Не присылай мне роз

ГЛАВА 42. Волшебный фонарь

«Межёв — это 21 округ Парижа» Жан Кокто

Тринадцатью годами ранее. 23 декабря 1976 года, Верхняя Савойя, горнолыжный курорт Межёв Коварный длинный трамплин трассы Кок остался позади. Пролетев с огромной скоростью вдоль пестрой ленты зрителей, Руди пружинисто приземлился на пологий склон, миновал финишную черту и резко затормозил у самого барьера. Туча снежных брызг, разлетевшись из-под его лыж, накрыла самых неосторожных и любопытных. Среди них были все родные: отец, мама, дядя Джу и Вито — и друзья, разной степени близости. По тому, как толпа взорвалась криками и аплодисментами, и как сильно заколотилось в груди сердце, Родольфо понял, что победил! Понял еще до того, как взглянул на табло, и судья огласил его время: — Родольфо Колонна, номер четырнадцать! Сто семьдесят девять целых и четыре десятых секунды! Комментатор местной радиостанции радостно подхватил эту новость, и его голос зазвучал из громкоговорителей: — Итак, дамы и господа, в нашем любительском состязании по скоростному спуску определился новый чемпион! Родольфо Колонна, выступающий под четырнадцатым номером, показал наилучший результат! Его время — сто семьдесят девять целых и четыре десятых секунды! На четыре целых семь десятых секунды он обходит призера прошлого сезона, Гюнтера Хиршмана — и… по итогам первого и второго этапов состязания становится победителем соревнований! Да здравствует Франция! Сдвинув защитные очки на лоб, Руди победно вскинул вверх палки и с торжествующей улыбкой совершил круг почета до выезда с трассы, где его тут же обступили ликующие родственники и друзья: — Руди! Ты первый! Ты лучший! — мама, хотя и ничего не понимала в спортивных тонкостях, поцеловала его раньше всех, и он с наслаждением вдохнул теплый цветочный аромат ее духов… Отец вел себя сдержаннее, но тоже улыбался и не поскупился на похвалу: — Поздравляю, сынок! Ты превосходно уделал колбасника Хиршмана! Почти на пять секунд быстрее — это же новый рекорд для такой сложной трассы! — Спасибо, спасибо, отец! Я не мог позволить какому-то немцу обставить марсельца! — Руди крепко обнялся с отцом и от души пожал ему руку. Дальше его принялись поздравлять дядя Джузи, дядя Уго и прочие подоспевшие знакомые родителей. — Да здравствует Марсель! Поздравляем, Руди Колонна! Ты — наш чемпион! — защебетали девушки, примкнувшие к их курортной компании, и с первого дня прибытия Родольфо в Межёв ходившие за ним по пятам. В глубине души каждая надеялась на роман, а если повезет — то и на помолвку с одним из перспективных женихов Франции… — Да, Акула, честь Марселя и честь семьи Колонна ты защитил на славу! — присоединился к поздравлениям Вито, наконец-то прорвавшийся к брату сквозь плотный строй девиц. Деликатно оттер плечом Рози — очень красивую блондинку, но и самую липучую — и пожаловался: — Эх… а я все катаюсь так, словно у меня две ноги в одном ботинке! Вот потому и не получилось взять приз среди начинающих… — и в его голосе — почти сломавшемся, уже с настоящей мужской хрипотцой — послышалось искреннее огорчение. — Ничего, в следующем сезоне приз точно будет твой, Прилипала! — Руди потрепал брата по кудрявой голове и шутливо поддел пальцем за нос: — Выше нос, братишка, мы же Колонна! Мы должны быть первыми во всем, за что беремся! — тут он заметил высокую статную фигуру Паскаля, идущего в их сторону, чтобы поздравить ученика с победой, и ощутил, как пересохло в горле. Член как по команде начал оживать в тесных облегающих штанах — и результат этого процесса, в виде стойкой эрекции, вскоре мог стать заметным для всех… «Ох, вот дерьмо!..» — Руди кашлянул, поспешно расстегнул крепления, поднял лыжи и, прижав их к себе, чтобы прикрывали низ живота, продолжил наставлять брата: — С твоими ногами все в порядке, не выдумывай! Просто тренируйся побольше и… почаще! Так ведь, Паскаль? — по-деловому обратился он к своему красавцу-инструктору. — Совершенно верно, Руди. Чем дольше и чаще тренируешься — тем лучше результат… — серьезно подтвердил Паскаль, но губы его улыбались, а темные глаза намекали на двойной смысл фразы. Не пряча своей радости и гордости, он протянул Родольфо руку: — Поздравляю тебя с победой, это было… впечатляюще! Особенно я оценил твой финальный прыжок… Ты превосходно научился группироваться и приземлился с идеальной точностью! Браво! Руди неловко перехватил лыжи и ответил на рукопожатие. Паскаль завладел его ладонью и не упустил удобного момента, чтобы приблизить губы к щеке, понизить голос до бархатных нот и промурлыкать: — Может, подумаешь о… профессиональной лиге? Мы могли бы это серьезно обсудить… у меня в шале. Заодно отпразднуем твою… победу. — Д-да… да, конечно, я… и сам думаю об этом же… — взволнованно выдохнул Руди в ответ, и поблагодарил свой шлем за то, что надежно прячет от любопытных глаз густо покрасневшие и горящие от возбуждения уши. Тем временем, слуга забрал у него лыжи и палки, и, как по команде, к Руди и Паскалю подбежали фотографы и репортеры. Паскаль сделал с Руди несколько «парадных снимков» с рукопожатием и быстро отступил в сторону, уступив чемпиона организаторам состязания. Дальше состоялась волнительная церемония вручения наград и новые поздравления. В поднявшейся суете беспрестанно щелкали затворы фотоаппаратов, мерцали вспышки, Руди под нос сунули сразу два или три микрофона, прося поделиться своими впечатлениями, и непременно сказать, счастлив ли он. Пришлось ему позировать в разных позах и отвечать на дурацкие вопросы, пока мама, брат и самые рьяные поклонницы не отбили его у жадных коко. Вернувшись в круг семьи и друзей, Руди принял из рук слуги бокал шампанского. Никколо Колонна вновь обнял своего чемпиона, произнес в его честь тост и весело предложил: — А вам не кажется, друзья мои, что эта победа заслуживает маленькой вечеринки! — но Джузеппе Колонна бурно возразил: — Почему же маленькой! Большой! — он покровительственно обнял Руди с другого бока и, призвав остальных к тишине, провозгласил в своей неподражаемой манере: — Друзья! В честь моего любимого дорогого племянника Родольфо Колонны, чемпиона в гигантском слаломе трассы Кок, сезона тысяча девятьсот семьдесят шестого года, я… забронировал для праздника ресторан в «Железной лошади»! На всю ночь! И… вы все приглашены! Компания одобрительно зашумела, выпила шампанское, и, распавшись на пары и небольшие группы, потянулась по тропе в сторону станции канатной дороги. Руди с обеих сторон мастерски зажали и взяли под руки длинноногие красотки — белокурая Рози и темноволосая Ева; влекомый этим почетным эскортом, не позволявшим другим претенденткам даже приблизиться, он всю дорогу шутил напропалую, а девицы заливались хохотом и смотрели ему в рот… Когда они добрались до станции, снизу, из центра Межёва, как раз прибыла очередная гондола (1) и выпустила новую партию курортников. — Оооо, нет… — пробормотала Рози, заметив кого-то среди вновь прибывших, и попыталась спрятаться за спину Родольфо, но это не помогло. Высокий светловолосый мужчина, в длинном пальто и пунцовом шарфе, негромко и в то же время повелительно окликнул ее: — Розамунда! Вот ты где! — Папа! — недовольно отозвалась девушка, не спеша выпускать из захвата локоть Руди, поскольку не желала из-за появления отца уступать кавалера соперницам. — Я же предупредила, что буду на этом склоне, смотреть соревнования… прошу, знакомься — месье Родольфо Колонна, чемпион! Родольфо, позволь представить тебе месье Бернарда Штальберга, моего отца… — Здравствуйте, месье Колонна, поздравляю вас! — тон Штальберга был сдержанным и отменно вежливым, а улыбка — удивительно приятной… — Благодарю, месье Штальберг! — Руди первым протянул ему ладонь, и они обменялись крепким мужским рукопожатием. — Ваша дочь Рози — само очарование! — А, Родольфо, вот ты где! — раздался за спиной голос отца. Руди обернулся к подошедшим родителям, встретил вопросительный взгляд матери, но ничего не успел сказать. Штальберг опередил его, обратившись к отцу: — Добрый день, месье Колонна, с наступающим Рождеством… и — с победой вашего сына на соревнованиях! Это серьезный повод гордиться им! — О, месье Штальберг! Рад встретить вас здесь, дружище… — между всеми участниками сцены снова последовали рукопожатия и приветствия, и Руди почувствовал досаду, что вместо курортной вольницы снова попал в круг надоевших дворцовых церемоний. Из вежливости он должен был улыбаться и выдавать нужные реплики, но на самом деле хотел поскорее запрыгнуть в гондолу и оказаться внизу, в городке, добраться до шале Паскаля, залезть с ним под горячий душ и уж там… «Чёрррт… прекрати! Или тебе придется передернуть прямо здесь, в местном сортире…» — Руди прикусил губу и постарался немного успокоить свою фантазию и выровнять дыхание. Сквозь дымку эротической грезы до него снова долетел голос отца, дружески болтавшего со Штальбергом: — …Аааа, так вы здесь всей семьей, с женой и сыном? — Да, Магдалена и Эдди ждут меня внизу, я поднялся сюда в поисках своей дочери — и встретил Розамунду в компании вашего сына… — О, это просто замечательно! — подключилась мама. — Какие у вас планы на этот вечер? Надеюсь, вы придете на наш праздник в «Железной лошади»? — Да, да, конечно, приходите! — поддержал отец. — Мы все будем очень рады, и Родольфо… Родольфо?.. Не очень вникая в собственное отношение к присутствию на вечеринке еще одного семейства из числа знакомых отца, Руди произнес дежурную вежливую фразу. — Да-да, разумеется, я… буду очень рад видеть вас! — и добавил с легким нетерпением: — Папа, мама, если мы не планируем праздновать на горе, предлагаю все же спуститься в город! Кабина гондолы как раз переместилась к месту посадки и те, кто ждал на площадке своей очереди на спуск, поспешили к ней. Внутри гондолы Рози снова оказалась рядом с Руди, прижалась к нему бедром и откровенно обняла за талию, делая вид, что у нее «кружится голова на спуске». Само собой, он не возражал, но про себя посмеивался над маневрами кокетки, воображавшей, что способна поймать наследника империи Колонна в свои сети. — Послушай, Родольфо, ты мог бы пригласить меня на чашечку кофе? — шепнула она, обдав его ароматом сладких духов с оттенком абрикоса. — Там, внизу, мачеха и брат, я не хочу сейчас с ними встречаться — они оба страшные зануды! — Прошу прощения, Рози, но я только что выиграл чертов слалом на сложной трассе… и хочу перед вечеринкой в мою честь немного… ээээ… перевести дух. — лицо девушки омрачилось, но Руди знал, как подсластить пилюлю: — Мой младший брат Витторио охотно станет твоим кавалером и угостит кофе от моего имени. — Витторио?.. Ну… ладно… если только у него получится быстро похитить меня, потому что они с Эдди одногодки, а Эдди ужасно неловкий теленок!.. И ни на шаг не отходит от своей любимой мамочки… — Рози презрительно фыркнула. — Эдди — точно твой брат? — Руди и сам, порой, был недоволен Прилипалой, но никогда не позволял себе презрительно высказываться по его адресу, тем более — в присутствии посторонних. — Да, но к счастью, лишь наполовину… О, видишь, вон он стоит, рядом с мачехой… их не спутаешь… вон там, он в синем, а она — в малиновом! Руди последовал за направлением ее взгляда и увидел интересную пару, необычайно красиво вписанную в сказочный пейзаж заснеженного городка. Белокурая дама, одетая в малиновое пальто, прятала лицо в пушистый воротник из серебристого меха; рядом с ней стоял тонкий высокий юноша в длинной темно-синей куртке, перетянутой широким поясом. Он держал мать под руку, а свободной рукой прикрывал от солнца глаза… и в солнечных лучах его вьющиеся волосы сияли, как золотое пламя. **** 9 июля 1989 года, Марсель, бульвар Либерасьон, 3 квартира братьев Колонна Рука Руди дрогнула и едва не выронила фотографию. Он моргнул, потер глаза — и вынырнул в реальность из необычайно яркого и подробного юношеского воспоминания. Гостиная квартиры временно превратилась в штаб по расследованию. Все доступные поверхности были завалены черно-белыми и цветными снимками и слайдами, сделанными в первой половине семидесятых. От десятков, а то и сотен уже просмотренных снимков у Руди в глазах рябило, но только один из них — цветное групповое фото большого формата, заложенное в страницы альбома — зацепил внимание и разбудил память. Родольфо еще раз вгляделся в лица людей на снимке и нетерпеливо позвал: — Анхель! — Что, Руди? — золотоволосая голова показалась из-за книжного стеллажа. — Ты в порядке?.. — Да, черт побери, я в порядке! Бросай там все! Иди скорее сюда! — Ты что-нибудь нашел? — Анхель приблизился к дивану, где Руди сидел среди раскрытых альбомов, бумажных конвертов, надписанных по годам и месту съемки, и целой горы разрозненных карточек разного формата. — Да! Я нашел тебя! — Ты уверен? — Ну посмотри сам! Узнаешь? Анхель взял протянутую ему фотографию и, пока он всматривался в лица смеющихся людей, запечатленных в солнечный зимний день, на фоне большого шале, Руди бесцеремонно согнал Мистера Марчелло, развалившегося рядом с ним. Потянув любовника за ремень джинсов, усадил рядом с собой и обнял за плечи. Анхель прислонился к нему головой, и с минуту они смотрели на снимок вместе. В самом центре веселой компании в первом ряду блистал Жан-Поль Великолепный (2), окруженный дамами: по правую руку от него стояла донна Мария Долорес Колонна, по левую — Магдалена Штальберг. Рядом с женами стояли их супруги, Никколо Колонна и Бернард Штальберг, а рядом с отцами — сыновья-ровесники — Вито и… — Ну? Узнаешь себя, Эдди Штальберг? — А где… где и когда был сделан этот снимок? — Переверни и узнаешь! — усмехнулся Руди, и в груди пробежал приятный холодок тщеславной радости… Анхель послушно перевернул фотографию, вздрогнул от удивления — и прочитал надпись: — «Межёв, 23 декабря 1976 года. День, когда наш Руди выиграл состязания по скоростному спуску по трассе Кок! Результат — сто семьдесят девять целых и четыре десятых секунды! Чемпиона здесь, увы, нет — он сбежал развлекаться с дружками, зато есть великолепный Бебель!»… — а ниже на бумаге красовался размашистый автограф кинозвезды. — Ну что, прояснилось в голове? — Руди потянул Анхеля за рубашку. — Вот я этот день припомнил сейчас так ясно, словно это было вчера! И… уверен, что тогда точно видел тебя! Именно тебя! Рядом с твоей мамой… — Что?.. Как… как такое возможно?.. — Представь себе! Сперва твоя сестра со мной познакомилась и напросилась смотреть состязания… Потом представила меня твоему отцу, а потом, когда мы всей компанией спускались в гондоле, Рози показала мне тебя и твою маму, вы стояли внизу у станции и ждали их возвращения. — Этого не может быть… я ничего не помню… совсем ничего… ни Межёва, ни родителей, ни… тебя… получается, мы были с тобой знакомы?.. — от волнения на щеках Анхеля выступили красные пятна. Руди тоже покраснел и покачал головой: — Нет, с тобой-то я как раз познакомиться тогда не успел… к большому сожалению… — Почему? — Потому что… меня отвлекли. Сонья… встретила меня у выхода и сразу потащила смотреть лошадок, и я пропустил встречу с Бебелем и… знакомство с тобой. Когда я вернулся в компанию, там уже не было никого из Штальбергов… — Сонья тоже отдыхала с вами? — Да, ее отец и уговорил нас поехать на то Рождество в Межёв. Обычно, мы ездили туда после Нового года. А с Соньей мы тогда были помолвлены уже года четыре, и она на правах невесты спасала меня от назойливых девиц… — это была полуправда. У Руди язык не повернулся раскрыть настоящую причину, из-за которой он тогда пропустил общий снимок с Бельмондо. Причину по имени Паскаль… — Руди… — в голосе Анхеля прозвучали знакомые интонации мученика, безропотно переносящего пытку огнем. — Что, выходит, ты совсем ничего не помнишь… и никого не узнаешь на этом снимке? Даже Бельмондо, моих родителей и брата? — Насчет всех названных тобой у меня нет ни малейших сомнений… — А насчет себя? — Руди в нетерпении показал на высокого парня в синей куртке, стоящего рядом со старшим Штальбергом: — Вот же ты! И волосы твои, и лицо, и даже рост! Я тебя узнаю, а ты что же, не видишь разве, что это ты и есть? — Я не помню, каким я был в пятнадцать лет… но… — Вот! Посмотри на Вито! Здесь ему тоже пятнадцать! Ты узнаешь его на этом фото? — Да, узнаю… но… — Хвала Аллаху! Что еще за «но»?! — В одном я уверен совершенно точно… вот эта женщина — моя мать… мама… Боже мой, я целых двенадцать лет не мог вспомнить ее лица, мне снился только силуэт… запах… и голос… но это она, Руди, это она!.. — прошептал Анхель, и на снимок, задрожавший у него в руках, закапали слезы. Горячий болезненный спазм перекрыл горло Руди и не пропустил ни вздохов сожаления, ни слов сочувствия. Молча забрав фото и отложив в сторону, он обнял возлюбленного и прижал к себе. Теплые руки сейчас же обвились вокруг него в ответном благодарном объятии. И пока Руди укачивал и утешал, Анхель беззвучно рыдал и цеплялся за него с отчаянием смертника, как утопающий — за скалу, или сумасшедший — за осколки реальности. «Боже мой… боже… как же это ужасно, невыносимо, когда вот так теряешь не одну лишь мать, но и воспоминания о ней… помнишь только силуэт… только голос… но она все равно остается призраком… бесплотной тенью…» — Руди вдруг стало стыдно за то, с какой легкостью, в мельчайших подробностях, он сам припомнил тот далекий день своего триумфа. Оказывается, в памяти у него сохранились даже совершенно незначительные детали, вроде цвета собственных лыж или эмблемы на куртке инструктора. Образ Паскаля всколыхнул еще и вину. «Эх… не будь я тогда отвлечен любовной интрижкой с тем парнем, то не сбежал бы от своих под каким-то дурацким предлогом! Остался бы там, на фотосессии с Бебелем, и — познакомился с Эдгаром…» — теперь Руди не сомневался, что сразу узнал бы в этом юноше любовь всей своей жизни, и тогда… оооо, тогда все точно сложилось бы иначе для них обоих, и нити судьбы сплелись воедино намного раньше… «О, да, и тогда ты точно заметил бы, что его вскоре похитили!» — вмешался внутренний скептик с голосом дяди Джу. — «Только помешать похищению все равно не сумел бы — тем летом ты был за океаном, в Штатах. Ездил на Ниагару, на Большой каньон… и ничего бы не узнал до самого возвращения… а после мучился бы все эти годы от неизвестности, гадая, жив он или нет.» «Нет, никакого похищения тогда не случилось! Тогда он уже был со мной! И в этот проклятый Тунис мы не поехали, потому что я взял его с собой в Америку! Ну… или я поехал бы с ним, раз ему это было так надо! Но там я своими руками поубивал всех, кто посмел приблизиться и попытаться отнять его у меня!» — яростный протест сработал как огниво, поджег страсть, мгновенно заполыхавшую летним пожаром. Руди еще сильней сжал Анхеля в объятиях и принялся осыпать поцелуями его лицо, влажное и соленое от слез, и повторять ему в губы снова и снова, как как заведенный: — Я тебя люблю!.. люблю… и никому никогда не отдам… не позволю причинить тебе боль… больше никогда… никогда… обещаю! Мы вернем тебе все твои воспоминания, до единого, все краски твоей юности, все запахи и звуки… Еще не знаю, как, но даю слово Колонны, так и будет! **** Закатные краски постепенно угасли и перетекли в сиреневые сумерки, а дневной зной уступил место прохладному вечернему бризу. Любовники лежали рядом в постели, лицом друг к другу, держались за руки и пытались игнорировать Марчелло и Августину, маршировавших по ним с громким и требовательным мурчанием. С каждой минутой это становилось все труднее, и Анхель сдался первым: — Ладно, ладно, сейчас… — он сделал движение, чтобы встать, но Руди удержал его за руку: — Куда ты собрался? — Хочу покормить котов. — Ааааааа… Просто открой им дверь и возвращайся ко мне… — Я собирался помочь Ольге… — Ольга справится и без твоей помощи. Это ее забота, не твоя. Но… если тебе непременно нужно о ком-то заботиться, то… помни, твоя основная забота — это я. А ты — моя… — Я никогда об этом не забуду… — Анхель зажег лампу, соскользнул с кровати и, обнаженный, окутанный одним только плащом из золотых волос, пошел к двери, сопровождаемый кошачьей свитой в составе Марчелло и Августины. Руди поймал себя на том, что смотрит на него с не меньшим восхищением, чем в первые дни знакомства… и, любуясь безупречно вылепленным телом любовника, гармоничным и прекрасным, как статуя работы Бернини, но куда более теплым и живым, снова начал возбуждаться. — Наверняка в числе твоих северных предков была сама златовласая богиня Фрейя… потому и кошки так преданно следуют за тобой всюду, где бы ты ни находился и куда бы ни шел… (3) Анхель обернулся через плечо — в точности, как в давнем сне Руди — и улыбнулся чарующей улыбкой Самума: — А я привык думать, что родился сам по себе, из воздуха и песка пустыни… или меня создал сумасшедший чародей, смешав ветер, глину и воду из колодца в оазисе… — Тебе так внушили коварные шайтаны, пожелавшие отнять твою память! Но теперь-то ты знаешь, что рожден прекрасной женщиной от красивого мужчины… — Да, хабиби… и все это благодаря тебе. Ты заново учишь меня жить на Земле и быть человеком. — И ты хорошо осваиваешь эту науку! Вот тебе еще один урок — воскресный матч… — Футбол? — Да, футбол, вечная страсть марсельцев всех кровей, сословий и религий! — Колонна вскинул руку в аффектированном жесте болельщика: — Вперед, Марсель! Сегодня играем с миланцами. Черт, да где же пульт от телевизора?! — У тебя за головой. — Аааааа, точно… — Руди нащупал пульт и включил спортивный канал, где вот-вот должна была начаться прямая трансляция товарищеского матча между клубами Марселя и Милана. По отношению к футбольной религии родного города он был страшным еретиком — смотрел воскресные матчи и чемпионат, как велел обычай, и следил за турнирной таблицей только затем, чтобы суметь поддержать околофутбольную беседу с партнерами по бизнесу или приятелями. Душа его куда больше лежала к другим видам спорта: мотогонкам, боксу, греко-римской борьбе… О такой нелояльности Руди к семейным устоям не знал даже Вито, но от Анхеля ему совсем не хотелось скрывать правду. Он вдохнул поглубже и честно признался: — Знаешь… меня вся эта беготня за мячом никогда особо не увлекала. Но наша семья много лет подряд спонсирует футбольный клуб Марселя, отец крепко дружил с нынешним президентом, ну и я всегда должен быть в курсе, сколько голов наши парни заколотили в чужие ворота. Отдадим же этой традиции дань уважения. До начала всего пара минут… Ладно, сходи, куда собирался, и возвращайся ко мне. Ужин на двоих был сервирован Ольгой на передвижном круглом столе и оставлен перед дверью спальни. Сигналом послужил деликатный стук дверь, но, когда Анхель открыл ее, за порогом никого не оказалось… Стол, покрытый белоснежной скатертью, заставленный блюдами под серебряными колпаками, и украшенный букетом из летних цветов, смотрелся великолепно и одним своим видом возбуждал аппетит. Оставалось только вкатить его в комнату и поставить поближе к кровати. — Вот мы и снова в арабской сказке… — улыбнулся Анхель, заново вошедший в роль то ли джинна, то ли гаремного наложника, служащего всем желаниям султана — и на сей раз Руди не хотелось протестовать… Он решил для себя, что нет ничего плохого и преступного в подобной игре, до тех пор, пока она добровольна и ведет к взаимному наслаждению. Следуя строгим наставлениям Анхеля, Ольга приготовила салат нисуаз, рыбу с овощным жюльеном и лимонное суфле. Это мало напоминало привычное меню Колонны в дни футбольных матчей, но, к его удивлению, легкая вечерняя еда оказалась очень вкусной и отлично зашла под розовое Тавель — и спортивную трансляцию. Вторым удивительным моментом был азарт, с каким Анхель воспринял состязание марсельцев и миланцев на зеленом поле… и как грязно он выругался, когда на двенадцатой минуте хозяева получили-таки первый гол в свои ворота. Руди испытал настоящую радость, наблюдая пламенные эмоции болельщика на обычно бесстрастном лице Самума: — Вот уж никогда бы не подумал, что ты такой поклонник футбола! Похоже, ты еще и состав марсельской команды знаешь поименно! — Ты ведь знаешь, что мне нравятся активные виды спорта… я и сам не прочь погонять мяч… и да, я теперь всегда болею за Марсель, если удается смотреть их игру. — Что значит «теперь»? У тебя что, раньше был другой любимый футбольный клуб? — ревниво уточнил Руди: — Да… «Аль-Иттихад», «тигры»… — Это где ж такой? — В Саудовской Аравии. Если быть точным — в Джидде… — Вот как! Не знал, что правоверные мусульмане тоже любят погонять мяч… (4) — Еще как любят. Ты ведь знаешь «Атласских львов»? — Марроканцы не в счет, мы их уже развратили достаточно! Но саудиты, в этих своих халатах и косынках — и футбол?.. — Руди выразительно пожал плечами. — И что такого? Они не выходят на поле в тобе и куфии… И тренирует их англичанин… раньше тренировал. — Ну все равно… Я как-то считал, они больше по лошадям… и по верблюжьим скачкам специалисты! Лицо Анхеля, что мгновение назад было расслабленным и абсолютно живым, вдруг застыло, заледенело… и Руди с досадой, перемешанной со смущением, снова увидел перед собой бесстрастную маску джинна. — Что? Я опять что-то не то сказал и… невольно задел тебя? — Нет… не меня. Старую рану… — вопреки обыкновению, Анхель не стал играть в Шахерезаду и сразу же ответил на еще не заданный вопрос Руди: — Амир всегда участвовал в скачках на верблюдах… сам, хотя это очень опасно… и его всегда отговаривали садиться в седло… и вот однажды удача от него отвернулась. Он упал и разбился. — Что, упал с верблюда и… прямо насмерть? — Руди как никогда был далек от сочувствия к тому, кого справедливо считал причиной всех несчастий Анхеля. Он понимал, что вопрос звучит бестактно, но ничего не мог с собой поделать. — Да. Перелом основания черепа. Он умер мгновенно. — Оооо… ну тогда ты должен был обрадоваться, что наконец-то избавился от этого мучителя! Разве не так? — осторожно уточнил Руди, которого неприятно задело не только упоминание Анхеля о своем похитителе, но и то, как он сказал о его гибели — старая рана… — Нет, я не радовался… совсем не радовался. — Анхель грустно усмехнулся. — Я разорвал на себе одежды и посыпал голову пеплом, и обратил вопли и рыдания к небесам… все, как велит арабский обычай. — Ты так притворялся, чтобы… не выдать себя? — Нет, я не притворялся… я в самом деле горевал о нем… Руди ощутил, что вино внезапно утратило вкус и аромат… сердце его болезненно сжалось, но вопрос все же сорвался с губ, хотя он боялся услышать правдивый ответ. — Значит, ты… любил его? Твоего похитителя? — Нет, хабиби. — Анхель взял Руди за руку и прижал ладонью к своему тяжело бьющемуся сердцу: — Здесь высечено резцом любви только одно имя — Родольфо… и никогда не было, нет и не будет иного… я никого и никогда не любил, кроме тебя. Амир же… сперва я его ненавидел, даже мечтал убить… но он был добр ко мне. Всегда очень добр… и сумел со временем смягчить мою душу. Он не стал для меня любимым — но стал настоящим другом. Руди выдохнул… а когда снова вдохнул — ощутил, что ледяная игла в груди растаяла без следа. — Прости, я никогда не смирюсь с тем, что этот человек сделал с тобой… но смиряюсь перед мудростью и добротой твоей души, сумевшей простить его отвратительный поступок. Я бы так не смог, наверное… Он сделал зеркальный жест — тоже взял руку Анхеля и прижал ладонью к своему сердцу, что все еще стучало в рваном ритме от пережитой боли. — Это ты прости меня… призраки моего прошлого не дают тебе покоя, и в то же время моя проклятая память не хранит по-настоящему важных вещей… — прошептал Анхель, придвинулся ближе — Руди сейчас же рванулся к нему, и они крепко обнялись, на время позабыв и об ужине, и о футболе, и обо всем остальном мире. Когда же покой вернулся в их души, Анхель заставил себя спросить о том, что тревожило его по-настоящему, но долго не могло облечься в слова: — Руди… а что ты думаешь насчет Соньи? Ты… уже что-то решил? Прозвучавший вопрос отвлек Родольфо от бесплодных сожалений о времени, потерянном ими, и обратился к насущной проблеме, стоящей перед обоими как никогда остро. Он запустил пальцы в свои волосы, чтобы получше собраться с мыслями, и заявил: — Да, у меня есть решение! И оно таково: нужно срочно организовать свадьбу! Только не мою с Соньей… а Соньи с Диего! — Руди?.. — изумлению Анхеля не было предела, но в то же время в его голосе отчетливо слышались облегчение и радость… и это придало Родольфо уверенности: — Знаю, знаю… Это звучит как безумие… Это будет затратно, хлопотно, нервно, но… я убежден, что их быстрая свадьба — единственный разумный вариант из всех остальных! Если хочешь, я поделюсь с тобой позже, как все это проделать, а сейчас… давай вернемся к ужину, пока рыба не остыла, и к футболу, а то пропустим весь второй тайм!