Делец

      Не клясться и не клясть

             Прибывать на G-11 гостем и прибывать на нее ее частью были две совершенно разные истории. Во-первых, непогода была как родная. Во-вторых, Лифс провел корабль по пятибальному аттракциону, как по рельсам. В-третьих, когда причалили, их на мостовой встречал коммодор Уикенд и капитан Холланд. Зоуи спустилась с трапа.              — Говорят, ты шороху наделала, — сказал коммодор. Зоуи остановилась перед ними. Он подал ей зонт. Зоуи расправила его, чтобы не мокнуть. На базе как обычно стоял хороший ноябрьский дождь.              — Что это значит? — спросила она. Вслед за ней с корабля спустился Бойс. Отдал Уикенду честь. Тот качнул головой в знак приветствия. Почти дружески. Улыбался. Когда Уикенд улыбался, у него были ямочки на щеках.              Уикенд пообещал позаботиться о корабле: на G-11 тот, кто приводил корабль, никогда не занимался его сдачей. Зоуи почти собралась уходить после смолтока с коммодором.              — Гласс, — наконец подал голос Холланд. Зоуи обернулась. Он стоял без зонта, ему ветром трепало плащ. Выглядел внушительно. Он всегда так выглядел. — Контр-адмирал хочет тебя видеть, — сказал он.              Зоуи подняла брови. Посмотрела на Холланда. Выглядел он как-то стерильно. Нечитаемое выражение лица, будто они чужие люди. Зоуи даже огорчилась: столько времени налаживать с Холландом связи и отношения, чтобы приплыть к тому, с чего они начинали: в его взгляде она узнала это сомнение в ее намереньях, которое видела в его исполнении сто раз.              Пришлось согласиться, откланяться перед коммодором и последовать за Холландом. Уикенд не был, как ни странно, удивлен этой поспешности, с которой от нее потребовали отчетности. Ветром в порту поднимало мелкую соленую влажную пыль с разбивающейся о причалы волны, и свистел такелаж.              Они ушли с Холландом. Когда шли по длинным дорожкам между зданиями, Холланд, наконец, заговорил снова:              — Че выгораживает тебя перед Штабом. — Зоуи подняла бровь. В голосе пропала сквозящая на лицо личная неприязнь.              — Из-за Джемрока?              — Да.              Она хмыкнула. Холланд просто передавал новости, пока ее не было: те новости, которые ей нужно знать как офицеру, ведущему тут расследование.              — А вы что думаете? Просто интересно.              — Я выгляжу, как человек, который это одобряет?              — Нет, выглядите, как злая собака, — сказала Зоуи. Холланд бы усмехнулся, но ему нужно было придерживаться роли «злой собаки». Он только скривился, покачнул головой. Это был почти дружеский жест в его исполнении.              — Откровенно говоря, Гласс, думаю, тебе Че сам все объяснит. Просто чтобы ты не сболтнула лишнего, — капитан открыл перед ней двери в главный блок.              У Зоуи осталось несколько минут, пока они шли по светлым коридорам, чтобы убедиться: Холланд к ней лично неприязни резко не приобрел. А как злая собака он выглядит почему? Потому что должен, если он тут главный по ревизорским делам. Это была любопытная версия. Но подумать ее как следует Зоуи уже не успела. Они вошли в кабинет Че.              Контр-адмирал сидел на кресле, глубоко откинувшись на спинку, и для человека, ведущего неприятный разговор со Штабом, выглядел расслабленно. Явно прервал свои слова, когда двери открылись. Оглядел их обоих, кивнул Холланду в знак благодарности, что они пришли через весь остров.              — Добрый вечер. Я диспетчер, — сказала Зоуи, глянув на улитку, и села в кресло напротив стола, не дожидаясь приглашения, сложив ногу на ногу. Холланд прикрыл двери, медленно прошел в кабинет.              — А вот и она сама, вице-адмирал, — сказал Че в трубку. Улитка зыркнула в сторону. Зоуи не поняла зачем: вроде не транслировала видео.              — Гласс, — сказала улитка. Зоуи узнала голос вице-адмирала Цуру. Че поднялся, чтобы сесть в кресле ровно, подвинул ден-ден муши к центру стола, зажал рычажок на улитке и положил трубку на стол. Громкая связь. — Гласс, объясни, будь добра, почему тебя видели в водах неподконтрольной мировому правительству территории?              — Потому что я там была, — сказала она. Это остроумие Цуру не оценила.              — Тебе известно, эти острова не платят налог и не подлежат защите.              Цуру отчитывала ее как ребенка. Строго, но не повышая тона, не показывая в голосе недовольства. Но Зоуи знала, что Цуру умела затевать всякие шалости, совершенно не подавая вида. Че повел рукой, мол, отвечай старшим, хотя выглядел не озабоченно.              — Но наградные листовки-то по всему морю действуют, — сказала Зоуи. Цуру молчала. Должно быть, пережевывала кусочек манго.              — Гласс, — начала она. Спокойно. — Штаб очень недоволен. Момонга бы тебя убил на месте за то, что ты размениваешь второй шанс, который тебе дали, — Цуру помолчала. Зоуи поглядела на Че с видом, как когда переглядываешься с кем-то, с кем напортачил, слушая нотации. — Ты не могла заходить в эти воды. Я требую у контр-адмирала, чтобы ты впредь не была в патрулях, раз тебе это нужно объяснять.              Зоуи сидела, качая ногой.              — Я не думаю, что это необходимо, вице-адмирал, — сказал Че. Зоуи покачала головой.              — Технически, — начала она, наклонившись к столу. — Технически дозор всегда оставлял за собой право ходить по любым водам, если ведет преследование разыскиваемого преступника. А листовки, повторяю, действуют по всему морю, и арест исключен только на нейтральных территориях, которых в море сколько? Пять. Гран Тесоро, Гриф, Санрайз, Владение Романе Конти Гран крю и остров для больших игр, неизвестно, не затонувший ли в прошлом веке. Это было в моем тесте на переаттестации, помнится.              Че изящно поднял густую бровь. Ее болтовня, как чтение с листа дозорных процессуальных кодексов, не отвлекла его от основной мыли. Преследование разыскиваемого преступника. Учитывая, что на базе G-11 не было порядка отчитываться о ходе патруля, то он не мог знать, в сущности, что там у нее было. Зоуи поймала его взгляд. Улыбнулась контр-адмиралу.              Цуру блеск ее знаний тоже не сбил.              — Кого ты преследовала четверо суток? — спросила Цуру. Зоуи снова откинулась на спинку стула.              — Ну вы же знаете кого, вице-адмирал, — улыбнулась она, глядя на контр-адмирала.              Цуру, конечно, знала, что она тут ловит их собеседника. С какого перепуга ей хотели запретить патрули — это интересно. Это в порядке легенды или Штаб действительно недоволен? Узнать бы у кого-нибудь. Но вот контр-адмирал явно был заинтригован. Цуру снова покончила с кусочком фрукта.              — Гласс. Я спрашиваю. Ты отвечаешь.              — Эль Фанта. Слоновую кость, — сказала Зоуи.              Кабинет наполнился медленными довольными смешками Че Борхи. Холланд, стоявший в поле зрения, когда Зоуи сидела, облокотившись на спинку, перевел на нее взгляд: даже потерял надменно ревизорский вид. Холланду в пору удивляться. Он видел, как три месяца назад она не могла разобраться с матросом.              — Сто двадцать четыре миллиона, — напомнил Борха. Он открывал ящик стола, достал сигареты — те самые, с табаком с Амазон лили. Предложил сначала ей и, когда она мотнула головой, закурил сам. — Вице-адмирал, дозор давно не брал пиратов дороже сотни. Слышал, на даже на Сабаоди службы не смогли удержать команду за сто в узде. — Тут Зоуи прыснула. Че смерил ее взглядом удивленным: не ожидал, что она знает, про что речь. Затянулся. — Мне, откровенно говоря, все равно, по каким водам ходит человек, способный на такое.              Цуру явно поубавила обороты. Зоуи ситуация смешила, и ее настрой страшно нравился Че. Он перестал ее разглядывать, исход разговора стал ему ясен, и он увлекся бонсаем.              — И Эль Фант сейчас на G-11? Гласс? — Цуру адресовала вопрос ей. У нее из голоса пропал менторский тон.              — Да.              Улитка отвела взгляд: Цуру с кем-то говорила, прикрывая трубку. Че тоже закрыл трубку ладонью.              — Ты хороша, — сказал он, облокотившись на стол. — Штаб ничего не сделает.              — Контр-адмирал? — потребовала улитка, но Че не убрал ладонь с трубки, пока Зоуи не ответила:              — Было бы славно.              Контр-адмирал разглядывал ее несколько секунд, потом убрал руку с улитки и отозвался Цуру. Они долго обсуждали, куда денут команду этих несчастных: Цуру настаивала, что их должны казнить в городе, откуда они родом, а Че говорил, что он должен уйти в патруль и не сможет проследить за конвоем, и пусть Штаб тогда сам организует транспорт. В конце концов, на том и порешали.              — Гласс еще там? — спросила Цуру.              — Да, — сказал Че. Зоуи, услышав свое имя в первый раз за десять минут, оторвалась от мерного последовательного изучения полок контр-адмирала: там стояли тома книг, сборники морских атласов, кое-какие дорогие сувениры и всякая другая бестолковая всячина, которую кладут на открытые полки кабинетов разнообразных начальников.              — Мне нужно поговорить с контр-адмиралом, — сказала Цуру. И Зоуи приглашающе развела руками.              — Ну вот и прекрасно, — она с готовностью размашисто поднялась, будто давно собиралась уйти. — Капитана заберу? — Она положила Холланду руку на плечо, как к мужу подошла. Че покачал головой.              — Свободны, — сказал он, и Зоуи кивнула Холланду на выход, чтобы он вышел вперед нее и придержал ей двери. Контр-адмирал проводил ее взглядом, пока они оба не скрылись в коридоре.              Холланд выдержал только несколько минут молчания, и то только потому что закурил, едва они вышли на улицу.              — Капитан, — не дала ему спрашивать Зоуи. Он перевел на нее взгляд. Его сигарета почти выгорела, но он затягивался до самого фильтра. — Вы не знаете, давно Штаб вообще G-11 интересуется?              — Два года.              Зоуи медленно покачала головой. Срок два года ей ни о чем не говорил.              — А где-то еще имеется документация по базе, которую я должна была прочитать еще в Маринфорде?              Холланд усмехнулся.              — У меня.              Это имело смысл. Холланда же принимали за ревизора. Зоуи посмотрела на капитана. Он был похож на ревизора. У него было вечно строгое выражение лица, широкие плечи, хорошая осанка, и когда он ходил — а ходил он обычно быстро — у него развевался плащ.              — Передайте мне их через Худа. Пусть зайдет ко мне, мне будет нужна его помощь.              — Хорошо.              — И еще одно, Холланд. Хорошо, что вас считают ревизором, это значит у вас постоянная связь со Штабом. Скажите мне одну вещь. Цуру это всерьез, чтобы не давать мне вылезать с острова?              Холланд выдохнул. Видимо, эта тема была неприятная.              — Штаб относится к тебе так, как относился бы к человеку с твоей легендой, — уклончиво начал капитан, но Зоуи начала качать головой: ему не шел такой бесчестный тон. Ему шли резанные однозначные убежденные слова. Капитан замолчал. Видимо, они успели обсудить ее дела и Холланду было не велено результатами этих разговоров делиться. Но все-таки почему-то капитан предпочел откровенность. — Начистоту: Штаб хочет, чтобы ты разобралась с этим здесь, а твоя мобильность в море увеличивает непрозрачность твоих дел.              — Любопытно. Никто в Штабе не готов доверять мне всерьез, да? — Холланд не ответил, Зоуи поморщилась.              Наверное, с вселенской точки зрения, это было справедливо, потому что она только что нарушила две дюжины штабных предписаний и намеревалась воспользоваться своим положением, чтобы выйти на связь с интересными ей людьми на наполовину незаконном событии года и помимо прочего украсть у своего начальника его контрабанду, но вообще-то неприятно. Надо было прихватить у Че сигарет. Но ничего, она еще успеет. Все равно нужно будет совершать рейд на кабинет начальника рано или поздно.              — Ты вызываешь доверие только у людей с очень сомнительными принципами, — сказал Холланд. Усмехнулся криво. Зоуи рассмеялась: прозвучало почти как оправдание. А еще во всем, что сказал и сделал Холланд за сегодня, тоже отдавало доверием.              — А вы не знаете, что дозор собрался со мной делать, после того как это все кончится? — спросила она. Холланд покачал головой. — Знаете, передайте в Штаб, что если им угодно мной манипулировать, я буду затягивать это развлечение, пока смогу, и что-то мне подсказывает, что Че будет на моей стороне, — она улыбнулась.              Холланд, которого она знала раньше, за такие угрозы бы припер ее к стенке. Холланд, который стоял перед ней сейчас, почему-то задумался.              — Гласс. Штаб не сможет тобой манипулировать, — сказал он. Зоуи покачнулась с пятки на носок, отшатнувшись от Холланда, потому что он пошел дальше. Обернулся на развилке дорожки: — Я пришлю тебе документы.              — Ничего сексуальнее в своей жизни не слышала, — сказала Зоуи в сторону. Холланду было не слышно, конечно, ветер свистел, и ниже, у скал, море билось о камни, и на базе шла типичная дозорная жизнь в перерывах между патрулями, которую Зоуи уже видела и которая наскучивала за ничтожные промежутки времени.              Она провела в своих апартаментах примерно два часа в спокойном, уравновешенном и размеренном уходе за собой, который не влезал в ее график жизни на корабле. На улице разыгралась непогода, и быть в такое время в помещении, позволяя за нее разобраться с кораблем и пиратами, это просто блаженство. Через два часа объявился Худ с бумагами по базе, как и обещал Холланд. Зоуи попросила парнишку не уходить, часы показывали четыре, и она намеревалась отдаться сухости и безынтересности этих бумажек полностью и безраздельно.              В документах по базе ее интересовало, когда и с какой целью сюда являлись ревизоры и чем были заняты, чтобы не уследить таких простых связей, которые всплыли Зоуи на глаза на второй день ее присутствия здесь. Ревизорские отчеты были приложены к папкам, содержали описания геройств и выдающихся достижений местных офицеров, косвенно затрагивали систему меток для самых преданных, но во всех случаях вердиктом выносили: незаконных грузов не обнаружено, незаконной деятельности не выявлено.              Зоуи сидела на диване, подобрав коленки, сложив бумагомарательные отписки на стол, разглядывала Худа, который нашел себе занятие в том, что изучал какие-то книги по плотницкому делу, и не могла сопоставить фактов. Затягивать это расследование на месяцы не хотелось. Нужно было попадать на Санрайз под крылом Борхи, потому что одной ей туда не вырваться, нужно было идти ва-банк и драматично и самоуверенно говорить с контр-адмиралом якобы начистоту, но ей может не хватить знаний для достаточно уверенного блефа. Дозор ничерта не знал про Южный синдикат. Не знал про G-11, про Че, не знал даже про Сорос, и Сеть связали с синдикатом только в самый последний момент и видимо только на самом высоком уровне. В допросах Меца и Буалье слово синдикат вообще не всплыло, во всяком случае в протоколе.              — Боги, Сорос, — сказала она. Худ оторвался от книги.              — Президент?              — Сорос. Какая я дура, у меня же, — она вскочила с дивана. Прошла к своим вещам, пооткрывала все шкафы, все полки, долго разглядывала почти пустой стол, а потом села на кресло. Не нашла. И не смогла бы найти. Она оставила ее у Карса сто лет назад после побега с Арабасты и с тех пор в глаза не видела.              — Что потеряли, президент? — спросил Худ. Зоуи обернулась к нему.              — Улитку Сота.              — Она у меня, — сказал Худ.              — Ты шутишь.              — Карс отдал ее мне и велел не захламлять корабль. Перед тем как мы отплыли на Water7, — Худ уже закрывал книгу и собирался уйти, зная, что Зоуи улитка нужна. Она стояла, облокотившись о стол.              — Что бы я без тебя делала.              — Да то же самое.              — Надо отвечать, лежала бы мертвая в канаве. Возвращайся быстрее, — Зоуи кивнула на дверь. Худ отдал честь театрально четким движением и вышел. Зоуи усмехнулась чудовищности совпадений, которые держали ее на грани провала. Сколько немыслимых случайностей ей уже спасло жизнь — не сосчитать. Некоторые из них, как выяснилось, были не такими уж и случайными. Было несколько человек, по необъяснимой причине взявшиеся за ней хоть сколько-нибудь приглядывать.              Худ вернулся быстро, хотя сказал, что его чуть было не припахали к разгрузке и ремонту корабля, на котором пришла Зоуи. Его уже отогнали в док. Худ отвертелся благодаря исключительно подвешенному языку, и, благо, имя Зоуи в разговоре не прозвучало. Зоуи самой бы по крайней мере не хотелось обрастать фаворитами, это будет по меньшей части странно, а по справедливости это будет компрометировать ее дела.              Так или иначе, улитка Сота была на месте.              — Скажи, Худ, я плохой человек? — спросила она, забирая у него улитку и снимая трубку. Худ удивленно поднял брови.              — Нет. Почему?              — Звоню старику, только когда мне что-то нужно, — сказала она, опуская трубку на стол. Худ ей, конечно, на это ничего не ответил.              Ден-ден муши начала пиликать, Зоуи опустилась в кресло. Худ, кстати, вообще мог Сафра и не знать. Но, она только сейчас подумала, Худ точно знал Меца и Буалье. Хотя в свое время он сказал ей, что знать не знает, какой организации подчиняется Сеть. Также, как большая часть G-11 не знает, чем занят Че, а если вдруг догадывается, то предпочтет молчать, чтобы не чахнуть в подземельях ни за что.              Худ поднял на нее взгляд, готовый ответить на любые вопросы, но Зоуи в итоге качнула головой. Отпустила его, чтобы его не потеряли. Улитка ответила, когда Зоуи уже подумала, что старик, должно быть, на другом конце света с противоположным часовым поясом и не ответит.              — Глядите-ка, какие люди, — механический голос улитки прозвучал непривычно. Зоуи с Арабасты не говорила со стариком Сотом, да и тогда они по большей части обсуждали старые дела с Крокодайлом. — Как твои дела, девочка?              — Дела хорошо. Застряла на G-11. Пытаюсь понять, какое отношение контр-адмирал имеет к синдикату. А у вас? — Улитка немного помолчала. Зоуи это молчание не очень понравилось. — Сот?              — Ты занимаешься делами Южного синдиката?       — Я расследую дела Южного синдиката. Для Дозора.       — Так бы и сказала. Я уже думал, ты влезла в эту грязь сама. — Зоуи хмыкнула. Нет, огорчать старика в ее планы не входило. Она улыбнулась улитке. Вернулась к шкафам. — Так что ты хотела?       — Сот, вы знаете внутренние дела синдиката?              — Только частично. — Не сказал нет. Любопытно, почему Сот не сказал про синдикат раньше. Но да без разницы. Она могла придумать причины, которые ее удовлетворят.              — Но вы знаете, как G-11 с ними соотносится. Мне нужно понять роль Че в этой истории.              Улитка потупила взгляд.              — Че Борхи? Я для него кое-что делал. Дай подумать. Давно. — Зоуи удивленно подняла брови. — Сколько это лет-то прошло? Десять? Я делал для него огранку одного минерала. Вроде как он завладел дьявольским фруктом и нуждался в том, чтобы это скрыть. Уж не знаю, что за фрукт. Но кто-то из его людей был на Соросе, забирал изделие на Санрайз. А Санрайз — это…              Старик коротко обрисовал историю с балами, но ее Зоуи знала. Ее заняла на это время небрежность слов ювелира о минерале. Но Зоуи немного отложила эту тему.              — А что он, собственно, делает? Не фрукт, сам Че. Для синдиката.              — Ну, он дозорный, лет десять как на высоком посту. Это позволяет ему контролировать море, маршруты. Подозреваю, от него зависит все, что происходит с кораблями любого синдиката в Гранд лайн. Точно не скажу. Я никогда не хотел знать, чем живет этот клоповник. — Улитка вдумчиво смотрела в дальний угол комнаты. — Что я знаю, что он начал конфликтовать с другими. Ну, если ты в это влезла, знаешь, с Буалье, Лазуритом и Аленом. Но черт знает из-за чего. — Зоуи хмыкнула. Имена — это хорошо. Имена надо запомнить. — Лазурит — глава банка юга. Ален владеет торговой кампанией. Буалье, ты знаешь, бывший мэр Сороса, но новый мэр, насколько я знаю, не имеет отношения к синдикату — это какая-то шавка дозора.              — И давно они не в ладах все?              — Не очень. Может, год, а может два. Я тогда, дай подумать, искал подвески с кровавыми рубинами, это, стало быть… — улитка замолчала, старик пытался подсчитать время. — Может, три зимы тому назад.              Зоуи хмыкнула. Конечно, после этого не значит из-за этого и все такое, но выходило, что три года тому назад начались конфликты в руководстве и через год Борха привлек к себе внимание. Борьба за власть бывает громкой. Все еще неопределенно и строится на предположениях, но как будто встает в цепочку событий.              — А минерал, Сот. Как он выглядит?              — Как семигранный кристалл размером с две фаланги мизинца, в оправе белого золота. Он отполирован так, что выглядит полупрозранчым, но в нем отдается его морская структура с уплотнением цвета ближе к центру.              — Это кайросек? Вы умеете обрабатывать кайросек? Это же правительственная технология.              — Не болтай, минерал и минерал. И ничерта не правительственная, они украли ее из Вано.              Зоуи усмехнулась. Было еще немного времени расспросить старика о каких-то мелочах, но вместо этого разговор перетек на обсуждение жемчужного промысла Рьюго, где должны у короля храниться древние серьги королевы Рыболюдей. Сот не надеялся их получить, но взглянуть на них одним глазком уже, по его словам, сделало бы его счастливым. Старик переключился с поисков своей коллекции на музейные экскурсии по шедеврам ювелирного дела: жемчуг Рьюго, золото муз Грифа, бронзовые атланты на горе Манго Джолум и далее по списку, по словам сота, из полусотни пунктов.              Зоуи поймала себя на спокойной, почти умиленной улыбке. Потом пришлось отвлечься на часы и закончить разговор с Сотом: было уже десять минут восьмого.              Утренний разговор с Че почему-то внушил некоторую степень безнаказанности. Зоуи убрала улитку на самое видное место и, не задерживаясь, вышла на улицу. Непреодолимое желание облазить сверху донизу кабинет своего начальника не проходило.              Быстро стемнело, база подсветилась искусственным светом, плохо пробивающим мутность влажности и дождя. Дозорные были редкие, дело скоро пойдет к отбою и вечернее время — досуг у большей части из них, кроме тех, что в патрулях и караулах. Ритуалы базы расчистили Зоуи дорогу, и она пересекла остров, чудом не угодив под дождь: едва ступила под навес крыльца — зарядило ночным ливнем.              Зоуи поднялась в здание главного управления, где через стеклянные стены, выходящие внутрь острова, было видно почти все как на ладони: два озера с незамысловатой, но необъяснимой системой водопадов, порт, море, площадки, скалы. Почти безлюдные к вечеру коридоры оставляли шаги эхом отдаваться в ушах, но Воля вела по пустынным переходам беззастенчиво: в кабинете никого не было, в коридоре разойтись с парой солдат не стало проблемой.              Кабинет встретил умеренной влажностью, поддерживаемой во благо здоровья изящно подрезанного бонсая, скрупулезно сформированного заботливыми руками. В кабинете стояла пустота, впустившая Зоуи с распростертыми объятьями тишины. Она неспеша осмотрела полки, прошла вдоль всевозможных томов атласов и энциклопедий, которых здесь стояло не слишком много, а ровно столько, чтобы не нагрузить помещение академичной заунывностью. Тисненые золотом корешки добавляли комнате изящности, спору не было. На одной из полок стоял на подставке меч из Вано, в которых Зоуи не разбиралась, но сделала вид что отдала должное.              Стоял набор бокалов из нежно зеленого с вкраплениями гранитно-рыжего камня. На столе помимо бонсая стояло перо, чернильница, печати, кое-какие бумаги лежали, сложенные в стопку. Зоуи, обойдя стол, поглядела на них сверху, но не стала перебирать. Опустилась перед ящиками. Связь. Бумаги. Табачный ящик. Зоуи на последнем остановилась. Здесь лежали аккуратно уложенные в блоки сигареты — те самые, с Амазон лили, по словам Бекмана. Зоуа прихватила пачку. Конфискация произошла, будем считать.              Зоуи просмотрела остатки ящиков: скука. Обычное содержимое обычного начальника. Жаль, Зоуи никогда не копалась в столе у Кия Салуса: тогда бы она знала, что считается нормальным содержимым для стола людей его позиции.              Стоял на одной из полок еще довольно странный бюст. Зоуи сначала подумала, гипсовый, но судя по тому, как от него немного бликовал свет, все же из более благородного материала. Изображал абсолютно неизвестное ей лицо, и Зоуи к нему даже не подошла. Меж тем воля насторожила, причем самым не настораживающим образом. Зоуи достала из новой пачки сигарету, прикурила от зажигалки, лежащей тут же, ровно в тот момент, когда в кабинет открылась дверь. Зоуи подняла глаза.              В дверях стоял контр-адмирал. Мерил ее взглядом.              — Что делаешь, Гласс? — спросил он. — Не видел тебя ни на обеде, ни на ужине.              Зоуи не поспешила отвечать. Держала затяжку в легких, потому что чувство мягкого удара этого табака по голове приносит какое-то безобразное успокоение.              Наконец, дождалась. От него на губы вылезла улыбка. Че ее искал на обеде и ужине. Любопытно. Есть, о чем поговорить. Она выдохнула дым.              — Пробралась к вам в кабинет, чтобы украсть сигарет. Готова понести наказание, — сказала она. Че Борха осмотрел нетронутый порядок кабинета. Зоуи додумалась встать с его кресла.              — Ты давно знаешь Холланда?              — Нет.              — А перед патрулем говорила: мой человек.              — Он человек Момонги. Момонга ко мне… строг. Но Холланд один из лучших его людей и, если мы на одной стороне, я бы доверила ему жизнь.              Че разглядывал ее, потом кивнул на кресло. Приглашение присесть обратно на место начальника прельщало. Зоуи села. Затянулась.              — Скажи, Гласс, — сказал контр-адмирал. Снял плащ, оставил его на вешалке. Литые завитки крючков были заточены таким острием, что страшно, и ее форма — невесомая, но надежная — внушала вид оружия. — Ты сообщаешь, что в водах Гранд лайн Шанкс. Делаешь вполне здравомыслящее предупреждение: не попасться ему на глаза. — Зоуи качнула головой: было такое. — А потом идешь на Джемрок, где не один и не два источника мне сообщили, Марко Феникс устроил настоящий рейд по всем кораблям, что были в водах.              — Вопроса не услышала, — сказала она безупречную для таких случаев вещь, сформулированную как-то уже мелькнувшим в разговоре Момонгой. Че дерзость такого характера почему-то любил.              — Не побоялась команду угробить?              — Я знала, где будет Феникс.              — Откуда?              — Спросила у мэра. Мерзотный старикашка.              — Ты сунулась к мэру неправительственной территории?              — Да. Пусть пожалуется на меня Мировому правительству. Ах да, подождите-ка, — театрально остановилась она, но не стала продолжать. Че уже улыбался — представление его позабавило. Зоуи откинулась на спинку кресла. — Его не опекает мировое правительство. Цуру думает, что я этого не знаю, или что?              — Тебя хотят в коммодорском звании заставить делать работу секретарши, лишь бы была на виду. Штаб хочет тебя контролировать. И не только тебя. С тобой цепной пес Момонги — рыскает за тобой по пятам, за одно сменяет своих коллег на посту присмотра за G-11.              — Так сняли бы уже с меня погоны и пустили бы с богом, — улыбнулась Зоуи. Сигарета подходила к фильтру. Зоуи обернулась по сторонам в поисках пепельницы. Че поставил ее перед ней на столе. Для этого, наконец, подошел. Зоуи пришлось поднять на него взгляд.              Было очень хитрожопо посадить ее — пускай в его кресло — чтобы вот так возвышаться над ней своим ростом и широтой своих плеч.              — У вас хороший галстук, — сказала она. Потушила сигарету в пепельницу. Че усмехнулся. Создать драматичный момент не получилось. Только вот Зоуи увидела что-то и сейчас, пока тушила сигарету, не могла понять, за что зацепилась взглядом, пока смотрела на Че. Табак ударил в голову, и она хотя не отказывалась соображать, но очень упорно малевала белым отдельные области здравого смысла. Ну что ж, была не была. — Че. Я хочу работать с вами.              — Ты уже работаешь со мной, — заверил контр-адмирал. Зоуи покачала головой: нет, она не про этот тип «работать с вами». Про другой. — Я доверяю тебе как любому своему человеку. Штаб смирился, что я не стану сажать тебя на цепь, что бы они ни понаписали в твоем деле.              — Нет, вы меня не поняли, — сказала она. Поднялась со стула. Стояла в туфлях, это прибавило роста, и ее подъем вышел впечатляющим. — Хочу работать с вами по тем вопросам, по каким здесь разнюхивает Штаб. Хочу заниматься торговлей. Хочу увидеть Лазурита и Алена. Я знаю, что вы будете на Санрайзе. Я знаю, что ряд офицеров базы работает с вами. Я знаю, что ваши отношения формирует сделка фрукта промис-промис.              Че, надо сказать, это вынес с безупречно нетронутым лицом. Помолчал. На лице проступила улыбка.              — Неужели Холланд вас посветил в дело, которое пытается здесь высосать? Я думал, вы умная женщина. Вы же понимаете, что это невозможно.              Зоуи смотрела на него и думала, что она упускает. Нельзя бегать глазами — глупо выйдет. Смотреть в это снисходительное немного лицо с привкусом «не позорьтесь, я дам вам шанс реабилитироваться», повторять в уме насмешливое «вы» с каждой секундой отнимало уверенность. Табак в голове кружил клубами.              Что она видит, но не замечает? Что-то, когда он снимал плащ. Что-то, когда ставил пепельницу. Что-то, что вписывается в немного богемный вид кабинета и его формы с иголочки. Что-то.              Зоуи потянулась к нему рукой. Че сначала смерил этот жест удивленным взглядом, но Зоуи показала открытую ладонь и все же дотянулась до его пиджака. Там, где кто-то носил бы карманные часы, на цепочке из белого золота к карману крепился минерал. Зоуи дотянулась до него рукой. Кристалл семигранный. Изящными линиями украшений семьи Сафра был втесан в тонкий обруч белого золота, удерживающий его на цепочке. Зоуи сняла цепочку с петлички, взяла приятной тяжестью украшение. Казалось бы, простое. Но мутноватое в центре, по-морскому голубое облако внутри кристалла соответствовало описанию.              — Во-первых, Че, что бы вам Холланд ни сказал, не обольщайтесь, Холланд расследует меня, а не вас. А во-вторых, — она подняла цепочку с минералом выше, чтобы он метрономом раскачивался в руках. — Че. Кайросек, сделанный для вас Сотом. Десять лет тому назад. Давайте я по-другому сформулирую. Я знаю достаточно, чтобы загубить вашу карьеру. Но я не хочу, потому что я хочу работать с вами, и вам это на руку, потому что штаб я не люблю, а фрукт даст вам возможность убедиться в том, что я не нарушу клятв. Все в выигрыше. Соглашайтесь, черт возьми.              Зоуи бы не сказала, что она застала его врасплох. Нет, Че был не из таких людей. Она вложила ему кайросек в кармашек.              — Гласс, что из того, что у тебя в личном деле, правда?       — Они вписали туда формулировку «сомнительные методы»?              — Вписали.              — Ну вот. Вот это правда. Сомнительные методы помогают в борьбе за власть, — Че не хотел, но поднял бровь в ответ на это. Зоуи сделала вид, что не заметила. — Остальное — домыслы, клевета и провокации.              Че молчал. Зоуи глядела на него, разглядывая в его лице нечитаемую улыбку, в которой было то ли удивление, то ли уважение, но под которой с тем же успехом могло скрываться намеренье выкинуть ее из окна на скалы. Воля почему-то не соизволила прикинуть, что она в таком случае будет противопоставлять контр-адмиралу.              — Так значит, ты за три недели выяснила то, что Штаб не может раскопать десять лет? — спросил Че. Зоуи присела в реверансе, как артист после пьесы. Че отвел ее рукой в сторону, чтобы она дала ему пройти на свое место. Сел в кресло. Зоуи осталась стоять.              — Гласс, — начал он. — Сегодня коммодор Уикенд сказал, что ты действительно взяла всю команду Слоновой кости, Штаб подтвердил, что их корабль потоплен в водах Джемрока. По правде, я допускал, что дело в том, что ты аффилирована с Белоусом, хотя Штаб так и не смог этого доказать. Штаб вообще ничего не может доказать. Но Эль Фант ранен твоим клинком, не оставляет сомнений, что это твоих рук дело. Я ожидал от тебя триста миллионов суммарной награды, а получил больше полумиллиарда, распиханный по трюмам, как килька по банкам, при том, что я оставил тебя без тех людей, на кого бы ты рассчитывала, соответствующих требованиям вице-адмиралов Штаба.              Зоуи эту отдающую официозом тираду слушала со спокойным безразличием на лице. В словах проскальзывало кое-что, что заставляло ее думать, что Че решил дело в ее пользу.              — Мы с коммодорами обсудили твое появление здесь, твои дела на базе и в море. Есть единогласное решение, что ты должна быть одна из нас. — Че кивнул ей на руку. Зоуи усмехнулась. — И после того, как дашь некоторые клятвы, я просвещу тебя в дела, про которые ты говоришь.              — Какие клятвы? — спросила Зоуи.              — Простые. Действовать в интересах базы и держать за зубами язык.              Зоуи усмехнулась. Держать за зубами язык будет непросто, учитывая, что она вообще-то тут по его, Че, голову. Но вот если она даст Холланду преследовать себя и случайно приведет к секретам Борхи, то выйдет, что она ничего никому не сказала? На Санрайз она соберет всю коллекцию дел Борхи, перед Санрайз Бойс получит ее приглашение и дай бог ему ума сообщить об этом Холланду. А вот про то, чем она займется для личных интересов в течение ближайших нескольких недель, Дозору лучше бы не знать никогда.              — А вы даете клятву в ответ? Держать в тайне мои секреты и действовать в моих интересах? — спросила она. Че посмотрел на нее из-под бровей. В его взгляде впервые была насмешка, но быстро растворилась в глубине взгляда.              — Знаешь. Да. Я дам тебе такую клятву.              Зоуи рассмеялась.              — Это все, что я хотела, помимо вашего табака, Че, — она выдохнула после смеха и отступила к выходу. Но было ее кое-что. — Еще вопрос. А Гэри? Коммодор Гэри Джи. — Че откинулся на спинку. Не то что бы он не догадался, что она знает. — Какую клятву нарушил он?              — Первую.              Зоуи задумалась.              — Это хорошо.              — Быть преданным своим человеком нехорошо, Гласс. Я знал его десять лет.              Десять лет — не шутка.              — Хорошо, что не вторую. Незаменимых людей нет, а вскрытые тайны снова не спрячешь. Гэри унес ваши секреты в могилу, — сказала она. Че в ее словах разглядел это хладнокровное рациональное зерно и усехнулся криво. Махнул ей рукой на двери.              — Иди уже.              Зоуи вышла со смехом из кабинета.              Они никому ничего не сказала, не передала, не предупредила и влезла в историю с непреложными клятвами, не дав себе путей отхода. Звучало как пляска на граблях, но обещало быть чертовски занимательно.                     Утром поднялось давление, разогнало тучи и стояло холодное, но ясное, лимонно-желтое утро. Холланд имел представление о ритуальности некоторых вещей в формальной службе, в Маринфорде наглотался этого по самое не хочу, и когда в шестом утра на плацу перед причалом собрались почти все до единого офицеры, чтобы встретить корабль, он почти не был удивлен.              Капитан Эфирь, задорный малый с меткой, стоял от Холланда по правую руку.              — Возвращаются, — кивнул он к мысу с юга, откуда корабль вылетел с рискованным, но изящным креном, ведомый явно очень умелым навигатором, которому, помимо прочего, какой-то очень не конвенциональный командир судна позволял трюкачество в опасной близости от скалистых берегов базы. — Гласс — дьявол, а? — Гласс — дьявол, и капитана это восхищало, а Холланд стоял с твердым ощущением, что за ночь что-то поменялось. — В патруль бы с ней. Говорят, дала лейтенанту управлять судном.              — Лифс будет произведен в капитаны.              — Лифс — отличный мужик, — сказал Эфирь. — Нет, Холланд, ты гляди на них.              Корабль размашисто перелег на другой борт, зашел в крутой маневр, чтобы повернуться к порту, паруса затрещали, брамсели выполоскало, как в стиральной машине, что хлопанье парусины донеслось досюда, но потом паруса поймали ветер, мачты раскачались маятником от того, как корпус колыбелью успокоился на воде, и корабль медленно подошел к причалу. Если этим всем может управлять один человек, он гений управления кораблем. И этот человек Лифс. А Гласс ему просто это позволяет.              Ее с командой выставили дать круг почета вокруг базы, потому что было принято, что тот, кто получает метку, получает ее, едва ступив на сушу.              Контр-адмирал за финтами корабля наблюдал с причала со сдержанно гордым видом: это были его офицеры, которых он обучил такой навигации. Че Борха.              Гласс показалась на борту. Холланд кивнул на нее Эфирь, тот одобрительно покачал головой. Холланд впервые видел, чтобы она стояла в форме: плащ на ветру бился, от ветра в лицо у нее разлетались за плечи волосы, и она выглядела, как воплощение моря с иероглифом справедливость. Гласс умела выглядеть хорошо. Еще Гласс, как выяснилось, за три недели и два личных разговора втерлась Че в такое тесное доверие, что он ей медаль на грудь весил. И Холланд был бы в восторге, но она ничерта не объяснила.              Когда спустили трап, караул вдоль края причала вскинул ружья на плечо, Гласс спустилась. Они отдали друг другу честь с контр-адмиралом.              — Коммодор Гласс. За твои заслуги в море, за твои расчеты в боях, за твою преданность своим офицерам и солдатам я хочу отдать тебе должное.              — Спасибо, контр-адмирал, — сказала она. Че оглядел присутствующих офицеров.              — На G-11 есть традиция. Тех людей, которым я бы доверил свою жизнь, которым я бы доверил справедливость в самые темные времена, с теми я обмениваюсь клятвами о том, что меж нами никогда не будет предательства и обмана.              — Справедливо.              Че подал ей руку. Она его была ниже на голову, но их рукопожатие на удивление выглядело равновесно. Их плащи развевались почти синхронно на порывах утреннего ветра. Мягким желтым золотом покрыло эполеты их накидок и аксельбанты. Как только они сжали друг другу руки, караул дал залп.              Холланд должен был отдать должное. Зрелище впечатляло. Пронимало по-своему.              — Клятва простая, Гласс. Поклянись действовать в интересах базы, ее командования, офицеров и солдат, — голос контр-адмирала стал тише. Не торжественный, не выученный. Холланд невольно вытянулся, подтянулись и другие офицеры. Момент требовал.              — Клянусь, — удивительно, как ее негромкие, но четко сказанные слова разносились по плащи, как в граммофон.              — Поклянись хранить служебные тайны G-11 и унести их в могилу.              — Клянусь.              Контр-адмирал повернул ее ладонь в рукопожатии кверху запястьем.              — Клянусь защищать твои интересы и сохранить твои тайны, Гласс. Это справедливая клятва. Равноценная. — Он указал на ее запястье двумя пальцами. — Сегодня ночью G-11 оставит ее след вот здесь.              — Спасибо, контр-адмирал, — улыбнулась она. Они медленно отпустили руки. Раздался второй залп, Холланд не заметил, как площадь залилась свистом и криками. К Гласс подошел Уикенд, пожал ей руку, они перекинулись какими-то фразами, контр-адмирал сказал им несколько слов. У Гласс лицо растянулась в лисьей улыбке, и когда Че отправился покинуть площадь, двинувшись в сторону главного корпуса, Гласс собрала пальцы кольцом, и одним протяжным свистом призвала площадь к вниманию.              — Господа! — Она поглядела на Уикенда. — Мы вообще-то из патруля притащили не только пиратов на пол-ярда, но и рома полтора ящика. Уикенд, не соврать, сколько там бутылок?              — Можно море утопить, — с серьезным видом подтвердил коммодор, покачивая головой. В толпе уже поднимался гул. Капитан Эфирь по правую руку от Холланда медленно низко рассмеялся.              — Хороша. Коммодор хороша, дьявол.              — В общем, господа, — снова начала Гласс. Не окрикнула, немного подняла голос, народ уже притих. — То, что не выпьем сегодня, ровно в полночь придется вылить в море.              Что такая попойка являлась частью бесконечного свода ритуалов базы, ему потом объяснил Бойс. На вопрос, откуда он сам в этом разобрался, если в последние три недели был в море, Бойс ответил, что разнюхивал это для Гласс и что она взялась целью в это влезть на вторые чутки. Холланд не был удивлен. Но Бойс все еще понятия не имел, что она делает для Штаба и во что именно она влезла. Доверял ей как офицеру, несмотря ни на обвинения, ни на славу, ни на методы. Холланд не был уверен, что может ей верить, несмотря ни на последовательность ее шагов, ни на то, что Штаб изначально выступил инициатором ее вовлечения, ни ее успех на Соросе.              Гласс просто не внушала доверия. Внушала удивление, уважение, но не доверие. Но почему-то когда Момонга спрашивал по ден-ден муши, как там ее дела, Холланд отвечал не то, что она ничерта не объясняет, не то, что она не фиксирует результатов, и не то, что она, похоже, водит его за нос. Говорил, что у нее все под контролем и она идет по тем шагам, которые видела с самого начала. Что это выглядит как самый надежный способ добыть исчерпывающую информацию. В конце он даже почему-то сказал Момонге, что впечатлен, потом одумался, что херню ляпнул, но улитка Момонги раскачивалась взад-вперед в согласном жесте.              — Да, Гласс умеет. — Холланд решил не оправдываться за слова. Прежде чем положить трубку, Момонга еще вот что сказал: — Ты знаешь, что она делает?              — Нет.              Момонга не был удивлен, но не был и разочарован.              — Попробуй допустить на секунду, что она не попытается использовать ситуацию в своих интересах. Она узнает то, что нам нужно, но не продумает того, как выбраться из этого живой. Сделай так, чтобы об этом подумал ты.              — А она не попытается?              Момонга помолчал. Вопрос был без ответа, в сущности. Холланд склонялся к тому, что попытается. Момонга ни к чему не склонялся.              — Если попытается, у нас будет сотня способов ее выследить. Но если нет, вытащить ее из передряги — это то, что я ей обещал, это то, что ей Сэнгоку обещал, и это то, почему она там не одна. Холланд, допусти, что не попытается. Она в Маринфорде четко подсветила свою точку зрения, что в расследовании есть вещи, которые важнее не знать, чем знать, это может быть ее методом работы. Хорошо, когда недоверие оправдывается, но когда недоверие становится причиной гибели своих — это недопустимо, Холланд.              — Она мне это говорила.              — Да?              — В Арабасте. Сказала, что недоверие офицеров ее однажды чуть раком не поставило.              — Мне Салус то же самое сказал, — сказал Момонга. — Присмотри за ней.              — Так точно.              А вечером на базе разошлась гулянка, и рома было хоть упейся, и Че Борха выпивал с коммодорами за ужином, совершенно не тронутый пьянством, как рассказал Бойс, на один день. После ужина алкоголизм перетек на улицу, расплескался в удивительно ясном вечере, выдавшемся на коронацию Гласс. Она сама сначала исчезла на час или два, видимо, с контр-адмиралом, потом щеголяла в форме, висла между двумя капитанами, едва волочила ноги, потом сбегала бегом по лестнице, не оступившись. Она развлекалась абсолютно как гражданская, и народ ей потакал по каким-то безумными причинам.              В двенадцатом часу ясной ночи они столпились на площадях перед омутом, и Холланд, стоявший с бутылкой, которую ему всучили, мол, надо допить ром, осталось всего несколько бутылок, не пропадать же добру, услышал, что Гласс кричит ему протяжно.              — Холланд! — она проходила между матросами. — Хотите реванш?              Холланд стоял трезвый как стеклышко, и Гласс, шатавшаяся на ногах, не выглядела ему как противник. Она и трезвой-то не выглядела.              — Какой реванш, коммодор? — спросил он.              Она указала ему на руку.              — За вот эту рану. Хотите? — Гласс умела провоцировать. Подхватили быстро:              — Какую рану? — это спрашивал один капитан. Его подхватили другие: — А что за рану? — потом возник Бойс: — Слыхал.              — Это рана, господа, которую я оставила капитану, когда ему было приказано меня преследовать, — это была чистой воды ложь. Холланд усмехнулся. Ложь смешная для него, но история очень забавная, учитывая, что слухами мир полнится, и о том, что ее преследовали свои же, слух ходил. Она пользовалась легендой играючи, она ее сочиняет на ходу. Когда их взгляды пересеклись, Холланд увидел, опьянение у нее поверхностное, показное. Она в себе.              Момонга велел прикрыть ей спину. Что ж.              Холланд сбросил плащ, вручив ему какому-то молоденькому матросу, пиджак, закатал рукав рубахи.              — Вот эту рану, — сказал он. Шрам от ее клинка был красноречивый. Чем-то правда напоминал рану Гэри Джи. Дозорные заглядывали друг другу через плечи. Холланд смотрел на Гласс, и за ее хитрым взглядом не мог понять, какие причины велели ей подначивать его на «реванш». — Сейчас?              — Сейчас, капитан, — она развела руками. Ничего не сказала, это был приглашающий жест, а народ разошелся, давая им место. Что Гласс хотела? Выигрыша или проигрыша? Крови? Зачем?              Холланд закатал рукава. Гласс перехватила клинок. На запястье показался след черной линии, уходящей под широкий рукав плаща.              Если она считает, что он ей поддастся, она ошибается. Ее взгляд падает ему на руки, налиты Волей. Холланда тянет скалиться. Драки на равных бросают в это чувство. Веселья.              Тяжелый удар волей выломал чугунную решетку над Омутом. От грохота, с каким вылетел пролет забора, от звука падения ее в черную воду омута над площадкой разнесся гомон. Народ засвистел. Гласс в последний момент увернулась. Говорил ей Холланд, она давно двигается с такой скоростью, а сам забыл. Она его не попытается порезать?              Вошла в ближний бой. Ошибка. Здесь она проиграет, даже Воля не нужна, она просто не успеет использовать клинок. Холланд прижмет ее к стенке, если ей хочется проиграть публично. Отступление — это все, что у нее остается, перед его ударами.              Холланд пробил прямой, она ушла вниз, за ней дернулся ее плащ. Глупо было его не снять, он мешал. Теперь ясно, почему она не носила форму — она ей просто мешала, для нее верткость была основным преимуществом в бою.              Ушла от удара, разбившего мостовую, срезала ножом ему пуговицу с манжета, даже успела ее прихватить, но тут же едва не попала под следующий удар, чтобы его остановить, выхватила у кого-то ружье. Холланд его просто смял ударом Воли, чудо, что она при этом на ногах устояла — не должна была. Этим же кривым ружьем она в контратаке пошла с широким размахом сверху. На взгляд Холланда, очень некрасиво: с тем же успехом смогла выслать предупреждение об ударе факсом, Холланд просто ушел, но атаковать снова она не дала, перешла на короткие колющие удары — может, он его не пробьет, но вообще-то под такой удар попасться — неприлично для его погон. Приходилось уходить. Наконец вместо одного из тычков она швырнула ружье Холланду в руки и тот его поймал на автомате, а следом ему в руки полетел ее плащ.              Ее плащ, полностью закрывший ее саму и то, что она делает. В который раз она это делала? Второй или третий? Какая разница, Холланд снова этого не ждал.              Холланд отмахнулся от плаща, отступил и увидел только то, что она не бросилась в атаку. Она перехватывала клинок, чтобы метнуть его ему вдогонку, потому что знала наперед: он оступится на скале, где только что выбил ограждение.              Холланд сделал единственное, что успевал, чтобы не попасться под ее клинок: ухватил за запястье, и они оба со скалы свалились в ледяную воду Омут.              По ушам ударило давление воды, Гласс вошла почти солдатиком, Холланд успел увидеть, как она, летя вперед лицом, успела вытянуться вперед руками. Развела воду, перевернулась в воде, и Холланд увидел в черной почти воде, что она не торопится всплывать. Задержала дыхание, поймала его взгляд, и ее силуэт удалился, когда она развела руками воду, направляясь в сторону водопада.              Они вынырнули в грохот падающей воды. Ледяной поток сверху бился о поверхность Омута, поднимал пар и мелкую водную крошку. Стоял такой шум, что Холланд был не уверен, что он даже до нее докричится. Гласс вынырнула со страшно довольным лицом следом.              — Холланд. — Она убрала с лица волосы, приливающие к ее щекам. — Послушайте меня. Я ничего не смогу вам рассказать из того, что увижу во внутренней кухне синдиката, потому что тогда умру, как Гэри. Но я дам поймать Че с поличным. Пусть Штаб продолжает разнюхивать. Меня.              Она лыбилась абсолютно по-хамски, оглядывала скалы наверху. Фигуры дозорных нависли над ограждениями. Из Омута почему-то не предусматривали никакого способа выбраться.              — Гласс, ты сумасшедшая, — сказал Холланд.              — К вашему сведенью, я бы вас убила, — она рассмеялась, взяла нож в зубы и довольно изящным кролем поплыла к скалам.              Когда они выбрались, реванш пришлось еще откладывать, Гласс заболтала всех, что она слишком пьяна. Народ стоял, готовый к забаве, Холланда встряхнули за плечи: мол, он так силен и коммодор на самом деле считает его равным, и она говорила об этом Че. Народ не различал своих и чужих этой ночью, и Холланд сдался. Скрутил пробку с рома и проглотил чуть не полбутылки. Гласс, глядя на это зрелище, улыбалась так, будто правда стоит посреди вечеринки, а не игры в свои и чужие. Забавило ее это, видите ли.              И ночь разлила еще рома по глоткам, кто-то подрался, кого-то разняли, а в ноль Гласс стояла на одном из валунов чуть выше площадки, и когда часы пробили полночь, ее свист, чем-то напоминающий орлиный, привел пьяный в хлам, но страшно преданный принципам люд в чувство.              — Господа! Время — ноль часов, ноль минут, — начала она загадочно. У нее были мокрые волосы, и она даже не переоделась. Холодная ночь на G-11, способная оставить лужи подмороженными к утру, ее нисколько не беспокоила. Спустилась теперь, чтобы стоять между дозорными. Холланд стоял, подпирая плечом Эфирь. Тот курил. Бойс курил. Уикенд курил. На G-11 вообще все курили. — У нас осталось шесть бутылок рома, но мы их пить уже не можем. Завтра тяжелый день, — она улыбалась. Дозорные загудели: огорченно, но понимающе. Холланд качал головой: только людей с безупречной дисциплиной может остановить от пьянства одно женское слово. По-честному так. Хотя Бойс говорил, что она может строить кого угодно. — Но кое-кто может выпить за нас.              Притихли.              — Ты к чему, Гласс? — спросил Холланд.              — К тому, — она потянулась за бутылкой. Подняла ее, сняла пробку. — К тому, что скажем в нашем патруле погибло двое. Сержант Винил. И рекрут Калеб. Погибли в бою. Из-за этого убивается мой врач, — она обвела людей взглядом, но, похоже, врача ее патруля не разобрала среди собравшихся, — хотя приказы-то пойти и умереть, если придется, отдаю я. Я не хочу пить в ночь, когда мне сказали, что мне можно доверить жизни, не вспоминая их имен.              Тишина осела на уши плотной тучей, надавила. Холланд покачал головой: двое погибших в патруле — это неплохо. Коммодор Уикенд достал вторую.              — Гласс, если вспоминать мои патрули, — Уикенд поднял бутылку.              По памяти назвал с дюжину ребят. Потом отозвался кто-то из капитанов. Гласс бросила ему ром. С каждым следующим человеком дозорные отзывались одобрением, гулом и свистом, как будто подбадривали погибших, вспоминали товарищей и друзей. Наконец, Глас вытащила последнюю бутыль, оставшуюся в ящике.              — Гласс, — донеслось со стороны дорожки, и народ обернулся. Площадку пересекал контр-адмирал. Посмотрел на часы. Потом на две бутыли у нее в руках. Для пьянки все сроки вышли. Гласс это нисколько не смутило. Он требовательно протянул руку. Гласс подала ему ром. — Я десять лет без перерывов в море, — сказал он, и притихший было народ завопил, закричал, и Че не сразу призвал их к молчанию. Дал утихнуть. — Я помню всех. Мы помним всех. Гласс, это важно помнить. Это наши ошибки, мы на них учимся. Мы должны им отплатить.                    Борха лихо сбил крышку с бутылки, и ром полился на землю, Гласс лила ром в Омут, где только что искупалась, ром Уикенда лился куда-то в низкую траву на неприветливой каменистой земле, покрытой хвоей, и капитаны расплескивали ром вдоль дороги.              Холланд стоял и думал: как женщина, которая просто играет роль, может довести базу до такого экстаза, сама в нем участвовать с полной отдачей, что поглядишь на нее и кажется, что надо за нее разменять жизнь в бою, а если она велит, то еще вернуться с того света.              Может быть, Холланд опьянел. Может быть, она хорошая актриса. Может быть, она знает, что делает.              Гласс отсалютовала ему бутылкой и, когда народ двинул всей толпой в сторону казарм и жилых офицерских корпусов, остаток рома она демонстративно допила сама.