядите-ка, она пришла», воскликнул Сот в ее голове. «Вижу, вижу, тебе дороги твои обещания. Ну не стой у дверей, проходи, погляди на мои скромные сокровища», с этими словами он повел перед ней подушкой с пятью кольцами очень маленького размера. «Удивительные вещи, которые я сумел достать за то время, что тебя не было — кольца на шестилетие детей Марии Сафра — пять малышек с совершенно неподражаемыми алмазами — поглядите, они ведь в самом кольце», Сот Сафра говорил с таким обожанием, что Зоуи все-таки прикоснулась к кольцу, поглядела на миниатюрные камни, врезанные в тоненькое колечко так изящно.              — Где они были?              «О, они пылились в сокровищнице бестолкового короля в Ист блю. Но теперь они дома», с любовью произнес старик, бережно опуская подушку на витрину. Они молчали оба долго, пока старик, наконец, не опустил на пол все свои инструменты для чистки, полировки и для наведения прочего порядка. «Что-то у тебя на уме, и что-то ты не хочешь выставлять напоказ», сказал он.              — Да, кое-что у меня на уме и я не хочу, чтобы вы об этом узнали без моего ведома, — сказала Зоуи. Сот подкатил к витрине стул, чтобы Зоуи на него присела. Это было своеобразное приглашение к тому, чтобы она высказалась. Зоуи его приняла. Начала издалека. — Я здесь занимаюсь одним делом. Пытаюсь положить конец одной очень грязной истории по просьбе людей, спасших мне жизнь.              «Как загадочно ты начинаешь», отозвалось в голове.              — Загадочно, потому что не уверена, что у меня есть право рассуждать о том, что могут и не могут делать люди вашего склада, — сказала Зоуи. — Но я все-таки рассужу с вашего позволения. Сеть, которая охватила Сорос за пятнадцать лет — сеть так называемых ювелиров, меценатов, людей с тонкими чувствами, сделавшими из города центр трафика оружия, химикатов и контрабанды всех известных мне типов. Я узнала, что в этом прямо участвует Буалье, и мне было все равно. Что Лжец — это Лжец, и он пользуется Сетью для своего дела — мне было все равно. Мне также известно, что и вы, Сот, потакаете этой премерзкой сети, и пользуетесь ей, чтобы собрать вашу коллекцию. Я узнала это, и мне стало больно, потому что вы так нежно любите все то, что храните здесь, но так бесчестно овладеваете этим, поощряя зло и беззаконие. Мне стало неприятно. И вот я здесь, думаю эти ужасные мысли.              Сот молчал.              Зоуи тоже молчала. Она могла бы продолжить, но не хотела — все остальное просто наматывалось бы на эту канву, повторяло ее и без того чрезмерно напыщенные слова с претензией на морализаторство мещанского пошиба и выводило бы ее из себя без видимых на то причин. В сущности, этого человека она знает чуть больше нескольких часов разговора. А еще он старше ее лет так на сорок.              «А знаете что, — медленно спросил Сот. — Взгляните сюда. Вот, с рубином — перстень Сафра Или. Сто лет назад она отдала его пирату, чтобы тот сохранил ей жизнь, но через десять лет пират вернулся на Сорос, только чтобы вернуть ей перстень. Потому что красота — это не цена за жизнь, а это спутница жизни. Знаете, в двенадцать лет мне стало известно, при каких обстоятельствах семья потеряла кольцо. — Тут Сот притих, видимо, дожидаясь от Зоуи предположений, но она молчала. — Оно было снято с ее мертвого тела. Или другое: Сафра Матильда. Она предпочла сапфир, что считаются символом здравого ума и дальновидности, чтобы хранить ясность ума до самой старости. Она боялась безумия и смерти и под закат жизни стала нелюдима и ей виделось всякое. Она жаловалась на то, что у кольца дурные намерения и что она слышит ночью его шепот. Умерла она, придушив себя своими руками. Ее нежно голубой сапфир за те сорок лет, что она его носила, стал чернильного света, только на свету отливая былой голубизной. Из-за этого кольцо долго считали проклятым, а потому хранили в банке. И через много лет выяснилось, что банкир продал его, считая, что наша семья никогда больше не захочет иметь с ним дело».              Зоуи покачнулась на стуле. Несправедливо, когда вот так растворяются в небытие семейные реликвии.              «Да, несправедливо. Но не бесследно, не безвозвратно — я так считал всю жизнь. И я поклялся посветить свою жизнь тому, что восстановлю все наши сокровища, следы которых смогу найти. И если бы не мой сумасшедший отец, я бы вышел в море, я бы дрался за каждый экземпляр, я бы разменял свою жизнь на любое, даже самое глупое из этих колец. Но я обездвижен, я прикован к этому треклятому креслу, я беспомощен, я не могу притронуться к морской воде, я проклят, я обречен. Сеть — это единственный инструмент, который у меня есть, девочка, чтобы достать эти бесценные вещи. Эта грязная сеть этого бесталанного идиота Буалье. Да. У меня была мечта, и я решил достигать ее, а не гнить в комнатушке мастера в золотой пыли. И ты права — ты не можешь рассуждать об этом, и стыдить тебя меня не за что».              Сот перешел на повышенные тона на этой части. На эмоциональные, болезненно удушающие тона человека, который живет не ради, а вопреки. Зоуи не чувствовала себя виноватой за то, что начала эту тему, но в ее голове все не укладывалось. Конечно, Сеть не отменяла великолепия этих произведений, но черт возьми были же другие способы.              «Это какие другие?» — с насмешкой поинтересовался Сот. Зоуи подняла на старика взгляд. «Сеть, — горько цедил он в ее голову. — Сеть, бестолковая, грязная Сеть — загребущие лапы этого подлеца Буалье, марионеточные ниточки бестолочи Лжеца — все, что у меня есть. Если бы у меня было что-то, кроме Сети, я бы восстановил втрое — нет, вчетверо больше реликвий семьи. Но я был глуп, и я медлил, и вот у меня лишь треть того, что мне принадлежит. Треть — в морях, до которых я никогда не доберусь, и еще треть — у подонка в Серебряных башнях. Думаешь, у меня были злые намеренья? Думаешь, я участвовал в создании этого подполья? Нет, я ненавижу ее — но это все, что у меня было, чтобы вернуть себе хотя бы долю того, что я люблю всем сердцем и что требует моей заботы. И я только жду, когда Буалье решится уже подослать ко мне кого с пером или пистолетом, чтобы забрать и это».              — Буалье владеет частью вашей коллекции?              «Он бестолочь, и он никогда не владел ювелирным делом из драгоценных металлов — его семья знает, как обрабатывать янтарь и малахит и еще с сотню других поразительных минералов, как делать кружево на слоновьей кости. Но он позабыл свое дело. Он же у нас мэр, он должен владеть золотом».              — И вы потратили двадцать лет жизни на то, чтобы собрать вашу коллекцию, пользуясь системой того, кто пытается у вас ее украсть?              Сот молчал — ее вопросы наводящие ему не нравились. Зоуи и самой не понравились бы.              — Вы идиот, Сот. И ваш отец идиот. Отняв у вас возможность владеть собой, он дал вам возможность перемещать по вашему желанию весь мир. Хотите — тряпку и мыло, хотите — стулья для посетителя. Хотите — целые корабли и дома, и, если угодно, хоть небо и землю. Что вам возможность держаться на воде — вы с вашим фруктом можете всем миром владеть.              «А что мне небо и земля, начерта они мне, если я прикован к креслу. Я могу перемещать все, кроме себя самого».              Зоуи покачала головой. Должно быть, она была непробиваемо тупой, но у нее не укладывалось это в голове.              — Значит, перемещайте ваше кресло? — предположила она. Старик молчал.              Зоуи не нужно было быть телепатом, чтобы понять, что старик подумал, что это невозможно. Что невозможно быть десятки лет прикованным к стулу и не пробовать его перемещать. И тем не менее Сот молчал. Зоуи не исключала возможности, что старик сейчас просто тихонько скручивает свою тряпку для стекла в жгут, чтобы ее придушить. Но удушье не наступало.              Старик сидел на кресле неподвижно.              Тут кресло слегка приподнялось над полом. Плавно скользнуло вдоль витрины, повернулось вокруг своей оси, встало на все четыре ножки. Зоуи улыбнулась криво. Старик теперь был совсем перед нею, между ними осталась только неширокая витрина. Зоуи могла теперь разглядеть его лицо. Она потянулась через стекло, подняла его безвольный подбородок, посмотрела в наполненные слезами глаза.              — Вот так, — сказала она.              Старик, кажется, натурально плакал, и от того, как плакал, совсем позабыл, как вкладывать свои мысли в чужие головы. Его сознание не сказало ей ни слова. Притихло от смешения чувств — простейшая мысль, которая вернула ему жизнь и показала, что жертвы жизни предыдущей можно было бы избежать. В один момент от слов дважды видевшей его женщины он все потерял и все получил и не мог понять, на чем заострить внимание.              — В общем, я возвращаюсь в Тукомст. Сети в любом случае скоро не будет, и вам так или иначе придется искать другие способы восстанавливать вашу коллекцию, — она отпустила лицо старика. Поднялась со стула, направилась к выходу.              «Стой», позвал старик, когда она уже была у дверей. «Стой. Ты не можешь вот так уйти».              — Могу, — Зоуи потянула на себя дверь, но старик силой мысли захлопнул ее наглухо, и она не поддалась. Зоуи тогда обернулась. — Ну что? Я дала несколько невыполнимых обещаний и должна пойти их выполнять, — сказала она.              «Да, твои невыполнимые обещания. Как раз на их счет», сказал Сот. Зоуи прислонилась к двери спиной. «Чем я могу тебе помочь?»              Зоуи стояла, прислонившись к двери, думала.              — Бросьте, Сот.              «Ты не можешь вернуть мне сокровище стоимостью в сто моих жизней и ничего не просить взамен».              — Но мне нечего у вас просить, — сказала Зоуи, глуповато улыбнувшись.              Сот раздумывал.              «Что ж, тогда имей в виду, что когда тебе что-то потребуется, то дай мне знать. Я кое-что смыслю в Сети, я кое-что знаю о Соросе, и мне известны кое-какие люди по всему миру, во всех морях. Я буду обязан тебе всю свою оставшуюся жизнь, потому что ты ее мне дала, и я хочу, чтобы ты пообещала, что ты обратишься ко мне за помощью, если будешь в чем-то нуждаться. Где бы ты ни была».              Зоуи стояла у запертой двери, была слегка поражена степенью важности, которую он придал ее простому, детскому предположению.              «Это моя свобода, девочка. Она кое-что стоит», объяснил старик. Зоуи облизала пересохшие губы.              — Да, свобода кое-что стоит. Хорошо. Я обещаю, Сот, если мне будет нужна помощь, я буду на вас рассчитывать.              Тогда Сот распахнул перед ней тяжелые дубовые двери. Зоуи вышла из ювелирного дома слегка пришибленная. Эмоционально вышло.              Когда она добралась до постели, то уснула почти сразу — плевать, что был седьмой час вечера и что солнце еще не село, что еще не вернулась с базы лейтенант и что можно было бы и отчитаться перед контр-адмиралом. Зоуи не нашла в себе сил.              Отложенные на утро дела столпились, как вагоны у перрона. Зоуи начала их потихоньку разгребать, когда проснулась. Сначала следовало увернуться от выпадов лейтенанта, которая хоть по доброте душевной и не стала будить ее, когда вернулась, на утро все-таки устроила ей старое-доброе испытание ударами исподтишка. Зоуи, стоящая с кофейником, увернулась, даже не разлив кофе. Тогда Вита одобрительно закивала.              — Надо же, — сказала она. Зоуи улыбнулась. Одобрение в ее голосе она научилась различать. — У нас все по-старому? — спросила она, когда Зоуи перед ней поставила чашку кофе и начала тянуть свой, стоя у подоконника. Это она про их тренировки, должно быть.              — Да, — сказала она. Видела в темных глазах лейтенанта еще любопытство и желание спросить, где ее черти носили эти два дня, но она удержалась.              Потом что касалось Дозора. Зоуи прошла на базу через один из многочисленных неприметных входов, обойдя стороной солдат, которые должны в это время возвращаться с завтрака, проскользнула на верхние этажи и, издалека махнув рукой миловидной секретарше Салуса, прошла в его кабинет. В кабинете было пусто. Вслед за ней на каблучках засеменила секретарша.              — А контр-адмирала сейчас нет на базе, — пропищала она. Зоуи покачнулась на каблуках ботинок.              — Где он?              — В городе Серебряных башен, согласует свой патрульный рейд — со следующей недели на две недели, — ответила секретарша, вернулась к своему столу, чтобы поднять бумаги. Зоуи вышла из кабинета за ней.              — Это какой патрульный рейд, он едва вернулся, — напомнила Зоуи.              — Вы вернулись из плавания три недели назад — обычный патруль по расписанию, — сказала она и показала Зоуи календарь. Зоуи упала в ее кресло. Пробежала глазами календарь — две недели, через неделю. Выходит, ее руки связаны еще почти месяц. Она хоть успеет передать ему то, что узнала?              — Но ведь Гериере требует ремонта, — припомнила она. Секретарша присела на уголок стола.              — Да, в Серебряных башнях как раз спустят на воду другой фрегат на смену.              Зоуи подняла на нее уставший взгляд. На базе было делать нечего — это не считая тренировок по расписанию и еще кое-каких бумажек, на которые теперь уходило совсем мало времени. За четыре дня до начала патруля Зоуи вернула наконец Капитану Хонду его запросы недельной давности. За три дня — научила в столовой Худа элегантно сдавать карты, пока никто из капитанов не видел. За два — обнаружила у себя в кабинете на столе ден-ден муши и записку с одним словом — «Сот». Находясь в ладони, записка немного ползла куда-то в сторону. Зоуи распознала вивр-карту. Сняла трубку улитки, дождалась, пока на той стороне примут звонок.              — Сот, — сказала она, услышав, что ден-ден муши отозвалась, наконец, но замялась. Когда они были в одном помещении, Сот обменивался с ней мыслями, а теперь-то как? — Получила ваш ден-ден муши, — сказала она в растерянности.              — Не теряйся так, дорогая, — механическим голосом отозвалась ден-ден муши. — Улитка считывает с клавиатуры. Я буду краток. Ты планируешь сдать Сеть Дозору вместе с ее владельцами? — спросила улитка. Слушать это было немного странно — как гугл переводчик.              — Да, — ответила она.              — И как ты привлечешь Буалье к делу, чтобы Дозор не счел тебя слабоумной?              — Не знаю.              Сот молчал. Довольно драматично, как на взгляд Зоуи.              — Воспользуйся моей коллекцией. Если он узнает, что она у тебя, он захочет ей овладеть. И привлечет Сеть для перевозки и отправки. Сдерет с тебя целое состояние.              Зоуи уставилась в угол кабинета, опустилась в кресло. Понизила голос до напряженного шепота, сама того не желая.              — Сот, вы шутите. — Она хотела возразить еще, что у него ушло столько лет на ее сбор, и она не может, но прикусила язык. Сот знает, сколько лет у него ушло. Он сам предложил. И рассчитывал, что она примет помощь. Нужно было развернуть мышление в рациональную сторону. Зоуи выдохнула, чтобы начать соображать головой. — Чтобы он узнал, что она у меня, придется устроить шоу.              — Что ж, ты знаешь, где мой магазин, — отозвалась механически улитка.              Зоуи попыталась восстановить в голове картину: украсть коллекцию, привлечь внимание Буалье, еще разыграть карту с грузом капитана Бенито Влама, привлечь Меца, сообщить Дозору, попасться в нужное время и в нужном месте. Красть коллекцию нужно будет громко. Причем это разорвет все ее связи с Дозором, тогда пути назад не будет. Черт возьми, это нужно спланировать на двадцать шагов вперед за всех полсотни участников. Это займет время.              — Знаю, — сказала она задумчиво. — Сот, это невероятно, что вы такое предлагаете, и я не окажу вам услугу, отказавшись, — сказала она. — Кажется, у нас есть три недели, чтобы все продумать. Я заскочу.              Улитка отозвалась «до встречи», Зоуи положила трубку, спрятала улитку в шкафчик с ключом вместе с улиткой Веритаса и откинулась на спинку. Сердце колотилось. Если закрыть лицо руками и убедить себя, что все это — лишь закулисье сериала для мальчиков, то будет попроще. Но убедить себя в этом было сложно.              За день до начала патруля Зоуи наконец узнала, что Кий Салус на базе. Тогда, не дожидаясь знака от секретарши, что пообещала предупредить ее, если у Салуса будет время, она поднялась наверх и вошла в двери кабинета стремительно: контр-адмирал был не один. Капитан Веритас стоял к дверям спиной и, должно быть, Зоуи прервала их разговор.              — Зайти позже не смогу, — сказала она, но контр-адмирал махнул рукой. Вид у нее, должно быть, был решительный.              — И я так думаю, — он поглядел на Веритаса с видом извиняющимся за то, что их разговор прервали, но он не позволил ему продолжить. — Вы здесь, полагаю, потому что что-то узнали?              Зоуи закрыла за собой плотно двери. Покачала головой. Контр-адмирал откинулся на спинку кресла, повел рукой, чтобы она рассказала. И Зоуи рассказала все: про подземку, про ювелиров и про грузы, про ремонт тоннелей и еще про то, что у нее будет шанс выйти на связь с Мецем.              Салус слушал с серьезным видом. Видимо, его встревожило то, на каком уровне существует проблема. Когда Зоуи закончила, он долго молча разглядывал дверь позади нее. Капитан Веритас стоял и вовсе замерший. Это ничего, он проходит через первый шаг шока — это он еще не знает, что у Зоуи есть не только описание сути проблемы, но, в сущности, и план решения. Который, несомненно, обречен на провал, если ожидать классику жанра, но это потом.              Когда молчание, Зоуи показалось, затянулось чрезмерно, она подытожила:              — В целом, было бы неплохо, чтобы Дозор смог не просто накрыть систему, но и ее руководителей. Думаю, что это реально, если я смогу вынудить Меца и Буалье сопровождать меня лично.              Салус посмотрел на нее из-под широких бровей. Она поняла, что поспешила. Контр-адмирал еще раздумывал над тем, готов ли он ей верить. Зоуи только сейчас заметила контраст между его обычно флегматичным видом и серьезностью, опустившейся на его лицо теперь.              — Ты утверждаешь, — размеренно начал он, — что этим руководит мэр Буалье? — спросил он. Зоуи не любила такие вопросы — такие, которые ставят под сомнение твой здравый смысл. Начинаешь сомневаться, что дважды два четыре.              — Да.              Тогда контр-адмирал поднялся с кресла, прошел взад и вперед вдоль окна, повернулся к капитану Веритасу.              — А вы что скажете? Вы были в порту с дозорными Ювила, — сказал он. Зоуи прикинула — если речь про то, как Веритас занимался черт-те чем, когда они с лейтенантом отрывались в Ювиле, было бы неплохо узнать.              — В порту были обнаружены только поддельные бриллианты для дома Лжеца, — сказал Веритас. — Дозорные Ювила считают его жертвой ситуации, а не вовлеченной стороной. — Контр-адмирал тогда перевел взгляд на Зоуи. Она приняла вид драматичный. То, что она сейчас скажет, впору вписать в сценарий Прослушки.              — Мои источники сообщают, что он пятнадцать лет занимается контрафактом и торгует стеклом с витрины. Но что касается его, я не могу сказать наверняка. А вот с Мецем я по телефону говорила — он замешан очень плотно. У меня есть основания полагать, что настолько плотно, что он буквально каждый порт держит под своим контролем.              — А это каким образом?              — Мец рекомендовал сюда людей. Не далее, как восемь месяцев назад, за два месяца до того, как был восстановлен тоннель до Тукомста.              Салус ответил не сразу, покачал головой — видимо, вспомнил, кто именно был рекомендован.              — Веритас, узнайте, много ли таких людей в других городах, — сказал он. Зоуи только теперь была уверена, что он убедился в ее словах. — Только будьте осторожны. — Потом он поглядел на Зоуи. — Не знаю, как ты это узнала так быстро и как получилось, что столько твоих догадок объясняют много непонятных для меня вещей, но я надеюсь, что все же ты не права.              — Еще кое-что, контр-адмирал, — сказала Зоуи. — Накануне я была на корабле Карса Влама с позволения капитана, — она заметила краем глаза, как тот кивнул в знак того, что давал свое разрешение. — И там пересеклась с Хондом. Он мне четко дал понять, что он не позволит мне разнюхивать. А я неосторожно обронила, что я работаю под вашим началом. Если Хонд не дурак и я продолжу не появляться на базе и не делать свою работу с вашей легкой руки, то Хонд перестанет считать меня грубиянкой и в каждой бочке затычкой и начнет считать шпионом, а еще одно скоропостижное увольнение настигнет вас, и тогда Сеть будет процветать еще долго.              — Ну это не раньше, чем через две недели, пока мы не вернемся в порт.              Контр-адмирал замедлил свое патрулирование вдоль окна, встал на месте. Зоуи продолжила.              — Думаю, вам нужно вывести из-под удара ваших людей, не компрометировать себя и позволить Хонду меня преследовать.              — А что потом? — полюбопытствовал контр-адмирал.              — А потом? Потом я сделаю кое-что, что преследовать меня придется вам, — сказала Зоуи.                     Утро капитана Веритаса в патруле начиналось по расписанию: подъем в пять, следом — медитация, умывание, бритье, облачение в форму. Все вместе — два часа, чтобы к семи утра быть готовым войти в каюту Салуса, где он выслушает от него отчет о проделанной работе.              В этот раз утро капитана Веритаса началось в пятом часу утра с пиликания улитки. Капитан снял трубку и пожалел, что не жалуется на слух: на той стороне провода раздался оглушительный крик:              — Капитан! Срочное донесение! Докладывает Коммодор Вельт из Ювила. — Капитан поднялся с постели, посмотрел на часы — еще двадцать минут до будильника. Коммодор Вельт — высокий мужчина с длинными волосами — служащий Ювила, Веритас помнил его со своего визита на порт, где они осматривали контрабанду Лжеца.              — Спокойно. Слушаю.              — Капитан Веритас, ваше судно — ближайшее к Ювилу. Только что был ограблен дом Сафра. Запрашиваю помощь, — отчеканил он. И вот вместо утренних медитаций, бритья и приведения дел в порядок капитан в пять часов стучал в дверь контр-адмирала.              Тот велел войти. Капитан сказал про коллекцию Сафра. Салус задумался, распорядился сообщить в Ювил и менять курс. По соображениям капитана, до города они доберутся в течение пары часов.              Контр-адмирал поднялся с кресла, прошел от одного угла стола к другому: контр-адмирал был уже одет, в форме и на лице его не было ни следа сна. Как будто он вообще не спал. Капитан не спешил уходить. Когда контр-адмирал начинал ходить, значит, он еще не закончил. В конце концов, дойти до Ювила даже за полтора часа не означало, что они смогут пойти по горячему следу, и эти несколько минут ничего не решат.              — У вас нет ощущения, что это она украла коллекцию? — спросил Веритас. Контр-адмирал покачал головой.              — Не сомневаюсь. Поэтому мы должны быть в Ювиле, — он усмехнулся. — Какая ирония.              Капитан иронии в происходящем не видел — он говорил этой женщине не вовлекать невинных, а она украла сокровище у беспомощного старика на исходе карьеры и жизни.              — Да, — протянул контр-адмирал. — Срочно в Ювил. Это первое. А второе — свяжитесь с Тукомстом и велите переходить в режим постоянной готовности, — капитан бы спросил зачем, если бы не знал, что контр-адмирал и так объясняет. — Вам позвонил коммодор, а мне позвонил Мец и сообщил, что через неделю мэр Буалье посетит Тукомст. Он проведет в городе несколько дней и в том числе посетит порт и базу. Мои люди не должны упасть в грязь лицом перед мэром, — контр-адмирал улыбался милейше, потирал руки. Веритас смотрел на его лицо, в обыкновенном безразличии и отстраненности которого проглядывало хитрое удовлетворение.              — Вы считаете, что девчонка всемогущая, что Буалье будет там из-за нее?              — Не сомневаюсь, Веритас. Не сомневаюсь, — улыбнулся Салус. — Я почти уверен, что краденное будет вывозиться через Тукомст под наблюдением Буалье. Не спрашивайте, я не знаю, как ей это удалось. Идите займитесь курсом. Полагаю, нас ждет непростая неделя.              Капитан вышел на палубу. Свистнул навигатора. Тот встрепенулся у руля, и капитан велел ему, чтобы выходил из-под ветра и брал полный на Ювил. Навигатор сначала замер, но потом отдал честь, расчертил взглядом еще проглядывавшие в небе звезды и закрутил штурвал по часовой стрелке. Корабль с изящным креном размазал по правому борту волны и стал заваливаться на курс на город роскоши.              Рассветало.              Капитан закурил. Через несколько минут раньше времени на палубе показалось лицо лейтенанта Бревис — она проплавала с ним столько, что наизусть знала их маршруты. Неожиданный разворот корабля она почувствовала, похоже, сквозь сон. Она подошла и спросила, что за резкие подвижки курса. Веритас покачал головой неопределенно, объяснил, что в Ювиле неприятности. Лейтенант неудовлетворенно поглядела на него из-под четко очерченных бровей. Не слишком определенное объяснение покачнуло ее убежденность.              — Оттуда ты сядешь на поезд и поедешь в Тукомст немедленно, приведешь базу в боевую готовность и подготовишь к ревизорскому осмотру. Проследи, чтобы наши люди в порту не осматривали выходящих кораблей, это не входит в наши задачи, но люди в порту должны быть всегда. У Салуса будут на них кое-какие планы, — сказал он, и лейтенант вытянулась. Может быть, стоило ее просветить в эту историю с самого начала, но теперь, пожалуй, лучше ей не быть в Ювиле, когда женщина, которую она тренировала, устроила пиратский разгром в ювелирном доме.              На корабле с приближением очертаний порта началась суета. От неожиданно скорого спуска на землю команда обычно была бы в приподнятом настроении, но сейчас матросы притихли, жевали сигареты. Когда на начавшем розоветь горизонте показались очертания города, в порту их уже ждали Дозорные Ювила. Лейтенант быстро поднялась в город, чтобы добраться до Тукомста до отбоя. С ней же ушел и контр-адмирал. Веритас спустился на бетон причала, пожал руку высокому коммодору с длинными волосами. Вельт пожал ему руку, отчитался, что его люди уже патрулируют набережную и рыскают в городе, кивнул в сторону, где порт обращался набережной — там, где стоял строгий и окутанный прохладной тайной дом Сафра. На лице его были кровоподтеки: разбита бровь, засохшая кровь на щеке, кулаки разбитые.              — Это вас девчонка так? — спросил Веритас. Вельт поморщился. Осведомленность капитана о составе налетчиков, должно быть, его не сильно впечатлила, но вот колкость он ощутил сполна.              — Нет, ее подручный. Кулаками махать горазд. — Капитан посмотрел на Вельта, тот махнул рукой. — Но и девица непроста. Я дал своим людям стрелять на поражение, в нее ни одна пуля не попала. Зато вот в старика-ювелира — так это мы попадать можем, — он сплюнул в сердцах. — В любом случае, на обоих — наводка на вокзале. Все корабли будут проверять. Из города они никуда не денутся.              Капитан потянулся за сигаретой. Вельт предложил огня.              — Сафра ранен? Где он? — Вельт качнул головой.              — В больнице. Ему оказали помощь, он в порядке.              Капитан выдохнул дым сквозь зубы. Вот, пожалуйста, ее игры привели к жертвам. Ладно бы кого другого — так нет же, обездвиженного старика. Судя по словам Вельта, хотя отчитываться на эту тему он не спешил, еще и ранили дозорной шальной. Можно и нужно пойти и извиниться перед стариком, черт возьми, но ощущение, что справедливость творится очень непростой ценой, не проходило.              — Я отправлю своих людей в порт, — сказал Веритас наконец. — Не думаю, что они с мешком золота выберут поезд. Свяжитесь со мной, если нужно.              — А куда вы? — спросил коммодор.              — Просить прощения за ошибки. Мои и ваши.              Капитан, конечно, не планировал надолго оставлять людей в Ювиле. Было понятно, что Зоуи будет вывозить краденное через подземку, только бы знать, где. Он бросил сигарету в мусор, подозвал одного из своих офицеров и велел рассредоточиться по порту, но держать связь. Потом поднялся в город.              В больнице его встретили две сестры и провели в светлую палату ювелира. Широкое окно выходило на зеленую улицу. Со стороны коридора тоже было в окно, чтобы персонал мог приглядывать за больными, не заходя. Аккуратные горизонтальные жалюзи были открыты. Старик лежал в постели с перебинтованной грудью, но опытный взгляд Веритаса различил, что ранено было плечо. Он не был подключен к приборам — значит, ничего угрожающего жизни. Лежал тихо.              — Он не спит, капитан, — прошептала медсестра. — Просто вы знаете, он парализован. Но он вас слышит.              Капитан покачал головой. Тогда медсестра вышла и тихонько прикрыла дверь. Капитан покачнулся с пятки на носок, вытянулся по стойке смирно. Даже перед контр-адмиралом не приходилось так тяжело, как перед невинным человеком. Откашлялся.              — Я капитан Веритас. Вы пострадали из-за ошибки Дозора. Я приношу свои извинения. — Он склонил голову. Старик не отвечал. Понятное дело.              Капитан выдохнул. Даже это — неполная правда. Старик пострадал не из-за ошибки Дозора. Из-за их методов, намерений и беспомощности.              Тут сами собой с характерным свистом опустились жалюзи. Капитан обернулся. Они развернулись донизу и повернулись, плотно закрыв окошко в коридор. Защелкнулся замок двери.              «Похвально, молодой человек, с вашей стороны быть так преданным делу справедливости. Но не корите себя, капитан. Я пострадал, потому что я так решил». Капитан услышал это в своей голове и обернулся. В палате был только он и обездвиженный старик. Тогда Веритас поглядел на ювелира. «Да-да, это я говорю».              — Вы говорите силой мысли? — Старик не скрыл раздражения. Капитан прогнал в голове его слова. Сообразил, что говорить — излишество и пожалуй даже искушение судьбы: мало ли какие секреты старик предпочитал хранить при себе.              «Да, верно. Хорошо, что вы пришли».              Веритас присел на белый диван, сложил руки в замок.              «Что значит, что вы так решили?» — спросил он мысленно. Старик, как ни странно, услышал, отозвался рассудительно:              «А Зоуи сказала, что у вас гипертрофированное чувство справедливости. Поэтому сообщаю: это я предложил, чтобы она украла мою коллекцию. Благо, она соображает, как пользоваться такими шансами. На днях она и капитан Влам сообщили мне, что ограбление произойдет сегодня. Мы спланировали его до мельчайших деталей. Ее подручный капитан Карс нагнал на ваших дозорных страху, а я не позволил никому быть раненым смертельно».              Капитан Веритас с недоверием оглядел раненного в постели старика. Рана его была не тяжелой, но жертв избежать не удалось. «Как вы все устроили?» Старик с охотой рассказал:              «Буалье охотился за моей коллекцией много лет, и Мец, его правая рука, знал об этом. Незадолго до ограбления Зоуи предупредила Меца о том, что желает заполучить коллекцию и заполучит ее, с тем, чтобы он помог вывезти коллекцию из другого порта с расчетом, разумеется, что он сообщит об этом уникальном шансе своему господину».              Веритас покачал головой, чтобы Сафра притормозил.              «Откуда она знает Меца?»              «Их связывали какие-то дела. Я не углублялся. Важно, что, услышав о моей коллекции, Буалье немедленно подорвался с места. Он заявил, что хочет лично поучаствовать в отгрузке и сойтись с Мисс Зоуи на цене его услуг. Далее, они предупредили своего человека в Тукомсте о том, чтобы он проследил, чтобы База Тукомста не навредила Мисс Зоуи преждевременно. Мец также сообщил об ограблении Дозору на случай, если она решится отказаться от их услуг, которые они горят таким желанием оказать, и вышло шумнее, чем она планировала, но в целом, я думаю, ее план сработает. И план этот до сих пор состоял в том, что груз отправится завтра по Сети в Тукомст. И через три дня от сегодняшнего — будет отгружен под присмотром Булье, чтобы тот смог забрать свою оплату».              «Вот зачем он приезжает в Тукомст». Капитан потянулся к сигаретам и одернул было руку, но Сафра мысленно махнул рукой. Капитан прикурил. Многовато новостей получалось для только-только начавшегося дня, но ничего.              «Почему вы потакаете безумным идеям этой женщины?»              «Отчего безумным?»              «Не слышал от нее ни одного здравомыслящего плана. Она поклялась заполучить флот в обмен на скрепку. Потом решила влезть в преступную организацию, чтобы за неделю устроить операцию, о которой и думать не могли 15 лет. Влезла без позволения в порт. Отправилась без подготовки в доки Айзера — это на своих каблучках-то».              Сафра улыбался. Капитан не мог быть уверенным в этом вполне, но почему-то старик улыбался.              «А еще она умеет слушать, видит выходы, которых вы не видите, и небезразлична к бедам посторонних людей. Ее шаги не осторожные, но и не опасные, и она рассчитывает свои ходы дальше, чем вы можете представить», сказал он. «Думаю, что вам следует отправляться в Тукомст. Обо мне не беспокойтесь. Я тут начинаю заново жить, эта царапина — ерунда, а до коллекции мне теперь дела нет. Пусть ей распоряжаются какие-нибудь достойные люди, вроде вас».              Капитан докурил сигарету, смял ее в перевернутый вверх донышком стакан и выкинул потухшие бычки и пепел в урну. Нужно было помочь этой девочке, небезразличной к бедам посторонних людей, выйти на связь, если ей это потребуется. В порту все время должен быть кто-то, к кому она сможет обратиться, если там окажется. Капитан поглядел, как тление окурка погасло совсем. Тогда поднялся, махнул старику-ювелиру рукой. Готов был поклясться, что и рука Сота Сафра поднялась в аналогичном жесте, как будто что-то потянуло ее за рукав. До вечера он был в порту Тукомста, а к закату собрал небольшую команду достаточную для управления кораблем, и вернулся в Тукомст.              На базе в Тукомсте стояла суета. Солдаты, что были свободны, переговаривались: слухи о событиях в Ювиле дошли до дозорных всех уровней. Листовка со слегка самодовольным лицом Зоуи Гласс висела на доске разыскиваемых. Так стремительно на памяти капитана редко кого начинали искать. Но если она не глупа, она не появится на людях и будет в порту до самого момента обмена. Капитан надеялся на это.              В освещенном белыми прожекторами тренировочном дворе стояли, вытянутые как по нитке, матросы. Солдаты рассредоточено стояли по плацу. Строгая школа капитана Ильгемы, стоящей под светом прожектора и сложившей крестом руки на груди, была неподражаема. Веритас пересек плац, капитан Ильгема заметила его еще издалека, следила взглядом, как он подходит к ней. Веритас не слишком любил стоять с ней рядом, потому что она была существенно выше, но она была отличной дозорной с железными принципами и еще недурно строила солдат. Пока она молчала, не отдавая команды вольно, ни один из матросов не посмел покоситься на Веритаса, проходящего меж выстроенных по одной капитану известной логике рядов.              — Как тебе, Веритас? — спросила она. — Смотри-ка, не забыли еще уроков академии. — Она хлопнула ладонями в белых перчатках и, вскинув подбородок, выкрикнула. — Грудь приподнять, живот подобрать, плечи развернуть, корпус тела подать вперед. — Она обвела взглядом плац, оценивая форму. — В строй! — скомандовала она, и матросы сделали резанные четкие шаги вперед, выстроились в ровную линию. — Контр-адмирал Салус передает, чтобы ты его нашел.              Веритас поглядел на матросов. Муштра его не забавляла и не вдохновляла. Пробежал глазами по лицам, пока не заметил в конце ряда мальчишку с волосами, закрывшими лицо. От команды смирно он едва ли видел что-то перед собой. Капитан кивнул Ильгеме на него.              — А юнги с каких пор участвуют в смотрах? — спросил он.              — Не участвуют, но молодой человек вызвался обучаться строевому делу впрок.              — Позволишь его отвлечь от этого славного дела?              — Рядовой Худ. Шаг вперед, — она поглядела как Худ вслепую шагнул вперед строевым шагом. Усмехнулась. — Пойдешь с Капитаном. Вольно, — и Худ тогда убрал волосы с лица. Веритас кивнул ему в сторону базы, юнга с готовностью подошел, отдал честь и задрал подбородок, что его волосы подпрыгнули и снова опали вдоль лицо. — Недурно, — сказала она. Тогда капитан развернулся на пятках, направляясь к входу на базу. — Для пятнадцатилетки.              Веритас вывел юнгу в один из освещенных тускло в вечернем режиме коридоров, где дал мальчишке инструктаж — со следующей ночи он входит в ночные патрули в порту на правах рядового. Худ просиял. Капитан озадачил его дополнительным поручением: держать ухо востро и, если появится Зоуи, дать ей связаться с Дозором. Худ удивился, конечно, покосился на доску с изображением той, про кого шла речь, но под многозначительным взглядом капитана вопросов задавать не стал. Тогда Веритас развернул мальчишку, чтобы оправлялся спать. А сам напоследок направился к тихому кабинету контр-адмирала, где видел свет еще с улицы и разглядел две тени в окне.              Дверь в кабинет была приоткрыта, но голоса внутри притихли от разлетевшихся по всему коридору звуку ботинок. Веритас вошел в кабинет, и его обдало напряжением. Напротив окна за столом стоял Салус, держа на блюдце чашку с чаем. Его вид был расслаблен, плечи мягко опущены и верхние пуговицы рубашки показывали загоревшую шею, но взглядом он сосредоточенно сверлил окно, пока не остановился на Веритасе. Перед столом, капитан не ошибся, стоял второй офицер. Он обернулся на звук открывшейся двери, не вытащив рук из карманов брючин. Хонд Гебоген окинул вошедшего капитана Веритаса холодным взглядом. Он уже повернулся к контр-адмиралу и собирался сказать что-то нелицеприятное, но контр-адмирал поднял руку.              — Капитан Хонд. Я вас прошу довериться мне в этом вопросе так же, как я привык доверять своим людям, — сказал он, завершая, видимо, длинный спор. Капитан Хонд взвешивал его слова, потом покачал головой. И тогда вышел из кабинета, взмахнув плащом правосудие. — А вот и вы, капитан. Послушайте мои указания на ночь, когда Мисс Гласс вернется в Тукомст и будет производить обмен, боюсь, последующие дни я буду занят экскурсиями господина Мэра. Вы, конечно, помните, что Мисс Гласс предупредила, что у Буалье есть свой человек на Базе.              В понимании «Мисс Гласс» свой человек Буалье на базе только что покинул кабинет Салуса.              — Да, мне известно, что ему передали о сделке, — сказал Веритас. Контр-адмирал поставил чашку на стол и отвернулся к окну. Глубокая задумчивость опустилась на его брови и плечи. Он сложил руки в замок за спиною.              — Я хочу, чтобы вы знали, что этот человек не капитан Хонд, — сказал он негромко. Капитан покачал головой. Салус снова замолчал. Взвешивал что-то на шахматной доске в своей голове. Рассчитывал.              — И поскольку мне неизвестно кто это, то я прошу вас, капитан, остаться в ночь до обмена на Базе. — Он повернулся снова к столу, оглядел его быстры взглядом. — Я уверен, Мисс Гласс захочет связаться со мной или с вами, вероятно встретит того, кто должен ей всячески помогать, и тогда она может раскрыться, если выдаст, что должна увидеть контр-адмирала. Не контактируйте с ней раньше, чем раскроете, кто это может быть.              — Не проблема, — сказал Веритас. Потом повернулся к выходу и указал на двери кивком. Контр-адмирал, забирая со стола трубку, проследил за жестами капитана. — О чем вы говорили?              — О Мисс Гласс, разумеется. Нынче все только и разговоров, что о Мисс Гласс, — растянул Салус. Кивнул Веритасу на свое кресло, чтобы тот не стоял посреди комнаты. Дни их ждали тяжелые, и позволять процедурам и условностям отнимать их силы было бы расточительно. Капитан сел. Салус начал так, будто рассказывал анекдот на светском сборище:       — Не далее как сегодня и ваша лейтенант почтила меня своим визитом. Вы бы ее видели: глаза горят, руки чешутся, поклялась лично насадить Мисс Гласс на шампур — я попросил избежать фатальных случаев в наших арестах — она рационализировала свои намеренья, но не смягчила их: загонит ее в угол, как мышь, что ей придется сдаться в страхе и в раскаянии за ложь и предательство. Потом припомнила мне, что личностям без роду и имени доверия нет, и что ошибки людей моего масштаба приводят к последствиям колоссальным, к смертям невинных людей и к исчезновению великих вещей, припоминая, видимо, мое невнимание к ее предостережениям, что она высказала еще на Гериере.              Контр-адмирал замолчал, набивая трубку табаком. Закурил и повернулся к открытому окну. Дым унесло сквозняком наружу. Продолжил, не вынимая из зубов трубки:              — Капитана Хонда я могу одернуть от его подозрений, но Мисс Вите Бревис я расклад операции не передал. Ее гневу нет предела, прежде всего, потому что она считает, что обучила и развила человека, который теперь переметнулся на сторону того, против чего она борется с юношеских лет. Она в обиде на себя, что не распознала лжи, и в обиде на вас, что вы ее не предостерегли, и на меня, что я небрежен к своей работе, а под угрозу это ставит жизнь Мисс Гласс, которая невиновна в том, в чем лейтенант ее подозревает, — Салус затянулся глубоко. Говорил, улыбаясь плутовато, в его голосе слышно не беспокойство — любопытство. Веритас никогда не курил, когда обсуждал с контр-адмиралом приказы, но теперь тоже потянулся к портсигару. — Какова история. Ставит вопрос о том, сможет ли Мисс Гласс, для своих целей грамотно расставив на роли своих противников, так же уравновесить праведный гнев своих союзников.       Для контр-адмирала это была любопытная позиция фигур на доске, задача на остроумие, игровая стратегия с игровым исходом. Оттого она не теряла его внимания. Но никто не следит за бегущей лошадью так внимательно, как сделавший на нее крупную ставку, и все же крупные ставки не делают азартные игры почетным делом.       — Как бы это не довело до беды, — сказал Веритас.