Делец

Невидимка в холле вокзала, и никто не знает о нем

      Зоуи не любила это ощущение, когда из сна ее поднимала Воля. Воля — штука, которая не думает о твоем комфорте, она поднимает тебя с постели так, будто ударила молотком по алюминиевому ведру, внутри которого была твоя голова, и ты вскакиваешь, а потом уже разбираешься, что там пошло не так.              Воля именно поднимала, не будила. Зоуи очнулась от инстинктов, уже когда припала к входной двери. Открыла ее ровно вовремя, чтобы не дать постучать. В великолепии своего утреннего внешнего вида предстала перед гостем: в коридоре стоял Худ.              — Пацан, ты изверг, — сказала она почти шепотом. Откашлялась негромко.              — Я решил, что лучше раньше.              — Нет, ты, конечно, прав, — она отошла в сторону, чтобы Худ зашел. — Но я не могу так сразу. Дай мне двадцать минут.              Худ проскользнул в квартиру, Зоуи ушла в душ. Пока стояла под горячей водой, заключила для себя, что Вита была не права, говоря, что Худ в нее влюблен. Слишком безразлично отнесся к тому, что она вышла к нему с голыми ногами и одетая только в рубаху.              Через полчаса они шли поперек базы, и Зоуи спрашивала себя, почему нельзя было поговорить в уюте и тепле апартаментов. Был, например, такой резон, что матросу нечего делать в личных апартаментах старшего офицера — это бы просто не вписывалось в этический кодекс, но у Дозора такого и не было. В сущности, было уже не важно.              В доке в такую неприличную рань было пусто, и когда они проходили мимо патрульных те даже не задались вопросом, хотя Худ вполне бодро болтал про то, в каком состоянии находится корабль, на котором они прибыли на G-11, и именно на него они и поднялись, когда в знакомой по недельному плаванию капитанской каюте Зоуи села в кресло. Да, это было подходящее место, чтобы обсуждать всякие шпионские штучки. Не считая того, что было четыре часа утра.              Зоуи поглядела на Худа. Бодрый он был просто впечатляюще.              — Карты в руки, что узнал? — спросила она. Худ растер ладони.              — В общем, гражданская казнь, — начал Худ с видом, будто начнет рассказывать историю, подводящую к грузинскому тосту. — Я сначала подумал, что вы решили выставить меня идиотом.              — Ты что, прямо так спрашивал?              — В последнюю секунду язык прикусил, — усмехнулся Худ. Зоуи растянулась в улыбке. Махнула рукой, чтобы переходил к делу. Поглядела краем глаза на часы, чтобы к пяти начать свои ритуалы по пробуждению в стиле осознанности.              На базе G-11 солдаты, конечно, не говорили о гражданской смерти — это была терминология греческая, что-то на грани никогда не существовавшего в этом мире права свободных городов. Но база пестрила своими ритуалами на все случаи жизни, ставила во главу угла личную эффективность, поощряла личные дела, выгораживала своих офицеров за посредственное отношение к распоряжениям Штаба, а не прощала только одну категорию проступков: предательство.              Зоуи растянулась в улыбке нехорошей. Формулировка о том, что только предательство непростительно она знала не понаслышке. В ходу такая была у Белоусов, скажем. Там в категорию предательства входило убийство товарища.              От того, как Зоуи откинулась на спинку стула Худ даже притих, дав ей пораскинуть мозгами над кодексами чести противоборствующих полюсов природы. Когда очнулась, поглядела на Худа.              — И что здесь считают предательством? — спросила она. Худ пожал плечами.              — Этого мне не сказали. Но вот по поводу наказания. Есть тут на базе такое мнение, что здесь солдаты служат для славы. И худшее наказание — забвение.              — Забвение? Уничтожение истории, стертое имя и потерянные следы. Как удобно. Как символично, — она усмехнулась. — А с самим человеком что?              — Я так понял — хотя я не уверен — это пожизненное заключение.              Зоуи подняла брови.              — Здесь?              — Ну да. Они остаются здесь, типа: база своих не предает и не сдает их правосудию, но осуждает по всей строгости и все такое. Мне так объяснили.              — Много таких людей?              Худ тут улыбнулся. Развел руками театрально.              — А никто не знает. Они же забыты. Так что ребята уперлись: мол не могу посчитать тех, кого больше нет в моей голове. Хотя по ощущениям из того, что я слышал, их не должно быть много. Может, пара.              Зоуи покачала головой. Худ вообще хорошо соображал. Рой здорово вложил ему в голову, как вести дела. И то, что он на основании отношения собеседников уже строил предположения, которым Зоуи была готова доверять, это был показатель.              — Я думаю, один.              — И история была не свежая, потому что кто на базе недавно, вот с такими глазами это дело слушали, — добавил Худ. Показал руками что-то напоминающее блюдечко для сервиза. Зоуи сидела, глядя в потолок, пока Худ все же не прервал: — Президент, а вы отсюда сбегать не собираетесь? — Зоуи подняла брови.              — Нет пока, — сказала она.              — А не нужно?              Она рассмеялась.              — Ну, рано или поздно да. Но наверное не отсюда. И не сейчас. Но когда мне приспичит, я тебе скажу. Я думаю, будет еще момент, когда придется бросить все и бежать, — она улыбнулась Худу напоследок и поднялась с кресла.              Они вышли в док, утром на фоне высокого давления было даже ясно, предсумеречное небо было еще темное, но уже подсвечивалось зеленоватой зарей откуда-то изнутри.              Зоуи пересекла базу. До подъема еще можно было успеть кое-что сделать, прежде чем ее пропажа в тюремных переходах станет ощутима. Для этого нужно было привлечь кое-кого, кто в тюрьме уже проторчал чуть больше двух дней, поэтому через пятнадцать минут Зоуи звонила в двери капитана Холланда.              Дверь открылась в сносные полминуты. Зоуи с удовлетворением поняла, что подняла капитана с постели: он стоял, конечно, одетый и даже в плаще, но одна пуговица была застегнута с пропуском. Зоуи не стала ничего отпускать на эту тему.              — Утречко, капитан. Мне нужен гид по тюрьме. — Она довольно беспардонно прошла внутрь, осталась в неосвещенной комнате на выход с кухни, чтобы не нарушать личных пространств.              — Решила найти Тризона?              Зоуи прошла в его квартиру, чтобы не обсуждать это все в коридоре.              — Да. Не помнишь сомнительных личностей без имени? Я так поняла сеть тюрьмы на базе такая, что потерять там человека ничего не стоит.              — Не помню. Я был в той части тюрьмы, в которой люди долго не задерживаются. G-11 вообще не фокусируется на содержании заключенных, тюрьмы почти всегда пустуют.              Зоуи не сдержала нескольких довольно язвительных смешков. Пришлось объяснять:              — Капитан, вы упускаете один момент. Если база не выполняет функцию тюрьмы — на кой черт ей тюремных помещений с небольшой город? М?              Вопрос был риторический. Зоуи села за кухонный стол. Холланд стоял перед ней руки в брюки. Вообще-то задумался. Зоуи покачала головой.              — Искать в этом городе одного человека без примет и указаний — как иголку в стоге сена.              — Вроде того.              — Говоришь, все связано?              — Ну, это когда ничерта не знаешь, что остается? — усмехнулась она.              — А в тупике тебе придет гениальная идея? — уточнил, как важную деталь, Холланд.              — Да, — припомнила Зоуи этот разговор. — Как не быть в тупике.              Холланд уперся задом о стол, задумался. Тот вопрос, с которым она пришла, еще не получил ответа. Для человека, только что поднятого с постели, Холланд хорошо держался.              — Четыре тюрьмы имеют выход к морю, их исключай, потому что на кой прятать человека в помещение с выходом?              — Принято.              — Исключай те, что связаны с главными корпусами.              — Те, что удалены, при условии что там никого нет. — Холланд поднял на нее вопросительный взгляд. — Слишком большие издержки, чтобы поддерживать единицы людей.              В целом, все еще выглядело как чертовски долгий и непривлекательный рейд по тюрьмам G-11. Зоуи взяла из корзинки с фруктами грушу. Она проведет там целый день, в лучшем случае. Холланд сказал, что найдет этому объяснение, если ее будут искать. Капитан, как всегда, схватывал на лету и был готов прикрыть спину.              На улице опять штормило. Зоуи даже не стала брать зонт — его бы просто унесло, и она, как Мери Поппинс, полетела бы в море. Проще было быстрым шагом пересечь остров. На плацу перед озером снова шла тренировка солдат: погода их не напрягала. Зоуи проследовала мимо, пока тюремные стены не показались за стеной дождя. В тюрьме солдаты стояли всегда. Зоуи вымокла до нитки за несколько минут на улице, и в помещении стало немного теплее.              Солдаты теперь даже отдали честь после того, как она провела здесь почти весь день. Тюремные камеры уходили ровным рядом в немного мутноватый коридор.              Зоуи не то что бы рассчитывала, что в пустых после рейса на остров Правосудия тюрьмах она вот так просто обнаружит случайно засидевшегося здесь пять лет экс-капитана без имени. Корпус за корпусом пустовал. Длинные коридоры отдавали на каждый шаг эхом полного запустения. Кое-где редкая вахта провожала взглядами ее молчаливую неспешную экскурсию, постепенно из одного часа переливающуюся во второй, пересекающую остров к другим корпусам, углублявшуюся в скальные породы тюрем. Связанные друг с другом переходами, напоминавшими шахты, тюрьмы действовали угнетающе. На острове и так бывал солнечный свет только раз в две недели, а здесь на третий час Зоуи вообще сбилась со счета времени, и стрелка на тоненьких часиках на запястье указывала на полдень, а в сознании была уверенность, что на улице должна стоять ночь.              Она спустилась по винтовой лестнице, с последней спирали перескочила через перила. По мере удаления от тюремных камер, что были ближе к выходу, уплотнялся затхлых запах пыли и влаги, мутнел свет, синие камни полов и стен действовали неприятно. Камеры опустели. Тишина начала давить на уши. Собственно, давила бы сильнее, если бы не краешек сознания, веретеном плетущий ниточку чужого присутствия там, где больше ничего не было.              Звук ее шагов разносился эхом, когда она замедлила ход. Клетка за клеткой пустовали, пока в полумраке едва-едва освещенного коридора Зоуи не подошла к последней камере. В синеватой дымке застоявшейся пыли и тяжелого воздуха было видно, что в камере был силуэт. Живой человек. Зоуи остановилась перед решеткой. Заключенный поднял на нее взгляд.              — Я тебя не знаю, — произнес он. Голоса у него не было — может быть, он не говорил уже много месяцев. Зоуи задумалась — а его вообще кормят?              — Коммодор Гласс, — сказала она.              — Здравия желаю, коммодор, — отозвался экс-капитан.              В его шепоте послышалась кривая улыбка. А потом стало слышно, как он поднимается. Он сделал два шага к решетке, подошел так близко, что они стояли прямо друг напротив друга. Зоуи опустила глаза, чтобы найти взглядом его руку. Тот повернул руку ладонью к решетке. Запястье было в шрамах. Не в ранах от клинка или ножа — в царапинах ногтями и металлом, которыми пытались содрать с кожи въевшийся в нее знак. И все же они не перекрыли длинную черную полосу, вбитую под кожу чернилами и иглой.              Зоуи взяла капитана за запястье. Подтянула к себе — ему пришлось прижаться к решетке, чтобы показать руку ближе к свету лампы, что висела в нескольких метрах в стороне и светила тускло.              — И что вы натворили, капитан? — спросила она. Она отпустила его руку. — Вы совершили преступление?              — Да.              — Какое?              — Убил дозорного. В вашем звании.              Зоуи покачала головой. Да, это имеет право считаться предательством. Но Тризон стоял с видом не раскаивающимся.              — За что?              — Бросьте, коммодор. Не задавайте вопросов, которые приведут вас в мое положение, — он развел руками, обвел взглядом свою камеру. Отступил. — Арестовывайте пиратов. Служите, как верный пес.              — Здесь это в моде.              — Как верная псина, — добавил он негромко. Зоуи усмехнулась.              — Меня не сковывают обязательства в вечной преданности Че лично, — сказала Зоуи, показав чистые запястья. Тризон смотрел на ее руки. Была в его глазах какая-то уставшая озабоченность тем, что она стоит здесь и говорит чересчур уверенно: слишком молода, проиграет Че в интеллекте, в хитрости, в средствах.              — Я поздно понял, что эти метки неодинаковые, — сказал заключенный. — Не все преданны Че по одинаковым причинам. И одних не отличишь от других.              — Значит, у кого метки нет, те вообще непричастны? — спросила Зоуи. Тризон покачал головой: не потому что она предположила ошибочно, а потому что он не хотел отвечать.              — Хотите совет? От одной неверной собаки другой? — спросил капитан.              — А у кого метка есть — причастны, но не все, — закончила Зоуи. Тризон смотрел на нее через решетку молча. — Но к чему, капитан?              — Контр-адмиралу не говорите, что залезли так глубоко в тюремные коридоры.              Он усмехнулся и отступил в темноту камеры. Зоуи его все же видела прекрасно и могла бы продолжить разговор. Потянулась к карману, достала сигарету. Предложила Тризону, тот покачал головой.              — Почему не расскажете, что произошло? Мне бы это упростило жизнь, — сказала она. Подумала дважды, прежде чем закурить, и в итоге вложила сигарету за ухо. Не стоит дымить в не проветриваемом толком помещении, вроде этого.              — Потому что ты женщина, тебе мало лет, у тебя впереди вся жизнь. И ты не хочешь ее загубить, пытаясь переиграть этого подонка в его же игры. Он тебя похоронит.              Экс-капитан опустился на жесткую койку, опустил взгляд. Зоуи обошла взглядом его камеру, длинный коридор, его иссохшие и израненные руки, висящую на нем одежду. И истерзанный попытками счесать к чертовой матери длинный язык татуировки, въевшийся в кожу.              Тризон был не тем человеком, перед кем имело смысл ломать комедию. Но он был умен. В свое время видимо ему хватило ума догадаться, в чем было дело на G-11. Сейчас одного ее присутствия здесь, перед его камерой, было достаточно, чтобы заключить, что она разнюхивает: кому еще придет в голову инспектировать годами не тронутые тюрьмы на острове, где ни один заключенный не задерживается дольше месяца.              А у нее ушел почти весь день на то, чтобы исходить тюрьму сверху донизу. На то, чтобы только увидеть человека, оставшегося даже без имени, чтобы узнать от него всего одну вещь, которая мало что ставила на места.              Как узнать, чего хочет контр-адмирал, кроме как вынудить его самого рассказать? Нельзя вертеть людьми на свое усмотрение, если не знаешь их целей. Зоуи оперлась плечом о решетку, чтобы постоять немного и дать себе подумать.              Надо было быстрее найти рычаг давления на Че и поглядеть, наконец, что там у него под плащом безупречной эффективности.              Зоуи обернулась на Тризона: тот сидел, глубоко погрузившись в себя. Зоуи подумала, что если контр-адмирал покинет базу, то Тризон, вероятно, должен быть реабилитирован, но вопросом оставалось, вернет ли это его к жизни.              Она пошла в сторону выхода.              Когда вышла из дверей одной из связанных тюрем, куда подошла по внутренним переходам, чтобы не выходить из корпуса, где заключены местные неугодные, сразу стало ясно, что что-то не так. Над базой стоял поздний вечер, и темное густое небо расчерчивало несколько тревожных прожекторов. Зоуи на улице постояла с минуту, пока закуривала, морщась, пока глядела на росчерки лучей прожекторов. Здесь, где она была, на возвышенности у верхнего Омута, было видно часть базы сверху. На улице было много солдат. Не расхаживали своими мерными чеканными шагами в патрулях — бегали туда-сюда. Переполох. Зоуи выдохнула дым.              Почему все происходит, когда не надо. Когда она не готова и должна погрузиться в спокойную ночь, чтобы мерно обдумывать закономерности и взаимосвязи?              Она поглядела над базой внимательно, остановившись на минутку, чтобы сознание подсказало безлюдные пути. Что произошло, нужно было еще выяснить, а то, что она никого не видела за весь световой день, могло не сыграть ей на руку. Вроде новых кораблей в порту не было, событие какое-то внутреннее. Солдат кишмя кишит в центре острова, там, где стоят главные корпуса.              Она скоро туда и двинулась. По дороге в одном из подвернувшихся под руку взяла накидку с иероглифом справедливость, спрятала волосы и кепкой закрыла лицо. Форма, как всегда, работала как шапка невидимка.              Зоуи скоро вошла в здание, где пахло ужином — какие бы страсти ни разрывали базу, приемы пищи по расписанию. Зоуи прошла вдоль почти опустевших полок и, прихватив себе (согласно ее расписанию еще только) завтрак, села за один из столов. Здесь почти не было людей, и работники и работницы прибирали столы. Но было недостаточно безлюдно, чтобы бросаться в глаза. Зоуи, накручивая на вилку длинные макароны, разглядывала в центре стола точку, пока мысли пытались в бардаке базы выделить кого угодно знакомого. Воля упрямствовала, и в целом база в голове имела очертания перловки.              Одно выделалось в общей картине: Холланд, должно быть. Зоуи прикинула, где это на самом деле на острове: ближе к северной оконечности, там, где череда корпусов замыкается вокруг Омута и где находятся кабинеты, несколько тренировочных площадок и… столовая. В которой Зоуи смотрит на круглый стол, представляя на нем образование из скал.              Сосредоточенно.              Она медленно подняла взгляд. Холланд стоял перед ней. Она открыла было рот, чтобы спросить, в чем дело, но весь вид капитана выдавал ключевой посыл без слов. По каким-то невероятным причинам у нее проблемы. Она приподняла козырек кепки.              — Что могло за день произойти такого, что… — она развела руками.              — Гэри Джи мертв.              Зоуи подняла брови. Потом осознала, что услышала. Потом снова поглядела на Холланда. Он вообще не был щедр на юмор, а сейчас выглядел так, будто был неспособен на улыбки в принципе. Коммодор, прибывший вчера, убит.              — Как? — спросила Зоуи негромко. Не удивленно, а так, чтобы получить ответ о способе убийства. Холланд покачал головой одобрительно: это и было, видимо, причиной веселья.              — Коротким клинком от глубокой раны в руку. — Зоуи покачала головой непонимающе. — В твоей квартире был обыск, кстати.              — Мой клинок был при мне, и протокола ради, Холланд, это не я.              — Это я знаю. Но коммодор убит. И подозревают тебя в том числе, а тебя не было и ты не сможешь сказать, где была. Советую что-то придумать.              Зоуи выдохнула сквозь зубы, принялась за ужин. После полпорции макарон в томатной пасте стало яснее думаться. Она на голодные игры не подписывалась. Только на сытые.              — А Че где? — спросила она, сложив приборы в тарелку.              — У себя, наверное.              — А труп?              — У медиков.              — И что нашли у меня в квартире?              — Ничего такого, что бы тебя скомпрометировало больше, чем уже есть, — сказал Холланд. Зоуи подняла на него взгляд. Нет, все-таки она поспешила. Юмор у Холланда был. Своеобразный.              — Ну пойдем навестим беднягу, — сказала она. Потом пояснила. — Покойничка.              Холланд смерил ее осуждающим взглядом. Зоуи, качнувшись на стуле, допивала морс, разглядывая его лицо, пока на нем наконец не отразилась готовность. Капитан кивнул на выход. Зоуи, как приличный человек, убрала посуду и вышла за капитаном следом.              Когда они подходили к госпиталю, Зоуи уже не стремилась уходить из поля зрения людей. Когда они вошли в здание, старшина на входе при ее виде слегка опешил, а когда они с Холландом свернули в один из коридоров, уводящих вниз к моргу, то явно потянулся к ден-ден муши. Но останавливать их не останавливали.              Скоро в слегка морозной прохладе морга дежурный врач показал тело. Коммодор был безнадежно мертв. Зоуи попросила показать рану, по которой там народ решил, что она заделалась потрошителем и охотно дырявит людей. Врач показал правую руку коммодора. Зоуи чуть не присвистнула.              Вдоль руки, где шла чернотой метка была даже не рана. Рваные концы плоти как будто разорвались изнутри. И хотя отдаленно рана напоминала колотую, но либо тупым ножом, либо зубчатым предметом, или еще черти как. Зоуи повернулась к Холланду и попросила закатать рукава: где-то там у него был от нее один трофей, и она знала, как выглядит рана от ее клинка. Чище.              Холланд посмотрел на ровный шрам на своей руке и хмыкнул. Зоуи стояла над трупом, считая чужие шаги в коридоре и разглядывая, как ровный черный сред был фактически разорван этой раной.              Воля не давала сбоя: через минуту в комнату вошли трое. Зоуи оборачиваться было не надо. Холланд отсалютовал довольно вяло, хотя вошли Уикенд и Порч и за ними следом собственной персоной Че Борха.              — Гласс, тебя искали с самого утра, — сказал контр-адмирал, и только когда он ее назвал по фамилии, Зоуи отвернулась от покойника. Было ощущение, что вернуться к нему у нее не получится. Надо было постараться запомнить все, что она видела.              — Слышала, меня в этом подозревают, — сказала она, качнув головой в сторону мертвеца. Из тройки прибывших Че выглядел примерно так же, как всегда, Уикенд в противоположность своему обычно легкому и улыбчивому поведению был крайне недоволен, а вот Порч так же вопреки своей обычно громкой и гневной натуре был чересчур… спокоен. Зоуи оглядела их всех троих по очереди.              — Ты пользуешься коротким клинком, тебя не видели черт знает сколько времени, вчера ночью ты последняя видела коммодора, — сказал Уикенд.              Звучало как сквозь зубы, с нотой холодной судебной безжалостности. Уикенд был без шуток зол. Он это всерьез. Борха стоял скорее с видом слушателя: было не определить, верит ли он в эту версию, но было ясно, что послушать ее он охотен. Пронеслась мысль, была ли у Че своя версия. Может, он вообще знает все и ему не нужно это разбирательство? Хочет ли он ее обвинить в этом или нет?              Бесила ни черта не знать про цели и мотивацию людей вроде него — людей с нечитаемым лицом с флером продуманной, рассчитанной преступности за плечами.              — Ну чтобы вы понимали, во-первых, коммодоры не дадут соврать, мне нечего противопоставить в бою коммодору вашего уровня.              — Это ложь, — сказал Уикенд. Зоуи перевела на него взгляд. — Ты очень хороша в бою, ты можешь за себя постоять. Тогда, на плацу, Капитан, — он кивнул на Холланда, — не тебя из-под удара выводил. Если бы тебя не оттащили, ты бы ровно такую же рану Порчу оставила.              Зоуи глядела на Уикенда. Говорил он серьезно. Порч вот этим словам очень удивился, но долгий выдох Холланда красноречиво подчеркнул истину в словах коммодора. Не зря он потом ходил понаблюдать, что там будет Зоуи делать с пиратами, если придется.              — Ну, Порчу я не в руку целилась, а в шею, — сказала она немного погодя. Уикенд хмыкнул. Покачал головой. Это не говорило в ее пользу. — Но есть еще во-вторых. Рана от моего ножа выглядит не так.              Раз уж насчет ее владения ножом сомнений уже не было, Зоуи достала клинок. Проклятый кинжал легко лег в руку. Чувствовал кровь, Зоуи ощущала это почти на уровне Воли.              — Он очень острый, он оставляет безупречно чистую рану, — Зоуи поднесла клинок к руке и едва коснулась кожи — выступила кровь. Потекла аккуратной струйкой к локтю приподнятой руки для демонстрации. — Могу продемонстрировать, — она замахнулась ножом, но тогда ладонь поднял контр-адмирал.              — Достаточно, Гласс. Убери оружие. Уикенд, это не она. Порч, у тебя сомнения? — спросил он. Порч стоял молча. В отличие от полного праведного гнева — а если не гнева, то подозрений — Уикенда, Порч почему-то не пылал справедливостью. И если за Че Зоуи была готова признать рассудительность, то Порч-то — мужик горячий. У него не было сомнений, что это не она, потому что он знал. А Уикенд не знал.              Не все метки одинаковые. И то, как эта метка повреждена, говорила о том, что убийство личное, мотивированное и что-то значит.              Зоуи смахнула кровь с клинка, вложила его в ножны.              — Нет, — ответил Порч. — Гласс черти где была весь день.              — Ты соврала, что не владеешь боем, — все же напомнил Уикенд.              — Я не говорила, что не владею, я сказала, что это не моя специализация, — заметила Зоуи. Потом повернула голову к Че. — Моя специализация — расследования. Если хотите, контр-адмирал, я могу заняться этим прямо сейчас. Мне говорят, что у меня сомнительная мораль, но диверсий против своих я терпеть не буду. Жаль, что я не узнала раньше, возможно, какие-то следы уже не найти.              Уикенд поднял бровь. Контр-адмирал смотрел на нее с видом, по которому она уже считала ответ, что он не согласится.              — Нет. Ты отправляешься в патруль завтра, — сказал Че.              — Вы говорили, в этом нет необходимости, — припомнила Зоуи вчерашний, кажется, разговор. Контр-адмирал покачал головой.              — Да, Гэри должен был вернуться на маршрут. Но теперь не сможет. Мы разберемся с убийством, тебе нужно выйти в море. Завтра утром зайдешь ко мне. Идем отсюда. Уикенд, Порч. Гласс. И вы, капитан.              Контр-адмирал указал им всем кивком на выход, коротко кивнул врачу, они все вместе покинули госпиталь.              Ночка выдалась бессонная. Суетливая. Предстояло за ночь снарядить корабль к плаванию, что автоматически означало резкое повышение концентрации геморроя на квадратный метр, учитывая, что все это предстояло делать еще десять дней, а не десять часов. Но казалось, вся база гудит как пчелиный рой. Надо было привнести в него порядка и размеренности и сбросить шелуху суеты, а еще в промежутке между тем, как они с Уикендом взялись за это дело по строгому и не терпящему пререканий наказу контр-адмирала, сделать еще одну вещь. Прихватить с собой фотографии трупа. Мало ли кому она сможет их показать в море — у нее же весь Гранд лайн в распоряжении.              Быть собранным и аккуратным в чужой беготне давало автоматическое преимущество, и когда под четвертый час утра Зоуи выловила среди улиц Худа, солдаты, в группе которых он бежал черт-те куда, даже не заметили, как его потеряли. А меж нем Зоуи на бессонную ночь острее чувствовала силуэты и Худа выследила в своей голове уже час назад.              Выловила, вложила в руки муши фотосъемки.              — Сфотографируешь труп и рану особенно и фото доставишь мне на корабль до моего отплытия.              На церемонии не было времени. Но Худ схватывал на лету.              — Понял, президент, — он забрал муши в сумку, и они разошлись, не проговорив и четверти минуты.              А потом Зоуи снова вернулась к Уикенду, и он готовил команду, а она занималась кораблем, и квартирмейстер вел списки провизии и снаряжения, пока Зоуи стояла на корабле и раскуривала третью сигарету за ночь. На корабль поднялся Бойс, и Зоуи, проводив его взглядом по причалу, встретила его у трапа.              — Ты в курсе, что мы без Холланда? — спросил он вместо приветствия. Зоуи покачала головой. Она была не в курсе. Но, с другой стороны, ей было глубоко все равно. Бойс ее безразличие видел, конечно, но не разделял. — Че просит его остаться. Ну как просит. Велит.              — Да?              — Ну. Я так понял он его принимает за ревизора.              Тут Зоуи прыснула.              — Интересно получается. — Она бросила сигарету за борт. Поглядела на часы. — В любом случае, я так понимаю, сейчас я говорю с контр-адмиралом, и мы дергаем в море. Бойс, отплытие на вас, мне лень этим заниматься.              Бойс раньше бы ее нахер послал с такой формулировкой, но тут пожал плечами, чем видимо выразил крайнюю степень своего согласия, и Зоуи спустилась с трапа.              Утро принесло какие-то заморозки и казалось, что остров был покрыт тонким слоем гололедицы. Было морозно и ботинки скользили по гладким камням. Зоуи едва не растянулась в шпагате трижды, пока добралась до корпуса. Но не успела подняться на этаж с ухоженным кабинетом контр-адмирала, в коридоре ей навстречу вышел Уикенд. Не дал слиться с разговора, пришлось замедлить шаг и встать прямо перед коммодором.              — Спасибо за помощь, Уикенд, — сказала она, потому что молчание было неловкое. Уикенд ее откровенно рассматривал. — Команда на борту вовремя только благодаря вам.              — Гласс, — одернул коммодор. Он ее в узком коридоре подловил, не чтобы любезностями обменяться. — Ты же видела рану Гэри?              — Да.              — Позорная для проигрыша на смерть, не думаешь.              — Да, мелковата, — сказала Зоуи. В ее голове с такими ранами здесь принято еще драться и драться, пока крови не вытечет несколько кубометров. Здесь никто не должен был умирать от таких ран. Она относилась бы к категории царапин, которые пережевывают, сплевывают и идут дальше махать кулаками. — Но контр-адмирал сказал, я не буду этим заниматься, Уикенд.              — Ты сказала, что расследования твоя ниша. — Зоуи покачала головой медленно. — Первое куда ты пошла — труп осматривать, — напомнил Уикенд. Явно к чему-то клонил.              — Я пошла осматривать труп, чтобы найти причину, почему это не я, Холланд мне сразу сказал, что на меня пали подозрения.              — Кто это мог быть?              — Я не знаю кто, Уикенд. Но пиратов на острове нет, коммодор вряд ли проиграет бой своим же солдатам, а рана жестокая и личная, и вообще может быть оставлена не оружием, и выглядит как разрыв изнутри. Я понятия не имею кто это. Или что это.              — Это может быть фрукт? — спросил коммодор. Зоуи подняла брови.              Уикенд выглядел как человек, которого не отпускала эта мысль примерно всю ночь. Зоуи не успела ответить, что может — Уикенд ушел дальше по коридору ей за спину. Она повернулась на пятках, проводив его взглядом. Если подумать, может быть, и фрукт. Надо будет узнать в патруле. Похоже, она пойдет на Джемрок. Лишь бы там Марко был. А Харута поможет с поисками.              Зоуи вписала себе дополнительную галочку в список дел и шагнула дальше к кабинету Че. Когда открыла двери, обнаружила, что перед столом контр-адмирала стоит Холланд. Когда открылась дверь, Холланд обернулся, а контр-адмирал поднял взгляд от стола.              — Вот вы где, капитан, — сказала Зоуи. — Контр-адмирал, я готова отплывать, но после завтрака, хоть убейте.              Она прошла в кабинет и села в кресло перед столом контр-адмирала.              — Отплывай, когда сочтешь нужным. Поговори со штурманом, пусть они это решают, я не разбираюсь в погоде, — сказал Че. — Знаешь, что я от коммодора обычно жду к возвращению.              Зоуи покачала головой. Холланд стоял при разговоре наблюдателем.              — Полмиллиарда. Слышал, тебе такое уже удавалось.              — Это ложь, контр-адмирал. Не льстите мне, я плохо спала, мой капитан смылся от меня под шумок, у меня дурное настроение, — сказала она, кивнув на Холланда. Контр-адмирал улыбался. Улыбка у него была как у хитрого латиноса. Белая на фоне немного смуглой кожи и черных баков, выдавала веселье. В одной из самых невеселых ситуаций из возможных: на базе погиб офицер. Зоуи не успела подумать на этот счет.              — А, это. Холланда отвлек я. Но Уикенд, насколько я знаю, участвовал в снаряжении корабля.              — Да, Уикенд — золото.              — Так или иначе, я думаю, что капитан останется здесь. Но я попросил чтобы с тобой был Лифс. Ты его помнишь, он встречал вас по прибытии.              — Здорово, а как насчет оставить мне возможность распоряжаться моими людьми? — спросила Зоуи. В голосе отдало нотой раздражения. По большому счету ей могло бы быть все равно, но Холланд был ей жизненно необходим для миллиона вещей, начиная от руководства командой, заканчивая связью со Штабом.              — Ты коммодор G-11, ты распоряжаешься всеми, кем хочешь, — заметил контр-адмирал. — А еще говорят, что ты прирожденный управленец, справишься с любой командой.              Зоуи эта лесть начинала подбешивать. Но гнев замыливал взгляд, она удержалась от того, чтобы сказать первое, что придет в голову.              — Что Холланд остается, — решенный вопрос? — спросила она полминуты погодя, когда успокоила нервишки. Нельзя было поддаваться на провокации. Че покачал головой утвердительно. — В следующий раз посвятите меня раньше, чтобы я успела найти замену, — сказала она, поднимаясь с кресла.              — Принимается, — сказал, улыбаясь, контр-адмирал. Похоже, тем, как она удержалась, был приятно впечатлен.              — А капитан мне все же будет нужен перед отплытием, — сказала она, отходя к двери. Поглядела на Холланда, потом на лице Че различила безразличный жест, близкий к «да пожалуйста», и вышла.