Делец

Тяни — ты все равно меня не вытянешь

      Насвистывая мелодию из бара, в котором их с Пейном расписал какой-то офицер три года тому назад, Диа волокла тело агента Сиборга в камеру. Кайросеки на его запястьях гремели цепями с эхом. Цепь кандалов она подвесила на скобу, поднялась на второй уровень, где в комнате с инструментами обнаружила кувалду, еще когда спускалась, вернулась к Сиборгу.              — Убить его хочешь? — спросил Никель.              — Он и так умрет, наверное, — ответила Диа, беря кувалду покрепче. Надо было вбить скобу, чтобы даже если громила решит голой силой вырваться, получилось у него плохо. Она с сильного замаха забила скобу почти к самой стенке. Бросила в угол чуть не перевесивший ее инструмент. — Если его не найдут, конечно, — добавила она, подошла к телу и вытащила свой кинжал из глубокой колотой раны. По старой медицинской привычке тут же зажала рану ладонью.              — Лучше добей.              С рациональностью заключения Никеля Диа была согласна.              Сиборг, владевший фруктом шакала, с вытянувшейся в узкую морду пастью, в темноте рассчитывал на нюх как на преимущество. Диа чиркнула спичкой в сухой порошок, что разорвался по всему помещению, и чуткое собачье обоняние стало слабой стороной агента. Подпалила ему плащ, загнала в угол, скрываясь в тенях, позволила заметить себя возле решетки, увернулась от когтей и захлопнула на толстом запястье агента кайросек.              Обращение зоана — это процесс, он занимает время. Спровоцированный морским минералом, он вывел Сиборга из битвы, тогда Диа насадила агента на кинжал. Он завопил, зарычал, стал бить наотмашь, вслепую, тогда Никель вырубил его ударом в висок.              Сиборгу не повезло попасть в такую ситуацию, где у нее было стократное преимущество. Он поплатится за это жизнью.              — Я врач, я не убиваю людей, — сказала Диа. Никель покачал головой, как будто она его приказа ослушалась. Она заперла решетку.              Через двадцать минут они разошлись в городе в разные стороны улицы. База стояла на ушах, все не могли выключить звук тревоги, и агенты в отсутствии командования даже не заметили, как двое посторонних вышли через главный вход.              А еще откуда-то с крыши сверкнула фотовспышка.              Зоуи проснулась от того, что в окно стучали. В тонкое, отливающее голубым, как море над рифом, стекло настойчиво бился клюв птицы-разносчика газет. Зоуи готова была игнорировать любое хлюпанье, хлопание и стук во имя утреннего сладкого, как кленовый сироп, сна, но не ряженого в кепку альбатроса из службы доставки прессы. Она вылезла из-под одеяла, распахнула окно, альбатрос заскочил на раму, обменял газету на купюру и улетел в город. Зоуи развернула газету.              На первой полосе красовалась широкоформатная фотография тревоги на базе Сайфер пол. Заголовок сообщал о побеге из подведомственного правительству учреждения и призывал к наказанию за вопиющую безответственность и препятствию правосудию. От заголовка разило редактурой от капитана Астера, но на стул Зоуи присела не от этого. Вдоль правого края газеты были составлены в колонку миниатюры листовок команды Пейна. Помимо награды в 99 миллионов белли за капитана, 98 давали за его отравительницу с хорошим вкусом, 97 — за обходительного Гелиама и 95 за стрелка, которого звали Нэп Ентес, еще за троих давали в районе шестидесяти. Забавно, обычно капитанская награда кратно превышает награды членов, а вообще говоря, те чаще ходят вообще без наград. А тут выходило, что взять всю команду означало срубить чуть не миллиард. Понятно, почему из целей Салазар ставил на Пейна.              Зоуи опустила газету на стол, пробежала глазами по статье. Надо отдать журналюге должное, это был целый эдиториал с подробностями, которые Зоуи сама не знала о побеге. Похоже, журналист наблюдал сам. Возможно, капитан Астер добавил. Какой ценой обошлось отредактировать и сверстать статью к утреннему выпуску, что альбатрос принес ровно в девять, можно было догадаться. Редакция не спала всю ночь.              Если подводить итог, выходило, что пираты Пейна сбежали успешно, корабль их покрыт и ждет их в девятнадцатой роще, статья вышла и должна спровоцировать разбирательство, и она все еще жива. Зоуи хмыкнула. Не грех такой день начать с шампанского. Благо, бутылочку она взяла еще вчера — не из лишней самоуверенности, разумеется.              Оставалось завтра показаться Марко в баре Шакки, и потом со свистом в Арабасту. Газетенку должен и Феникс получить.              Зоуи села на кухонный стул, развернула газету на второй лист, чтобы проглядеть и другие новости, помимо тех, которые она делала сама, сняла с бутылки обертку и с характерным хлопком стащила пробку.              Только вот наливать в узенький бокал не стала: в намытом до блеска стекле посуды отразился силуэт в темноте коридора, плечом подпиравший косяк. Зоуи выдохнула, поставила бутылку на стол, поднялась со стула, потому что когда стоишь, больше шансов сбежать, хотя успешной истории побега от этого человека у нее было, только с оговоркой, когда он сам ей позволил сбежать.              Кстати, можно было бы и разузнать, почему, раз уж он сам пришел.              Она обернулась к коридору, поглядела на Лона Лития.              — С такими рефлексами тебя должны были убить еще в самом начале Гранд лайн, — сказал он, вошел в кухню. В коридоре он, конечно, драматично стоял.              — Я по жизни не на рефлексы полагаюсь. На мозги, в основном, — сказала она.              — С такими мозгами тебя должно было выследить Мировое правительство, — парировал Лон. Встал перед ней, и Зоуи отступила, развернув стул так, чтобы стоял между ними. — Бояться тебе нечего, ты все еще владеешь информацией, которая купит тебе жизнь и в этот раз.              Лон взял ее бутылку, налил ей шампанского и подал ей бокал. Зоуи взяла его за тонкую ножку, пока агент просматривал заголовок на первой полосе газеты, сложившейся от сквозняка. Смешно, выходило, агент просто вошел через двери. Зоуи заняла позицию активного слушателя. Не хотелось обронить лишнего перед человеком, который только что прямо сказал, что каждое ее слово может купить ей жизнь и подвесить на виселицу.              — Сайфер пол восемь ждет болезненная процедура обезглавливания, которую, если спросишь меня, нужно было провести уже давненько. Удачно, что появилась ты и сделала грязную работу. Мало кто будет препятствовать этому, — сказал он, указав на заголовок в газете. Смотрел на нее ждал реакции, но Зоуи только вскинула брови, чтобы он продолжил и объяснил, наконец, что еще он хочет знать.              Еще промелькнула мысль, что иметь своего человека в рядах Сайфер пола было бы невероятно полезно. Но это уже что-то из разряда фантастики.              — Но я все еще выполняю приказ — преследовать и при необходимости убить Пейна и всю его команду.              — У тебя это получится только если есть запасной готовый к погружению на остров Рыболюдей корабль и обученный навигации под водой капитан. Пейн и команда отправились туда, — сказала Зоуи. Очень надеялась, что это была правда, и Пейн и все его друзья уже погружаются где-то глубоко под манграми. Но Лон рассматривал ее, и по его лицу было ясно, что Пейн еще не отплыл. Откуда это было известно агенту, Зоуи не знала.              — Из какой рощи они отправляются? — прямо спросил он.              Зоуи покачала головой. Этого она сказать не могла, хотя, наверное, должна была, если собиралась жить. Лон ее не торопил, но смотрел как насквозь, прекрасно зная, что выбора-то у нее особенно нет.              В коридоре послышался шум.              Зоуи медленно перевела взгляд на проход к прихожей. Лон тоже обернулся. Хлопнула, закрываясь, дверь.              — Здорово ты это все придумала, конечно, Пейн бы такого не организовал, — донесся голос из коридора. Женский. Знакомый. — А как по мне, шавок правительственных нужно топить, не раздумывая, если умные люди предлагают, — объясняет Диа Нея и появляется в дверном проеме. Окидывает их обоих взглядом. — Чтобы им жизнь сказкой не казалась, сукам.              Выглядит это в ее глазах очень плохо: Зоуи в паре с агентом Сайфер пол пьет у нее на кухне шампанское.              Улыбающееся лицо Дии мрачнеет, холоднеет ее улыбка. Зоуи качает головой в стороны, не зная, есть ли смысл пускаться в объяснения. Треугольник просто отвратительный. Диа достает из ножен стилет.              — Моргни, если тебе ставят условия, которых ты не можешь выполнить, — произносит она.              Зоуи моргает, но не потому что успела сообразить, что она сказала, а потому что недоумение требует проморгаться. Диа перехватывает кинжал, подбросив его над собой.              Зоуи почувствовала, что сейчас рванет. Должно было произойти что-то очень плохое, и это что-то произошло немедленно: Диа бросилась с кинжалом на Лона, тот испарился, использовав технику быстрого передвижения. И все же кинжал пиратки рассек ему щеку. Они в нескольких рывках разнесли полкухни, что Зоуи забилась в угол, разбили стекло, и Зоуи почувствовала, как ее вытолкнули к оконной раме. Она вывалилась на балкон, и Диа появилась перед ней с окровавленным кинжалом.              — Найди капитана в городе, черт знает, почему они тебя все еще не нашли сами.              Зоуи покачала головой — как ей не хотелось в это вмешиваться, но позади Дии появилась фигура Лона.              — Я так не думаю, — сказал он глубоким, тяжелым голосом, и Диа столкнула ее с балкона, а сама чудом уклонилась от тяжелого удара, следом сбивающего балкон к чертовой матери на мостовую.              Ну или может не чудом — за голову пиратки давали почти сто миллионов, должно быть, она умеет за себя постоять. Только вот в тот раз Литий их всех загреб за решетку. Зоуи свалилась на навес, ее не завалило бетонной россыпью обвалившегося следом балкона, только потому что она сразу скатилась на землю и, зацепившись за каркас навеса, спрыгнула на мостовую.              С чего вообще Диа решила, что она сможет найти Пейна в городе, если он ее не нашел?              Зоуи шагала задом медленно, потому что голова отчаянно соображала, гоняла мысли как кобыл на ипподроме. Точно сузим поиск до зоны беззакония. Где там они торчали. На корабле? У Шакки. Там, где кантовался Гелиам. Или в баре.              В баре. Точно там. Зоуи еще поглядела на разбитое окно, откуда она вывалилась — второй этаж, как-никак, удивительно, как она стала достаточно привыкшей, чтобы теперь не разбить от таких падений голову. Еще какое-то стекло сыпалось и звуки хлопком и грохота доносились из дома, да так, что непривыкшие к шумихе прохожие улицы туристической зоны оборачивались. На нее тоже пялилось несколько пар глаз.              Она отступила, оглядела улицу, прикинула маршрутик, и пустилась в бег.              Как же она затрахалась бегать.              Зона беззакония в такой час еще не ожила, не проснулась. Была придавлена похмельем. Закрывала двери баров, что выставляли последних посетителей, чтобы открыться где-то к десяти вечера. Отдавала облачностью.              У дверей бара Пирей бармен разглядел ее, когда она только завершила вираж на улицу. Опустил сигарету. Когда Зоуи остановилась перед ним с разбега, он приоткрыл перед ней двери.              — За вами погоня?              — Я ищу Пейна.              — А он ищет вас, — сказал бармен. Бросил сигарету. — Они внутри, — едва бармен сказал это, как в высоком дверном проеме появилась знакомая Зоуи фигура — худая, в длинном плаще. За которой показались знакомые очки и еще торчащее к потолку ружье. И звякнул меч.              Пейн наступил на нее, и Зоуи бы отшатнулась, если бы отдышалась и стояла к этому времени прямо, он, уперев руки в коленки, она пыталась восстановить дыхание и не было у нее времени отступать перед человеком, которого прописала в союзниках. Но и дышать было некогда. Она просто человечески боялась, что если протянет минуту на то, чтобы Пейн выяснял с ней отношения, без разницы, с чего он решил их выяснять, произойдет то-то непоправимое. Она набрала в грудь побольше воздуха, выпрямилась, и посмотрев на Пейна, едва он открыл рот, покачала головой.              — Диа Нея дерется с Лоном Литием в зоне сорок два, и я не знаю, чем это кончится. Он настроен серьезно.              Были такие моменты, когда было нужно выдать всю правду, вне зависимости от твоих изначальных намерений. Пейн этот жест оценил, хотя в его взгляде на нее, как будто она уже предательница, не разглядела ничего хорошего. Он обернулся к Гелиаму.              — На корабль. Я вернусь с Дией. — Потом он снова смотрит на нее, и вот теперь Зоуи отступает. Глаза его темные, тени, залегшие под веком, лицо наполнившееся сухой, расчетливой серьезностью: страшно, блин. — Ты ему сказала, откуда отплывает корабль? — спросил он. Она почувствовала, как прямо сейчас Пейн решает, потащат ее на корабль пленником или свидетелем.              — Нет. Не сказала.              — Не успела?              Она как-то поклялась себе не лгать никогда, потому что раскрытая ложь дорого стоила.              — Не успела, — собравшись с волей, сказала она. Пейн ответа этого ожидал. Другому он бы просто не поверил. Кивнул на нее Гелиаму. И исчез в переулке.              Гелиам многозначительно посмотрел на нее через свой балахон. Откашлялся. Бармен тут откланялся и ушел в свое заведение. Зоуи обступила команда Пейна, видимо, в полном составе, вскинув на плечи сабли и пушки, мерила ее взглядами, в которых Зоуи видела очертания неприятностей, которые ее ждут.              Ощутимо засосало под ложечкой, когда вперед ступил Гелиам.              — Все на корабль. Дождемся капитана и госпожу квартирмейстера и отчаливаем, — сказал он, взял Зоуи под локоть — не грубо, но не оставляя ей пространства для решений. Впрочем, именно это избавило ее от косых взглядов команды. Ни капли не создало иллюзий насчет ее будущности, правда.              — И что теперь? — спросила она у пирата, когда они, слегка отстав от прочих, шли по узким переулкам. Гелиам обходительностью, конечно, отличался, но руку-то заламывал за спину. Зоуи старалась шагать с ним в ногу, чтобы из-за того что они качаются в разные стороны, плеча не выворачивало из сустава. Гелиам пожал плечами.              — Это как капитан скажет.              На корабль они поднялись к полудню. Пиратам надо было отдать должное, одна она не осталась ни на минуту. На неброско обставленном корабле темного, почти черного дерева, она изошла в тревожном брождении взад и вперед вдоль мостика. Гелиам предложил ей пообедать, но она отмахнулась. О каком обеде речь, когда она тут заложником, похоже. Или не заложником — отложенным на потом осужденным? Или в какой роли она здесь?              Что Диа дала ей сбежать — само по себе удивительно. На ее месте Зоуи бы посчитала себя предателем. Только бы Пейн поспел к ней. Хотя складывалось ощущение, что толку в этом никакого не будет. Литий уже однажды повязал всю команду разом. Так быстро, что Зоуи не успела даже дать деру. А тут вдруг.              Какой обед?              Умирать, как и спать, нужно на голодный желудок. И нет ничего более бесполезного, чем ждать и догонять.              Стемнело.              Мягкий смоляной шар давал сидеть на борту корабля, как на кресле. Сидеть на борту позволяло видеть фигуры, появляющиеся из-за наполовину обрушившихся в море стен на самом краю берега фигуры. Она услышала, как позади нее на корабле отчего-то началась суета, и команда, полдня игнорировавшая ее присутствия с учетом того, что она не компрометировала доверия жалкими попытками к бегству, вывалила на палубу.              На берегу показалась высокая фигура в черном плаще — узнаваемый силуэт Пейна, а Зоуи сзади придержал за плечо Гелиам.              — Отплываете? Давайте я как-нибудь сойду, что-то мне не улыбается оказаться на острове Рыболюдей, — сказала она, но Гелиам покачал головой.              — Капитан один, — сказал он, и его обычно мягкий, с уверенной вежливостью голос дал таким холодным металлическим гудением, что Зоуи стало не по себе. Пейн был на палубе через минуту, нехороший взгляд Зоуи почувствовала кожей.              — Я пошла?              — Не пошла. Остаешься, — сказал ей Пейн, посмотрел на Гелиама, кивнул на паруса. — Отплываем.              Гелиам вопросов задавать не стал, хотя вопросы у Зоуи были. Например, с хера ли отплывают, если должны погружаться. И команда принимается расправлять паруса вместо того, чтобы поднимать мыльный шар. Пейн, когда команда принялась за управление кораблем, подошел к Зоуи, на полпути бросил ей в руки кинжал в ножнах. На рукояти, в щелях тонкой резьбы по изящному футляру, на лезвии, если его вытащить хоть немного — густая, полусухая кровь.              Зоуи успела только это различить, прежде чем сухая рука с тонкими пальцами ухватила ее за воротник рубашки, подтянула к себе, перехватив под горло, впившись пальцами в шею над самыми ключицами, и Зоуи, едва не вскрикнув, почувствовала, как ударилась затылком о мачту.              Намеренья пирата ставить под сомнение не пришлось ни на секунду, только на короткое мгновенье, когда удар по голове стряхивает тебя в невесомость, одновременно заполнявшуюся удушьем от того, что ладонь Пейна сжалась крепче на ее горле.              Надо было прекращать, или она задохнется нахер.              Сжав двумя руками кинжал над рукой Пейна, она резко ударила им вниз, чтобы металлические ножны съездили по суставу.              Хватку Пейн ослабил, но сил она не рассчитала — переоценила свою устойчивость к кислородному голоду, и когда получилось вдохнуть полной грудью, ноги отказались встать ровно, и она съехала вниз, прежде чем опомнилась.              Что там она умного извлекла с Сороса. Надо быстрее вскакивать на ноги, или она огребет.              Она так и так огрбет, но лучше на ногах.              Зоуи поднялась на ноги, но Пейн просто наступал, и ей ничего не оставалось, как, держа дистанцию меж ними в полтора шага, отходить назад. Сейчас упрется в борт, или это превратится в хоровод по палубе. Нет, Пейн в гневе, и ему есть что ей сказать, и надо взять волю в кулак и остановиться, чтобы он, наконец, сказал.              Зоуи замедлила шаг, остановилась и, сжав зубы, но постаравшись удержать лицо, посмотрела на Пейна, вплотную подошедшего к ней.              — Ты не представляешь, что ты наделала, — произносит он. Она качает головой.              — Где Диа? — спросила она. Голос подвел. Получилось даже не шепотом. Выдохом, выдавшим, по мнению Зоуи, привязанность к громкой, но отчего-то привлекательной фармацевтке, по мнению Пейна — страх за ее никчемную жизнь.              — Мертва, — произносит он. — По твоей милости.              — Что? — отозвались несколько голосов на палубе. Зоуи закрыла глаза болезненно. Услышать это так прямо было дестабилизирующее и потребовало времени.              — Из-за твоих игр, — продолжает Пейн. Его палец ткнул ей в грудь. В голосе дребезжало что-то близкое к гневу. Тихое, тайное, оттого еще более общутимо лишенное покоя. Что-то, что пророчило ей очень некрасивую кончину. — Из-за твоих забав.              Она открыла глаза как раз вовремя, чтобы отступить коротким шагом от летящей пощечины, но увидев с ее стороны сопротивление, Пейн только понял, что полумер с ней не хватит. Тогда перестал бороться с ней как с женщиной.              И вот здесь никаких ее уловок не хватит.              Он дал ей уклониться еще раз, только чтобы следующее ее движение привело ее ему в руки, тогда он толкнул ее к лестнице вниз к главной палубе. Она удержалась за его руку, чувствуя, как сейчас покатится вниз, если оступится.              — Пейн, люди умирают каждый день, — шепчет она ему в лицо.              Какого хера она это сказала разгневанному человеку?              Продолжительный полет вышел. Она чуть-чуть не разбила голову. Не поломала костей, только потому что смогла сориентироваться катиться со ступеней поперек, а не кубарем. Нижние ступени здорово содрали кожу, она пришла в себя уже сидя на полу, пятясь назад, но уперлась спиной в чьи-то сапоги, прикрытые балахоном.              — Сегодня человек умер по твоей вине, — сказал спускающийся прыжком с лестницы Пейн.              Гелиам Фора, выходило, подхватил ее под руки, заставляя подняться. Зоуи приготовилась схлопотать по лицу, но вместо удара Пейн взял ее лицо рукой, сжав щеки острыми пальцами, посмотрел в глаза.              — Пейн, боюсь, мы должны погружаться, и срочно. Лист поймал дозорные переговоры, — отрезвляюще холодным тоном проговорил Гелиам.              — Пусти ее. Не займет много времени, — отвечает ему капитан. Зоуи чувствует как обваливается снова на палубу.              — Сколько? — спрашивает Гелиам.              — Две минуты. Или на сколько ее хватит, — произносит Пейн. Ногой подталкивает ей кинжал Дии Неи в черт знает чьей крови, и Зоуи не рискует за него браться — без толку, максимум — она кого-то ранит, но это не упростит ситуации. Разговоры их ее не воодушевляли. Две минуты? Избить до смерти за две минуты, пожалуй, можно. Но нет. Предстоял какой-то ритуал, и она видела это в том, как позади Пейна постепенно собиралась его команда.              Сам он с лицом, искаженным убийством, совершенным только что, смертью, произошедшей по ее вине, гневом к тому, как она рассчитывала выйти сухой из воды, лишив его самого дорогого, стоял впереди. Команда в лице носила оттенок мрачной скорби и тяжелого ожидания мести, которая никому не принесет облегчения.              Зоуи не знала, чего ждать.              — Знаешь, каково это — терять человека?              Она не знала, по правде сказать. Знала, как терять деньги, недвижимость, бизнес, проигрывать в суде, знала, как терять доверие людей к себе и свое к людям. Чем эти знания ей помогут?              Сидела, уперевшись руками сзади на палубе. Даже не пыталась встать. Страшно. Но на палубе стояла тишина, требующая ответа. Она покачала головой медленно, чувствуя, как напряженная шея не дает нормальной амплитуды. Заставляет уставиться на пиратов снизу вверх, не сводя взгляда. Пейн понимающе качает головой. Вскидывает руку кверху ладонью. Смотрит ей в глаза. В его взгляде мелькает что-то нехорошее.              Проблеск надежды, когда рассчитываешь, что боль в отместку принесет облегчение.              — Узнаешь, — пообещал он. И Зоуи не успела задуматься, что это может значить, потому что мгновенно испытала на себе.              Потому что словила какое-то беспомощное ощущение полного внутреннего опустошения, и полости в груди, где должно было быть что-то близкое и важное, заныли тоненьким писклявым зудом, нарастающим до шума в ушах, когда начинаешь чувствовать не пустоту. Горечь.              Она отползла от Пейна, все еще в трезвом уме, чтобы осознавать, это он устраивает ей пытку чужим горем. Смотрит на его ладонь, чувствует, как предательски дрожат губы, как глаза наполняются слезами, не потому что он ее ранит и калечит, потому что она чувстует то, что чувствует он. В кратном приближении.              — Прекрати, — прошептала она, но Пейн не прекращал. Острая боль потери растекалась осознанием в голове, вязко ложилась на мысли, туманила глаза, пока Зоуи проживала чужую смерть, как будто на руках держала еще живое тело женщины, с улыбкой оставляющей ее. Смотрела, потому что не могла поверить, а потом ее глаза закрылись, и стало ясно. Она мертва. Вина смешивалась с горем. Взбалтывалась ядовитым коктейлем.              От разорвавшихся связей в сердце стало так больно и горячо, что Зоуи в отдалении, в безумной, накрывшей голову скорби услышала собственный крик. Что она там кричала, черт знает, только ладони сами собой ударили доску палубы, слезы капали на пол, зубы тряслись от боли и злости, от трещащей по швам нецелостности, которую хотелось заполнить болью. Своей, чужой — без разницы.              Господи, как же он ее любил.              Она ударила кулаками в палубу, волосы упали на лицо, она теперь даже не различала людей перед собой. Гнев захватывал ее сердце и душу, топил ее в воде, заставлял кричать до боли в горле, сменялся беспомощными слезами, когда она опала на палубу, согнувшись, как в позе собаки, спрятав лицо.              Под руку попала рукоять кинжала.              И ответ пришел сам собой. Она поднялась на коленях, руками, которые совсем сбила в неистовой драке с плотной сосновой доской, достала из ножен узкий обоюдоострый стилет, что лег мягким грузом в ладонь. Руки дрожали, но ясность в голове настала с такой стремительностью, как когда йонко бьют ударом в небо.              Решение ясное, простое и очевидное, но неправильное. С грохотом в сердце смешивалось отчаянное сопротивление сознания смерти.              Есть много причин, почему Пейн дал ей клинок, и ни одна из них не была связана с тем, чтобы защищаться. Если нет способа пережить боль, ее можно прекратить. Как когда Дия предлагала взять яду на случай неудачного побега. Теперь ее яда под рукой нет. Вспарывать живот больно. Бить в сердце — страшно. Остаются артерии — те, что на шее, идут от углов ключиц к области висков и ушей. Ритуальное женское самоубийство не входило в ее планы до самого последнего момента. До момента, когда боль от потери человеческой жизни стала невыносимой.              До сих пор что-то внутри последовательно протестовало, что никакая боль не стоит размена на жизнь.              Уняв стук зубов и дрожь в руках, Зоуи выдохнула, чтобы не дрогнула рука. Боль эта чужая, синтетическая, драла ее изнутри, как ножом резала, проворачивала, вина давила к полу, сжимала рукоять до боли, но что-то мешало резануть по шее, что-то оттягивало руки, позволяло оплакивать чужую смерть и свою боль. Но никак не хотело принять за выход поставить жизнь в расплату.              Холодный метал обдал кожу под правым ухом.              Зоуи держала клинок перед шеей. Руки дрожали, но легко бы вскрыли мягкую кожу и взрезали бьющий пульсом сосуд, и с кровью бы вытекла эта мука, слабость, разочарование и злость.              Только вот она не хочет их отдавать.              Сжав клинок до побелевших пальцев, она опустила его вниз.              Едва различала перед собой силуэты пиратов из-за слез.              — Я не выберу смерть добровольно, Пейн. Как бы больно ни было. Никакие мои ошибки не обойдутся мне суицидом, — прошептала Зоуи. Пейн смотрел на нее свысока.              Боль не отпускала, замерла внутри тревожным комом и застыла студнем, как пауза между двумя спазмами. Слилась с плотью, заполнила голову, мочила щеки слезами, и все же ясность сознания черту провела отчетливо: никогда впредь. Никогда впредь. Никогда впредь. Силы воли хватило только на отчаянные клятвы себе, и Зоуи бросила кинжал и опустилась к полу, чувствуя, как новая волна начинает новый виток. Сглотнула тяжело.              Но волна схлопнулась, не поднявшись. Умиротворилась в обсессивном счете ударов сердца вина, гнев просыпался сквозь пальцы и протек через щели палубы в самое море. Зоуи, рассматривая рисунок древесины палубы, чувствовала, как все это вселенское несчастье просто расстворилось в ней. Осталось в памяти, но не мутит сознания. Не выпадает осадком. Как при этом лицо Пейна, не опустившего руку, меняется.              Она усмехнулась. Она это пережила, и она у себя жизнь не отнимет. Она подняла на него взгляд. Почти приглашающий. И закрыла глаза. Пусть убьет сам, если хочет.              Только вот не хочет, похоже. Опускает руку. Тогда вся эта мука похоронным ощущением в груди обрывается, и следующий вдох выходит судорожный — такой, будто из-под воды вынырнувши.              Когда она открыла глаза, палубу, вместо редких фонарей, осветило преимущественно холодным голубоватым светом, как будто от полыхающего пламени у Зоуи за спиной. Знакомый свет. Точно, она же опоздала на встречу с Марко. Но ладно. Хорошо, что он не опоздал.              — Считаешь, хладнокровие — преимущество? — спросил у нее Пейн.              Фигура миллиардного старшего помощника йонко его не сильно волновала. Зоуи подняла на него взгляд. Хотела ответить, да с вызовом, но не было никакого желания бросать вызов человеку, который сейчас переживал то же, что и она. Только она — понарошку, а он всерьез. Промелькнула мысль, что может следующим за ее самоубийством могло последовать еще одно. Она прикусила язык.              Пейн поднял взгляд на стоящего у нее за спиной Феникса.              — Как интересно, — произнес Марко. Команда Пейна напряглась ощутимо, взялась за пистолеты и мечи. Зоуи краем глаза заметила, что на носу стоял с винтовкой Неп Энтес. Кемпер хренов. — Я не драться, я только заберу свое.              Пейн одернул команду. Покачал головой безразлично, неодобрительно, потом его губы скривились, обнажая злую улыбку. Обвел взглядом палубу, давая Фениксу делать, что он хочет. Тогда Зоуи почувствовала, что Марко помогает ей подняться.              — На твоем месте я бы поостерегся этой женщины. Она разменяет жизни твоих близких людей на свои планы.