Делец

Отрыв на полкорпуса — это и не отрыв вовсе

      — Должна тебя предупредить, я ничерта тебе не помощник в угоне корабля.              Зоуи сидела с Гелиамом на подъемном кране в порту Сабаоди. Высоко тут было до жути. Обед на небоскребе. Чувствовала Зоуи себя примерно также, но в свое время, в ее шальные двадцать лет, экстремальные каникулы избавили от ряда страхов, как-то высоты, змей, глубины и еще нескольких. А кроме того, с огромных кранов в порту можно было увидеть бриг пиратов Пейна. Сама база была глубоко на острове, но вот причалы их тяготели к кораблестроительной зоне по довольно банальной причине: дозорные корабли не слишком долго живут в море без повреждений. Так и пиратские корабли приводили сюда, и бриг пиратов Пейна было видно с огромного жирафообразного крана, возвышавшегося своей конструкцией шеи над акваторией и вервью.              Она явилась к Гелиаму через три дня после переговоров в Паноптикуме, когда договорилась с Рейли, что сегодня на рассвете он заберет у них корабль и уведет его для осмоления в безопасное место. Не сказал, правда, куда. А деньги велел оставить у Шакки. Но все это было не важно, потому что корабль нужно было сначала вытащить из ареста, причем прежде чем его разберут на запчасти и щепки и оставшееся пустят в утиль.              — Имеешь в виду, не умеешь им управлять? — спросил пират.              — Даже названий снастей не знаю, откровенно, — подтвердила она. Гелиам поглядел на нее так выразительно, что Зоуи и в глаза ему смотреть не надо было, чтобы догадаться, что он хочет. — Друг мой, я троса в руках не удержу. Вести корабль — не блефовать перед простофилями, знаний недостаточно, нужен навык и физическая подготовка. Найди себе помощника из этих, я отсюда вижу, как они сейчас уснут на постах.              Зоуи кивнула в сторону неторопливо расхаживающих вдоль причала дозорных. Гелиам пожал плечами, проследил с нею за рядовыми, что стояли, чуть не подперев друг друга, чтобы не свалиться от скуки. Основной вопрос — как попасть на корабль с нужным количеством рук для управления и отчалить прежде, чем забьют тревогу. Вопрос следующего шага — как далеко они успеют отплыть, пока пустят погоню.              — Можно повредить рулевое у фрегата и того, второго, чтобы они не пошли за кораблем, тихонько влезть на палубу, и… — Зоуи свистнула и махнула рукой, отчетливо показывая направление, куда надо смываться. — Даже не смогут развернуться, чтобы стрельбу открыть, а пушек на верфи нет. — Интересно, на фрегате руль гидравлический или он предназначен для рулежки силами нескольких человек. Даже газелькой без гидравлики на руле сложно управлять, а тут тонн двести плавучего материала в неподатливой воде.              — Это было бы неплохо, — согласился Гелиам. — Думаешь, Дозор не бросит с базы кого в погоню? В шестидесятых тоже корабли стоят.              Зоуи покачала головой с сомнением.              — Капитан Астер не слишком в этом вопросе будет категоричен, а Сайфер пол не распоряжается кораблями. Думаю, спустят на тормозах. Главное не переборщить в повреждениях. Тихонечко, бескровно, уравновешенно. Тогда все будут довольны.              Хотя Салазар шавок может и спустить. Надо будет сидеть тихо на острове и не искушать судьбу. Гелиам Фора обмозговывал, как прислушаться к ее словам. Он человек не кровожадный, он бы и не прочь никого не убить, только дозорные обычно сами на нож бросаются грудью. Фанатики. Мировое правительство промывает людям мозги не хуже него.              На фрегате Дозора, стоявшего у широкого причала, стояла тишина, обманчивость которой Зоуи была известна. Если команда на борту, а судя по поднятому флагу, так оно и было, как минимум двое человек постоянно пялятся с марса или вороньего гнезда в горизонт. Пихают друг друга в бока, чтобы не дрыхнуть, перемывают косточки начальству, но чуть завидят суету — засвистят, как бешенные, всех свистают наверх по щелчку пальца, и фрегат будет готов повернуться пушками и расстрелять бриг Пейнов в щепки.              Спустившись с крана и проскользнув вдоль тихого, ночью довольно безлюдного порта, они вышли к дозорному фрегату. Пришвартовали его к порту почти впритык. Гелиам легко впрыгнул по отделке кормы на нижнюю палубу. Зоуи пришлось карабкаться, как учили на скалодроме, но все-таки довольно успешно. Зоуи оглядела мачты, указала Гелиаму на патрульных: двое на фок-марсе, еще кто-то, похоже, под небом, едва видно дуло ружья из-за вороньего гнезда. На палубе на носу стояло двое матросов, переговаривались тихо, посмеивались.              Гелиам велел не высовываться, сказал, что в его приоритете — двое на носу. Оставшихся нужно было просто вывести из строя. Пират спрыгнул с кормы на борт, и его балахон встрепыхнулся от ветра. Он почти исчез в темноте, и Зоуи едва различила, как он влез к вороньему гнезду, прихватил одного дозорного за шею и прижал к стеньге, пока тот пытался отмахнуться — ружье его выпало у него из рук, Зоуи отсюда услышала, но никто на фрегате и не повел ухом.              Зоуи отсчитывала секунды, пока дозорный обмяк. Едва потерял сознание, Гелиам его отпустил, тот свалился на техническую площадку. Гелиам примотал его рангоуту, прихватил ружье, показал его Зоуи с отчетливым языком тела «положи себе в сумочку». Зоуи отчаянно замотала головой — еще ружья ей не хватало.              Тогда пират пожал плечами, приставил ружье рядом с его владельцем, потом слез на бочку, поглядел вниз, где на марсовой площадке двое, и, примерившись, спрыгнул на площадку. Одного сшиб сразу, второму дал прикладом ружья под подбородок. Дозорный чуть не свалился на палубу, но Гелиам поймал его за воротник, веревкой перевязал им ноги вместе и обмотал вокруг мачты. Потом поглядел на Зоуи снова и еще раз показал освободившееся ружье. Бесшумно спрыгнул с ним на палубу, Зоуи влезла на палубу с ним вместе. Дозорные не оборачивались, тишина ночи не прервалась. Гелиам все-таки отдал ей ружье, Зоуи осуждающе покачала головой. Вскинула его на плечо, когда они поднялись на нос и дозорные наконец обернулись.              — Кто такие? — пробасил один, и Зоуи сразу указала на него ружьем. Если она выстрелит, плечо себе отобьет, как пить дать, но была надежда, что до стрельбы не дойдет. Вот уже и Гелиам снимает свои очки кожаные и опускает балахон с лица. Этот его жест был Зоуи известен с тех пор, когда сама на его фокусы попалась, а потому дальше ничего не помнила. Теперь же увидела: под балахоном скрывался мужчина неопределимого возраста, волосы седые, но на лице нет глубоких морщин, глаза темные, вместо зрачков — змеиные прорези. Язык черный. Выдающиеся скулы. Абсолютно не дающий сказать ни слова вид.              Солдаты дозора перед ним замерли и замолкли. Зоуи оторвалась от него взглядом только потому, что он сам на нее не смотрел. Так бы снова потеряла голову и очнулась черти где и черти как. А взгляд его меж тем манил. Наполнял головы дозорных, заполнял, гудел в черепушках, пока один не начал мерно покачивать головой, а второй не опустил ружья в пол. Гелиам Фора поглядел в сторону руля, всего на мгновенье захватив взглядом Зоуи. Дозорные перевели на руль с ним взгляд одновременно.              В голове отчетливо сформировалось ощущение, что надо спускаться на две палубы ниже, там, где тянется вал колдерштока. Перебить его, перепилить, подрезать. Дозорные тоже прониклись идеей, пошли вперед, подняли перед мачтой люк, принялись спускаться по лестнице. Зоуи шагнула было вслед за ними, но на плечо легла рука Гелиама.              — А ты куда?              Действительно, куда это она. Зоуи обернулась к нему, он закрывал лицо балахоном, но очки еще не надел. Выглядел жутковато.              — Страшный ты человек, — сказала Зоуи. Надев очки, Гелиам снова выглядел как милое приведение с чувством вкуса и выразительным языком тела.              — Ты уже однажды от этого гипноза очнулась. Думаю, ты бы и сейчас пришла в себя, — сказал он. Зоуи пожала плечами, положила ружье, которое уже устала держать в руках, на плечо.              — Я отошла, потому что нашла свое кольцо. Мне его отдали как символ чистоты разума.              Гелиам повернул к ней голову.              — Ты же понимаешь, что кольцо не может думать твоей головой? — спросил он. Зоуи открыла было рот, чтобы возразить, но закрыла. Вообще-то очень странно приписывать кольцу волевые свойства.              — Может, там кайросек? — предположила она, но слабо в это верила. Гелиам взял ее руку, снял перчатку. Рука его была грубая, кожа плотная, как будто змеиная, но пальцами он мягко прокрутил кольцо у нее на пальце.              — При чем тут это? — спросил он так буднично, что она почувствовала себя глупой. Это что, не способность фрукта? Нет, она не хочет знать. Не хочет.              Зоуи озадачилась, тогда Гелиам указал на бриг. Вдоль него по причалу ходило еще двое дозорных, Гелиам, не предупреждая, перемахнул через борт и скрылся за ним. Зоуи с палубы фрегата увидела, как дозорные обернулись на звук его приземления, но самого его уже и след простыл. Зоуи оставила ружье, приставив его к мачте, и спустилась с корабля довольно варварским способом: сиганула в теплую от долгого знойного дня воду. В ее планы больше не входило лицезреть, как Гелиам Фора каким-то чудесным способом ломает об коленку чужие мозги. Она собиралась подняться на бриг.              Двести метров вплавь — и она вынырнула перед бортом пиратского корабля. С палубы ей махнул рукой Гелиам. Дозорный сбросил вниз лестницу, она выбралась, сняла мокрый пиджак, выжала его жгутом.              — Втроем вы с кораблем управитесь? — спросила она Гелиама.              — А то! — гордо отозвался матрос с чайкой на груди. Зоуи поглядела в его веселое лицо. Забавно, как способности Гелиама не нарушали характерных черт людей, к которым прикладывались.              — Давайте за работу, — сказал Гелиам, матросы принялись раздергивать гитовы и гордени нижних парусов, травить и выбирать шкоты, Гелиам занялся штурвалом, корабль потянуло в диагональном дрейфе куда-то в сторону. Наконец, поставили и косой парус, развернув гик под ветер, парусина надулась мгновенно боковым ветром и тронула бриг резво прочь от острова.              Зоуи стояла по левому борту, считала секунды, пока на фрегате поднимут тревогу, меря его неотрывным взглядом. Сердце колотилось, как когда на даче таскаешь соседскую малину. И тогда на фрегате послышался свист и выстрелы в небо. Если Зоуи услышала правильно — ровненько из ружья, что она оставила на палубе.              — Очнулись, — послышался голос Гелиама. Потом он таким отборным матом выдал указания матросам, что Зоуи, и без того дурно ориентировавшаяся в снастях, вообще не разобрала слов. Но вот матросы вполне себе сориентировались. На фрегат вывалило много матросов, офицеры в плаще, паруса фрегата тоже расправились, но вместо того, чтобы лечь на курс, которым бриг уносило к югу, фрегат последовал туда, куда указывал носом — ровно на три часа, замерев боком к повернувшемуся уже к ним кормой и резво улепетывающему в утренний туман бригу.              Зоуи усмехнулась. Трюки старых-добрых пиратов Карибского моря были более чем реализуемы на практике, как оказалось.              Гелиам зафиксировал руль. Корабль плавно лег огибать остров, пропустив мимо себя два неприцельных, скорее устрашающих, чем потопляющих, выстрела пушек. Матросы дозора, отчего-то довольные, как пираты, стояли, гордые, у носа корабля. Зоуи посмотрела на часы. Пять часов. Скоро начнутся быстрые сумерки, и к шести рассветет. Тогда им нужно быть где-то в районе девятнадцатой рощи и черти как встретиться с Рейли. Она напомнила об этом пирату. Тот сказал, что они будут вовремя.              Они замедлили ход к месту встречи, стали держаться ближе к архипелагу. И Зоуи не заметила, когда Рейли появился. Только услышала, как он грохнул своими инструментами по палубе. Она тогда обернулась. Мастер глотал виски из фляжки. Из навигаторской рубки показался Гелиам.              — Интересная у вас команда, — сказал Рейли, указав на дозорных.              — Я могу их высадить, — сказал Гелиам Фора, кивнув на перевернутую шлюпку. Рейли махнул рукой.              — Ну, если что, я сам разберусь. — Тогда он повернулся к Зоуи. Она стояла во все еще мокрой одежде, а ее пиджак подвесили к вантам на прищепки. Выглядело смешно. — Шакки ждет тебя выпить, — сказал он.              — Я забегу, — сказала Зоуи. Старик оглядел корабль.              Условились на четыре дня в этой же роще. Выходило, у Зоуи четыре дня на то, чтобы найти журналиста по наводке Пейна и уговорить его на небольшой фейерверк в медиа. Гелиам пока займется деталями их побега, но это Зоуи уже не будет волновать. Ее роль на этом все. Дальше она будет только наблюдать и по возможности не вмешиваться, и пусть обернется, как обернется.                     В баре Пирей, высоко закатав рукава, щелкая зажигалкой в тонких цепких пальцах, журналист наклонился над столом и закурил сигарету. На смуглом лице отразилось наполнение сигаретным дымом, когда он закрыл глаза, задержал дыхание и спрятал элегантную зажигалку в карман пиджака. Выпустил дым свозь зубы, сразу стряхнул пепел в хрусталь, стоящий перед ним на столе, откинулся на спинку. Борта пиджака открыли рубашку — расстегнутую до третьей пуговицы. Морщины в уголках глаз, поднявшихся, чтобы рассмотреть собеседницу, сузились. В тени под шляпой радужки казались совсем темными, но, когда журналист еще не строил из себя загадочность и не укрывался шляпой, на игре света его глаза отдавали янтарным — светло карим, приятный цветом, подсвечивающим его смуглое выразительное лицо.              Зоуи разглядывала его в таких деталях, только потому что и он ее разглядывал. И потому что молчал с напускной таинственностью. Сошло бы за хорошую игру, если бы не было в его внешнем виде столько деталей, выдающих ординарность его положения. На руках — следы чернил. Должно быть, от печатной машинки. Ручка торчит из кармана. На одной пуговице отличается цвет нитки. Журналист не всегда знает, куда деть руки, вот и курит третью сигарету подряд. Не может понять ее намерений — вот и молчит.              А еще немного боится места, в котором находится, озирается время от времени, особенно на взрывы смеха и взмахи дверей. Зона беззакония его кормит в той мере, в какой предлагает ему материал, но все же угрожает его жизни, угрожает лишить его возможности вернуться к семье вечером, угрожает отнять его дорогой фотоаппарат, который он даже не кладет на стол. Поэтому сидящая перед ним ровно и неподвижно, как мраморная, женщина его немного выводит из себя.              Для Зоуи зона беззакония такое же опасное место, как и для него. Она не владеет оружием, не дерется врукопашную, не состоит в известной пиратской команде, не носит плаща справедливость. Ее могут здесь грохнуть так же легко и непринужденно, как и его. Но что она, об этом будет ему рассказывать? Нет, жалость, особенно к себе, — это плохой старт для разговора.              Она покачала головой своим мыслям, качнулась на стуле, щелкнула пальцами, вскинув руку вверх. Бармен показал ей ладонь. Увидел, просит подождать. Какие любезные люди.              За барной стойкой стоял человек, известный ей с вечера, когда она заходила сюда эффектно расплатиться за Эйса. Последний, кстати, потом рассчитался с ней за все ее расходы, правда в конце концов она все равно потеряла всю наличку после погрома в гостинице. И текилу, кстати. Так или иначе, бармен и шеф-повар ее узнали, и первый наливал за счет заведения, и когда она только вошла в бар, дал понять, что Эйс сюда еще захаживал. Они перекинулись несколькими словами: он попросил прощения за своего брата, что работал шефом на кухне. Бару Пирей было никак не больше двух лет, и, по словам бармена и владельца, дело это было у них с братом не в крови. Они явились на Сабаоди из нужды исключительно. Шеф-повар по имени Алес, стоявший в тот день у входа с капитаном Астером, увидев ее, когда вышел из кухни на минутку закурить, побелел, как тесто для лепешек. Зоуи передала привет от капитана Дозора. Он убрался на кухню.              Бармен принес два стакана виски на стол. Зоуи забрала оба, улыбнулась ослепительно. Наливали здесь очень приличные напитки. Ломать комедию всегда немного смешно и придает сил. Тем более такую невинную комедию, как сегодня. Не надо ни корабля угонять, ни врать в лицо пирату, ни мириться с еще одним днем пыток, ни готовить план побега. Корабль у Рейли, пираты в тюрьме, чародея Гелиама Фору она вообще два дня не видела, с тех пор как они закончили общие дела. В сущности, все, что ее теперь свяжет с пиратами Пейна, это забрать корабль у Рейли, проследить, чтобы они рассчитались, и прибрать к рукам свои законные сто рублей в порядке комиссии. А потом она будет еще дня четыре ждать, пока прибудет Марко, отдаст ему должок, а потом отправится в Арабасту, наконец. Посмотреть бы на его лицо вытянутое, когда, сюрприз-сюрприз, ему не придется спасать ее шкуру.              Капитан Астер не сильно поднял тревогу в связи с угоном корабля, кстати. Иначе бы не сидела она с журналистом, открыв лицо, не тянула бы неплохой виски и насмехалась бы беззлобно над человеком перед ней. Меж тем, следовало бы уже начать разговор.              — Как нынче дела у свободной журналистики? — спросила она светски из-за стакана. — Хотите выпьем за ваши нетленные манифесты?              Журналист потушил бычок в хрусталь. Был, конечно, свой приторный оксюморон в том, что в таком богом забытом месте стояли хрустальные пепельницы.              — А вы, собственно, кто? — спросил он. Зоуи улыбнулась. Голос у него был приятный, подумала. Низкий, приятный и на вкус как мягкий сыр.              — Я-то? Никто. — Журналист поднял на нее взгляд из-под шляпы. Зоуи тоже бы так могла, если бы не выкинула свою шляпу в первую урну, как выбралась с базы Сайфер пол, четыре дня тому назад. — Ладно, боитесь подвоха? Тогда я сразу все вам расскажу. Мне нужно одолжение в форме очень подробного, злобного и бескомпромиссного гражданского гнева по поводу побега одного пирата из лап правосудия, которое произойдет на днях. На передовой, ровно на той странице, где была статья о новичках и Белоусе.              Определенный эффект ход конем возымел. Прежде всего, журналист выпил виски — это был успех, как на взгляд Зоуи. Еще раз пропустил в голове то, что она сказала, сопоставил факты.              — Я не решаю, что будет на передовой, — сказал он.              — Ну ваш редактор должен решать. Хороший редактор хочет чего — чтобы был бестселлер. Он будет искать сенсацию. Ну вот и пожалуйста. А статья про Белоуса ваша, кстати, или нет?              — Моя.              — Поздравляю, у вас есть мозги, — сказала Зоуи и откинулась на спинку стула.              — Мозги-то есть, только в тот раз такую статью не пропустили, — он указал пальцем вверх жестом, как будто говорил про Небесный остров. Зоуи улыбнулась. — Редактор это тоже не решает.              — Ну вот мы и подобрались к главному вопросу для начала вечера. Как там дела у свободной журналистики? — спросила она и подняла стакан. Журналист, наконец, почувствовал себя достаточно в безопасности, поднял свой, они чокнулись, глотнули оба.              — Так что там? — Зоуи подняла на журналиста вопросительный взгляд. — Что за побег?              — Я не могу рассказать подробности, но скажу вот что. Этих новичков ваших посылает, как говорит Пейн, один местный сумасшедший. Отлавливает новичков на Сабаоди, замаривает до полусмерти, и дает выбор — умереть с честью в битве с неравным противником, запирая команду Белоуса в Новом мире, или бесславно отправиться на эшафот. Дозор в это втянут, поэтому, кстати, они ничего не смогли сделать с Белоусом. Чтобы этого героя вернули на место, нужна публичность и вмешательство Штаб-квартиры. Для этого нужна чья-то журналистская воля. А когда побег произойдет и статья выйдет, учреждению, что не дало вам ходу с предыдущей статьей, будет не до преследования газетенок. Они будут методично снимать головы участников операции.              Журналист смотрел на нее круглыми глазами, приподняв шляпу. Загадочность его уже мешала ему обрабатывать реальность. Он снял шляпу.              — А вы это откуда знаете?              — Я это организую, — сказала Зоуи.              — Я за такие статьи потеряю работу.              — Потеряете — я найду вам новую. Главное, после того, как тираж уже будет не отозвать, — сказала она. — Но если редактор ваш не идиот, он вам за скандал спасибо скажет. Но если идиот, то найдите меня как-нибудь. Я буду в Арабасте.              Зоуи вышла из бара чуть-чуть за полночь. Прохладная ночь вдохнула жизни в слегка опьяневшую голову. Черт возьми, как же она скучала по этому чувству. Только бы добраться до постели и поспать с постельным бельем. Тогда на следующий день разобраться с кораблем Пейна — и свобода. Она поживет мирной жизнью. Устроит себе небольшой отпуск. Наведается в спа.              Весь этот мир — для нее.              Прошибает ощущением одиночества. Таким солодовым, терпким чувством, остающимся налетом на языке и кислотой на губах, когда ворочаешься пьяной в постели без сна и без сил.              После таких ночей просыпаешься, как из черного омута с половинчатым самосознанием, готовым в любой момент расстелиться по простыне беспомощно. Что ж, у нее было на это время, а кроме того следующая ночь снова обещала быть бессонной, поэтому потратив световой день на чистую постель в тихом месте, когда начало темнеть, Зоуи собралась, в зеркало одела себя в свой агентский прикид с выстиранной и выглаженной местной милой прачкой рубашкой и двинулась к родным уже просторам зоны беззакония.              Заскочила к Шакки, та предложила бренди по сносной цене, но Зоуи подняла на нее взгляд человека с похмельем, и она молча поставила перед ней стакан минералки.              — За счет заведения, детка, — сказала она и закурила, пока в вечере в Обдираловке выдалась спокойная минута. Зоуи усмехнулась. — Друг твой заходил. Оставил плату. Там и твои деньги.              — Я заберу позже, — сказала она.              Холодный стакан прижать к виску, посидеть двадцать минут с неподражаемо умной женщиной, перекинуться женскими наблюдениями, пока они обе не пойдут делать неженские дела. Шакки вышвырнет из бара какого-то пройдоху. Зоуи отправится к морю посредничать в сдаче покрытого корабля клиенту.              Пиратский бриг стоял в тихой заводи под девятнадцатой рощей. Даже правильнее сказать не стоял, а еще только подходил, почти незаметно дрейфовал, замирая на рейде. Рейли только-только убрал парус. Зоуи даже думать не хотела как он один управляется с оснасткой.              На высоком берегу было безлюдно. Ясная светлая ночь подсвечивала серебром собранные в мыльных пузырях паруса. Наконец, и сам Рейли показался на носу судна, поглядел, как далеко он от берега, увидел Зуои и, не заморачиваясь и закинув на плечо внушительный рюкзак инструментов, одним рывком оказался рядом с ней. Его плащ всколыхнулся и снасти для покрытия громыхнули в рюкзаке.              — Ну, принимайте работу, — сказал он. Зоуи стояла одна, она принимать работу не могла, поэтому она проследила за взглядом мастера. Он глядел ей за спину, она обернулась. Из темноты ночи материализовался силуэт Гелиама Форы. Он махнул Зоуи рукой. — Знаете, как обращаться с покрытым кораблем? — спросил Рейли у пирата.              Они прошлись по золотым правилам делать хорошо и плохо не делать, тогда Гелиам сказал, что он уже оставил деньги в тринадцатой роще под строгим присмотром то ли возлюбленной, то ли жены Рейли. Зоуи подтвердила, мол, своими глазами видела.              — Значит, дело сделано, — сказал Рейли. — Попутного ветра. Бескровного побега, — он поглядел на пирата, потом смерил изучающим взглядом из-под очков Зоуи.              — Спасибо, я думаю, — отозвался Гелиам, не сводя взгляда с корабля. Он был впечатлен, похоже. Зоуи на осмоленные корабли уже насмотрелась, но вот нехорошие взгляды бывшего старпома Короля пиратов тревожили. Он надевал на плечи свою тяжелую поклажу и выправлял съехавший эполет плаща. Обратился к ней, прежде чем потихоньку двинуться к тринадцатой роще.              — Что там слышно по новой эпохе, говоришь? — Зоуи вскинула брови.              — Грядет, — сказала она уклончиво.              — Грядет, — повторил Рейли. Что он хотел считать в ее лице или взгляде, не считывалось, похоже. Старик глядел на нее, сузив глаза. — Я уже думал, что я ее не застану. А вот как интересно, — он достал из кармана фляжку, глотнул своего пойла, улыбнулся с усмешкой. — Ну посмотрим. Бывайте, — и он, шлепая сандалиями, пошел вглубь архипелага.              Зоуи почувствовала, как Гелиам шагнул к ней сзади, чтобы вместе с ней смотреть в спину мастеру.              — Как странный дедок, — сказал он.              — Нет, почему? Обычный дедок, — сказала Зоуи. — Алкоголик, игроман, человек, который выиграл все свои битвы, и все же не получил от жизни ничего кроме несвоевременных знаний. На него может быть забавно смотреть со стороны, когда он может вскользь показать, чему его обучили его победы, но, если подумать, ничего особенно светлого в этом нет.              — Соболезную, — отчего-то сказал Гелиам.              Зоуи поджала губы. Собственно, и Шакки говорила, что он проматывает деньги со скуки. Продает и выкупает себя ради разнообразия. Не совсем тот всемогущий и неунывающий седой полубог, которого привыкаешь видеть в черно-белых выразительных фреймах. На деле — глубоко раненный человек. Может, Луффи вернет в его жизнь надежду. Мугивара ее много кому вернет.              — Мы отплываем завтра ночью, — сказал пират. Зоуи махнула рукой.              — Если честно, даже знать не хочу. Моя роль на этом все, надеюсь, мы больше никогда не увидимся, — сказала она, и хотя прозвучать могло грубо, этот сценарий будет значить, что она была права, а пираты удачно сбежали.              — Ты здорово помогла.              — Вы недешево заплатили.              Тогда Гелиам отправился на корабль снимать оттуда охотно влившихся в пиратскую жизнь дозорных, а Зоуи отправилась в рощи поприличнее коротать несколько дней до прибытия Белоусов в покое. Немного трепетное ощущение, как когда в шахматах делаешь 12 шагов вперед, а потом смотришь только, безусловна ли оказалась стратегия игры относительно ходов компьютера. С той разницей, что компьютер мог все еще поставить тебе мат на четвертом ходу, а тут Зоуи старательно умыла руки, чтобы больше нигде не отсвечивать. Первым ходом наперед убрала короля с доски, пока никто не заметил: больше не встречаться с журналистом — пусть будет в нужном месте в нужное время, пусть свяжется с капитаном Астером, пусть сам внушит благоразумие своему редактору. Не участвовать в планировании и осуществлении побега, не соваться на базу Сайфер пол 8, не ходить мимо. Дождаться Марко, где условились, чтобы он засвидетельствовал, что ей ничего не угрожает, и убраться отсюда в лоно Гранд лайна, где нет таких ужасных вещей как Сафер пол и стомиллионные головы.              План надежный, как швейцарские часы.                     Диа Нея была единственным человеком, кому он бы позволил себе указывать. Велеть ему замолчать. Останавливать его. Сдерживать. Подначивать. Повышать на него голос. Он бы позволил. Но она этого не делала. Она с самого начала встала на его сторону. Еще когда на безымянном острове в Норт блю склонилась перед узким окошком в его камеру, едва-едва выходившим на улицу, так, что ее волосы расстелились по земле.              Никто не представляет себе, что такое вечера в одиночной камере.              Никто не представляет себе, как сорок минут разговора украдкой, прилипнув к решетке, делают эти вечера не такими невыносимыми.              Он протягивает ей руки через решетки, чтобы она, мягко расчертив пальцами ладонь, объясняла, как подвижностью кисти выбраться из наручников. Он говорил, что это невозможно, тогда она нашла наручники и продемонстрировала.              Ты влюбляешься в эти сорок минут. И больше не можешь выпустить их головы.              Бесчисленные планы побега, сотни рассчитанных ради развлечения исходов, ее первая проступающая на ядовитом лице тревога, когда она понимает, что его побег безнадежен. Его первая бессонная ночь, когда она увидел глубину отчаяния на ее лице.              Дни до казни капают.              Она перестает приходить. Говорить о неизбежном ей тяжело, и Пейну это ясно. Он ее не винит.              Она помогла ему скоротать эти невыносимые недели в заточении в полуподвале.              В последний день перед казнью перед окошком появляется сундук. В сундуке — плод.              Диа, конечно, не могла достать фрукт — она всего лишь медсестра и фармацевт, она ученая, слегка пришибленная иррациональной привязанностью к заключенному в подвале лаборатории. Но раз фрукт здесь, не поставить на кон жизнь будет кощунством. Тем более и проигрывать-то уже особенно нечего.              И когда Пейн сворачивает себе оба запястья, просто сдергивая с себя наручники, ему не больно. Тело переломано и перестреляно, но слушается. И он выбирается. Чуть не погибает в снегу от повреждений. Просыпается в морге.              Диа Нея ставит печати на его бумаги о смерти и на свои бумаги об увольнении. Пейн клянется себе больше никогда не возвращаться на Норт блю. Диа клянется не дать ему умереть в море, даже если он не может чувствовать боли.              Три года — и вот они снова в тюрьме.              Диа сняла с себя наручники на вторые сутки. На третьи Гелиам прикинул, как им сбежать. На шестые они подменили Гелиама, благо, тот был как всегда в балахоне. И эта мисс Гласс взялась из ниоткуда. Пейн не верил, что она выберется живой, а она выбралась живой и еще вернулась с сомнительными планами на то, чтобы использовать их жизни как залог для своих мутных замыслов.              Через четыре дня резко увеличилось число охраны в паноптикуме. Салазар устроил разгромный допрос по поводу угона их корабля. Присутствовал при этом еще дозорный с безразличным видом успокаивавший секретную службу, что корабль украли пираты с наградой меньше десяти миллионов — бомжи местного разлива, что покроют корабль у мошенника и их обломки найдут через неделю. И гнев Салазара постепенно остудился, хотя охрану он увеличил и еще здорово обругал Дозор, чтобы отправляли корабль на Штаб-квартиру, но капитан был неумолим. Судно через неделю. Строго по расписанию — в тот день, который указала двуличная мисс Гласс.              Что безразличие капитана Дозора было щедро приправлено планами этой вертихвостки, Пейн не сомневался, и допросы эти открыли ему глаза, что и сам он и его команда угодили в калейдоскоп ее сомнительных марионеточных игр. Она явилась к нему, уже когда съездила по ушам Дозору и когда Гелиам понял ее мотив. Она ввязала их в эту игру, и Пейну не нравилось быть здесь заложником.              Если ее игра пойдет не по плану, она не пострадает. Умно. Но одного не учла: дурные предчувствия Пейна обычно не были обманчивы, и если планы ее нарушатся и пострадает кто-то из его команды, он это на ней все отразит. Своими руками.              Салазар велел уводить их по камерам, а агентов своих собрал у себя.              Тем же вечером, когда в Паноптикуме погасили свет и приглушенные разговоры агентов на уровнях, тихой поступью перед камерой материализовался силуэт агента Лона Лития.              — Значит, думаете, что сможете бежать? — Его голос отразился от круглых стен Паноптикума утробным гулом. Пейн вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть его черты.              — Нет, — ответил ему Пейн. — Это вряд ли.              Агент покачал головой.              — Салазар — идиот, но таков удел настоящих агентов — служить под началом идиотов, — произнес он фаталистически, довольно в самовлюбленной манере. Пейн на это ничего отвечать не стал: агент здесь чтобы что-то рассказать, а не чтобы что-то узнать. — Но она вас сдаст. Она много знает, и знания ее защищают, но только когда она может обменять их на жизнь. И когда вы сбежите — бегите быстро, потому что когда я припру ее к стенке, она снова предпочтет свою шкуру сохранности чужих секретов.              — Что значит снова? — спросил Пейн. Лон соскалился. Зубы у него белые, поэтому как он плывет в улыбке надменной, видать даже в темноте. Что он говорил, нужно напополам делить.              — Дозору она все выложила. Про побег. Про то, зачем она в это вмешалась. Месяц назад она слила сеть на Соросе Дозору. Неудачный союзник. Лгунья. Информатор. Подсадная утка. Следует знать таких людей в лицо, прежде чем с ними связываться.              Лон бросил взгляд на камеру Дии, различил в темноте, что она просто сидит, задрав руки, хотя оковы стальные висят так просто. Ничего не сказал на этот счет, закурил, оправил штаны и спустился по лестнице к выходу из тюрьмы.              Началось затишье. Опасное затишье продолжительностью в трое суток, в котором Диа однажды соблазнила одного из тех, что с ружьем бродили по Паноптикуму по приказу Салазара. Он подошел к ее камере, прикрикнул, чтобы она не распускала язык и не болтала, но Диа уже устраивала ему терапию галюциногенами. Старшие агенты заняты несчастным по имени Никель, чья награда за голову перевалила за восемьдесят миллионов. Выходило, что в день, когда Гелиам влезет в тюрьму, чтобы их вывести, они будут торчать все внизу по распоряжению своего господина третируя другую цель.              Пейн сложил картинку в голове. Лон Литий дал ему понять: неспособность Салазара последовательно управлять базой не означала, что его выученные разнюхивать и убивать на месте гончие псы не вцепятся им в глотки.              Но он готов был рискнуть.              Не прошло и двух ночей, как в патруле вместо одного из трех агентов фигура, непривычно широкая в плечах, оттого что скрывала под пиджаком балахон и прятала под широкими полями кожаные очки, отстала от своих коллег и раскрутила на пальце ключи от камеры.              Приподняла шляпу в знак приветствия и протянула связку ключей Дие, что возникла перед самой решеткой из глубины полумрака камеры. За ней в темноте и силуэт Пейна показался Гелиаму.              — Корабль готов? — просил Пейн. Диа провернула в замочной скважине ключ так нежно, что даже не раздалось щелчка, только заскрипели петли, когда решетка нехотя отворилась.              — Готов, — ответил Гелиам.              — Нормально покрыт?              — Безупречно, — одобрительно покачал Гелиам головой. Агенты шли мимо них обратно, не поднимая головы, не обращая внимания, что решетки распахнулись. Диа принялась за решетку Нэпа и Росо, которым было до такой степени до фени, что они оба спали чуть не в обнимку. В углу дальней камеры еще два тела тихо переговаривались на счет побега. — На базе почти никого. Литий в городе, ищет команду Никеля, а сам он под присмотром Сиборга торчит в нижней камере — там, где сидела Гласс.              Пейн размял затекшие плечи. Нэп, стрелок, вышел к ним, у агента, глядящего из-под шляпы безразличным взглядом, что шли уже третий круг, забрал ружье, приметился к мушке.              — Пора линять, раз корабль готов, — сказал Нэп. Пейн глядел, как с той стороны паноптикума к ним идет оставшаяся часть команды, растирая бока.              — Это вряд ли, — сказал Пейн. Диа собрала волосы на макушке. Команда навострила уши. Пейн обвел их взглядом: по всем эта отсидка ударила, по кому-то, вроде Нэпа, серьезнее, потому что он оказался здесь раньше, но Пейн сделал все, чтобы это не сводило их с ума. Теперь они слушают его команду: если капитан говорит, что им не на корабль, значит, у него есть на то причины. И Пейн своих причин никогда не скрывал и не будет скрывать от команды. — На корабле может быть опасно. Если его еще не нашли, то не найдут и в ближайшее время, а если нашли, что я хочу узнать об этом от женщины, которая этому поспособствовала.              — Все намерен донимать женщину, что тебя отсюда вытащила? — спросила Диа. Улыбчивый ее голос, когда она говорит с ним, все же наполнен ее кислотной иронией с привкусом медикаментов, что она хранит в потайных карманах.              — Намерен.              — Будь по-твоему, капитан.              — Что еще? — Пейн не сомневается, она уступает только когда хочет разменять свое согласие на его согласие.              — Освободим Никеля, — говорит она. Пейн мог бы сказать, что это безумие и что он на это не подписывался, но прежде Диа начинает загибать пальцы. — Во-первых, Гласс права, что побег вызовет то, что подонков вышвырнут отсюда, это будет неплохо. Во-вторых, больше целей для преследования — к нам на хвост сядет меньше людей. В-третьих, он останется тебе глубоко должен, в Новом мире лучше иметь должников.              — И то верно, — вставляет Росо по прозвищу Лист.              — В подземной тюрьме Сиборг — злобный пес, — припоминает Гелиам. — Говорят, он фруктовик, а на базе нет кайросеков, — он кивает на кандалы, что удерживали их с командой.              — Кайросеки есть, они в кабинете Салазара, — отвечает Диа. Команда оглядывает ее с удивлением. — Вы вообще слушали, что вам говорили, когда договаривались с Гласс? Она же столько умных мыслей выложила.              Пейн смотрел, как команда пустилась обсуждать, как сделать то, что еще не было решено. Хмыкнул. Экипаж обернулся на него. Диа вскинула брови: ожидает распоряжения, она знает, что разговор пойдет в терминах не «если», а «как».              — Тогда ты этим и займешься. Не задерживайся и, если сможешь, не вступай в бой. Мы отправимся на архипелаг, она наверняка торчит в зоне беззакония.              — Надеюсь для того, чтобы затащить ее в команду, — рассмеялась Диа. Пейн неопределенно покачал головой. У него другие планы на этот разговор, конечно.              — Уходим, — сказал Пейн. Гелиам с готовностью подозвал агентов, что нарезали уже пятый круг по паноптикуму. Пейн указал на Дию. — Найдемся у Гласс.              Они долго смотрели друг на друга.              — Идет, — улыбнулась она.              Агенты провели их мимо стражи с полной реставрацией внешнего вида конвоя. Ни Пейн, ни Гелиам были ей не помощник с кайросеками, поэтому они разделились в холле, где Диа проскользнула на лестницу, ведущую к кабинету начальника Сайфер пол. Неп вывел из строя ден-ден муши меткими выстрелами. В центре наблюдения, куда прежде наведался Гелиам, сообщить о пропаже связи было некому. Поднятие тревоги стояло на волоске и зависело теперь то того, столкнется ли с кем-то Диа наверху. Шагнула минута. Потом вторая.              И коридор наполнился звуком тревоги.              — Она специально, как думаешь? — спросил Гелиам. Пейн пожал плечами.              Диа показалась в холле через минуту.              — Уходите. Я знаю, что делаю. Гласс просила зрелище, я ей его устрою, — улыбнулась она. Пейн глядел в ее глаза игривые. У нее на запястьях — кайросеки, захлопнутые, как наручники, но неплотно — она из них выберется запросто.              У нее все было под контролем. Против его девяносто девяти миллионов ее нешуточные девяносто восемь не уступали нисколько.              Пейн махнул своим рукой. Гелиам шмыгнул в двери. Лист проскользнул в окно, толпа в холле рассосалась так быстро, что когда распахнулись тяжелые двери, ведущие в подземную тюрьму, агенты вывалили кто куда. Диа, поглубже надев пиджак и шляпу, что стащила у одного из безголовых охранничков командирского кабинетика, прошла поперек потоку вниз — туда, где на самом дне, по словам Гелиама была команда Никеля и еще какой-то слюнявый пес, который измучил ее и Гласс и еще их команду и должен поплатиться за это — публично, раз уж у них есть шанс сделать себе имя. Во второй раз.              Она сошла вниз по неровным ступеням в холодный полумрак подземелья. Спертый влажный воздух отдал каменной сыростью и копчением факелов. Агентов осталось полтора человека. Диа вытащила нож из-за пояса. Холодная рукоять оттянула руку, она издалека приметила агента с ключами на поясе, тот заметил ее, что она идет против потока. Она перехватила кинжал, и когда он окликнул ее, она ухватила его за воротник, ударила затылком о держатель факела и сдернула с веревки на поясе связку.              Агент еще был в сознании, когда она открыла ближайшую камеру и втащила его в дальний неосвещенный угол. Здесь же услышала из глубины подземелья тяжелые шаги нескольких человек. Голоса грубые, тяжелые.              Голос Сиборга она узнает — тот шел в сопровождении агентов, ругался на своих мальчиков и грузно переступал ступени. Вот и славно. Сейчас он выйдет, она вытащит Никеля. Он не успеет сообразить, что его водят за нос, водят по базе петлями. Они прошли вверх по лестнице мимо нее, не заметив в растворяющем силуэте мраке.              Она вышла из камеры, заперла решетку с агентом, спустилась вприпрыжку ниже. На этом уровне камер было немного, темные комнаты для допроса, грубые камни стен. Между прочим, комната с лабораторным оборудованием. Можно было бы заглянуть, но счет на минуты не давал возможности глядеть по сторонам. Позже. Она спустилась еще вниз. Входило, что Никель и команда где-то здесь.              Камеры пустовали одна за другой, невостребованные вялотекущими арестами Салазара. Наконец, она увидела его в освещенное оранжевым факелом комнате. Да, Никель, пират с листовки, на себя не был похож. Закован так грубо, что с кровавого следа на запястье капает. Кожаный плащ разорван. Волосы спутаны. Но взгляд на нее он поднял.              — Погляди-ка, чья подруга, — улыбнулся он. Криво, улыбки такие тревожили кровоподтеки у него на лице. Диа ударила основанием ладони замок, чтобы встал удобнее для ключа, отперла решетку.              — Погляди-ка, кто чуть не при смерти.              — Царапина, — шипит Никель.              Что она ходит в кандалах, его не очень волновало. Он все смотрел на связку ключей, что она крутила на пальцах. Она подошла к стенке, развернула его кандалы, чтобы разглядеть замочную скважину. И сразу увидела — ключа у нее нет, эти — только от решеток. Она развернула его кисть ребром: успех освобождения от кандалов без открытия замка зависел от того, насколько туго их закрепили. Поэтому при заточении всегда важно сделать так, чтобы кандалами не пережимали руку — развернуть сустав, чтобы был шире. Тогда будет можно, не свернув сустава, гибкостью снять любой наручник. Проблемнее — кандалы на ногах, но здесь таких не было. Команду Пейна она этой гигиене научила. А вот Никель — идиот.              В коридорах раздался шум: на верхних уровнях — возня. Диа оглянулась на лестницу, поглядела на Никеля.              — Тебе некуда бежать! — загремело эхом сверху тяжелым, грубым голосом агента Сайфер пол. Гнев его страшен, но еще не спешит спускаться, мерно отсчитывает каблуками ступени. Диа слышит каждый шаг. А еще он думает, что команда здесь в полном составе. Что ж, не получилось выбраться вовремя из-за этих ключей идиотских. Ладно.              — Это Сиборг, и выход у тебя один, — сказала она Никелю.              Вернулась в коридор, потушила факелы, достала из нагрудного кармана порошок, засыпала его себе в рот. Непроглядный мрак обрел очертания через минуту, как порошок кисловато впитался в губы. Понял Никель ее правильно: она увидела, как в темноте его лицо искажается страхом.              — Нет, подруга, я лучше сдохну, не трожь меня.              Да, она его вытащит, и на вакантное место посадит этого брызжущего слюной пса Правительства.              — Подругу в борделе найдешь, — улыбнулась Диа, опустившись перед Никелем на колени. Факел не остыл, но масло уже не обжигает. Растекается по запястью и по черному металлу. Никель смотрит на нее глазами бешеными. Как и различает ее в полной темноте. — Сожми ладонь. Будет больно. — И не дожидаясь, пока Никель очухается, она сдергивает кандалы с обеих его рук.              Его крик наполняет всю тюрьму, отражается от стен. Диа заливается в смехе, оттаскивает пирата в сторону. Ее звонкий смех поднимается вверх по лестницам и низким проходам вслед за его воплями, студит кровь агентов, что на цыпочках идут вслед за своим старшим. Никель берет себя в руки, дышит болезненно, плохо ориентируется в темноте, но нащупав спиной стенку, пытается бороться с болью одновременно двух поврежденных суставов.              — Ты сумасшедшая, — шипит он. Негромко, держит себя в руках, видит, что она готовится к драке. Или не видит — но чувствует. Диа качает головой, мажет кинжал в масле.              — Не благодари, — отвечает она полушепотом. Прижимается к стенке, придерживая цепи кайросеков у себя на запястье, чтобы не выдали ее местоположения меж путаных темниц.              Тяжелые шаги приближаются, замедляются и, наконец, останавливаются.              Диа подняла взгляд на пролет: наверху лестницы, пихнув факел в руку мальчишке, агент Сиборг был в ярости и смотрел в непроглядную тьму нижнего уровня.