Делец

Мы — это то, что мы знаем и помним

             Моби Дик стремительно поднимало к поверхности, когда Марко понял, что стремительность эта не приведет ни к чему хорошему. Они пробкой вылетят из воды, и если оторвутся от нее и упадут на поверхность, могут повредить киль и днище. Это в лучшем случае. А учитывая, что пузырь начинал от давления воды, через которую поднимался, дрожать и трясти весь корабль так, что у Марко чуть с тумбочки не упала масляная лампа, они могли просто потерять покрытие в миле под поверхностью, и тогда — тогда — тогда будет совсем невесело.              Марко вылетел из каюты, где в газете пером, оставившим вдоль ровного курсива брызги небрежного письма, делал заметки, соскочил на палубу, в полете расправил крылья и, чуть-чуть не достав до палубы, одним взмахом поднялся на шканцы. Палуба ходила ходуном от тряски и команда, завидев навигатора, похватавшись за тросы и прикрученные предметы, вздохнула с облегчением. Тут, где Джоз чудом не давал кораблю на такой скорости столкнуться с неторопливым зверьем и темными ростками мангр, занимался рулением набирающим скорость подъема кораблем, Марко перемахнул релинги на корме — туда, где чуть выше рулевого плавника фиксировался пузырь смолы. Собрал в руках силу, чтобы свернуть вентиль, и мыльное покрытие начало медленно сдуваться. Подъемная сила пузыря уменьшалась.              Вместе с тем замедлялся и подъем корабля.              Через борт перегнулся Джоз.              — Порядок? — крикнул он. Марко стоял на краниках, сосредоточенно глядя на установленные на трубе счетчик, когда корабль замедляется изрядно, чуть-чуть не подвисая на глубине, снова фиксирует вентиль. Подъем снова становится размеренным, перестает тряска и давление в шаре стабилизируется. Марко вскакивает на палубу к третьему комдиву.              — Чуть не разбились, — сказал Марко, растрепав волосы. Лет пятнадцать назад он бы за такие недосмотры получил по бритому затылку. — Не любой пузырь такое выдержит. Но порядок.              — Пардон, не рассчитали, — ответил Джоз, смеясь. Марко махнул рукой.              — Главное, что в коренья не впечатались. Хорошая работа.              Они хлопнули по рукам. Ход конем возвращаться в Рай через Остров Рыболюдей против основного потока кораблей, против всех течений и против законов природы — это заведомо непростая вещь. Но дела в Раю не ждали.              — Главное, не потревожили сон Отца, — отозвался Джоз.              В протяжный вечер на Острове рыболюдей с поверхности дошла газета Сабаоди, освещавшая события, в которых бежало две пиратских команды, а прежде руки дозора были связаны сомнительной операцией неизвестного лидерства. Это вообще идея Марко устроить экспресс всплытие ночью, и Отец дал добро, когда Марко сказал, что просрочивает обещание. Не стал даже уточнять, что за обещание. Но Ояджи велел Марко, когда за свои слова он отчитается, показать ему вмешивающегося в их дела человека.              Толщи воды проходили мимо. Моби Дик поднимался теперь размеренно, легко поддаваясь рулежке.              Постепенно подкрадывался к поверхности, и чтобы не выскочить из воды, как пробка из шампанского, и обеспечить мягкое всплытие, к последним метрам воды воздух стравили почти полностью. В итоге, корабль поднялся на воду, покачнулся колыбелью, сбросив оставшийся смоляной шар, как старую шкуру, и, уравновесившись на воде, встал в спокойном море в нескольких сотнях метров от архипелага.              Марко разбежался по палубе, перемахнул фальшборт и взмыл в небо. Ночь стояла облачная, темная, и голубое пламя под черным пологом неба широко взмахнуло сильными крыльями, стремительно достигая земли.              В обдираловке, как она сама назвала это место, Марко ее не обнаружил. Была вероятность, что она ушла, не дождавшись его, потому что уговор был на четыре, а стояла полночь, но Шакки, что владела баром, улыбчиво отозвалась, что она ее не видела в этот день.              Итак, где искать самонадеянную женщину, попавшую в ловушку?              В бар из-за дверей вошел Рейли. Марко обернулся на него.              — А, Марко, вы уже вернулись, — сказал он.              — Ищу Зоуи.              — Не видал, не видал. Приняла корабль, напророчила с три короба и залегла на дно, — усмехнулся он. Глотнул из фляжки. — Даже долю свою не забрала. Ой пропью я ее, если она скоро не явится.              — Чей корабль?              — Шакки, будь добра, покажи листовку. Этих заводных, что сбежали ночью. В девятнадцатой роще должны были отплывать, — сказал старик. Марко взял листовку у барменши и поджог ей сигарету. Видел он их в газете уже. Все вставало на места.              — Спасибо, старик, — сказал он и вышел из бара. Осветил рощи беззакония стремительным полетом, меж тесно стоящих стволов вылетел на гладь моря, уходившего от девятнадцатой рощи на запад. Там, вдалеке, пиратский бриг плавно следовал, не заморачиваясь с направлением. Осмоленный корабль. И не погружался. Даже если ее там не будет, он узнает, что с ней.              Марко поднялся выше, чтобы спуститься на корабль в пике, а не тормозить, как утка, садящаяся на воду, а кроме того, дал себе фору оглядеть палубу сверху. Команда, небольшая, стояла в центре палубы, и женская фигура, которую он узнал, цеплялась за кинжал.              Нехорошо.              Марко на вираже перешел к спуску. Легко ступил на палубу позади Зоуи, которая сидела с видом, будто войну прошла, рассматривала что-то в глазах пирата перед ней. Те, увидев его, приготовились к драке, но капитан их не идиот. Поднял руку, призывав к хладнокровию.              — Я только забрать свое, — сказал Марко. Помог Зоуи подняться. Дрожь ее чувствовалась, хотя на ногах она стояла ровно. Не пьяна, не избита. Только опустошена, как будто надломлена. Такое регенерацией не вылечишь. Что здесь произошло — это вопрос.              — На твоем месте я бы поостерегся этой женщины. Она разменяет жизни твоих близких людей на свои планы.              Нехорошое предупреждение. И все же единственная жизнь близкого ему человека, которую она ставила под угрозу, была ее собственная.              — Жизни моих близких людей — моя забота, не ее, — сказал Марко. Пейн покачал головой. Ей сказать было нечего, в чем Марко считал дурной знак. Он подтянул ее под локоть к себе, она сделала два шага назад.              Пейн махнул команде, велел готовиться к погружению. Команда медленно рассосалась, и сам капитан ушел с навигатором. Надо было убраться, прежде чем они поднимут пузырь.              Зоуи повернулась к нему лицом.              — Можно я вплавь?              — Здесь далеко, йой, — ответил Марко.              — Ну три километра я вывезу, — продолжила она. Марко хмыкнул, отдавая должное ее глазомеру. Она это не всерьез, конечно.              — До Сабаоди да. Но Моби дик дальше. Прыгай, я подхвачу, — он кивнул на борт. Она покачала головой.              — Теперь ты меня на суицид разводишь? Боги, что за день, — произнесла она, но ее настолько измучило то, что с ней происходило, что она не стала ставить под вопрос. Влезла на фальшборт. Марко расправил крылья. Тогда Пейн окликнул ее, когда Марко уже поднялся. Он вложил стилет в ножны и бросил ей в руки.              — Если когда-нибудь совесть в тебе заговорит, закончи, что начала, — сказал он.              Зоуи смотрела на кинжал, как на проклятье. Но раздумывать было некогда. Марко дал круг вокруг корабля, и когда пузырь начал обхватывать борта, она прыгнула к морю, и он подхватил ее над самой водой. Ювелирно вышло.              Приземление вышло изящное. Марко опустил ее на палубу, и она, пробежав несколько шагов, умело не впечаталась в мачту. Сам Марко опустился на палубу со второго захода. С юта спустился Джоз. С марса завопили:              — Президент!              И Зоуи растерялась, с кем здороваться первым — с юнгами, что свисли с реи, как мартышки — у этих энергия била через край посреди ночи, — с третьим комдивом, или с Марко и она только улыбнулась безоружно.              — Я деньги на архипелаге оставила, — сказала она.              — Мы еще вернемся на Сабаоди, — сказал Марко. — Завтра или послезавтра. К утру здесь будет подкрепление Дозора. А у тебя будут дела до того времени.              Она уперлась спиной в фальшборт. Посмотрела на него молча, даже не спросила, что за дела. Серьезность его лица не оставляла сомнений, что дело не в забавах меж ними, конечно. Она выдерживала его взгляд, потом сдалась, закрыла глаза.              — Хорошо. — Не то что бы она не хотела спросить, что это за дела такие, но было острое ощущение, что Моби дик в этот раз при капитане. Ощущалось на уровне сердца, чутья. И что-то ей подсказывало, что Марко ее представит Ояджи. Спросить бы его, с какой целью и чем ей это грозит или может не грозит. И еще подумать, как придержать язык за зубами, если от вида Белоуса ее накроет чем-нибудь типа чувства чужого могущества и она пустится в объяснения, что и в каком объеме она знает. Тревожные, в общем, были мысли. Но сил на них никаких не было. И объяснять свои тяжелые взгляды не хотелось. И оставаться одной сейчас не хотелось.              — Поспи.              — Нет. Не хочу, — сказала она. Хотелось выпить.              — Смотри сама. Моя каюта в твоем распоряжении.              — Так тебя, Марко, в ней не будет, — донеслось с марса. Марко поднял голову. Свесившийся с рея Брит поглядывал на них сверху. Зоуи тоже подняла голову. Забавно качнула головой, как в подтверждение.              — А лет не маловато? — спросил Марко.              — Нормально лет, — ответил мальчишка. Марко осуждающе покачал головой, прихватил Джоза и еще кого-то из моряков, они принялись уводить корабль глубже в море. Зоуи стояла перед спрыгнувшим на палубу Бритом. Лаки висел вниз головой, зацепившись одной ногой за трос под коленкой.              — Мальчики, найдете для меня рома? Что-то я не вывожу.              Забавно, как детство определенного типажа, которое ты проводишь с братом и его друзьями, старше тебя на пять лет, в определенный момент вбивает в голову, что антистресса сильнее четырнадцатилетних сорвиголов, за которыми не смотрят их матери, человечество не изобретет никогда. Она просидела с ромом на марсе, свесив ноги вниз, пока юнги пиратов Белоуса болтали про истории и анекдоты, выдавая тайны членов команды, чуть-чуть не подрались, а еще долго провоцировали ее влезть на воронье гнездо, и Зоуи, поскольку была в той самой кондиции, когда впору больше не вставать, согласилась.              Тут можно и расплакаться по-хорошему, потому что у детей реакция на чужие слезы здоровая — не стоять с тупой физиономией, тыкая в плечо с «ну че ты», а схватить за плечи, дать проплакаться и притащить с камбуза пачку салфеток. Выходило, что Гранд лайн богат на смерти. И только что казалось, что ей нет до этого дела, потом казалось, что она не сможет это вынести, а теперь казалось, что она ничерта не понимает в ценности человеческой жизни. Попробуй объясни эти колебания мальчишке, сидящему перед тобой на корточках. Лаки чистит стащенные с кухни апельсины, пока Брит болтается на тросе.              — А хочешь, а хочешь, я подерусь за тебя? Кто тебя довел? Марко?              — Меня Гранд лайн довел. Подерись с ним. С Марко не надо. Если бы не он, меня бы вообще не было.              — Ну держись у меня, Гранд лайн! Я с тобой так подерусь!              — До крови, до смерти? — спросила Зоуи.              — Да!              Она рассмеялась сквозь слезы. Апельсины были сладкие.              С вороньего гнезда казалось, что море падает за горизонт. Бледно-желтая дымка поднимающегося солнца окатила небо, смыла ночь в сумерки, и тогда Зоуи все-таки сморило. Поспать бы еще часик или два, и будет недурно. Вернее нет. Будет дурно, но не плохо. Не так непроглядно херово, как было в полночь. Только бы прошло это фантомное в груди, которое надо перебарывать после пейновых фокусов. Фантомное марево, заставляющее чувствовать вину и боль. Зоуи нашла в себе силы ее побороть, игнорировать, терпеть. Но унять, избавиться — не получалось. А потом ее бросит в какие-то «дела», которые запланировал Марко, а потом она снова будет делать вид, что знает, что делает.              Звучало как план.              Зоуи спустилась на палубу, прошлась по старой привычке безупречно соблюдать вечерние ритуалы после пьянок: полоскать рот, чистить зубы, умываться и принимать таблетки. Последний пункт был провальным, потому что для этого нужно было нагрянуть в медсанбат, который нынче был на корабле и вызывал у Зоуи неизгладимое, хотя наверное необоснованное ощущение змеиного гнезда, прошмыгнула в каюту Марко, где свалилась в его чистую постель перед столом, заваленным бумагами.              Уснула, едва коснувшись подушки.              Проснулась, едва закрыв глаза.              Марко стоял над столом, с вполне бодрым видом писал что-то в бумагах, даже не утруждаясь опуститься на стул. Зоуи смяла одеяло, повернулась боком, чтобы разглядывать его.              — Марко.              — М?              — Скажи мне, что за дела ты мне вчера обещал? — спросила она.              — А ты протрезвела?              — Вполне.              — Отец хочет тебя увидеть, — сказал он. Все еще не оторвался от стола. Зоуи хотела спросить, к чему это приведет, но что-то подсказало, что она не получит ответа, а если и получит, то он ни к чему. Можно было сэкономить время старшему помощнику и не задавать вопросов о ерунде.              — Сколько времени?              — Скоро завтрак.              — Ты вообще спал?              — Побольше твоего.              Где он ночевал? В общей каюте, наверное. Зоуи поднялась с постели. Выходило и правда два часа, если рассвет был около шести и завтрак в девятом часу. Если только она не спала сутки, но это вряд ли. Для двух часов приемлемо.              — Я возьму рубашку?              — Возьми.              Она встала с постели, встряхнула одеяло, одним движением накинула ровно цветастый штопаный плед, прихватила чистую рубаху у Марко, хотя кажется на ней не было пуговиц выше пупка, и вышла из каюты. Непогрешимее вечерних ритуалов были только ритуалы утренние.              В медсанбат, несмотря на предубеждения, все же тоже заскочила.              — Девочки, найдется пара пуговиц и ниточка? — спросила она, открывая двери. Ее появление спровоцировало говорящую тишину.              — Тебе зачем?              — Пришить, — показала она рубашку.              — А что, Марко разучился пуговицы пришивать? — раздался женский смех. Одна из сестер подошла к шкафу, нашла коробку со швейными принадлежностями. Поставила перед Зоуи. Она опустилась на стул, где посветлее, чтобы глаза не сломать.              — Мерси.              — Что?              — Спасибо, говорю.              — А ты, извини, пожалуйста, — мягко тоненьким голосом спросила высокая женщина с непозволительно длинными ногами. Голос ее немного не соответствовал тому, какое впечатление она производила внешним видом, — кто такая?              — Зоуи Гласс, я тут так, залетом, — сказала она, продев нитку в иголку. Нашла пуговиц, быстро пришила несколько.              — Выглядишь с похмелья, — сказала девица, что подала ей нитки. Зоуи подняла голову, отрывая нитку резким движением.              — Как в воду глядишь.              — Так вчера и пьянок никаких не было, поднимались на поверхность в ночь — толком никто и не спал, — отозвалась другая сестра, формами полнее. На взгляд Зоуи, больше походила на медсестру, если ты происходишь из постсоветских двухтысячных.              — Таблетку дать? — спросила снова первая.              — Было бы славно, — улыбнулась Зоуи. Переоделась в чистую рубашку на месте. Она была ей сильно велика. Но пахла стиральным порошком и не была измазана в крови на манжетах, как выяснилось про рубаху ее, когда она умывалась утром. Не костюм офисной крысы, конечно, но в целом недурно. Сестра поставила перед ней стакан воды. — Мерси.              — Пожалуйста, — сказала сестра, смерив ее взглядом. Зоуи выпила таблетки, не вдаваясь в детали, спрятала нитки, вернула коробку медсестрам. Неудобное молчание было говорящим. — С похмелья и с рубашками старшего помощника, значит.              Зоуи рассмеялась. Можно трижды быть на корабле йонко, бороться с идиотами в начальстве Сайфер пол, едва не покончить с собой по принуждению и готовиться к разговору с сильнейшим человеком в мире, и в конце концов основной пункт тревоги все равно остается женское соперничество. Определенно змеиное гнездо. По-своему очаровательное, конечно.              — Не буду ничего говорить, а то что-нибудь скажу, — произнесла она в сторону, но навостренные ушки медсестер ничего не упускали. — Спасибо, — сказала она еще раз, чтобы не создавать конфликта, и вышла оттуда, пока не успели ничего спросить.              За завтраком хорошо пошел стакан сильно газированной, солоноватой с привкусом йода воды, хуже пошел сам завтрак, и Татч мерил ее осуждающим взглядом через стол, пока она с осуждающим взглядом в ответ нехотя пережевывала глазунью.              Моби дик был переполнен живостью и текучестью, весь перемешивался, грохотал, взрывался хохотом, делом. После завтрака едва-едва смогла сконцентрироваться на газете, потому что ни на секунду не замолкавшая палуба не давала сфокусироваться, а еще приплыл познакомиться Харута, чьи рубашки она таскала в те разы, и Зоуи пришлось свернуть газету, чтобы не выглядеть грубо. Наконец, она все же просмотрела заголовки статей. Газета партизански молчала. Не хватало только Лебединого озера в Большом для классики пропаганды.              Не получив нужных ей обновлений, она опустила газету. Увидела кое-что интересное.              Из капитанской каюты, наклонив голову, чтобы пройти в недостаточно высокую дверь, показался Белоус. Расправил широкие плечи, поднял волевой подбородок, вдыхая полной грудью морской воздух.              По команде прошел гул приветствия отцу. Зоуи залипла на его гигантское тело, на его довольное лицо, на то, как трубки капельницы не лишали его ауры смертоносной силы, скрытой в мощных руках. И это не говоря про нагинату, что он держал в правой руке. Если прикинуть, диаметр древка был, пожалуй, Зоуи с ладонь. Оглядев борт, палубы, паруса, он как будто весь наполнился гордостью. Отцовской, собственно. Рассмеялся в ответ на приветствия, улыбался широко, повторяя изогнутую форму усов.              Вслед за ним показался Марко — улыбающийся, как мальчишка. Они говорили о чем-то, с ними потом еще стоял Виста и Джоз.              Зоуи смотрела на них поверх сложившейся пополам в ее руках газеты. Наконец, Марко кивнул в ее сторону, и Белоус перевел на нее взгляд. Смотрел на нее через весь корабль, умудрялся сверлить ее взглядом с такого расстояния. Но Зоуи не отвела глаз. Нет, пожалуй, дурного ожидать не следует. Пожалуй.              Поднял руку, указал на нее двумя пальцами. Жестом головы велел подняться к ним. Зоуи выдохнула тяжело. Собрала волю в кулак. Сложила газету под мышку и пересекла шагом палубу.              — Так значит, это ты тут та, что сует нос в чужие дела, — гремит он. Зоуи бы такой постановке вопроса насторожилась, но прищур старика хитрый, лицо, выдающее удовольствие утром, внушали покой. А кроме того, Марко стоял здесь же. Хотя гигантизм впечатлял.              — Это все, что я могу, — сказала она. — Зоуи Гласс.              — Чему-то молодняк еще учат из манер, — рассмеялся старик. — Ну идем, поговорим.              Зоуи потянуло бросить взгляд на Марко, чтобы получить дозу поощрения или поддержки. Но нет. Будет разбираться сама, чтобы не компрометировать старшего помощника перед отцом ищущим взглядом, чтобы отделить личное от делового, чтобы не пошатнуть впечатление о себе, сложившееся от того, как она ходит и что говорит, как представляется и держит взгляд. Иначе все коту под хвост.              В капитанской каюте все было в двойном масштабе, но с отшельнической строгостью и грубостью. Стол, постель, стул рубленный. На стене следы кинжала и ножа — видать остатки эйсовых попыток грохнуть деда. Как ее взгляд задержался на отметинах, от Белоуса не ускользнуло.              — Проделки детишек моих, — сказал он. Она покачала головой в подтверждение.              На прикроватной тумбе внушительная бутылка с известным пойлом. Неизвестным. С саке, наверное. К ней-то старик и тянется, делает несколько внушительных глотков.              — Выпьешь? — спрашивает он. О, она свое выпила. Вчера. А меж тем солнце еще высоко. Но Ведьмак третий научил однозначному ответу на такие вопросы:              — Почему бы не выпить?              Белоус плескает саке в стакан, стоящий на столе, Зоуи делает глоток. Не ее алкоголь, но от жестов гостеприимства не привыкла отказываться.              — Когда мои сыновья говорят мне, что человек, которого я не знаю, помог нам бескорыстно, я не могу не ответить добром, — начал Белоус. Зоуи уперлась в спинку стула задом. Садиться не хотела, будет чувствовать себя совсем игрушечной в присутствии этого человека.              — Не совсем бескорыстно. Марко спас мне жизнь, — сказала она. — Подозреваю, что дважды. Если не дважды, то полтора раза как минимум.              Старик рассмеялся ее подсчетам.              — Да? — Зоуи покачала головой. — И что угрожало твоей жизни?              — В первый раз пираты. Второй раз? И второй раз пираты.              — Какая ирония, — смешки Белоуса глухие затихли, он делал глоток. Зоуи тогда тоже сделала второй заход. — И чем ты занимаешься, что от пиратов пиратами спасаешься?              Зоуи усмехнулась. Ирония в этом была.              — Чем придется. Торговлей. Посредничеством. Перевозками. Бизнесом.              Белоус задумался. Зоуи глядела на его лицо, ни капли не изменившееся от изрядного количества алкоголя, который он глотал, как минералку.              — И давно ты в море?              Зоуи не поспешила ответить. Если скажет, что недавно, не объяснит своей осведомленности. А скажет, что давно — старик распознает ложь.              — Не слишком, — ответила она уклончиво, но все же чтобы одной ногой стоять ближе к правде. Старик глядел на нее из-под бровей.              — Чего боишься? На Моби дике тебе ничто никогда не будет угрожать, — голос его опустился на Зоуи медным отзвуком, глубоким, озабоченным ее осторожностью в выборе слов голосом человека, которому в ответ на его открытость не могут показать взаимности. Зоуи облизала подсохшие губы.              — По правде говоря боюсь, потому что знаю много. Большие знания — много страхов. Вот и все.              — Тебя преследует правительство? — спросил старик. Зоуи усмехнулась.              — Не должно.              Старик замолчал. Зоуи тоже. Долго думала, не ошиблась ли она с загадочностью. Даже допила саке.              — Бывает ли у тебя предчувствия, девочка? — спросил вдруг Белоус. — Бывает, что ты видишь человека насквозь и знаешь, опасен он или нет, знаешь, станет он кем-то или нет, знаешь, что у него за душой, знаешь, когда он прячет за спиной предательский клинок. Бывает?              Зоуи от такого вопроса опешила.              — Нет.              — Нет, — повторил за ней он. — А у меня бывает. Смотрю на тебя и вижу — темная твоя история, глухие твои тайны, сомнительные твои знания, глаза, раскрытые на мир, которого другие в упор не видят.              — Дурных намерений у меня нет.              — А кто ж знает?              — Я знаю.              Дурных намерений у нее и правда не было. Уверенность в голосе прозвучала твердо. Старик подкрутил свои усы белые, смаковал полноту убежденности в ее словах.              — Если ты себе доверяешь, то хорошо. Предчувствия эти — ничего с ними не сделаешь, и от судьбы не убежишь. Но я тебе вот что скажу. Дважды за короткий срок ты в своих делах чуть-чуть не потеряла жизнь. Дважды оказала мне неоценимую услугу. Дважды мой человек помог тебе. И я предлагаю тебе встать под мой флаг и вести свои дела под моей защитой, — сказал он громогласно — так, что дрогнула на столе его фляжка. Зоуи сама чуть не дрогнула. Опьянение дало свою дозу замедленной реакции, и все же она ясно соображала.              — Под какими условиями?              Смешки Белоуса довольные отдавались эхом в полупустой каюте.              — Деловая. Видно. Что ж. Вот условие: мои комдивы могут обратиться к тебе за твоими делами с просьбой о помощи, и ты их выслушаешь. Вот и все, — сказал он.              Ей уже предлагал Марко такую авантюру. Она отказалась, потому что плавание под пиратским флагом накладывало определенные ограничения, которых она не вывезет. Хотелось не выпадать из закона из-за такой жизненной необходимости как опека и тем более не хотелось в итоге пойти ко дну из-за неоправданного стремления быть на светлой стороне. Светлая сторона отчего-то не могла защитить ее чистые помыслы от черного флага. Зоуи задумалась глубоко.              — Решать тебе. Я слышал, тебе нужно добраться в Арабасту. Эйс подкинет тебя. Вплоть до дня, когда вы расстанетесь в стране песков, я оставляю решение за тобой, — сказал старик. Поднял флягу. Зоуи протянула стакан, он налил щедро, и они распили снова.              — Спасибо. Я подумаю, — сказала она.              — Ну а как ж без этого, дочка, как же без этого.              Когда Зоуи вышла из каюты капитана, где чувствовала себя комфортно и к собственному удовольствию не потеряла самообладания, поняла, в чем подвох. Едва шагнула за порог, коленки подкосились, она уперлась рукой в борт и съехала на палубу. Виста, поднявшийся по лестнице, смерил ее взглядом. Рассмеялся. Сказал, что такое бывает с людьми неподготовленными. Зоуи нравилось думать, что она из подготовленных, хотя на то совершенно не было причин. Пятый комдив помог ей подняться. Утешил: сказал, что совсем рядовые могли бы повалиться при первом взгляде в лицо. Предложил оставить все мысли, какими бы срочными они ни казались, до завтра. Зоуи такой совет приняла. Они добрались до кают-компании, где можно будет расходиться и успокоиться.              — На своих ножках дошла? Поразительно, — сказал сидящий за столом Изо. Зоуи села на диван, забрала назад волосы. Язвительно, конечно, но отвечать не хотелось. Все хорошо обернулось, и у нее был буфер времени на то, чтобы все решить. — Выпей, полегче будет.              Могла бы сказать, что она уже сегодня выпила дважды: ночью, теперь с Отцом, и вот теперь снова, но от гостеприимных жестов в исполнении довольно надменного человека вроде Изо отказываться было еще неправильнее. Она взяла чашечку с саке.              — Чин-чин, получается, — сказала она, опрокинула в себя саке и поморщилась, старательно засматривая стены, чтобы не кривить лицом. Выяснилось, что пятеро из шести комдивов, что были с ней знакомы до встречи с Отцом, поддержали это его предложение. Изо был из тех, кто воздержался.                     При разговоре утром из медсестер присутствовало трое: Анни со строгим лицом и всегда немного недовольным видом, небольшого роста но изящными формами, длинноногая сестра Лия, ветеран сестринского труда Джелли, и малышка Кит. Теперь, получасом позже, при разговоре присутствовал почти весь состав.              — Стоило догадаться.              — Вертихвостка, — возмущалась Кит.              — На что Марко повелся, объясните мне. Ничего такого.              — И притащил на корабль — начерта.              — Да ладно вам, — сказала Лия.              — А тебя что, вообще не волнует, что Марко в постель прыгнула какая-то посторонняя телка? Ладно бы прыгнула, так они ее еще Отцу представили. А тот и радехонек.              — Если честно, Марко не в моем вкусе. И мне кажется, она ему подходит, — мягко ответила Лия.              — Не мели ерунды. Он пират, а она явно в море больше суток не была. И не похмелье это было — ее укачало просто с непривычки. Землянка. Где он ее нашел? На что она рассчитывает?              — Только как она на корабле оказалась?              — Вам правда не понятно, почему она на корабле? — спросила Анни.              — А тебе, видно, понятно, — сказала Джелли.              — Так она сама сказала, почему.              В медсанкаюте наступила, наконец, тишина. Медсестры обернулись к той из них, что подала ей нитки и сразу раскусила ее за те две минуты, что она пришивала пуговицы. К Анни.              — Ну скажи уже, умная самая.              Драматичное молчание.              — Она его ребенка носит.              — Как?              — Да так, прямо под сердцем. Вот и Отец рад, и на корабле она поэтому. И воротит ее по утру и за завтраком, и слабость, и все как по учебнику. И сама она сказала — залетела. Сомнений нет, потеряли мы Марко. Если только он не совсем мудак, во что я не верю, то с играми он закончит.              Медсанбат с этими мыслями мирился до самого обеда, за обедом принял неизбежное, а к вечеру, когда на Моби дик, покачивающийся в волне, как в колыбели, опустилась ночь, принял для себя за стратегию взяться за девчонку всерьез.              На палубе стоял такой гул — стекла, чьей-то драки, чавканья и хохота — который приходилось перекрикивать. Команда в своем репертуаре. Выдавалась передышка, и народ вываливал устраивать пикник со всеми вытекающими последствиями, и Отец тоже усаживался на палубу, хохотал над сыновьями, тянул трубки капельницы, пока не срывал их, когда они надоедали ему окончательно.              Анни тогда озабоченно выдыхала и перекрывала краник на трубке, глядела на Отца снизу вверх, и он, чувствуя ее взгляд, поворачивался к ней.              — Что, дочка, мешают они мне. Мешают, красавица, — смеялся он.              Начинался разговор вечный: о силе медицины и силе духа, которые непременно должны были противостоять друг другу в эффективности, когда речь шла о продлении жизни этого огромного старика с безумной силой и мягким сердцем.              Анни уговорила Отца на сделку: если выпьет он не две фляги, а только одну, тогда капельницы она отложит на утро. Отец поддался на уговоры, свобода от катеторов и трубок приподнимала его настроение, и он, поднимая свою кружку, свистел команде, чтобы она пила с ним вместе. Команда пила. Вопила в унисон.              Анни осматривала пиратов. Переглянулась с Кит, что сидела на подлокотнике отцовского кресла, болтала с пиратом. Они глазами перекинулись репликами следующего содержания:              — А где Марко с этой Гласс?              — Не видела. Может, в каютах?              Анни закатила глаза. Смотала капельницу и укатила ее в сторону, чтобы пираты не снесли ее по пьяни. А то Марко потом снова придется заказывать медикаменты и оборудование в полуторном объеме, и это было недешево.              Марко на палубе не было, потому что он, покачиваясь в гамаке в опустевшей общей спальне, был занят тем, чтобы пальцами мягко щекотать Зоуи лопатки. Рубаха ее — его — висела на гвозде, и она, прижавшись к нему грудью, дышала ему в шею. Гамак провисал, и они скатывались друг к другу. Ничто не обеспечивает нескольких часов покоя так надежно, как командные пьянки. Марко знал это давно и открыл для себя, когда много лет назад они искали укромных мест с Татчем. По большей части не для того, чтобы просто лежать вот так, как они лежат теперь, перемешавшись руками и ногами, как спагетти в сотейнике.              Она, кажется, даже вздремнула — неудивительно, она едва ли спала пару часов, — но проснулась со вздрагиванием, подняла голову, и Марко начал целовать ее, прежде чем она что-то спросит или скажет, прежде чем ей потребуется объяснение, сколько у них еще времени, прежде чем Марко уведет пиратская жизнь, а ее уведет ее безумное дело. Она потянулась к нему, прижалась к нему еще ближе, Марко руками сгреб ее в охапку, от чего гамак принялся покачиваться плавно, пока она, уронив волосы с лица, целовала его, нависая над ним.              Снова улеглись дожидаться, пока колебания гамака не остановятся полностью в покое. Она снова принялась ногтями водить ему вдоль ключиц. В тот раз он переносил это сильно легче. Теперь острые линии вдоль груди отозвались напряжением в паху, и Марко закрыл глаза, чтобы не сорваться в то, чего сейчас умом не хотел. Умом хотел покоя в женских руках, ощущения ее ладоней на груди и еще наблюдать, как она машинально убирает волосы, не задумываясь, и всегда знает, куда их деть. Как когда ты не задумываешься, что делать с крыльями или с оружием. Марко сжал ее крепче, руками провел по пояснице, она рассмеялась, обвила его шею руками, уняла свои пальчики компульсивные и притихла снова.              — И все же с каких пор мужчине и женщине не нужно то, что нужно всем мужчинам и женщинам?              — М? — Хороший вопрос. Марко провел ей ладонью по внутренней стороне бедра, от легкого прикосновения даже сквозь ткань легких струящихся штанов она не повторила сразу. Но потом собралась.              — С каких пор…              Марко не дал ей договорить.              Она не сопротивлялась.              Когда ближе к часу ночи, к моменту, когда пьянка на палубе превратилась в какую-то пьяную кутерьму, они все же показались на палубе. Марко оставил ее, чтобы перекинуться парой слов с Отцом и выпить с ним. Зоуи наклонилась над свалившимся под бортом Татчем, перепитым Черной бородой, что хохотал над его беспомощностью перед качкой. Тич подал Зоуи бутылку. Зоуи глотнула рома.              — Ты что делаешь? — окликнули ее сзади. Зоуи обернулась. Перед ней, уперев руки в бока, стояла медсестра.              — Что я делаю? — улыбнулась Зоуи. — Потешаюсь на четвертым комдивом. Пьянь, — она опустилась перед ним на корточки, кто из пиратов стоял поближе закатились в смехе, но медсестра юмора не оценила. Подошла к ней стремительно, выхватила у нее бутылку и начала лить на пол. Вышло, что Татчу ромом плеснуло на лицо, он закашлялся.              — Не могу больше, хорош, — послышалась его неразборчивая мольба.              Зоуи едва-едва отняла у нее бутылку. Чуть-чуть выиграла в ловкости и отступила с ромом. В целом, от рук медсестры она увернуться всяко сможет. Шпаги у нее, благо, нет. И награды сто миллионов за голову. Она глотнула рома еще раз. Пираты начали на них оглядываться.              — Анни? Что шумишь? — спросил с борта Эйс, проснувшийся от своей дремы.              — А ну перестань. Я тебе как врач говорю, перестань, — сказала медсестра сквозь зубы. Подошла к ней и снова забрала у нее бутыль. Зоуи покачала головой, вскинула брови, глядя на сестру вопросительно.              — Это почему?              — Хочешь, чтобы я вслух сказала, — обвела она взглядом пиратов, навостривших уши в предвкушении кошачьей драки. — Я скажу. Ты же угробишь ребенка.              Зоуи замерла на месте. Эйс свалился за борт. Кто-то с воплем «Командир!» сиганул за ним. Пираты замолчали все разом так, что Зоуи почувствовала, как на них бросил взгляд Белоус, чье внимание привлекло появившееся напряжение.              — Быстро ты, Марко, — промямлил, переворачиваясь к борту, Татч. Кто-то присвистнул. Марко опустил с макушки очки, чтобы окинуть взглядом палубу. Зоуи закрыла глаза, считала про себя.              — Вы там про что, йой? — спросил он. Зоуи подошла к сестре поближе, чтобы сказать пару ласковых и не зацепить лишних ушей.              — Какого ребенка? Я не беременна, — сказала она вполголоса. Медсестра перевела на нее распахнутые глаза. — У меня спираль.              — Какая еще спираль?              — Предохраняюсь я, в общем.              Медсестра поняла свою ошибку. Ахнула и захлопнула рот руками. Зоуи поймала бутылку, которую она выронила из рук, ловко, отсалютовала ею Марко.              — Ни про что, Марко. Не бери в голову, забудь.              Он посмотрел на нее, прищурившись, палуба взорвалась смехом, медсестра залилась краской, Татч перегнулся через борт, а Зоуи безнаказанно пила ром.              На следующий день Моби дик двинулся со стоянки.              Марко, в отличие от нее, исправнее держал обещания. После двух дней в море Моби дик снова ткнулся носом в голубоватую бухту между рощами. Притихший архипелаг после громких новостей ходил на цыпочках. Пока компания комдивов выпивала в баре, известном Зоуи под названием Пирей, она села перед барменом с выжидающим видом. Завалились они эффектно, конечно. Алес, увидев, как в двери завалилось три с хвостом миллиарда суммарной награды под руку с известной ему женщиной, смылся в кухню, что его сигарета недокуренная упала прямо на пол. Бармен над трусливостью своего товарища и совладельца заведения посмеивался беззлобно.              — Значит, на архипелаге стоит корабль вице-адмирала, — рассказывал бармен. — Дозорного интересует что? Дозор. Вот они и разбирались с капитаном Астером. За заслуги в кризисе его повысили: считается теперь, что убийство той женщины — это его рук дело, а из правила беречь деньги казны исключения нет.              — А с Сайфер пол?              — Тут мне известно меньше. И вице-адмирал в это не вмешивался, не в его полномочиях вроде как. Но двое агентов мертвы. Полагаю, ничего, чего нельзя в связи с этим предполагать, не произошло.              — А журналистик мой?              — Не видал.              — Газетки-то рты прикрыли.              Пирей пожал плечами. Зоуи крутанулась на стуле. Пить не хотелось больше, она провела почти трое суток, толком не просыхая, и что-то в животе требовало продолжительной рекреации. Надо было забрать свои деньги и вещи из мест, где их оставила, и она вышла из бара, чтобы не дышать чужим перегаром.              В первую очередь — деньги. Дойти считанные шаги до Обдираловки Шакки. Шакки подняла на нее бесконечные ресницы, предложила закурить, спросила, нашлись ли они с Марко и достала ей из-под бара чемодан.              — Там что, купюрами по одному белли что ли?              — Нет, по две тысячи.              Зоуи глазами хлопнула. У купюр есть нормированный вес, и судя по весу чемодана, там нешуточные деньги. Более нешуточные, чем Зоуи ожидала.              — Откуда так много?              — Восемьсот за Моби дик. И еще четыреста за бриг.              — Какие восемьсот? Там не могло быть восьмисот. Я брала два процента.              — Рейли посчитал несправедливо отдавать тебе два процента и получать девяносто семь.              — Девяносто семь? Вы сырье не закупаете?              — Рейли пират, он может себе позволить не обременять себя утомительными вещами вроде закупок, — пожала Шакки плечами.              Зоуи мощно съездила себе по лицу ладонью.              — Да, говорила мама, краденая малина лучше растет.              Мама ее была юристом и говорить так не могла, но когда она приезжала на дачу, становилась совершенно другим человеком.              — Налить тебе? — спросила Шакки.              — Не надо. Моя печень этого не вынесет, — чуть не плача, сказала Зоуи.              Избавиться от этих денег надо было срочно. Зоуи немедленно шагнула в банк, где оставила все наличные и получила скромный, неприметный чек. Оттуда направилась в гостиницу, в которой остановилась в день, когда Диа Нея ее чуть не отравила и Лон Литий ее чуть не убил, там выросла из-за стойки перед хозяйкой и потребовала вернуть добро. Та на удивление не стала возиться, поставила перед ней ее текилу и еще аккуратно, двумя пальцами, положила на стол однозарядный кремниевый пистолет.              Оттуда — оттуда она пойдет к квартире, в которой рассчитывала укрыться до возвращения Белоусов и откуда вылетела в разбитое стекло. Но когда вышла на улицу, где давала деру под взглядами прохожих, едва шагнула на мостовую, тут же вернулась в переулок. Постояла, подумала, что увидела. Прислонилась спиной к стене, уперлась о нее расслабленно, из тени дома оглядела улицу еще раз. Перед окнами ее скромных апартаментов стояли дозорные. Патрульные в кепках, какие-то сержантики в перчатках, несколько офицеров. И еще одна фигура. Высокий мужчина в костюме в фиолетовую полоску, медленно шагающий то в одну сторону, то в другую. Ирокез сиреневых волос и усов Зоуи узнала.              Нет, что бы она ни оставила в квартире — вещи, записные книжки, ден-ден муши, что угодно — мимо вице-адмирала она прошмыгнуть не рискнет. Обидно, конечно, потерять связь с друзьями с Сороса, но жизнь того не стоит. Но одну вещь она все же сделает. Она посмотрела на сумку в руке. Спрятала пистолет поглубже. Текилу повыше. И вышла на улицу.              Момонга распознал, что она идет к нему, когда она была от него в одном доме. Растянулась в улыбочке открыто-глупенькой.              — Что здесь происходит, господин офицер? — спросила она. — Никогда так много дозорных в одном месте не видела. — Она пробежала по дозорным взглядом. Может сойти за дурочку, за одно поймет, что они делают.              — Ничего, что угрожало бы гражданским, — сказал вице-адмирал.              — Дааа? — протянула Зоуи. — Хорошо бы, если так. А то неспокойно, когда тут и стекла биты, и люди с оружием. Вон позавчера какой шум подняли, — она покачала головой. Причитать в режиме бабки она умела.              — И что было позавчера?              — Да вон. Один — на, другая: бах! Тут: Ты-дыщ-тыщ, потом ты-дыщ и вдруг — доооонннн, и бабах: убежала. Вот!              Момонга хлопал глазами. Зоуи воодушевленно качала головой, как будто произошедшее ее глубоко травмировало. Оно и травмировало, в общем-то, но не как обывателя.              — Ничего, догонят, — сказал Момонга.              — Найдут виновных?              — Кто виновен, тому уже назначили листовки.              Зоуи хотела было расплыться в умиротворенной улыбке и поблагодарить за службу, но потом передумала. Глуповатое выражение сошло с ее лица.              — Назначили? — спросила она. На Пейна и его людей — за всех до единого — награды уже были. Их могли обновить, напечатать новый тираж или отослать по базам, но не назначить.              — Да. И с завтрашнего дня они вступят в силу. Тогда тебе уже лучше не попадаться мне на глаза.              Зоуи подняла на него взгляд. Губы сами собой растянулись в улыбке, когда величина препятствия, которая должна тебя пугать, отчего-то забавит. Лицо вице-адмирала было бесподобно сосредоточенным.              Сдать ее могло всего несколько фигур, и из них Лон Литий был мертв, пираты Пейна — на острове рыболюдей, журналист ничего не знал. Выходило, что так:              — Капитан Астер?              Вице-адмирал смерил ее неприятным взглядом, когда заведомо отвергал торг, который она якобы собиралась предложить. Но она собиралась предложить не торг. Безвозмездный подарок справедливости.              — Предположим.              Предательство за предательство. Зоуи откашлялась. Обо всем по порядку.              — Дию Нею убил агент Сайфер Пол. Побег Пейна произошел в результате личной договоренности. Моей и его. Равно как и угон корабля. Астер лично убедил Салазара, что побег Пейна исключен: Салазара наверняка допросят, разузнайте. Наконец, Астер лично придержал корабль до штаб-квартиры, чтобы мы успели покрыть пиратский корабль. Продолжить?              — Ты копаешь себе яму.              — Нет, я в ней уже стою, — сказала Зоуи. Вице-адмирал смотрел на нее угрожающе. Она отвернулась, оглядела свои плачевного вида апартаменты. Пусть вице-адмирал думает, что она его не боится и готова выпускать его из виду. — Только тяну сюда того, кто здесь заслуживает находиться.              — Доказательства?              Боже, храни ее и ее клептоманию, что касается чужих документов и бумаг.              — Мне нужно попасть в квартиру.              — Только в кандалах.              — Я вам и без кандалов не угроза.              Момонга хмыкнул. Подозвал лейтенанта, велел провести в квартиру.              Они поднялись по разбитой лестнице, она вошла в изуродованные дракой насмерть и обыском апартаменты. Переступила мусор, в ящиках стола, где хранила газеты, нашла выпуск, который брала еще на Моби дике: внутри, в развороте, лежал гладкий листок. Зоуи подала его лейтенанту. Они вместе вышли обратно к Момонге.              — Календарь первоначального расписания отправления кораблей в штаб-квартиру. До нашего с ним разговора.              Момонга взял график. Смазал влажным пальцем печать — та не поддалась. Чернила тоже плотно впитались в бумагу, значит, не свежая. Перо, которым ставили подпись и которым вычеркивали рейсы — одно и то же.              — Интересно. Что ж. Повышение его точно отзовут.              Как говорили великие, брызжа слюной и держа в руках вопящее об отчислении письмо, справедливость торжествует.              Зоуи удовлетворилась результатом, махнула вице-адмиралу рукой и ушла вверх по улице. Когда свернула за угол, достала из кармана ден-ден муши, утащенную из квартиры. Не хватало еще компрометировать своими наградами базу Сороса. Жизнь обещала стать еще немного более интересной.