***
Ближе к трём часам дня вновь хлопнула входная дверь. Олег открыл глаза и отложил в сторону книгу. За чтением в гробовой тишине он и не заметил, как уснул. И проспал, видимо, довольно долго. Часов шесть, наверное. Поднявшись с дивана, он побрёл в коридор. Серёжа стоял возле зеркала и поправлял волосы. Заметив в дверном проёме Меньшикова, он повернул голову и вновь не смог оторвать взгляд. Сонно прикрытые глаза цвета южной ночи; растрёпанные чёрные, как смоль, волосы; точёные ключицы, выглядывающие из-под растянутого ворота белой домашней футболки и тёмные домашние штаны, едва держащиеся на стройных бёдрах. Олег был великолепен. Именно сейчас он напоминал Сергею того самого Воронёнка. Заспанного Воронёнка с взъерошенными пёрышками. — Привет, — фотохудожник не сдержал улыбку. — Я тебя разбудил? — Да нет. Я просто задремал за чтением. Делать-то особо нечего. Только сон и книги. — То есть, планы у тебя изо дня в день одни и те же? — Да, — коротко зевнув, отозвался брюнет. — Это у тебя жизнь насыщенная. — Тогда, как насчёт взять чего-нибудь вкусненького и посмотреть фильм? Я готовлю ты выбираешь фильм. — Я «за». Только у нас, наверное, ничего вкусного нет. — Как нет? — Серёжа поднял вверх руки. В каждой руке было по бумажному пакету. — А это что? Меньшиков мягко улыбнулся, забрал из рук фотохудожника пакеты и отнёс их на кухню. Вернувшись в гостиную, писатель открыл приложение популярной медиа-платформы. Через несколько мгновений с кухни послышался шум воды, и зашуршали пакеты. — Что смотреть будем? — Что-нибудь российское, — послышался голос. — На твой вкус, Воронёнок. Удовлетворённый ответом, Олег открыл раздел «Русское». В этом они тоже были похожи. Брюнет ненавидел зарубежное кино, но постоянно его смотрел. Потому что его любил Тёма, а ещё потому, что у них было так мало возможностей побыть рядом. Выбор Меньшикова пал на фильм «Синдром». «Город шокирован цепочкой странных самоубийств. По слухам, незадолго до гибели все жертвы видели жуткую безликую фигуру — Человека в белом. При похожих обстоятельствах пять лет назад погибли родители Карины и исчез отец Егора. Вместе молодые люди попытаются раскрыть зловещую тайну.» — многообещающе гласило описание. Олег обожал этот фильм. Ужасы, мистика, психологический триллер и, самое главное, действие фильма разворачивается в Петербурге. В холодном, ветренном Питере. Сев на диван, писатель включил фильм и позвал фотохудожника. Тот появился через минуту, в руках у него были тарелка со свежими, нарезанными фруктами и бутылка красного вина. Поставив всю эту вкусноту на журнальный стол, сел рядом с брюнетом. — Что смотрим? — Это мой любимый фильм, «Синдром», — ответил Меньшиков. — Психологический триллер. — Супер. На экране начинали разворачиваться события, но Олег никак не мог сконцентрироваться на просмотре. С самого утра у него очень болела шея. Сказывался вчерашний сон в кресле. Поморщившись, писатель положил ладонь на шею. — Что случилось? — обеспокоенно спросил Безруков, замечая действия Олега. — Шея болит. — Это потому, что ты вчера в кресле уснул, в неудобной позе. От этого и ломит. Тебе нужно на что-то удобное лечь, чтобы стало легче. — На что лечь? — Меньшиков поморщился от неприятных ощущений и, грустно улыбнувшись, добавил: — На твои колени? — А почему нет? — лисья улыбка сверкнула на тонких губах фотохудожника. К удивлению Олега, эти слова не вызвали у него никакого, даже малейшего возмущения. Ни одной мысли о том, как это будет неправильно. Нет. Это было больше похоже на игру. Забавную, совершенно по-детски непосредственную. И Меньшиков намеревался принять её правила. Ни говоря ни слова, писатель лёг на колени Серёжи и не сдержал облегчённого стона. Так действительно намного легче. Наслаждаясь отсутствием боли, он прикрыл глаза. Смотря на брюнета, Сергей не смог сдержать ласковую улыбку. Хотелось вечно любоваться Воронёнком и делать всё возможное, чтобы улыбка никогда не сходила с его губ, чтобы он всегда был счастлив. Серо-голубой взгляд упал на чёрные волосы, разметавшиеся по светлой ткани джинсов. Захотелось зарыться носом в мягкие пряди. Или провести по ним рукой. Фотохудожник занёс было руку, но замер. И тогда Меньшиков решил сам сделать первый шаг. Накрыв его руку своей, брюнет положил тёплую ладонь Серёжи на свои волосы. Словно говоря: «Погладь. Ты же хочешь. Ну погладь, я разрешаю». И Безруков его понял. Начал осторожно перебирать пряди, ласково обнимая за худые плечи другой рукой. Так и сидели вместе, попивая вино и наслаждаясь обществом друг друга.***
Горячая вода стекает по стенкам душевой кабинки, паром оседая на зеркале. Она способна успокоить и согреть, но сейчас всё совершенно наоборот. Олег ненавидит себя. С каждым часом пребывания Серёжи в их квартире ненависть к самому себе становится только сильнее. Сейчас, в два часа ночи, она особенно сильна. Когда по ванной разносятся всхлипы от осознания собственного бессилия. Когда, размазывая по лицу слёзы боли, Меньшиков трахает себя пальцами. И представляет вместо своих пальцев — его. Длинные, тонкие, как у пианиста почти. Как он изводил бы Олега, попутно зацеловывая плечи и шею. Он вновь и вновь прокручивал в голове сегодняшний день, проведённый вместе с ним. На диване, за просмотром фильма. Помнил его прикосновения, которые хотелось ощущать вечно. Оргазм накрывает с головой и забирает все оставшиеся силы. Олег приникает спиной к стенке душевой кабинки и сползает на пол, смотря перед собой. Он ничего не видит — в прекрасных глазах вновь застыли слёзы, некоторые катятся по щекам. Не осознавая, что именно делает, Меньшиков раздирает кожу на бедре ногтями. Потому что, сука, больно. Потому что нельзя его любить. Потому что есть, блять, Тёма. Потому что всё неправильно. Всё давно уже перемешалось, спуталось, слилось. Треснуло и разлетелось острыми осколками к чёртовой матери. И уже не склеить, не собрать. Не вернуть уже всё обратно. — Ненавижу тебя! — шипит сквозь слёзы Олег. Кому он это адресует? Да, скорее, самому себе. Потому что любит не того, кого должен. Ему бы смириться с Тёминым эгоизмом и жить бы себе дальше. Как раньше. Но нет. Не всё так просто. Сложно всё. Очень сложно. Он запутался. Потерялся. И что дальше — не знает. Ресницы опускаются, скрывая заплаканные глаза, но и это не успокаивает. Вместо темноты — серо-голубой океан. Холодный, но ласковый. Для него одного ласковый. Только для него нежный, с хитринками. Таким взглядом смотрят только на родственную душу, на самого близкого человека. Выключив воду, Олег вылез из душевой. Медленно водя ладонью по зеркалу, он стирал пар со стекла и пристально смотрел на себя. Он не знал, что делать. Просто н е п о н и м а л. — Да к чёрту, — произнёс он, вытирая влажными руками слёзы с глаз. Он вышел из ванной. Взгляд упал на диван в гостиной. Артём мирно спал там, свесив одну руку. Олегу не хотелось к нему идти. Он не тот! — кричало подсознание. — Он не твой человек! И с каждой секундой Меньшиков всё больше был склонен верить ему. Пройдя на кухню, писатель взял с полки первую попавшуюся коробку чая и, рассмотрев под светом вытяжки название, поморщился. Чёрный. Но выбора-то особенно не было. А ночь, темнеющая за окном, обещала спокойствие.