ГЛАВА 22. Цирковое представление
19 апреля 2023 г. в 11:40
ГЛАВА 22. Цирковое представление
15 июня 1989 года
Марсель, 1 округ,
бульвар Либерасьон 3 —
холостяцкая квартира братьев Колонна —бульвар Атен, 31 — Синематека
Звонок невесты Руди, с сообщением, что она приедет через полчаса и заберет его на светский раут, стал для Анхеля полнейшей неожиданностью. Он возразил было, что не может никуда отлучаться с бульвара Либерасьон без ведома синьора Родольфо, но Сонья сейчас же пресекла попытку уклониться от почетной обязанности стать ее кавалером:
— Перестань, Анхель! Во-первых, если бы даже Руди мне ничего не сказал, я не слепая и в курсе, что ты — его любовник, а вовсе не секретарь… и отношусь к этому совершенно нормально. Не переживай. Во-вторых, он сам просил меня «показать тебе Марсель». Ну и в-третьих, мне действительно нужен красивый и воспитанный сопровождающий, который будет отгонять от меня неприятных людей и отвлекать внимание на себя. Так что не пытайся спорить и будь готов через полчаса!
В трубке раздались короткие гудки… Анхель держал ее в руках и боролся с желанием позвонить в Геную, по номеру, который Руди оставил для экстренной связи. Он хотел услышать его голос — жаждал сильнее, чем воды в пустыне — но боялся помешать, скомпрометировать еще больше перед дядей и деловыми партнерами.
Да и повод для звонка не тянул на экстренный: раз Сонья осведомлена об истинной природе отношений босса и секретаря, значит, прогулка с ней не таит никакой опасности. И нарушением условий контракта тоже не является, поскольку он остается в пределах Марселя и «под присмотром лица, уполномоченного арендатором».
«Ну хорошо… если ты, мой солнцеликий, просил, а Сонья согласилась, если ты счел возможным сказать ей о нас, и вы что-то решили между собой, мне остается одно — повиноваться… и не тревожить тебя понапрасну, хабиби, пока ты занят своей работой».
Анхель положил трубку на место и пошел приводить себя в порядок. Спонтанный выход в свет требовал повышенного внимания к состоянию кожи, прическе и костюму… и к состоянию души.
«Помни, что дальше всех продвинется тот, кто мягко ступает… — наставлял его Эфенди. — но горе и печаль, как рваное платье, оставляй дома».
Анхель вздохнул и мысленно обратился к своему покойному учителю:
«Ваши правила не всегда работают в западном мире, Эфенди… На Востоке принято скрывать свои чувства, и я хорошо научился этому искусству… Здесь же — все напоказ, все наружу, но иногда мне кажется, что люди вовсе не чувствуют, а только изображают чувства. Видимость любви, видимость дружбы, видимость уважения… целая сотня масок, под которыми пустота. Что бы вы сказали, Эфенди, о женихе, который спокойно признается невесте в своих похождениях, а та мало того, что не злится, так еще и угождает ему, берясь развлекать его любовника?»
Голос учителя не замедлил с ответом, и Анхелю привиделась знакомая мудрая улыбка:
«Разве ты не встречал подобного и на Востоке? И в жизни, и в сказках, поэмах, которые мы читали с тобой вместе…»
«Встречал, конечно… но ведь за это Восток и порицают на Западе — за узаконенную полигамию, за двойную и даже тройную мораль… за чрезмерную покорность женщин желаниям мужчин… но западные женщины непокорны, они очень горды и ревнивы, и обычно претендуют на единоличное владение своим мужчиной — женихом, супругом или возлюбленным…»
«Может быть, Сонья мудрее других, если готова поить своего повелителя нектаром покорности, вместо того, чтобы угощать его колючками гордости? Или в тебе самом гордость и ревность говорят громче любви?»
Стрела мудрости Эфенди, как всегда, попала в мишень истины… и заставила Анхеля устыдиться самого себя за попытки морализаторства. Он не имел никакого права судить Руди и тем более — Сонью, совсем незнакомую ему, но очень добрую и умную девушку. Любые соглашения жениха и невесты, любые их поступки, даже странные и некрасивые с виду, сияли белизной лебединых крыльев, по сравнению с чернотой, что окутывала его собственную жизнь.
…Он завязывал галстук перед зеркалом, когда ему на глаза попалась открытка, лежащая на подзеркальнике — та самая, что была принесена курьером накануне отъезда Руди в Геную. Та самая, из-за которой Анхелю пришлось отказаться от соблазна поехать вместе с ним…
На открытке плескалось лазурное море, и в водной стихии свободно парила — плыла — изумрудно-зеленая черепаха породы каретта. Черепаха, как две капли воды похожая на Эсму… а под картинкой стояла надпись:
«Дорогой племянник, удачной поездки! Не шали и веди себя хорошо! С любовью, дядя Гульельмо».
****
Общаться с Соньей оказалось на удивление легко, поскольку она говорила почти не останавливаясь, смеялась собственным шуткам, задавала вопросы — и сама же на них отвечала, так что и по пути в Синематеку, и во время приветственного коктейля Анхель произнес едва ли десяток слов.
Это немного напоминало выходы в свет в компании Султана: тот тоже любил поговорить, обожал рассказывать и ненавидел слушать.
Нет, с ним никогда не было скучно, поскольку Султан был отменным рассказчиком, и жизнь его напоминала авантюрный роман. К тому же тогда еще не ушли в сады Аллаха Хабуб и Хамсин, и вместе с названными братьями Анхель отлично проводил время… насколько удавалось при его характере. Султан вечно сетовал, что Самум не умеет веселиться по-настоящему, а побратимы дразнили его «Принцессой-Молчуньей». (1)
Возможно, они были правы, но воспоминания о тех вылазках в разные интересные места, на концерты, пикники и костюмированные вечеринки, оставались самыми радостными в жизни Анхеля… до момента встречи с Родольфо Колонной и падения в пропасть сладостного безумия. Да, безумия… если бы месяц назад ему предсказали, что от взгляда темных глаз, сверкающих, как алмазы, небо расколется над его головой, что красота солнцеликого принца ослепит, а доброта — обожжет душу, так что он, подобно Меджнуну (2), почти потеряет разум от страсти — Анхель бы ни за что не поверил. Но что может знать простой смертный о своей судьбе, написанной на небесах? Это случилось… он встретил Руди и влюбился, и по сравнению с подобной катастрофой все прочие испытания на прочность казались не более чем песчинкой в сандалии.
Месяц назад Анхель, попав на многолюдное сборище, без всякой подготовки и в компании малознакомой юной ханум (3), в статусе невесты «очень важного клиента», постоянно напоминал бы себе об осторожности. Контролировал каждый свой шаг. Простраивал в уме линию поведения, на случай, если на него в праздной толпе натолкнется кто-нибудь из прошлых «благодетелей», не знающих, куда девать свои деньги, и со скуки покупающих живые игрушки.
Теперь же ему было все равно. В отсутствие Руди пища потеряла вкус, солнце не светило, а люди вокруг стали просто тенями. Разве стоило обращать внимание на пляску теней? Болтовня Соньи ему не досаждала, скорее — умиляла, словно щебетанье птички в утреннем саду.
В конце концов Сонья оставила Анхеля как часового, между двумя колоннами, возле громадного стола, с ящиком для пожертвований и разложенными в несколько рядов книгами в ярких обложках, с биографиями известных актеров или посвященных развитию киноискусства и фильмам в разных жанрах:
— Подожди меня здесь, ладно? Мне нужно кое-кого отыскать, они, наверное, уже пришли, но не могут найти меня в этой сутолоке… Я скоро вернусь! А если к тебе станут приставать журналисты, просто улыбайся, и пусть они тебя фотографируют с разных ракурсов… им этого будет вполне достаточно!
— И что они напишут под этими фотографиями?..
— Ну, что-нибудь напишут… очередную чушь… какая разница? Журналисты всегда гоняются за снимками и пишут чушь, на которую не стоит обращать внимания, если не хочешь сойти с ума. Такая у них работа. Они просто кормят свои семьи.
Анхель вспомнил, что нечто подобное говорил и Султан — только присовокуплял пару крепких словечек, и непременно обзывал пишущую братию падальщиками и гиенами… у него с журналистами были свои счеты.
Сонья не была заинтересована в том, чтобы читать его мысли, и упорхнула. Он остался один и взял со стола первую попавшуюся книгу — это оказался иллюстрированный каталог, посвященный самым знаменитым фильмам «плаща и шпаги». Первые же страницы заинтересовали его настолько, что он обрадовался возможности почитать до возвращения своей дамы… но не тут-то было.
Не прошло и минуты, как возле него нарисовалась колоритная парочка — тощий рыжий парень, с ног до головы увешанный фотоаппаратами, кофрами, запасными объективами и еще какой-то неведомой техникой, и длинноногая и тонкая, как газель, девушка в брючном костюме, с короткой стрижкой и в очках в форме крыльев бабочки.
Девушка несколько секунд приглядывалась к Анхелю, как если бы он ей кого-то напоминал, потом сменила тактику и перешла в наступление:
— Добрый вечер, месье! Я — Жаклин Тревельян, представляю газету «Культурный Марсель».
— Добрый вечер, мадемуазель.
Журналистка выждала пару секунд, ожидая, что он представится в ответ и отложит книгу, но не дождавшись ни того, ни другого, приподняла тонко выщипанную бровь:
— Я заметила, что вы сопровождаете мадемуазель Ламберто. Это ведь вы — ее новый стилист? Можете ли прокомментировать, как идут приготовления к свадьбе мадемуазель Ламберто с Родольфо Колонной?
— Мне об этом ничего не известно.
— Вот как? Хмммм… — девушка разочарованно скривила тонкие губы, но замешательство ее было недолгим. Она подала знак своему напарнику и тот, вскинув фотоаппарат, сделал несколько быстрых снимков.
Вспышка блица неприятно ударила по глазам, Анхель закрылся книгой и не стал сдерживать недовольства:
— Прошу вас, никаких фотографий!
— О, какая секретность! Тогда, вероятно, вы — новый телохранитель мадемуазель, приставленный к ней ее женихом? — выдав новую версию, журналистка сама же за нее ухватилась:
— Правда ли, что в адрес мадемуазель Ламберто стали поступать анонимные угрозы?
— Угрозы?
— Да-да, письма и телефонные звонки! Вам известно, кто угрожает невесте Родольфо? Кто выступает против их свадьбы?
— Вероятно, какой-нибудь сумасшедший… простите, мадемуазель, я не расслышал, какое издание вы представляете: «Культурный Марсель» — или «Криминальный Марсель»?
— А-ха-ха, оказывается, вы не без чувства юмора! Можете улыбнуться на камеру? Обещаю, что это фото останется в моей частной коллекции… Кстати, каким именем мне подписать его?
— В вашей коллекции, мадемуазель, пусть останутся те снимки, что уже сделал ваш коллега. Я не даю согласия на их публикацию где бы то ни было.
— Аааа, значит, вы всего лишь пресс-секретарь или юрист фонда… скучная у вас работенка… — окончательно разочаровавшись, заключила журналистка, но и на этом не успокоилась:
— Вы никогда не думали пройти кастинг для кино или… предложить портфолио в модельное агентство? Скажи, Фил?
— Что тебе сказать, Жако? — буркнул фотограф и со сложночитаемым выражением лица покосился на Анхеля.
— У месье очень яркая внешность, совсем не подходящая для медленного увядания за письменным столом! — Жаклин сняла очки, прикусила дужку и погрузилась в какие-то свои фантазии.
— Да, внешность на все сто! — Фил оживился и осмотрел потенциального натурщика с профессиональным интересом. — Как надумаете заказать фотосессию для модельного портфолио — я к вашим услугам, месье! — порывшись в кармане, фотограф извлек визитку и без церемоний сунул ее Анхелю в карман пиджака.
— А я могу вас представить одной влиятельной даме, которая помогает начать карьеру модели… У нее есть связи со многими модными домами! Она лично знакома с маэстро Сен-Лораном… — добавила Жаклин, все так же покусывая дужку очков и не сводя с него затуманенного взгляда.
Анхель невольно представил, что сказал бы Руди, став свидетелем этой сцены и услышав интересные предложения фотографа и молодой нахалки… и хотя реакция вспыльчивого Сёгуна едва ли оказалась бы дружелюбной, сердце Самума забилось в два раза быстрее, и губы приоткрылись в улыбке…
Секундная потеря сдержанности сейчас же была наказана. Фотоаппарат снова защелкал с бешеной скоростью, и по глазам ударила целая очередь вспышек.
— Вот-вот, вы же так можете! Это именно то, чего я от вас и хотела! — не скрывая торжества в голосе, воскликнула журналистка. — Вот такой чувственной, нежной улыбки! Ну хватит капризничать, месье, назовите мне свое имя или дайте визитку! А я вам дам свою, на память об этой встрече…
«О болтливая дочь сороки, повесь же на двери своего рта замок молчания, и оставь меня в покое!» — взмолился про себя Анхель, и добрые духи Марселя услышали его призыв о помощи.
— Жаклин! Ты снова тут как тут! — раздался звонкий голос Соньи, очень удачно вернувшейся из своих странствий по Синематеке. — Не нашла меня, и решила помучить персонального тренера Руди? Ну ты настоящий браконьер!
От такого нежданного захода Анхель вздрогнул и выронил книгу, что было непростительным промахом для персонального тренера…
«Интересно, в каком виде спорта я тебя тренирую чаще всего, солнцеликий?..»
— Оп-ля! — спутник Соньи, которого Анхель сперва не заметил, жестом жонглера подхватил тяжелый том и вложил обратно ему в руки:
— Люблю ловких людей! Держи!
— Спасибо, месье… — слова искренней благодарности замерли у Анхеля на губах, поскольку в симпатичном молодом человеке, с огромными черными глазами, одетом в щегольской бежевый костюм, с не менее щегольским пунцовым шейным платком, он с удивлением узнал Диего — шеф-повара в доме Колонна…
— Салют-салют! Что здесь происходит? Фотосессия красавчиков? О, а ну-ка сними лучше меня!
Эффектное появление Диего, яркого и подвижного, как фейерверк, немедленно переключило внимание журналистки и фотографа с Анхеля на него, а он только этого и ждал — выудил из кармана несколько разноцветных мячиков и принялся ловко жонглировать ими:
— О-па! Оп-ля! Цирк Бугийона представляет! Единственное сольное выступление комика, жонглера и эквилибриста Пастрано, знаменитого на все Лазурное побережье! А ну, кто-то из вас может повторить это? — не прекращая жонглировать, он легко вскочил на стул и, накренив его, несколько секунд балансировал на двух точках опоры.
Вокруг начали собираться другие гости Синематеки, привлеченные внезапным зрелищем.
Сонья рассмеялась и захлопала в ладоши:
— Браво, Диего! С тобой никто никогда не сравнится!
— Алле оп! — Диего спрыгнул со стула, прекратил подкидывать и ловить мячики так же внезапно, как и начал, солнечно улыбнулся, развел руки и поклонился зрителям:
— Дамы и господа! Прошу внести посильный вклад в фонд помощи пожилым киноактерам и цирковым артистам, чье искусство развлекало вас в дни их молодости!
Сорвав заслуженные аплодисменты, он показал на ящик для сбора пожертвований, снова поклонился и вернул все свое внимание Сонье, сейчас же повисшей на его руке.
— Ну как? Тебе понравилось?
— Спрашиваешь! Это было превосходное представление! — девушка залилась румянцем, ее ресницы затрепетали… но в следующий миг она опомнилась и строго сказала:
— Но мы здесь все же не для этого! Ты где оставил своего дядюшку?
Диего озадаченно уставился на Сонью:
— Дядюшку?.. Дядюшку… Ах, ты про моего дядюшку! Он вон там, у киоска с напитками! Я взял ему оранжину, он ее обожает и все никак напиться не может!
Анхель никогда не проявлял избыточного любопытства к чужой жизни, но гасконада Диего и неожиданное выступление повара в амплуа жонглера изумили его до глубины души… Он не сдержал восхищенной улыбки перед таким искусством — и вопросительно взглянул на Сонью, в надежде, что она объяснит все происходящее.
Сонья правильно поняла его взгляд и, смеясь, раскрыла интригу:
— А чему ты так удивился, Анхель? Думаешь, Диего только и может, что печь торты и жарить антрекоты? На обеде у донны Марии Долорес ты познакомился с поваром — ну а теперь познакомься с артистом! Диего много лет работал в цирковой труппе Бугийона… он был акробатом, жонглером и даже немного дрессировщиком!
— Немного? Скажешь тоже! Да я целый год дрессировал целого гиппопотама! И не без успеха! — Диего горделиво выпятил грудь и уставился на Анхеля с таким превосходством, словно только что одержал над ним неоспоримую победу в тонком искусстве дрессуры бегемотов.
— О… так это вы, Диего, были тем самым Ковбоем с Миссисипи, который так блестяще выступал в Бегемотском родео? — воскликнул Анхель, не в силах поверить в такое совпадение — об этом номере ему взахлеб рассказывали Хабуб и Хамсин, однажды сумевшие попасть вместе с Султаном на гала-представление — он же, как назло, валялся с тяжелым гриппом и температурой сорок…
— Да. Это именно я! — бывший циркач, польщенный восторженным отзывом, поклонился теперь уже персонально благодарному зрителю. — Могу дать автограф!
Анхель машинально полез в карман за блокнотом и ручкой, но Жаклин и фотограф подняли его на смех — и одновременно принялись расхваливать Диего за умение «гипнотизировать зрителей»:
— И как тебе это удается, Пастрано? Мы с Филом час бились, чтобы вытянуть из месье хоть словечко, а ты подошел — и оп-ля — месье сам у тебя автограф просит! Поднажми, он тебе и кошелек отдаст!
— Ну хватит шутить… — насупилась Сонья и решительно вклинилась между Жаклин и обоими своими спутниками. — Сейчас начнется общий сбор пожертвований, и у всех нас будет возможность вытряхнуть кошельки!
Анхель с тревогой подумал о своем скудном — по меркам окружающей публики — карманном запасе, и спросил себя, должен ли он отдать на благое дело жемчужные запонки, подаренные ему Руди — или этот жест окончательно сделает его смешным, не лучше ярмарочной обезьянки…
Он не успел разрешить внутреннее противоречие, когда его внимание привлекло появление нового действующего лица — невысокого худенького человечка, с добродушным круглым лицом и лысой головой, похожей на куриное яйцо. Человечек был одет в малиновую бархатную куртку и зеленые расклешенные штаны, опирался на массивную трость, говорил ломким старческим голосом, но вполне внятно:
— Диего, вот ты где, негодник… Я решил, ты меня тут бросил и сбежал развлекаться с девчонками…
— Ну что ты, дядюшка! Куда я от тебя денусь! От твоего зоркого взгляда мне не скрыться! — Диего заботливо приобнял дядю за плечи и улыбнулся ему все так же искренне.
— А это кто? Твой ученик? — яркие синие глаза обратились на Анхеля.
— Нет, дядюшка Эскабо, это не ученик Диего, это, наоборот, учитель! — вмешалась Сонья. — Точнее, тренер… он работает на Руди и сопровождает меня, пока Руди в отъезде.
«Ну что за несносная болтушка…» — подумал Анхель, но почему-то был не в силах рассердиться на эту фантазёрку, похожую на яркий солнечный лучик… или нахального котенка, уверенного, что ему можно сидеть на голове человека или без зазрения совести драть когтями нарядный костюм.
— А имя-то у твоего провожатого имеется? А? — не отставал старый циркач.
— Да, его зовут Анхель… Анхель, пожалуйста, побудь немного с дядюшкой Эскабо! Он тебе расскажет много интересных историй, а нам… — она быстро взглянула на Диего и тут же поправила себя — Мне нужно… отлучиться… по делу. Я вернусь к началу фильма.
— Я понимаю, мадемуазель Ламберто, — Анхель в самом деле начал гораздо лучше понимать скрытый смысл происходящего, но пока не мог определить, как отнестись к тому, что наблюдал прямо сейчас. Дерзость Диего, то, насколько близко он позволял себе держаться к Сонье, и наивная непосредственность Соньи, не способной или не считающей нужным тщательно маскировать свои чувства, сбивали его с толку. Он как будто становился сообщником, участником любовного заговора — и все бы ничего, но девушка считалась официальной невестой Руди, черноглазый циркач работал поваром в доме Руди, а он сам был любовником Руди, более того — его рабом… Это напоминало сюжет из «Тысячи и одной ночи», и Анхель вдруг ощутил гневное желание показать Диего и Сонье, что может сотворить джинн с теми, кто обманывает его повелителя…
Должно быть, лицо его приняло настолько странное выражение, что Сонья смешалась и опустила глаза, разом растеряв свою уверенность… а вот Диего глаз не отвел, и голос его остался твердым:
— Доверься мне, я прослежу за ней! Ну а ты следи хорошенько за моим дядей и не давай ему выпить тут всю оранжину! Договорились? — и он протянул ему свою раскрытую ладонь.
Анхель молча кивнул и пожал руку Диего, пообещав себе, что если из-за этого парня у Руди возникнут неприятности, он лично сломает эту руку как минимум в двух местах…
Диего оценил крепость рукопожатия и, выразительно подняв бровь, заметил:
— О, да ты не только красавчик, но и силач! Понимаю Руди… — сверкнул белыми зубами и последовал за Соньей, тянущей его в сторону одной из многочисленных дверей.
Примечания:
1. Принцесса-молчунья — персонаж арабской сказки, аналог Царевны Несмеяны.
2. Меджнун — (букв. безумный от любви) легендарный герой арабской поэзии, потерявший рассудок от любви к Лейли.
3. Здесь — в значении «девушка», «госпожа»
4. Цирк Бугийона — самый знаменитый цирк Франции, созданный братьями Бугийон в 1924 году и существующий до настоящего времени. Помимо стационарного Зимнего цирка, расположенного в Париже, есть также передвижная труппа, гастролирующая по всей Франции. На территории цирка неоднократно снимали фильмы, один из самых известных — «Трапеция», с Джиной Лоллобриджидой и Тони Кертисом в главных ролях (1955 год). А в 1947 году в Зимнем цирке Бугийона впервые состоялся благотворительный Гала-концерт Союза артистов, ставший ежегодным мероприятием. Собранные средства перечислялись пожилым артистам — ветеранам сцены.
Примечания:
1. Анхель на рауте:
https://ibb.co/Lg1GGgq
2. Диего в неожиданном образе:
https://ibb.co/x56KjP6
3. Сонья:
https://ibb.co/dMm2p5M