Ангельская пыль

      Антон сквозь сон слышит, как его несколько раз будит мама, а чуть позже и бабушка. Окончательным «будильником» для этого утра служит очередной звонок телефона. Или всё же стук? Или приятный трепет волос. Голова сама тянется к чужой руке, которая всё ускользает вверх, заставляя приподняться на локтях.       — Во-во, теперь и в цирк можно, — раздаётся из динамика телефона со смешком, вызывая заспанную солнечную улыбку.       — Прости, больше не буду спать у тебя на уроке, — с манерой довольного кота и зная, что будет да ещё как, тянет Антон.       — Ты бы сначала до них доехал, Чебурашка.       — Чего?       Антон разом распахивает оба глаза, попутно чувствуя, как шестерёнки в голове начинают крутиться с полной мощностью, и отстраняет от себя телефон, не понимая, когда успел ответить на звонок. Бывали, конечно, разы, когда классный руководитель приходил к своему ученику, но в основном для сопровождения Антона на какое-то соревнование.       — Сколько времени? — с небольшой паникой спрашивает Антон, переворачиваясь на спину и слезая с кровати, чтобы достать из шкафа свою одежду, специально для постановки, потому как на уроки он точно не собирается идти.       — Правильнее сказать: «Который час?».       — Ну Паш, блин. Я опаздываю, — нудит, как ребёнок, Антон, пытаясь понять, где у его чёрных джинсов перед, а где – зад, ленясь найти внутри этикетку.       — В душ сначала сходи, — вздыхает Павел Алексеевич. — А сейчас почти половина десятого.       После услышанного Антон тормозит, переставая натягивать на себя джинсы. Похлопав пару раз глазами, давая своему мозгу повторить и переварить информацию, он снимает джинсы и вешает себе на предплечье вместе с белой футболкой.       — Типо я пока опоздал только на полтора урока?       — Сколько раз прошу тебя перестать употреблять слова-паразиты, — тихо причитает Паша сквозь зубы и грозит отвесить подзатыльник как только встретит. Но Паша отличный отец – бьёт только шуточно, почти неощутимо. — Если б не постановка, я бы и не трогал тебя. Там сейчас репетируют танцы-шманцы и песни. Из-за тебя, между прочим. Собирайся быстрее, потому что я оставил Арсения Сергеевича вести литературу вместо себя.       — Он опять в школе?       — А чего нет-то? У нас никто не воспрепятствует этому.       — Ты замечал, что он странный?       — Ты трепаться будешь или собираться? Иди давай.       Антон волей-неволей вынужден отправиться в душ. Отправившись после приёма тёплой воды на кухню, Антон встречает бабушку, которая заботливо протягивает контейнер, целует её в щеку и возвращается в свою комнату. Собрав наскоро рюкзак, выложив оттуда все ненужные тетради, он выбегает на улицу, так как пала уже ждёи.       На пороге актового зала Антон был уже через десять минут со всеми вытекающими. Правда, следующие пять – до толчка в спину – он боялся пройти дальше, уже предугадывая, как Ира на него будет кричать. Поморщившись от чуть не удара меж лопаток, он развернулся и тут же заткнулся, видя этого драчуна. Вот выйдут из школы, так выскажет всё, что накопилось в это смазливое лицо, на котором сейчас приподнялись в удивлении брови и в невинной улыбке исказились губы.       — Я случайно отключил твоё умение ходить?       «Ещё и потешается».       Только Антон хочет высказать, что тот многое о себе возомнил, как сбоку оказывается Ира. Она спускается со сцены.       — Антон, ты хотя бы знаешь, который час уже? — спрашивает она, скручивая папку со сценарием.       Антон знает, что последует дальше, потому разворачивается и наскоро скрывается за занавесом, скрываясь на задних рядах сидений. Поправляя лямку рюкзака на плече и опасливо выглядывая из-за спинки стула, он видит, как Ира вновь поднимается на сцену, подходя к одной девочке из седьмого класса и что-то ей говоря.       Видя подходящего Арсения, Антон юркает обратно вниз. Всё ещё по-детски думая, что капюшон, рюкзак-панцирь и поза «улитка» спрячут, вглядывается меж ножек стульев.       — Какая тут милая чёрная черепа-ашечка, — тянет наигранно умилённо Арсений, присаживаясь на стул рядом, но по звукам кажется, что ещё и ложится. Следом приподнимает его капюшон.       — Уйди, — недовольно бурчит Антон, накрывая голову руками и стараясь отползти назад.       — Не-не, стой.       Арсений преграждает путь ногой. И либо Антону кажется, либо тот действительно слегка ударил его по заднице. И когда это повторяется, то во второй раз вообще не кажется.       — Эй! — возмущается Антон, поднимаясь на колени и отстраняя от себя чужую ногу.       — Ой, черепашка, оказывается, умеет говорить, — звучит с преувеличенным удивлением, но после Арсений просто улыбается. — Слышал, ты проспал сегодня. Было что-то интересное, что ты не спал всю ночь?       Холодок пробегает по всему телу от мысли, что тот мог следить за ним и что шутки про слежку от организации «ФБР» или «ФСБ» – далеко не шутки. Но мозг быстро и крепко накрывает реальностью.       Антон фыркает и присаживается на стул рядом, отряхивая свои колени и локти.       — Отстань.       — Неужели всё прошло так себе?       — Арс, — выдыхает Антон и откидывается назад, прижимая к своему животу рюкзак. — Есть вещи, о которых не всем нужно знать.       Вот Антон хоть и пытается всем своим видом показать, что из-за него полученное Пашей настроение пошло коту под хвост, но его ничем не проймёшь, потому сейчас сидит и всё так же по-идиотски держит приподнятыми уголки губ.       — Какой ты бу-ука. У меня есть рахат-лукум в кабинете. Хочешь?       И меж тем, кем бы Арсений ни являлся, он вновь каким-то своим действием, как по взмаху волшебной палочки, меняет настроение собеседника. Антон замечал это на многих и поначалу сопротивлялся, упрямился, но после одного раза, когда не получил вкусную сливочно-молочную карамельку, продолжив дуться на тройку за опрос по теме, на которой его не было в связи с увлечённостью игрой в команду весёлых и находчивых, он решил не относиться к обидам так серьёзно – конфету Арсений ему всё же дал, как и на следующем уроке за показанный конспект по пропущенной теме.       Но сейчас дело касалось сладости, которую ранее Антон не видел. И ведь всякое может быть. Арсений – любитель пошутить. Взять хоть его предупреждающие записки, которые находят смельчаки в его документах вместо ответов к кроссворду по обществознанию. Антон, конечно, знает, что у Арсения служащая хвостом для муляжной компьютерной мыши маленькая настольная лампа – это камера видеонаблюдения, и что тот не просто так долго ищет нужный учебник у себя в шкафах в лаборантской, но говорить об этом всему классу он не спешит. Всё равно итак уже на балл оценку Арсений Сергеевич всем снизил. А в надписях обычно или злые смайлики, которые Арсений сам показывал Антону на перемене, или что-то по типу «сгинь» или «если ты читаешь это, то у тебя скоро начнётся понос». Сейчас же никаких подколов, вроде, не намечается. Антон смотрит на Арсения взглядом, метающимся между недоверием и сомнением. «А если не блефует, а я откажусь?».       — Ладно, я согласен. Но почему я проспал, я тебе не скажу.       Арсений кивает и, поднявшись, начинает подгонять, слегка подталкивая, чтобы тот быстрее встал и пошёл на выход:       — Дрочил, это понятно, пошли.       — Эй! Нет вообще-то!       — А уши вон как заалели. Врёшь, Антошка.       И снова у Арсения улыбка озорная, глазища, как у лиса, умно-хитро прищурены.       — Антон, — раздаётся со сцены. — Ты далеко собрался?       — Я скоро буду, Ир!              В кабинете Арсения Сергеевича сейчас идёт урок информатики то ли у восьмого класса, то ли у седьмого – Антон не разобрал, что там сказал Арсений в своём бубнеже на выдохе. В лаборантскую они проникают через дверь в коридоре.       — Садись.       Антон украдкой сглатывает слюну, возникшую во рту от замеченной на столе упаковки рахат-лукума. Когда Арсений появляется на периферии, а после и в прямой зоне видимости глаз, Антон понимает, что немного подвис. Отмерев, идёт следом за ним и присаживается на стул. Локти упирает в край стола и, как прилежный ученик, ждёт, следя за действиями старшего. Арсений достаёт из стоящего сбоку стола портфеля нож с чёрной ручкой и серебристым кружочком у самого края, скрывающего под собой крепление. Ловко отщелкнув кнопку от её подружки, Арсений снимает чёрные ножны, демонстрируя лезвие. Примерно пять сантиметров у рукояти, как кажется Антону.       Антон не сразу замечает, что на него смотрят, потому как Арсений почти не поворачивает для этого головы. Встретившись с серыми из-за пасмурного за окном неба глазами, он скользит взглядом вниз, натыкаясь на то, как именно Арсений теребит кончик ножа. Да, именно это движение использует Антон в постановке перед тем, как по сюжету в своей истории убить ворвавшегося в его дом сумасшедшего человека, что решил покуситься на его сестру, пока её и родителей нет дома.       — Долго будешь мучить нож?       — Сколько потребуется.       Антон выдерживает ещё один контакт глаз, увеличивая свой иммунитет к вьюге с еле просвечивающимся голубым небом, пока не замечает, как Арсений вкладывает себе в рот лакомство из когда-то ставшей открытой упаковки. Стоит Антону протянуть руку, как получает по ней небольшой шлепок, отчего брови разом оказываются на лбу, а глаза округляются.       — Охуел?       — Не дерзи человеку с ножом в руке, — ухмыляется Арсений и съедает ещё один кусочек. Антон вновь тянется и вновь получает.       — Да эй!       — Тишь-тишь. Тебя услышат. Позволь мне тебя покормить.       — Я сам в состоянии, — подозрительно тянет Антон, прищуриваясь и чуть отводя голову назад, чтобы осмотреть того с ног до головы и понять истину такого порыва.       — Пальцы потом липкие будут. Ира итак ждала тебя очень долго, пока ты проснёшься. Неужели ты заставишь даму ждать ещё?       — В таком случае я должен уже быть в зале.       — Именно! Но сначала закрой глаза и открой рот.       Антон медлит, раздумывая над этим, но по итогу поворачивает стул боком к столу и выполняет требования. Навострив слух, пытается уследить за какими-то движениями Арсения. Дёргается в сторону, чувствуя на своём подбородке чужие пальцы, и открывает глаза.       — Чтобы ты не двигал своей головой, — отвечает на неозвученный вопрос Арсений.       Антон на это лишь закрывает глаза и шумно выдыхает себе под нос:       — Одно порно так же начиналось.       И либо Арсений не услышал этого, либо решил не комментировать. Он проводит кусочком рахат-лукума по верхней, а после и нижней губе Антона чересчур медленно, а после вкладывает в рот. И, по мнению Антона, с большой вероятностью следит с довольной улыбкой за тем, как прожёвывается лакомство. А уши тем временем на пару с щеками начинают гореть.       — Положи я пальцы или член, ты бы сразу откусил, — с улыбкой и мягкостью в голосе, словно они давние друзья или братья, которые не враждуют на время поедания сладостей, говорит Арсений.       — Канеш, — приоткрыв один глаз всё с тем же удовольствием от сладкого привкуса и мягкости продукта, отвечает Антон, а после облизывается и вновь открывает рот. На этот раз губы размыкаются чуть шире, но всё равно слегка подрагивают, ожидая какую-нибудь подлянку.       Арсений спокойно даёт ещё один кусочек. Играется, правда, почти сразу отстраняя, стоя Антону сомкнуть зубы, вновь проводит по его губам, а уже после отпуская.       — Извращенец, — немного хмурясь, говорит с набитым ртом.       На третий раз, потеряв бдительность и даже немного расслабившись, Антон чувствует не сахарную пудру на своей нижней губе, а что-то твёрже. Но стоит открыть глаза, обхватить чужое запястье и чуть дёрнуться в сторону, как пальцы с подбородка перемещаются на соединение нижней челюсти с черепом, куда надавливают и где начинают массировать, вызывая болезненные ощущения. В правой руке у того чёрная помада, о которой Антон и думать забыл.       «Это Вам в напоминание о прошлом», — проносится в голове Антона, провоцируя на ещё одну попытку вырваться.       — Не рыпайся, а то челюсть сверну, — тихо, гортанно и предельно чётко говорит Арсений, приблизившись к его лицу. Закончив свою злодение, Арсений отстраняется, и тут же невинная улыбка вновь красуется на его лице, отражаясь в серых глазах. Лишь пальцы так и продолжают давить. Мучения длятся недолго – секунд восемьдесят шесть, по подсчётам Антона.       — Умница, — заключает Арсений, убирая руки от его лица и закрывая помаду. При этом ещё довольно пялится на Антона, с какой-то своей фетишистской манией разглядывая полученный результат.       — Извращенец, — насупившись и накинув на свою голову капюшон, повторяет Антон.       Но Арсений не отстаёт и, шумно втянув ртом воздух, с каким-то чересчур радостным воодушевлением предлагает:       — А давай подведём тебе ещё глаза, чтобы образ был?       Антон разом поднимается, вытягиваясь во весь свой рост и хватает того за ворот пиджака. Хочет накричать, чтобы привести его в чувства, но вовремя спохватывается, ведь их могут услышать, и потому тихо недовольно произносит:       — Ты издеваешься? Чего себя не разукрасишь тогда, павлин херов?       Антон смотрит ему прямо в глаза, которые не выражают и капли страха, смотрят смело, но ни с вызовом, ни с насмешкой, словно просто вглядываются, ожидая дальнейших действий. И это усиливает имеющееся раздражение. Бесит, что тот вечно дёргает его на уроках, когда Ира отсутствует: то прося принести что-то из учительской, то чаще, чем остальным, задавая вопросы по прошлым темам. Бесит, что тот теперь всегда неподалёку: то просто зайдёт посидеть с Пашей на уроке, то на перемене с Пашей поговорит, то к Сергею Борисовичу на урок заглянет, то в столовой пошушукается с кем-то из них. Отчего невольно напрашивается вопрос, как только тот умудрялся не попадаться на глаза в предыдущие годы работы в школе. Бесит, что всегда устраивает какие-то подколы, шутки или внезапные смены настроения, как сейчас, вообще не заботясь о последствиях.       Только сейчас Антон ощущает ком горечи в горле, по стенкам которого давит с каждым мгновением всё сильнее.       — Антошка, — как можно спокойнее произносит Арсений, вдобавок ещё став поглаживать по голове от макушки до затылка. Антон пытается скинуть с себя руку потрясыванием головы, но из-за этого теряет контакт глаз, поэтому сводит попытки к нулю. — Смотри, что у меня есть, — говоря, он поднимает руку с рахат-лукумом. — Отпусти пиджак, и тогда дам тебе… Это, — кивает взглядом на лакомство. Запинка либо специальная, либо случайная и для обдумывания сказанных слов, дабы вычленить из них двойной смысл.       Немного помедлив, Антон выдыхает весь свой запал и опускается на стул. От рахат-лукума отказывается – наелся да настроения нет. Оттянув край худи, пытается оттереть помаду, но, судя по отражению в экране смартфона, ничего не получается.       — Она водостойкая. Забыл? — подаёт голос как ни в чём не бывало Арсений, усевшись на стол и склонившись, чтобы установить контакт глаз. — Или не знал... — заканчивает вместо Антона фразу и отворачивает голову.       В его голосе, манере поведения Антон видит непринуждённость, озорство и легкомысленность, от чего становится тошно и хочется просто по-человечески проблеваться. Ком в горле хоть и поубавился в размерах, но небольшой опухолью продолжает давить, потому звучащий голос на выходе изо рта получается слишком удручённым:       — Чего ты ко мне всё время прикапываешься?       — Много причин есть, — Арсений пожимает плечами, а Антон вновь замечает эту лёгкость в бросании слов. «И ведь нихера же не понимает, что от этого тошно».       — Назови хотя бы одну.       — Не сейчас. А то ты интерпретируешь не так, как мне хотелось бы. Сначала успокойся, а после уже отвечу. Ира, кстати, не против, что ты будешь готом. Моё б желание, я бы ещё раньше ответил на твою шутку с помадой, — говорит Арсений и в подтверждение себе кивает.       Антон, осознавая сказанное, лишь усмехается и прикрывает глаза.       — Ну да. Подростки же вся-якие такие... Или как ты там говорил?       — Что говорил?       — Ничего, — отмахивается Антон и прикрывает глаза. Произошедшая ранее ситуация списывается на «было? Ну, и было». — Как же я хочу спать...       — Значит, на дискотеку не идёшь?       — В пизду... — тихо выдыхает и следит через переплетённые ресницы за слезающим со стола и лезущим в свой портфель Арсением. Он что-то достаёт, но убирает в карманы так, что Антон не может разглядеть.              Стоит подойти к главному входу в зал, Антон тут же стопорится, отходит чуть в сторону и приваливается плечом ко второй половине двухстворчатой двери.       Арсений немного отстаёт, идя не так быстро, ведь у него-то губы не накрашены. Подойдя, он окидывает взглядом Антона, но лишь немного поджимает и слегка приподнимает уголки губ, вздёрнув бровями и сразу опустив их. Открыв дверь, проталкивает внутрь Антона и закрывает за собой дверь.       — Антон, ты вовремя! — от чего-то радостно говорит Ира, спускаясь к ним со сцены по ступенькам. — Снимай свой худак и иди на сцену. Сейчас с самого начала репетировать будем.       Антон угукает, соединяя капюшон так, чтобы не было видно его губ, отворачивается и снимает худи, чувствуя, как сзади кто-то придерживает за край футболку. Арсений крутит его за плечи лицом к Ире, которая тут же протягивает ему жёлтую рубашку в чёрную клетку – постановка начинается в ней. Стараясь надевать вещь с каменным лицом, но на деле выдавая себя испуганно округленными глазами, Антон краем глаза видит, как искажается лицо Иры: улыбка сменяется на чуть приоткрытые губы, а брови приподнимаются в непонимании.       — Антон, всё внимание зрителей при виде тебя будет концентрироваться только на твоих губах, — вздохнув, она переводит взгляд куда-то за плечо Антона и просто кивает.       Крутанув головой, Антон успевает увидеть расплывшиеся в широкой улыбке сомкнутые губы и какой-то огонёк в глазах этого Арсения Сергеевича, прежде чем всё это сменится. Наскоро окидывая его взглядом, Антон сам вздыхает, опуская голову, и прикрывает глаза. Тот выглядит как невинный щенок с поджатыми губами и сложенными домиком бровями. Но – сука! – уголки губ-то подрагивают!       — Главное – не выколи мне глаза... И потом дай что-нибудь, чтобы убрать это всё, а то мама на порог не пустит.       — Конечно.       Располагаются они с другого бока сцены. Антон сидит на взятом из зала стуле. Занавес закрыт, потому никто не мешает Арсению красить лицо Антона, а Антону – пытаться уснуть из-за недосыпа и возникшей после всплеска эмоций усталости, так как каждый раз его будят лёгкими пощёчинами со словами «Антон, потерпите и поддержите глаз открытым ещё немного» или «Держите, пожалуйста, голову ровно» с последующим облизыванием кончика большого пальца, чтобы стереть тени в ненужном месте.       — Готово, — заключает, наконец, Арсений и потягивается, разминая спину. У Антона невольно возникает идея взять того за руки и ступнёй надавить на позвоночник, как раньше делал отец.       — Вы уже закончили? — спрашивает, заглянувшая за шторку, Ира. Антон поворачивается к ней и тут же лицезреет очередную гримасу небольшой усталости с каплей расстройства. — Арсений Сергеевич, ну криво же. Левый глаз кажется меньше, чем правый.       — Да? — без эмоций проговаривает чуть тише Арсения.       Глянув на него, Антон на секунду впадает в сомнение: тень ли на его лице, или серость имеет естественный зачаток. Ира, скорее всего из-за погружённости в работу, за которую она перед Павлом Алексеевичем несёт ответственность, не замечает этого изменения, когда бросает на учителя короткий взгляд. Взяв у него кисть и палитру, она хочет уже сама доработать макияж, но Арсений опускает на её правое запястье свою кисть, тем самым привлекая к себе внимание.       — Антон же у нас не девушку играет. Такая неряшливость вполне сойдёт за образ. Согласитесь, Антон? — спрашивает он и обращается теперь с небольшой улыбкой и приподнятыми бровями, так и говорящими: «Я же прав? Так лучше?», – к Антону, который в эту секунду забывает о чём вообще шёл разговор, потому с небольшой паникой посматривать то на Арсения, то на Иру. Нутром чувствует, что это та самая ситуация, когда нет правильного ответа.       — А-а… Можно я в туалет отойду?       — Антон, мы ещё не закончили, посиди ещё минуту, — поджав губы, говорит Ира. Арсений, пока она не видит, подмигивает Антону и кратко кивает в сторону выхода.       — Ирина, а Вы не расскажете, как нужно было лучше сделать? Моя жена ничего мне не высказывает, поэтому-у…       — Сейчас? — удивлённо спрашивает Ира, присаживаясь на опустевший стул. Антон за это время уже успел подняться и почти скрыться за шторкой.       — Я на пять минут! — специально громко говорит он и убегает.       На сцене сейчас никого нет – все галдят в зале. Беспроблемно выйдя, Антон сворачивает направо, к находящемуся в двух метрах от главного входа в зал зеркалу. Размером оно почти во всю стену. Свет из холла доходит слабо, но и его хватает, чтобы заметить выделяющиеся чёрные круги по контуру глаз и чёрные губы. Он чем-то похож на Себастьяна или Ди из мультсериала «MetalFamily», только не блондин и волосы покороче, всего-то до мочек ушей достают.       — Оп, Шастун, — раздаётся сзади. — А ты чего не репетируешь?       Антон разом поворачивается к Паше лицом, на миг забывая о своём нелепом образе, но когда вспоминает, уже поздно прятаться, да и зеркало за спиной – не отвернуться.       — Нифига…       — Паш, — пытается оставить последующий разговор Антон, но тот уже настроился на свою волну, почёсывая свой нос, чуть ниже переносицы.       — Не подумай, я не осуждаю, это чисто твой выбор…       — Да Паш, это, — он машет рукой в сторону дверей, но по итогу просто накрывает лицо ладонями, вымученно простанывая.       — Я уже думал, что видел от тебя многое, но, Шастун, умеешь ты повергнуть в шок, — с усмешкой заключает Паша, а после хлопает подбадривающе по спине и тянет на себя, приобнимая за плечи одной рукой.       — Это для постановки… Попов с Ирой сговорились и раскрасили… — в пустую пытается оправдаться и рассказать то, как на деле обстояло дело Антон.       — Я не осуждаю. Главное – в слишком броском в школу не приходи. Всё же из моральных соображений и уважения хотя бы ко мне, — просит Паша, положа руку на сердце.       Антон просто кивает, чувствуя поцелуй в макушку, а после они оба заходят в зал, где Паша отдаёт Антона Ире в обмен на Арсения, с которым буквально под ручку уходит на задние ряды.       Как бы не прискорбно заключать для сидевших в зале, но репетиция продолжилась. В присутствии двух учителей в актовом зале создалась нужная тишина, а те, кто продолжил галдеть, либо накликали на себя будущие обещанные тройки с двойками по четырём предметам разом, либо на себе испытали это шушуканье, будучи уже сами на сцене. Единственное, чему были рады и что не просили прекратить, – смех и подтрунивание на лучшую игру от Паши, пусть и всего лишь на какой-то час, так как окно у того было всего одно, нежели чем у Арсения.       Час «Х» приближается стремительно. И вот уже время переваливает за час.       — Илья, — зовёт немного охрипшим голосом Ира, — подойти ко мне.       — На, я ща, — наскоро шепчет Илья, отдавая телефон с той самой игрой в кошкин суп, что держится с первого сентября в памяти смартфона, Антону.       Ну, а Антон что? Нужно нажать на все готовые бутыльки в нижней строке экрана, чтобы получить монеты, и улучшить нужные пункты готовки. А ещё выловить рыбу, потому что Илья забыл это сделать, и накормить ею котов, дабы получить свой ежедневный бонус и чтобы кошачьи морды были сыты.       — Во что играешь?       — В кошачий суп, — отвечает Антон, кидая быстрый взгляд на подошедшего к краю сцены Арсения, а после зачем-то начинает оправдываться: — Это Ильи телефон. У меня на эту игру памяти не хватит.       Антон наскоро вытирает рот рукавом худи, которое надел после генеральной репетиции. Опять, видимо, облизывал свои губы, увлёкшись игрой, раз образовалась куча слюней.       — Интересно, — участливо отвечает Арсений и всё же поднимается на сцену.       Антон косится на его ноги, чтобы держать в поле зрения игру, так как скорость готовки увеличилась вдвое. Видит, как Арсений встаёт рядом и, судя по шуршанию одежды и положенной на его дальнее плечо ладони, склоняется. В нос ударяет парфюм: лёгкий, слегка сладкий, объёмный, заполняющий собой всё пространство вокруг и меж тем будто оседающий на стенках лёгких.       Антон ненадолго забывается, смотря на стол с различной аппаратурой перед собой, пока не чувствует, как его левую кисть накрывает чужая. Бросив взгляд сначала на неё, а после на то, что делает Арсений, он наскоро перехватывает покрепче телефон и несколькими кликами очищает полосу от тарелок с супом или жаркое и бутыльков с соком, потому как иначе за них монет получится примерно в два раза меньше.       — Мне нужно будет отъехать. Расскажешь начало? — спрашивает Арсений и чуть откланивается в сторону, чтобы точно попасть в поле зрения Антона. Тот и так кидает на него взгляд, замечая расслабленные черты лица и небольшую улыбку.       — Это не кино. Да ты и так всё видел, — вздыхает Антон и выходит из игры, выключая и откладывая в сторону телефон. Илья с Ирой куда-то ушли, а может и просто отошли в слепую зону.       — Но согласись, в этот раз на твой рэп ответит не тишина или мы с Павлом Алексеевичем, а уже целая пу-бли-ка.       Антон отмахивается от Арсения, который последние слова проговаривает над самим ухом, как от назойливой мухи. Он и сам знает, что всё будет иначе. От этого и страшно. От этого и решил спросить Илью об игре в кошкин суп, потому что гонки не убавили волнение. Тревожность вновь начинает давать о себе знать, и Антон, не зная куда деть опустевшие руки, начинает крутить на пальцах кольца. Отстранившийся Арсений это точно замечает, потому как не спешит смыться по делам.       — Волнуешься? — а вот и подтверждение.       — Так всегда перед выступлениями. Дима, один из кавээнщиков, говорит, что я так и в обморок упасть могу… А в обмороке обоссаться можно, — говорит и слышит небольшой тихий смешок.       — Разбирается в медицине?       — Ага, учится в меде.       — Слушай, дай-ка своё кольцо.       — Чё?       — А ты думаешь, что я только преподаванием занимаюсь? — с хитрой ухмылкой спрашивает Арсений. — Нашаманю, чтобы ты не волновался.       — Да ну, бред какой, — слегка нервно прыскает Антон и достаёт уже свой телефон, запуская симулятор, чтобы поиграть в «FlatOut2».       — Давай-давай. Хуже же явно не будет.       Антон замирает. Отложив теперь уже свой телефон, он снимает одно из своих колец и протягивает Арсению.       — Только не ломай. Это моё любимое…       Арсений берёт аккуратно чужое кольцо с выгравированными черепками и прячет в своих ладонях, которые прислоняет к своим губам. Отойдя чуть, но при этом сохраняя контакт глаз, он что-то шушукает в свои ладони, но в конце, склонившись чуть ближе к Антону, чётко шепчет:       — Приноси удачу и успокаивай Антошку.       Уши и щёки Антона в миг зарделись, опаляя своим жаром. Ему пришлось вытереть вспотевшие ладони о джинсы, прежде чем принять кольцо обратно – дабы то не выскользнуло из них и не укатилось в никуда на веки вечные.       — Всё равно бред…       Конечно, верить хотелось бы, но будь на месте Арсения кто-то другой, вопрос об этом и не стоял бы, даже если бы всё и было в шутку.       — А ты подожди немного и поймёшь, — Арсений глубоко кивает и отвлекается на собственный зазвонивший телефон. Антон видит, что ему кто-то звонит, но этот вызов почему-то отклоняется. — Ну, я пойду. Вдохни и выдохни, — он сгибает руку в локте, поднимая вверх кулак, и смешно в этот момент поджимает губы и хмурит брови, а после обходит и спускается по ступенькам, выходя из актового зала.       Антон смотрит на закрывшуюся дверь ещё некоторое время, а после переводит взгляд на свою ладонь с кольцом в ней.       — Ты чего? — спрашивает материализовавшийся из ниоткуда Илья.       — А? Не, ничего.       — А чего кольцо снял?       — Просто.       Отчего-то делиться произошедшим минуту или две назад не хочется.       — Доделал задание в игре? — спрашивает Илья, присаживаясь на стул рядом.       — Ага. Ну, почти. Тебе осталось только украсить там каким-то предметом комнату.       — Понял.       Илья вновь увлекается игрой, а Антон вновь обращается к кольцу. В голове возникает мысль, что надо бы протереть то, ведь могли и наплювать, пока что-то шаманили, но… Сняв с указательного пальца два тонких кольца, переместив их на другие пальцы, по итогу всё же перетасовав все кольца для гармоничности, Антон надевает нашаманенное кольцо на средний палец правой руки.       «Ну и посмотрим, как ты будешь работать».              Антон, стоя в кабинете за жалюзи, в самом углу, находящемся по диагонали от двери, и сложив руки на груди, рассматривает ворота на школьную территорию. Часы над дверью показывают двадцать минут второго, а это значит, что через пять минут прозвенит звонок, будет обед, а после него, в тридцать пять минут, со звонком на урок начнётся постановка. Как в театре, только звонят два раза подряд единожды.       Шестнадцатый кабинет, выполненный в бело-фиолетовых тонах и находящийся напротив актового акта, вмещает в себя находящихся у окна учительский стол и белое полотно на подставке для проектора, выставленных в три ряда пятнадцать парт, вдоль которых у стены стоят три больших шкафа, хранящих за своими стеклянными дверцами книги по истории, Великой Отечественной войне и прочей тематике, а также какие-то карты и атласы для занятий. Напротив задних парт в ряд выставлены небольшие шкафчики, в которых вечно спрятаны какие-то толстые папки, имеющие завязки, и множество старых карт. А в углу, напротив двери и слева от Антона, установлен приятно красного оттенка угловой диванчик, высотой чуть ниже белого журнального столика рядом.       Представленный кабинет предназначается для уроков по истории для пятых-одиннадцатых классов и обществознанию для пятых-девятых, а также для импровизированной гримёрки тем, кто выступает на школьных концертах. Девчонки обычно переодеваются в небольшой лаборантской. Сейчас все уже готовы для выхода на сцену и занимаются своим делом.       Внимание Антона привлекает Эд, сидящий в углу диванчика с какой-то девчонкой из восьмого класса на коленях и довольно громко пытающийся убедить в чём-то Егора. Что последний делал здесь, а не в зале – странное, но до простоты понятное дело. Егор, кстати, пришёл прямо на обед, куда всех созвали через пару минут, как ушёл Арсений, чтобы никто не увидел актёров до выступления.       Антон поглядывает в сторону пустого учительского стола, стараясь материализовать там Пашу – тот нужен сейчас как никогда. Из-за слишком большой зацикленности на выступлении он почти ничего не съел, отдав порцию Илье. Зато вкусный чай с лимоном выпил и даже не заметил как.       — Антон, — тихо зовёт Ира, положив на плечо одноклассника ладошку, тем самым выводя его из своих мыслей в реальный мир. Но тревожность продолжает биться в груди. Ира хочет что-то сказать, но по паре хлопаний губ рыбкой и последующему задумчивому виду, Антон понимает, что та не знает, что именно или как сформулировать.       — Всё нормально, — кратко улыбнувшись, он склоняется и заключает Иру в объятия, оплетая руками её шею и чувствуя небольшую хватку на своём поясе. — Ты хорошо со всем справилась. А Абрама с Журавлём вон какой сценарий подогнали. Они впихнули даже гимн школы и отсылки к нашим символикам в декорациях, — Антон смеётся как сопящий ёжик в чужую русую макушку, на которой уже сантиметров на два или три отрос родной тёмный цвет.       Ира кивает, а следом за ней в коридоре раздаётся звонок с урока.       В кабинет заходят оставшиеся актёры, которые либо доедали всё это время, либо просто где-то шатались по школе. Под их свистки в свою и Ирину сторону Антон оставляет ещё один поцелуй – невесомый и на виске, чтобы никто иной не видел, – и отстраняется.       Откуда-то все узнали об их не особо удачном романе месяц назад, но на данный момент лишь единицы помнят о нём и вот таким подобным отвратительны способом в любой момент решают напомнить. Антона радует, что Иру это никак не задевает – если б та хотела, давно бы уже показала им всем, где раки зимуют. Она – бойкая девчонка, и именно это в ней Антону и понравилось на первых порах.       Антон кидает ещё один взгляд в окно, словно завершая так одному ему ведомый диалог, а после выходит из кабинета, отмахиваясь от вопроса Ильи о пункте направления.       Лавируя меж детей на лестнице, а после и на первого этажа, он берёт из раздевалки рядом со столовой свою куртку и в тряпичных кедах выходит во внутренний двор. Обойдя школу, пройдя мимо теплиц и свернув влево от тропинки в яблочный сад, Антон проходит мимо старого сарая, прямиком к забору, где достаёт из внутреннего кармана куртки картонную коробочку. Вытянув оттуда зажигалку и одну сигарету, опасливо оглядывается и закуривает. По расчёту, в распоряжении имеется четыре минуты, но это не заставляет Антона приостановиться, делая затяжки. Он знает про вред сигарет, примерно знает, как те влияют на организм (спасибо дню самоуправления, где и покурить дали, так как только он вызвался быть подопытным, и фокусы показали с табачным дымом и фильтром), но всё равно курит, даже если все волнения и тревожности уйдут лишь на некоторое время. Главное, чтобы хватило на начало, а дальше уже не страшно.       Выкинув второй бычок за забор, Антон достаёт карамельку, направляясь обратно в школу. Отдалённо слышится двойной звонок, оповещающий о начале спектакля, поэтому приходится прибавить шагу.       Ира ловит за локоть на углу, стоит только переступить через маленький порожек, разграничивающий выложенную на лестнице плитку с линолеумом второго этажа, и зацепиться рукой за косяк, дабы увеличить скорость поворота.       — Пойдём скорее, — говорит она, тяня в сторону зала.       Антону приходится выцепить руку, чтобы снять толстовку. Поправив волосы у зеркала, заходит в зал и берёт микрофон в руки.       Вот включается отбивка.       Антону приходится отступить к стене, чтобы не мешать выходить школьным кавээнщикам. Начинается всё с них; они подводят к некой страшилке, которую как раз и будут отыгрывать все остальные с песнями, плясками и прочими вставками.       Антон просит Иру подойти, а после всматривается в её папку. Он просматривает свои первые слова, а после проблемный момент на другой странице, при котором такая схема, как со стихом: либо мозг подкидывает с помощью звуковой и смысловой памяти дальнейшие слова, либо нет и «Садись, Шастун, повторяй».       Но сейчас нет этого "повторяй". Здесь есть только «стой и испытывай лютый стыд, потому что чёрт не заберёт тебя под землю; а память будет напоминать об этом провале всю твою жизнь прямо перед сном или в момент, когда ты будешь расслаблен, чтобы твоя голова, словно под действием призрака, резко крутанулась в бок почти до щелчка, оповещающего о повреждённых шейных позвонках, что и послужит причиной смерти».       — Антон, — тихо зовёт Ира.       Антон поднимает на неё глаза, но те после следуют по заданному ириным кивком направлению, а после...       После яркий свет в глаза. Свет вспышками мигает перед лицом, силуэты людей маячат перед лицом, в ушах время от времени долбит музыка, а затем будто тишина, долгая-долгая тишина с какими-то разноцветными мазками масла от художника, который только начал наносить те мастихином – небольшим шпателем – на холст. Затем – темнота с небольшим огоньком где-то на горизонте сбоку, за которой следует что-то небольшое и тёплое в руках, нечто твёрдое и большое за спиной, какая-то сдавливающая и не дающая нормально вздохнуть теснота, но при этом нечто мягкое, упругое и порой колкое на губах с бешеным сердцебиением в грудной клетке.