Ангельская пыль

      Антон идёт по ночному городу с пустой головой. Эффект после школьного концерта и выпитого алкоголя всё ещё оказывает влияние, туманя разум. Но иногда мысли всё же прорываются, напоминая о том или ином произошедшем событии за сегодняшний день. Парень тихо усмехается, несильно пиная мыском кроссовки лежащий на асфальте камушек. Завернув за угол дома, он тут же останавливается, заметив одних двух фигур, сидящих на заборчике детской площадки, и двух других, стоящих напротив. И эту четвёрку освещает льющийся от фонарей сверху свет. И да, Антона определённо замечают, потому как все разом поворачивают свои головы в его сторону.       — Эт ж Шастун! — кричит Толян. — Он нам ещё с прошлого раза должен!       — Анто-оха! — тянет Илья, начиная идти навстречу.       Ухватившись за угол дома, Антон круто разворачивается и бежит вдоль дома, слыша позади «Да куда ты?» и «За ним!». В голове вырисовывается схема двора, а мозг услужливо подкидывает лучшие варианты маршрутов. Свернув с тротуара на тропинку, пробегает мимо какой-то припаркованной газели у небольшого частного домика. Чуть не врезавшись в забор, коим ограждён с одной стороны дом, Антон сворачивает направо. Можно попробовать спрятаться в подвале, но на проверку открытия дверей уйдёт время. Илья, кричащий что-то сзади, точно бежит. Где остальные – неизвестно.       Миновав ларёк «Мир цветов», Антон резко останавливается. Впереди замечается кто-то из четвёрки. Из-за остановки горло сдавливает вмиг, а сердце стучит в ушах. Осмотревшись, он перебегает дорогу и бежит вверх по Ленинскому проспекту. В плане обежать парк «Алые паруса», но дыхание подводит уже через стометровку. Срезать бы, но коридоры между корпусов не предоставляют такой возможности.       Пробежав и свернув за угол третьего дома какой-то кампании, Антон останавливается и переводит дыхание. Срезать бы вот сейчас, но тусклый, сияющий тёплым оттенком свет от фонаря, освещающего какой-то рекламный щит поблизости, небольшим бликом отражается от ворот, демонстрируя, также обламывает планы. «Пиздец», — думает, задыхаясь даже в мыслях, Антон и вместо того, чтобы побеждать дальше, сгибается пополам, упирая ладони в колени.       Устал. И это ещё физкультуры сегодня не было – отменили шестой и седьмой уроки, не став укорачивать часы.       От бега всё содержимое живота, на большую часть состоящее из алкоголя, грозится вырваться наружу тем же самым путём, каким туда и попало. Голову дополнительно ведёт из-за недостатка кислорода. Из горла вместо рвоты в виде тихой икоты вырывается страх, когда сбоку из ниоткуда материализуется тёмный силуэт и хватает под локоть.       — Жить хочешь?       Хоть уровень адреналина и зашкаливает в крови, а сердце стучит в ушах, этому специально делано низким голосу Антон сейчас одновременно и рад, и нет. Но случай для раздумий не совсем подходящий, а хватка на руке довольно крепка, поэтому он просто кивает и позволяет утянуть себя куда-то вбок, от света, в темноту.       Арсений подводит к своим жигулям и открывает дверь. Антону хватает небольшого толчка в спину, чтобы залезть внутрь. По салону разносится тихие щелчки закрывания дверей.       — Пасиб, — тихо благодарит он, оглядываясь на старшего, который, что-то достав из багажника, залезает следом.       — Рано благодаришь, — усмехается Арсений и, разместив рюкзак меж своих ног, расстёгивает молнию и начинает что-то искать.       — Павел Алексеевич про тебя говорил, — решает сказать Антон, всматриваясь себе под ноги, обнимая свой рюкзак. — А ты ведь обещал прийти.       — А кто сказал, что я не пришёл? — спрашивает тот и протягивает какую-то вещь.       Антон переводит на него взгляд и пытается вспомнить того в толпе.              Вот звучит отбивка.       Антон замечает, как в небольшую щель между боковой от входа стеной и занавесом пробивается слабое мигание от прожекторов, установленных прямо за головами зрителей. В каморке есть дверца, и именно она ведёт в небольшое по высоте помещение, в котором установлены прожекторы с белым светом, окрашиваемым в жёлтый, зелёный, синий или красный цвет засчёт пластиковых вставок в небольших окошках, через которые тот льётся прямиком на сцену. Ими редко пользуются, но для сегодняшней постановки протёрли от пыли и отрегулировали. Главные прожекторы, которые будут гореть, мигать и включаться множество раз за ближайший час буквально через минуту, установлены на потолке, в метрах двух от сцены.       — Антон, — тихо зовёт Ира, пихая вновь ушедшего в свои мысли Антона локтем в бок. Он поднимает на неё глаза, но после следует за её кивком куда-то в сторону.       Увидев то, что нужно было всё это время, Антон отдаёт микрофон звуковику, а после наскоро спускается по ступенькам и обходит ребят из команды КВН.       — Волнуешься? — спрашивает с улыбкой Паша и хлопает по плечу, на котором после сжимает пальцы. Сильнее, чем Арсений.       Антон уже набирает полную воздухом грудь, весь подбирается для согласного ответа, но чувствует, что внутри всё тихо, что ничего не дрожит и что ладони почти не вспотели.       «Это что?..».       Паша тыкает в бок, заставляя тем самым сдуться шариком, но меж тем словно позволяя мозгу вынести на Пашин вопрос простое и короткое: «Нет».       — Нет, — тихо вторит Антон, удивляя этим Пашку.       Да он и сам поражён, но тем, что это не Паша вывел его из волнительного состояния, что это – не его заслуга. И не сигарет. Оно просто… само как-то…       Антон кидает взгляд на единственное кольцо на среднем пальце и немного прокручивает его из стороны в сторону.       — Антон? — зовёт Паша, призывая поднять на себя глаза. — Всё нормально? Слышу аромат сигаретного дыма. Перекурил? — спрашивает тихо, чтобы никто посторонний не услышал.       — Нет.       — Психологический барьер какой-то, что эмоции выключились?       Антон прикусывает губу, наскоро сканируя себя на ощущения. Почти ничего нет, но вместо этого не пустота, а почти идеальное спокойствие. Почти – лёгкая тревожность, сравнивая с частыми маленькими волнами. Паша выглядит слишком обеспокоенным, потому Антон спешит его успокоить:       — Сам не знаю, почему, но страха нет.       — Да? — подозрительно косится Пашка. — А кто минуту назад стоял у стенки, как в воду опущенный с мешком для мусора на голове.       Мгновение помедлив, потратив его на осознание смысла сказанного, Антон еле успевает накрыть рот рукой, дабы тихо засмеяться.       — Антон, — шепчет Ира, явно подошедшая после того, как увидела весёлое настроение своего одноклассника, — скоро выходишь.       — O'kay, — с английским акцентом и показав соответствующий жест рукой, отвечает он. Ира вновь уходит к звуковику. Пока было время, Антон наклоняется ближе к Паше. — Слушай, а по моей теме может же Арсений Сергеевич мне помогать?       — Вообще, да. А не хочешь разве вывести свою тему в литературу? Или в русский язык?       — Да ну. Там читать нужно или замучаться с составлением словаря и изучением истории возникновения слов. Ты ж меня зна-аешь... — тянет и невинно вглядывается в карие глаза учителя.       — Н-да уж... Ладно, я пойду обратно в зал.       Антон прощается с Пашей, а сам прислоняется к ближайшей стене спиной.       «Я действительно так выглядел?», — ошеломлённо думает про себя, создавая перед глазами ранее названное Пашкой выражение лица.       — Антон, — недовольно выдыхает Ира, подходя и всучивая микрофон.       Краткий кивок друг другу, и оба подходят к лесенке. Антон поднимается первым и отходит к стенке.       — Да ну эти шутки! — недовольно звучит со сцены. — Сейчас, куда не глянь, каждый второй шутит. Нужно что-то другое! Что-то, что завлекать будет. Выделяться!       — Может, страшилки рассказывать? В лагере всегда срабатывает, — предлагает кто-то другой.       — Это какие? — скептически спрашивает первый голос.       — Ну, знаю я одну такую, что-о… — отвечает второй, но делает небольшую паузу. Антон, вслушиваясь в слова, тихо усмехается. А затем следует по нарастающей следующее: — Жутко будет всем!       Раздаётся девичий взвизг, а из зала слышатся негромкие смешки.       — Да не тяни ты! — вновь говорит первый голос.       — Так вот… В одной небольшой стране, имеющей большую численность населения, правительство придумало, как законно снизить её…       В этот момент все прожекторы выключаются. Темноту в данный час создают плотно занавешенные шторы на окнах. Члены школьной команды «КВН» убегают со сцены. За считанные секунды на сцене возникают стол и стул, а на стену приклеивается склеенное из нескольких ватманов окно.       Чувствуя на своём плече лёгкий хлопок, Антон принимает вслепую ноутбук и выходит из-за занавеса, садясь за стол. Прикрывает глаза в тот момент, когда включается свет. Теперь всё только его в руках, бежать – поздно.       Покрутив единственное на среднем пальце кольцо, Антон тихонько выдыхает и вытирает вспотевшие ладони о свои штаны.       «Начинаем».       Открыв ноутбук, он надевает невидимые наушники, щёлкает пару клавиш. Из динамиков начинает литься бит.       — Оу… Е!.. — начинает он неуверенно записывать рэп, слыша с задних рядов зала свист. — Десятый класс. BigSnake. И снова в класс мы все приходим в восемь утра, чтоб на дежурство бегунам кричать: «Эй, ты! Куда?!».       Антон читает, пока где-то на мониторе якобы не появляется новостное окошко. Бит сразу начинает стихать, а после и вовсе прекращается. Открыв окошко, которое дублируется на полотне для проектора, чтобы зрители видели его экран ноутбука, Антон всматривается в выскочившее видео. На фоне привычной студии канала «Первый» появляется Ира, разодетая вся в подчёркивающий её фигуру чёрный костюм, состоящий из пиджака, белой рубашки, галстука и юбки-карандаш чуть выше колен (всё по школьному стандарту – не более десяти сантиметров!).       — Это не проверка! — бесцветным голосом начинает вещать она, с неотрывающимся от камеры взглядом выравнивая белые листы бумаги и откладывая их в сторону. В голосе уже слышится небольшая хрипота, но это если вслушиваться. — Система экстренного оповещения объявляет о начале ежегодной Судной ночи, санкционированной правительством. К использованию допускается оружие класса «четыре» и ниже. Остальное оружие запрещено.       — Антон! — кричит изменённым голосом из закулисья девушка из команды КВН.       — Иду, мам! — отвечает Антон и быстро скрывается за шторкой.       Меж тем Иры беспрерывно продолжает:       — Правительственным чиновникам десятого ранга предоставляется иммунитет. По сигналу сирены любые преступления, включая убийство, станут законными в течении двенадцати часов. Услуги полиции, пожарной части и экстренной медицинской помощи будут недоступны до семи часов завтрашнего утра, когда Судная ночь завершится, — Ира выходит в центр сцены. — Да будут благословенны наши новые Отцы Основатели и возродившаяся нация! Да благословит Господь всех вас.       Ира опускает голову, а экран гаснет вместе со светом.       Прожекторы начинают гореть то красным, то жёлтым. Из динамиков звучит сирена. Но вот звук бьющегося стекла, а следом за ним – выкрики «нет, пожалуйста!» и пара выстрелов. Выходит четверо шестиклашек, которые танцуют танец «Spooky Scary Skeletons», видоизменив некоторые движения и в конце просто разбегаясь от воя сирены, а не крика петуха. За кулисами Антона уже измазали золой и сделали небрежный вид. Именно так он и вбегает на сцену, но спотыкается о свои ноги и громко топочет. Из-за этого он в панике замирает, но, видимо, ребята за шторами подхватывают это изменение и потому кричат:       — Он наверху!       Прикрыв рот ладонями, Антон оглядывается. Заметив окно, подходит к нему, вглядывается якобы в пейзаж за ним. Взявшись за стул, замахивается им, а после свет снова гаснет. Вновь раздаётся звук бьющегося стекла.       По сценарию, Антон бежит в декорациях по лесу, где натыкается то на шабаш ведьм из восьмого класса, то на какой-то забор из прутьев. Ворота оказываются без замка. Так он проникает в особняк, где из темноты к нему выходит Илья Макаров собственной персоной, но в чёрных одеяниях и с найденным в каморке цилиндром на голове. Антон давит на жалость, рассказывая, что на него напали, а родителей убили, и его впускают. Илья оказывается местным гробовщиком и предлагает выпить кружку чая.       — Не откажусь, — отвечает с улыбкой Антон, присаживаясь за стол. На стене наклеен нарисованный камин с зелёными языками пламени. — У Вас много книг. Зачётная такая библиотека.       Антон хочет стащить – настоящий! – зефир с тарелочки, пока Илья стоит спиной к нему, но тот (как и предполагалось по сюжету), успевает развернуться и ударить по рукам.       — Благодарю.       — А может, расскажете историю? Поинтереснее чтоб, — Антон поднимает на Илью подначивающий взгляд, словно замер в секунде до радости, и ждёт.       — Ну, почему бы и нет…       Приняв кружку и сделав глоток ничего, бедный парень обращается весь во внимание.       Так показывают несколько историй, каждая имеющая свой моральный урок: то нельзя пинать волейбольный мяч, иначе он тебя съест, чтобы убрать все вмятины, то нельзя в унитаз смывать какие-то предметы, иначе монстр, живущий в трубах, утащит тебя к себе, то ещё что-то подобное.       Антону после каждой истории становилось всё хуже, а на сцене чаще появляются черти, которых видит только он (и зрители), и после третьей он уже часто дышит и прикладывает руку ко лбу, изображая при этом слабость в теле. А после он рассказывает свою историю, где как раз и играет с Эдом. Эд изображает сумасшедшего, который как-то проник к ним в дом. Антон вновь изображает из себя мёртвого от удушья, а Эд – цепляется взглядом за фотографию и уходит.       — Он что-то хотел от твоей сестры? — с приподнятыми бровями интересуется Илья, смотря в свою кружку и полностью игнорируя состояние Антона, который уже положил голову на стол, лицом к зрителям.       — Да фиг знает.       — И ты убил его?       — Нет, конечно.       — Тогда неинтересно…       — Он сам умер, выпав из окна.       — Во-от как…       Повисает небольшая тишина, а после из динамиков колонок раздаётся звук открытия скрипящей двери со стуком о стену. На сцену вбегает двое переодетых семиклассников, которые направляют сделанные из пластиковых стаканчиков автоматы Калашникова.       — Вот мы и нашли тебя! — кричит один из них.       — Кто кого ещё, — усмехается Илья и поднимается, но его тут же расстреливают, из-за чего он падает замертво на пол.       Судьи ночи стреляют и в Антона, который, изображая какие-то припадки, сваливается на пол.       — Шаст, ты нормально? — обеспокоенным шёпотом спрашивает Илья, чуть приподнимая голову. По залу раздаются смешки.       — Не оч. В меня ж стреляли! — так же шёпотом отвечает Антон и слышит уже полноценный смех зрителей.       — Работа выполнена, брат, — говорит второй из судей и отдаёт «пять» первому. Но только они хотят уйти, как Илья поднимает вверх руку и, перед тем как щёлкнуть пальцами, громко произносит:       — Я так не думаю.       Семиклассники тоже падают замертво.       — Вот теперь выполнена, — довольно заключает Илья, поднимаясь и отряхиваясь. Осмотрев три тела, он берёт Антона за руку и тащит в сторону.       Заканчивается эта постановка длинною в полтора часа тем, что Антон просыпается на столе, резко присаживаясь. На нём ранее подготовленная Ирой рубашка, а на видимых частях тела синие тени, обозначающие мертвечину. Из-за макияжа Арсения девчонки просто пудрой побелили ему лицо и шею, а тени сделали максимально ровными, чтобы смотрелось идеально.       Занавес опускается, а на оставшийся кусочек сцены выходят члены команды КВН, присаживаясь на край.       — Это уже скорее триллер какой-то… — говорит один из них.       — Скорее драма, — встревает девушка. — Всю семью убили, да ещё сделали франкенштейна!       Из-за занавеса выходит ещё один участник, держа на всех пятерых кружки в руках.       — Я принёс чай!       Ребята, переглянувшись меж собой, в голос кричат:       — Нет!       И прожекторы выключаются. Верхний свет остаётся. По залу в некоторых местах раздаётся смех, но абсолютно все начинают хлопать.       На этом всё и кончается. Вновь открывают занавес, за которым уже выстроились все актёры, кроме тех, кто после своего выступления решил уйти. Все кланяются, а Ира желает всем хороших выходных. Кто хотел, ушёл домой, а те, кто остался, стал ждать семи вечера, когда начнётся дискотека.       Антон вместе со своим классом заседает в четырнадцатом кабинете, куда вскоре подключается Паша. Все смеются, припоминая забавное падение Антона под конец.       — Паш, — зовёт с другого конца кабинета Антон, пока поливает по поручению Иры цветы. Нужно помочь продежурить Макарову. — А не знаешь, где может быть Арсений Сергеевич?       — Не-а. Он, вроде, так и не вернулся, когда ушёл.       — Да? Ну, ладно…       — А чего, опять что-нибудь учудить ему решил?       — Да ну нет, Паш.       — Да? Ну, смотри у меня. Я ж узнаю всё равно.       Антон утыкается носом в цветок, лишь бы не встречаться взглядом с Пашей. Ну, не скажет же он, что решил потребовать обещанное средство для снятия макияжа.       — Антон, ты закончил? — спрашивает Ира, подойдя к ряду парт, со внутренней стороны буквы «П».       — А… Да.       — Тогда садись за парту. Или хочешь на дискотеку с таким макияжем?       — Эм… Да пусть будет.       — Уверен? — немного с удивлением спрашивает Ира, приподняв бровь.       — Абсолютно, — улыбнувшись ей одними губами, Антон отворачивается и выливает оставшуюся воду в большой цветок алоэ.              Перед лицом маячит чья-то рука. И вот класс обращается в салон авто, а свет куда-то пропадает.       «Всё же не было его в зале».       — Шаст, не висни, — вздыхает Арсений. Антон переводит на его руку взгляд, и только сейчас замечает нечто странное.       — Эт чё?       — Раздевайся.       — Это что?       — Маскарад, Антошка, чтобы тебя не узнали.       Антон на мгновение замирает, осмысляя ситуацию, а после тянет букву «а», прерываемую икотой, широко улыбается и частично снимает с себя одежду.       «Маскарад, так маскарад. Проблем нет».       Так поверх джинс надеваются какие-то широкие однотонные спортивки с резинками на конце, а вместо куртки и его худи, которые Арсений убирает в рюкзак, красуется розовая длинная футболка и кофта с капюшоном. Всё происходит не без помощи Арсения, потому как Антон из-за начинающего отдавать в голову алкоголя в тёплом помещении становится более медленным.       — Да не застёгивай, — шипит Арсений, вглядываясь в окна. — Ко мне на колени. Живо. И подыграй мне.       — А мож я как в детстве, как от ментов просто спрячусь меж сидений? Подумаешь, выгнали из дома с ворохом одежды.       Арсений, спрятав в предложенное Антоном место кроссовки и его рюкзак, а свой – наскоро скинув на переднее сидение, молча тянет того к себе за руку, усаживая лицом к себе и притягивает за капюшон.       — Просто подыграй, — тихо шепчет и немного прикрывает глаза.       На самом деле, Антон только в таком положении, находясь от чужого лица на мизерном расстоянии, не говоря уже о том, что сидит на чужих коленях, догоняет весь замысел. А ещё у Арсения смешно двигается, словно змеёй, голова, и это сравнение настолько делается реальным, что Антон опускает ниже нужного голову, положив лоб на чужое плечо, и заходится дурацким смехом. Услышав приглушённые смешки вне машины, он вздрагивает, тут же замолкая.       «Подыграть, да?», — думает в небольшой панике и после начинает водить языком по открытой шее.       — У-у! Теперь понятно, по каким таким делам ты смылся, — с ублюдскими смешками спрашивает Даня.       — Ага, — поддерживает то ли Илья, то ли Толик (сейчас голос у них оказался схож). — Не хочешь поделиться? — спрашивает всё же Толик.       От мыслей, что если Арсений согласится, то несдобровать уже точно, Антон кусает того за шею, чувствуя усиление объятий за спину и слыша рядом с ухом: «Тише-тише».       Парни ещё что-то вставляют, пытаясь уломать своего старшего, но по итогу спрашивают об Антоне и, не получив никакого ответа, прощаются.       — Ты мне всю шею исслюнявил, — говорит Арсений через минуту или две тишины, начиная отталкивать Антона от себя. Последний лишь откидывается назад, еле успевая ухватиться за изголовья сидений с двух сторон, чтобы не повалиться на ручник. Прыснув от мыслей, в которых действительно ударяется, он начинает посмеиваться. — Ты какой-то слишком весёлый, — подозрительно произносит Арсений, вытирая рукавом своей толстовки шею. — Если продолжишь, я подумаю, что ты где-то успел накуриться.       — Чу… чуть, — перенеся вес лишь на одну руку, он показывает соответствующий жест указательным и большим пальцами. А на деланное серьёзным и хмурым лицо напротив никак не реагирует.       — Откуда поставка? Как много?       — Не знаю, — чуть выпятив нижнюю губу, Антон пожимает плечами. Перенеся всё своё внимание на собачку кофты, он возмущается, когда его опора, на которой сидит, начинает извиваться. — Да Арсений!.. Блядь, — хочет было возмутиться, но удар головой о потолок в мелкую точку из-за продолжающихся волнообразных движений обрезает эту затею на корню. Антон слезает с чужих колен и садится на сидение, потирая ушибленную макушку. — Не знаю я, отвянь. Макар предложил, я с ним и скурил.       — Который из шестого?       — Чё?.. Нет. Из моего. Макаров Илья, просто прозвище «Макар».       Антон протирает лицо руками. Вся радость куда-то улетучилась, оставив усталость и небольшую раздражительность.       Ненадолго в салоне повисает тишина. Арсений достаёт рюкзак с переднего сидения и начинает там рыться.       — Ты же говорил, что не пойдёшь на дискотеку, — разрезает он тишину.       — Ну, осенний бал же. Уговорили остаться.       Арсений протягивает бутылку Антону, который принимает её и наперекор всем ожиданиям тянет ко рту.       — Эй, это не пить! — тут же вступает Арсений, забирая обратно бутылку и закрывая. — Это для снятия твоего камуфляжа. Или мама всё же пустит домой? — со смешком напоминает прошлое и вытаскивает ватные диски.       — Иди ты... Зачем ты носишь с собой вообще всё это? — Антон поворачивается лицом к Арсению, кладя голову на заднюю панель машины.       — Я же пообещал, вот и принёс. Ты лучше ответь мне вот на что. Как давно куришь косяки?       — Никак. Сегодня впервые попробовал. Ещё удивись, что я в принципе курю.       — А нужно? — спрашивая, Арсений в наигранном удивлении округляет глаза со ртом и поднимает брови. Но ненадолго, быстро возвращая прошлое выражение лица. Точнее, попытался – Антон замечает, как его черты теперь расслаблены, а уголки губ приподняты.       — Дурак, — тихо произносит в ответ и подставляет лицо, поддаваясь всем манипуляциям в отношении себя, лишь бы всю косметику с него сняли как можно скорее. Хочется спать. А ещё в туалет. И если первое начинает исполняться, то второе тут же даёт о себе знать, подкидывая, как дрова в топку, заряд бодрости.       После всего Арсений протягивает бутылку воды и подвозит к подъезду. Антон всё же достаёт его расспросами, поэтому перед тем, как выпустить младшего из машины, демонстрирует диалог с Сергеем Борисовичем, который пообещал выслать к ночи запись концерта со словами: «Я не бум-бум, зачем тебе это, но я взял с собой тот фотик с "офигенным" фокусом или чё там». Антон только у своей квартиры вспоминает, что не узнал, где тот был, но… «Это его проблемы, так что не так уж и важно».              — Арс, — зовёт Антон, разглядывая свои пальцы. Они сидят в салоне авто. Арсений неотрывно от дороги вопросительно мычит. — Что значит "жених"?       — Прости?       — Ну, "жених". Вы меня так летом назвали.       — А, ты про это... Угар, конечно, но это "добыча вора" или что-то по типу.       Антон замирает, опуская руки на свои колени. Арсений поворачивает к нему голову, когда не слышит никаких звуков, а боковым зрением не видит никаких движений, но по итогу наблюдает, как у Антона трясутся плечи и часто вздымается грудь, а сам он склонил голову, зажмурился и поджал губы.       — Ты чего? — спрашивает обеспокоенно Арсений, пока не осмысливает состояние младшего – тот просто смеётся. Тогда-то и вспоминает, как тот вот так же смеётся на уроках или в столовой, стоит Илье что-то шепнуть ему, или наоборот.       Положив руку на сердце, Арсений произносит:       — Я уже подумал, что ты успел уснуть и у тебя начался припадок. Сидишь, блин, молчишь…       — Что у вас за дерьмовые определения? — сквозь уже слышимый смех говорит Антон.       — Не я их этому учил.       Антон на мгновение замолкает, а после утыкается в свой рюкзак, что держал всё это время на коленях. Неизвестно с чего, но он просто смеётся, выпуская так весь свой стресс, накопившийся за сегодняшний день. Смеётся до тех пор, пока не начинает болеть голова. Боль начинается небольшими покалываниями, а после как по команде одновременно стучать тупой стороной тысячи молоточков по вискам.       Промычав, Антон сначала ворочает головой, потираясь лицом о нечто мягкое, а после приподнимает её и пробует разлепить глаза. Получается не сразу – открывается только один глаз. Но этого уже хватает, чтобы понять, что из незашторенного с вечера окна солнечный утренний свет прямиком льётся в комнату, показывая, что всё, что произошло сейчас в машине Арсения – приснилось. Удивления, конечно же, не было, ведь тот снился ещё со случая в августе, но сны так давно – недели две или две с половиной – не посещали его, что потребовалось несколько минут на осознание.       Присев на кровати, Антон потирет свои виски, а после уже и поднимается, направляясь на кухню. В голове постепенно начинают возникать картинки событий вчерашнего вечера, как, например, снятие джинс на кровати. Сегодня суббота, поэтому его не стали будить пораньше.       — Доброе утро, Антош, — говорит немного скрипящим голосом бабушка, заметив его в коридоре.       Антон тормозит в проёме, отодвинув свисающие бусы. Хорошенько моргнув, чуть не склеив сонным клеем ресницы, он кратко кивает и разворачивается, уходя в ванную.       «Из-под крана попить тоже можно».