Пропавшая

Сегодня день моего рождения или день моей смерти. Я еще точно не решила. Ясно одно: Уэнсдей Аддамс — жены Тайлера Галпина — больше нет. Десять лет жизни собрали чемодан и ждут, пока я дойду до муниципалитета и подам документы на развод. Я сделаю это завтра, а сегодня я хочу просто отпраздновать. В такие минуты нормальные люди обычно звонят друзьям. У меня таких практически нет. Я никогда не любила знакомиться. У меня были подруги в школе, но мы давно потеряли связь. Уже в браке друзей нам заменяли придурковатые коллеги Тайлера и их не менее тупые жены. Не скажу, что питала к ним хоть что-то, кроме сочувствия. Слушая их рассказы, собственная жизнь переставала казаться мне хоть чуточку плохой. У меня все было идеально на их фоне. Но одна подруга у меня все-таки была. Бьянка Барклай — редкостная наглая сучка, и я ее обожаю. Мы познакомились на первом курсе университета. Она была не менее повернутой на учебе, и у нас поначалу была настоящая война за то, чьи успехи круче. Но однажды препод по гражданскому праву поставил нас в пару для написания какого-то исследования. Я уже даже не помню, о чем оно было, но после совместной работы мы с Бьянкой поняли, что хорошо можем помогать друг другу. Ее слабые места в знаниях закрывала я, а она предотвращала мои нападки на препода по теории государства. У нас сложился идеальный тандем, и мы по-прежнему поддерживаем связь. Я еду в такси по адресу Торпа и набираю Бьянке. Она работает в Лос-Анджелесе, и мы видимся сейчас не так часто. — Миссис недо-Галпин, привет, — радостно говорит подруга. — Барклай, с этим покончено, — я грустно улыбаюсь. — Не поняла, — голос Бьянки растерян. — Сегодня мой недоумок муж мне изменил, — я обреченно выдыхаю. — Чего? — подруга тянет недоверчиво. — Это такие странные шутки у тебя теперь? — Если бы, — я усмехаюсь. — Нет, серьезно, Галпин трахнул свою коллегу почти у меня на глазах. — Сочувствую, — в разговор вклинивается престарелый водитель такси. — Мог бы как-то получше маскироваться. Бьянка на том конце трубки смеется, и я присоединяюсь к ней. Это правда смешно. — Ты расстроена? — тон сочувствующий. — Нет, ты же знаешь, что это не любовь, — я отбрасываю волосы назад и поправляю футболку. Мне не нравится этот разговор. Я не хочу об этом думать, но замалчивать, конечно, бессмысленно. Завтра начнётся моя новая жизнь, а сегодня нужно до конца покончить со старой. — Ты куда-то едешь? — говорит заинтересованно. — Еду к новому знакомому, чтобы отпраздновать, — саркастично бросаю я. — Молодец, девочка! — восклицает старик за рулем. — Ты такая красотка! Отомсти ему! Бьянка снова смеется, я снова повторяю за ней. — Расскажешь, что за новый знакомый? — голос с ноткой ехидства. — Давай как-нибудь потом, — я отмахиваюсь. — Просто хотела сказать, что мы не приедем к тебе на Новый год, как планировали. — Я даже рада! — восклицает Бьянка. — Ты сделала мне лучший подарок — избавила от бесконечной болтовни твоего муженька в праздничную ночь. Мы снова заливаемся смехом. Барклай тоже не любит болтливых, у нас это общее. Но она героически выносила Галпина, когда мы встречались по праздникам. — Уэнс, ты же все равно приедешь? — в голосе надежда. — Одна? — а тут уже ирония. — Я подумаю об этом позже, Барклай, — мой тон серьезен, не надо здесь двусмысленных шуток. — Я уже подъезжаю к месту. Давай обсудим это потом. — Договорились, — довольно говорит Бьянка, и я завершаю вызов. Дом Торпа огромный. Раза в три больше моего. Для чего им на двоих столько места, я не понимаю. И в целом мне странно, когда люди покупают то, что им абсолютно не нужно. Но заработки этого нахала так велики, что он мог бы позволить себе еще минимум десять таких домов. Кто покупает его картины за сумасшедшие деньги, а главное зачем они это делают, пожалуй, для меня навсегда останется загадкой. Звоню в дверь, и через минуту он открывает. На нем белая рубашка и тёмные брюки. Рукава закатаны до локтей, верхние пуговицы расстегнуты. — Оделся в честь праздника? — с усмешкой бросаю я, проходя в дом. — А, это? — он смеется. — Петрополус, сука, затащил меня на встречу. Он просит быть на деловом. Я с ним не спорю, поэтому пришлось ехать так. Он проходит из коридора в гостиную. Я следую за ним. — Ты с кем-то не споришь? — я вскидываю бровь и оглядываюсь. Гостиная гигантских размеров. Посередине огромный темно-бежевый диван. Перед ним мягкий ковер на тон светлее. На ковре низкий журнальный стол. Все как в лучших домах: огромный телевизор, антиквариат на полках и старые книги. Удивляюсь, что нет ни одной картины. Продает, но себе не вешает? — Я ему обязан, — Торп отвлекает меня от изучения обстановки. — Что пьешь: виски, текила, ром? Алкоголь и я — не близкие знакомые. На университетских попойках я почти не пила ничего. Максимум пиво. И то в редких случаях. Правда, в честь окончания Стэнфорда мы с Бьянкой все-таки напились. Единственный раз в моей жизни. И это был… — Ром, — тогда мне было сказочно хорошо, так, что я ничего не помнила. Сейчас подходящий случай, чтобы это повторить. — Поддерживаю, — хмыкает. — Открой холодильник, возьми все, что хочешь. Я пью, не закусывая. — Насквозь проспиртован? — Уже много лет. Иду к холодильнику, пока Торп копошится в импровизированном баре. Чем закусывают ром? Я без понятия. Мы с Бьянкой глушили его, занюхивая шапочкой выпускника. Повторять не стоит, я уже не в том возрасте. Смотрю на забитые полки. Продуктами здесь можно накормить целую армию. Беру пару небольших персиков, шоколад и сыр. Торп оборачивается: — Нож в этом ящике, — указывает. — Тарелки вот тут. — Не смущает, что я буду хозяйничать? — я свожу брови. — Нисколько, — смеется. — Эта кухня покрылась бы пылью, если бы не домработница. Вив не готовит, это не для нее. Достаю нож и вспоминаю о Ньюмане. Я ведь так и не спросила его о нем. Режу сыр и думаю, как это сделать. Как перевести разговор в нужное русло? Он достаточно расслаблен, но вряд ли решит поведать мне обо всем просто так. Торп идет к низкому журнальному столику. Ставит на него две рюмки и непочатую бутылку. Я медленно дорезаю сыр, пытаясь понять, что же я здесь все-таки делаю. Собираю информацию или справляю поминки по самой себе. Ответа пока нет. Слышу, как он открывает ром: пробка шумно вылетает из горлышка. Наполняет рюмки и, двигая столик почти вплотную к дивану, вальяжно усаживается на него. Я приближаюсь к нему со всеми заготовленными закусками: — Ну, выкладывай, — приглашающе указывает на диван. — Я приехала напиться, а не на сеанс терапии, — говорю серьезно и ставлю закуски на столик. — Ты знаешь, что бармены лучшие психологи? — ухмыляется и толкает мне рюмку. — Изучил на собственном опыте? — Да, — широко улыбается. — Было время, когда я почти жил в баре. — По какому поводу упивался? — я присаживаюсь на край дивана. Что ж, начнём сбор информации. Улыбку на его лице сменяет слегка растерянный вид. Он дергает бровями и отворачивается к столу. — Потерял друга, — откашливается. — Давай не будем об этом. Я подозреваю, что речь о Ньюмане, но пока он точно не готов поведать мне тайну его смерти. А что-то мне подсказывает, что ему есть что рассказать. — Что случилось потом? — я беру рюмку в руки. — Петрополус, — вздыхает и повторяет мой жест. — Пришел как-то в бар после рабочего дня, и мы сцепились. Он упертый баран, за это я его и люблю. Он тянется своей рюмкой ко мне, и мы чокаемся. Выливает в себя все содержимое до дна и ставит рюмку на стол. Я делаю небольшой глоток. Ром чуть жжет губы и согревает внутри. — Ты способен любить? — кривлю губы в ухмылке. — Удивлена. Давно его знаешь? — Пять лет, — тянется к сигаретам, второй рукой потирая переносицу. — Я тогда крепко бухал, а он меня вытащил. Уговорил вернуться к живописи и предложил продавать картины. Аякс — хороший человек, хоть и трахает все, что движется. — Прямо как ты, — усмехаюсь. — Алкоголь, секс и живопись — три вещи, которые помогают мне жить, — бормочет, прикуривая. — Не вижу в этом проблемы, — шумно выдыхает, с улыбкой смотря на меня. — Ты всегда был таким? — решаю копать глубже. — Другим я себя не помню, — задумчиво говорит, переводя взгляд на кончик сигареты. — Мы встретились, чтобы поговорить о тебе. Расскажи, что случилось, — возвращает ко мне заинтересованный взгляд. — Мой муж изменил мне, — почему я говорю правду? Возможно, я думаю, что это поможет мне разговорить и его. — Ты шутишь? — смеется. — Я в это не верю. Он полный кретин, если сделал так. Он подается к столу и обновляет напиток. Мы выпиваем, и он откидывается на диван. — Может, я стерва и выношу ему мозг? — я усмехаюсь в ответ, нужно снять напряжение как можно скорее. — Откуда тебе знать, что творится в моей семье? — Сомневаюсь, — кривит губы. — Скорее, тебе на него плевать. — С чего ты решил? — неприятная тема, но мне интересно, с чего вдруг такая уверенность. Допиваю порцию рома и ставлю рюмку на стол. Он закусывает губу в ухмылке и чуть поднимает подбородок: — Уэнсдей… — глубоко затягивается и медленно выпускает дым, смотря на него. — Можешь называть меня Уэнс, — ну надо же, с чего вдруг? Я вроде еще не пьяна. — Прекрасно, Уэнс, сколько у тебя было мужчин? — чуть наклоняет голову, пристально смотря на меня. — Я передумала, — опускаю подбородок и беру из тарелки сыр. — Нет уж, — улыбается. — Ксавье, — я впервые называю его по имени, и это так странно. Оно щекочет язык. И кому оно только пришло в голову? — Кто назвал тебя так? — Отец, — чуть сжимает губы. — Не переводи тему. — Он был священником? — я внимательно смотрю на его реакцию. Разговор пошел интересно. — Рабочим на стройке, — чуть подается ко мне. — Так сколько? — Двое, — снисходительно закатываю глаза. — Для чего тебе эта информация? — Всего лишь? — брови взлетают вверх, и он тушит сигарету в пепельнице. — Ну как-то так вышло, знаешь, — я беру со стола дольку шоколада и кладу в рот. Он оказывается горьким, и мне это нравится. — Не буду спрашивать, сколько у тебя было женщин. Полагаю, ты не считал. — Я помню лишь первую, — смеется, наполняя рюмки. — Тогда я еще думал, что в этой жизни возможна любовь. А ты почему всего двумя ограничилась? — Ну, первый был еще в школе, — я почесываю висок, вспоминая. — Там тоже, наверное, было что-то вроде любви. Но он уехал учиться в Англию, а я поступила в Стэнфорд. — Страдала? — толкает рюмку ко мне. Я поднимаю ее, пытаясь вспомнить. Это было слишком давно. Воспоминания почти стерлись из памяти. Я помню его улыбку и мягкий голос. И предпочла бы никогда не вспоминать тот день, когда он сказал мне об отъезде. — Смирилась, — дергаю бровью, отгоняя воспоминания, и тянусь рюмкой к нему. Мерзкое чувство внутри заставляет меня выпить все залпом. Когда моя жизнь пошла под откос? Скорее всего, в тот же день. Я была настолько разбита, что предпочла больше не думать о чувствах. Меня до краев заполняла тоска. Учеба на юридическом занимала все мое время, и, наверно, тогда появилась моя маниакальная страсть к работе. Изучение юриспруденции занимало всю мою голову и не пускало в нее мысли о том, что мне нужны отношения. — Потом появился муж? — он еще раз обновляет рюмки. — Тайлер, — хмыкаю. — Ты с ним, кстати, знаком. — Не припомню, — задумчиво поднимает рюмку. — Галпин. Он полицейский, — я поднимаю свою. Наша пьянка набирает обороты, а я совсем не хочу сбавлять этот темп. С чего я вдруг решила поведать ему так много о своей личной жизни — не ясно. Наверное, осознание того, что себя я, откровенно, просрала, заставляет меня изливать душу этому поверхностному человеку напротив. И я в целом знаю, что ему плевать, поэтому больше не сдерживаюсь. Он слушает все это, лишь бы затащить меня в свою постель. Банальный ход, странно, что он на него пошел. Мы выпиваем, он хмурит брови: — Погоди, тот кудрявый кретин? — смотрит на меня снисходительно. — Ты почему его вообще выбрала? Я бросаю на него хмурый взгляд. Это вопрос, на который я не хочу отвечать. — Я его не выбирала, — наклоняюсь к столу за шоколадом. — Он подкатил ко мне, я ответила. Мы неплохо потрахались, стали встречаться. — Неплохо потрахались? — смеется. — Откуда тебе было знать, что такое «неплохо», если у тебя до этого был лишь один парень? — Ты чего прицепился? — бросаю в него куском сыра. — Да, у тебя опыт существеннее. Тебе вообще когда-то отказывали? — Очень давно, — смеется и тянется к сигаретам. — Когда я еще не знал, что женщинам нужно от жизни. — И что же нам нужно? — снисходительно смотрю на него. — Быть хорошенько оттраханными, — бормочет, прикуривая. — Если у вас это есть, то вы абсолютно счастливы. Он наклоняется к столу и снова наполняет рюмки. Поспорить с его словами нельзя. Может, мы и не как мужчины, которые думают о сексе до семидесяти раз в день, но давайте не будем скрывать, что нам это нужно. Первые месяцы с Галпином я не думала ни о чем. Мне просто нравилось, что он со мной делал. Моя тоска в это время уходила, уступая место крышесносному наслаждению. Жаль, что это продлилось не так долго, как мне хотелось бы. Галпин испортил все чувствами, к которым я была не готова. Но бросить его я просто не смогла. Тогда бы пришлось снова остаться наедине с собой. Поэтому вышло, как вышло. Отношения, брак, дом и измена. Я вдруг понимаю, что иначе и быть не могло. Чего я ждала? Мы были близки, может быть, но не так, как ему бы того хотелось. Я принимала его, но не любила. Или любила, но как-то не так. Хотя все равно. Измены это не оправдывает. Он мог просто сказать мне, что хочет развода. Усилием воли прогоняю непрошеную мысль и возвращаюсь к странной беседе: — Так ты меценат? — усмехаюсь и отправляю кусочек сыра в рот. — Или, лучше сказать, добродетель? Помогаешь страждущим женщинам обрести смысл в жизни? Что-то не вижу, чтобы твой дом был завален благодарственными открытками. — Ты вроде не жаловалась, там, у себя в кабинете, — поднимает рюмку и ухмыляется. — Или я просто не расслышал за стонами? — Просто заткнись, — я закатываю глаза и опустошаю свою рюмку. Четыре выпитых рюмки рома достаточно для того, чтобы я перестала испытывать угрызения совести за то, что произошло в кабинете. Мне становится откровенно плевать — как и на все в этой жизни, кроме работы. Он доволен собой, да и черт с ним. — Для чего ты прислал мне картину? — я ставлю рюмку и беру в руки персик, откидываясь на диван. Ощущаю пальцами шершавую кожицу и задумываюсь, что стоило бы фрукты тоже порезать. Но вставать мне не хочется. Мой мозг одурманен. Прекрасное чувство. Просто плевать. — Что ты на ней увидела? — он прищуривает глаза. — Просто мазню, — снисходительно вскидываю бровь. — Я не разбираюсь в том, что ты называешь живописью. Спасибо помощнице, которая объяснила, что это — секс. — Она разбирается в живописи не лучше тебя, — он усмехается и тянется к сигарете в пепельнице. — Дам тебе как-нибудь пару уроков. — Просвети меня, что же там было? — говорю саркастично и разламываю персик пополам. Подношу половинку ко рту и медленно кусаю. Капля сока стекает по подбородку, и я вижу, как зрачки Торпа расширяются. — Прекрати это, блять, — тихо говорит на выдохе и наклоняется к столу, чтобы наполнить рюмки. Я гортанно смеюсь и утираю подбородок. Но персик оказывается слишком вкусным, чтобы я перестала его есть. Или мне просто нравится выводить Ксавье из себя — я еще не решила. Но в следующую секунду я обхватываю остатки фрукта губами и втягиваю в себя сок. — Аддамс, ты издеваешься? — он поднимает голову в вызывающей ухмылке. — Не надо со мной играть, детка. Ты знаешь, чем это может закончиться. Одариваю его саркастичным взглядом и отправляю остатки фрукта целиком в рот. Его много, но пережевать вполне реально. Ксавье медленно облизывает нижнюю губу и шумно выдыхает носом. Откуда-то из дальней каморки сознания, примерно такой же, где мне изменил муж, ко мне приходит светлая мысль о том, что я могу с Ксавье поиграть. Дать ему повод думать, что действительно хочу с ним переспать и выведать всю необходимую мне информацию. Это, безусловно, опасно и может грозить чем угодно, вплоть до прощания с жизнью. Мы все еще не знаем, где его жена. Я поднимаю ноги на диван и, сгибая их в коленях, откидываюсь на мягкий подлокотник. В то время как Торп сосредоточено давит окурок в пепельнице. Он поворачивается ко мне, и я медленно провожу языком по своей верхней губе, не сводя с него взгляда. — Решила проверить меня на прочность? — снисходительно вскинув брови, говорит он. — А у меня нет повода сдерживаться. Берет со стола рюмку и быстро забрасывает ее содержимое в рот. Двигается ближе и, резко отталкивая ладонью мое колено, протискивается между моих ног. Я сжимаю губы и сдерживаю смех. Объясните, почему мне смешно, когда я вижу, что могу так действовать на мужчин? Ксавье нависает надо мной и наблюдает мою реакцию. Через пару секунд пошлая ухмылка становится широкой улыбкой: — Почему ты такая сучка, Аддамс, скажи мне? Я начинаю громко смеяться. Весь мой хитрый план покатился к чертям, потому что я, похоже, уже немного пьяна. Сыграть наивную дурочку не получилось. Ксавье шлепает меня по приподнятому бедру и отстраняется. Шумно падает на противоположную сторону дивана и устремляет взгляд в потолок. — Мне кажется, ты врешь, что у тебя было всего двое, — с намеком говорит он. — Слишком хорошо ты понимаешь, как действуешь на мужчин. Я усаживаюсь на задницу и подбираю ноги под себя: — Удивлен? — усмехаюсь и тянусь к бутылке. — Думал, ты один знаток в этой комнате? Понятия не имею, почему я это говорю. Я никогда не пользовалась своими внешними данными по назначению. В самых крайних случаях стреляла глазами в попытке выведать информацию у какого-нибудь идиота. Мужчины просты как пять центов. Поправляешь волосы, хитро улыбаешься, вскидываешь бровь. Не знаю, откуда во мне эти знания. Может, виной всему наследственность матери. Я наливаю рюмки и поднимаю свою. Ксавье тоже садится и берет рюмку: — Давай сделаем так, что ты не найдешь мою жену? — слегка прищурив глаза, говорит он. — Ни за что, — рассекаю воздух пальцем и прикрываю глаза, понимая, что уже прямо неплохо пьяна. — Я слишком люблю загадки, Торп. И пока я не узнаю, куда ты отправил свою жену, я не успокоюсь. — Все-таки думаешь, что это я? — смеется и чокается со мной. — Даже не стану оправдываться. Я выпиваю рюмку и резко выдыхаю носом. Пожалуй, стоит притормозить и все-таки узнать у него хоть что-то. Даже в таком состоянии моя идеальная память запишет все показания. — У вас очень странный брак, — начинаю я. — У тебя, знаешь, тоже, — смеется. — Нет, подожди, — поднимаю палец вверх. — Как вы познакомились? — Нас познакомил мой друг, — он тянется к сигаретам. — Вив была натурщицей Стива. Я пришел в мастерскую, увидел ее голой. Все. Влюбился, женился, а дальше ты знаешь, — прикуривает. — Стив Ньюман? — смотрю на него сосредоточенно. В глазах чуть плывет, но я концентрируюсь. — Да, Ньюман, — тяжело выдыхает дым. — Полагаю, ты знаешь, что позже его убили. — И тебя обвинили, — добавляю. Ну наконец-то, давай, расскажи мне, что было на самом деле. — Да, — закусывает губу. — Я видел его последним. В тот вечер мы так напились, что я даже не помнил, как мы попрощались. Утром я проснулся у Вив. — Почему не сказал копам сразу? — прищуриваю глаза. — Слушай, — откашливается. — Ей был двадцать один всего, мне — двадцать шесть. Девчонка попала в плохую компанию. Не хотел портить ей жизнь появлением в деле о наркомане. — Ньюман был наркоманом? — хмурю брови, делая вид, что не в курсе. — К сожалению, — сжимает губы. — Быть художником сложно. Ты всегда должен быть на грани. Поймать вдохновение для шедевра не так уж легко. — Ты тоже пристрастен? — зачем я спрашиваю, как будто он сознается. — Мое вдохновение — секс, — улыбается и тушит сигарету. — Нет, кроме шуток, я не фанат синтетики. Мне достаточно моего пристрастия к выпивке. Стиву было этого мало, и он скатился на дно. — Вы близко общались? — наливаю еще, нельзя снижать градус этого откровения. — Мы были лучшими друзьями, — задумчиво тянется к рюмке. — Он заменил мне семью, — выпивает, не чокаясь. — Когда его не стало, я не знал, как жить. Спасибо Аяксу, он меня вытащил. — Есть предположение, кто мог его убить? — выпиваю свою и морщусь. — Кто угодно, — прикуривает снова. — Дилер, дружки-наркоманы, может, какая-нибудь сумасшедшая бывшая. Да даже я. Правда, не помню, как мы расстались. — Тебе было за что его убивать? — я хмурю брови. Признаться так просто он точно не может. — Не уверен, что я бы смог, — он наливает рюмки. — Я был рассержен, но вряд ли решил бы вспороть брюхо лучшего друга кухонным ножом. Я на секунду задумываюсь, что в изучении дела я не дошла до материалов о самой ране. Ее точное расположение и характер проникновения может сказать многое об убийце. Как минимум рост и силу удара. Если его убил Торп, то это будет сразу понятно. Ньюман был ниже примерно на голову. А если не он, то кто тогда? Торп должен знать близких людей и врагов Стива лично, от лучших друзей не утаивают такую информацию. А значит у него, наверняка, есть свои версии, но он их не говорит. И что-то еще не сходится. И я, кажется, знаю, что именно. — Ты мне врешь! — громко говорю я, распахнув глаза. — Что? — он вскидывает брови. — О чем? — При первом знакомстве ты сказал мне, что женился не из-за вселенской любви. А сейчас утверждаешь, цитирую: «Влюбился, женился, дальше ты знаешь.», — верещу, сверля его взглядом. — Какая хорошая у тебя память, — смеется и забрасывает в себя содержимое рюмки. — Идеальная. Где ты мне врал? — с прищуром смотрю на него и отпиваю. Мне уже достаточно, но я не могу нарушать ход этой пьяной беседы. — Ладно, допустим, я не влюбился, — ставит рюмку на стол и смотрит на на меня уверенно. — Я просто хотел ее трахнуть, и все. Не думаю, что тебя это удивляет. — Нисколько, — я ставлю свою рюмку и складываю руки на груди. — Женился зачем? В благодарность? — Отчасти, — ведет бровью. — Она, по сути, спасла меня от тюрьмы. Мы не виделись год после смерти Стива. Когда вновь встретились, у нее было все плохо с деньгами, а меня как раз начал продавать Аякс. — Успешно? — повторяю его жест бровью. — Как видишь, — раскидывает руки и кивает, обводя комнату взглядом. — Я ей помогал, потом мы как-то сблизились, что ли. Не скажу, что это любовь, в нее я не верю. Мы, скорее, друзья, и не мешаем жизни друг друга. — Для чего тогда она носит твою фамилию? Мог бы просто помогать ей деньгами и трахать, — идеальная же комбинация. — Да не было смысла, — откашливается. — Теперь это уже не важно. Она изменилась, я тоже. Но никто из нас просто не хочет это заканчивать. — Почему? — я не унимаюсь, я слишком близка к ответу. — Уэнс, — прикуривает. — Я и так рассказал тебе слишком много. Я понимаю: раковина захлопнулась. Рак-отшельник спрятал свое самое уязвимое место в ее глубину. У меня есть выбор: встать и уехать, потому что, во-первых, пить больше мне уже точно нельзя, а во-вторых, он больше не собирается ничего говорить. Либо другой вариант — пробовать новый метод сближения. Я его не люблю, но хорошо им владею. Скажем спасибо Мортише и тому, что я наблюдала все детство. Ксавье вытягивает ноги на полу у стола и опускается на диване, принимая положение полулежа. Молча курит, наблюдая, как дым поднимается к потолку. Я сижу чуть подальше с собранными под себя ногами. Его положение провоцирует меня выбрать второй вариант из возможных. Я подползаю ближе, прогибаюсь в спине и ставлю ладони друг на друга на его грудь. Сверху устраиваю подбородок и смотрю на него глазами ребенка, часто хлопая ресницами. — Ну расскажи, — тяну я с умоляющей интонацией. — Аддамс, ну какая же ты стерва! — он смеется, не смотря на меня. — Что еще ты хочешь узнать? — Может, у тебя есть догадки, кто мог убить Стива, — уговаривающе произношу я, приподнимаю голову и указательным пальцем рисую узоры на его груди. — Мне так интересно, что ты об этом думаешь. — Ты просто хочешь раскрыть еще одно убийство, детка, — скептически смотрит на меня. — Не надо думать, что я полный дурак. Но мне нравится твой новый способ добыть информацию. Как далеко ты готова в нем зайти? — брови взлетают вверх, и он смотрит на меня с вызовом. Может, во мне говорит половина бутылки рома или жгучий интерес наконец выяснить, кто виноват в убийстве, которое оставалось нераскрытым целых шесть лет. Но скользя взглядом по пошлой ухмылке, я вдруг понимаю, что хочу его поцеловать. Алкоголь убивает последние сомнения, и уже через секунду я впиваюсь в его губы. Вкус поцелуя горький: табак и ром делают свое дело. И мне это нравится, я буквально захлебываюсь от удовольствия. Ксавье отвечает, не мешкая. На ощупь тушит сигарету в пепельнице, видимо, обжигая пальцы, коротко втягивает воздух носом. Подхватывает меня под бедра и поднимается в положение сидя. Я обвиваю его шею руками и зарываюсь пальцами в волосы на затылке. Сукин сын просто убивает меня наповал своим собственническим поцелуем. Он тянет меня за волосы, заставляя откинуть голову, и быстро сползает губами по подбородку на шею. Я теряю рассудок и издаю возбужденный стон. — Продолжай, детка, — шепчет мне в кожу. — Мне нравится, как ты стонешь. Гребаный гипнотический шепот точно вышибает остатки моих мозгов. Потому что уже в следующее мгновение я издаю еще более громкий стон, пока Ксавье прикусывает кожу прямо над ключицей. Я чувствую, как напряженная мышца моей шеи перекатывается под его зубами. Я даже не могу вспомнить название этой гребаной мышцы, хотя идеально знаю анатомию. Это потрясающе сладкая боль. Я просто не могу сдерживаться. Ксавье отстраняется, возбужденно выдыхает и тянет вверх края моей футболки. Хорошо, что я в джинсах, иначе было бы слишком очевидно, что мое белье уже промокло насквозь. Я поднимаю руки и позволяю снять с себя верх. Я даже рада, мне слишком жарко: тело горит настоящим огнём. Такого не было уже очень давно. Мы с Тайлером иногда устраивали пьяный секс, пытаясь вспомнить былые университетские времена. Но либо я выпивала слишком мало спиртного, либо Галпин просто не годится в подметки этому наглецу, что сейчас с нескрываемым удовольствием сжимает мою грудь, пропуская сосок между пальцев. Моя любовь к мягким бра только что меня погубила. Но я точно отправлю матери цветы завтра утром и помолюсь за хорошую генетику, которая сохраняет мою грудь упругой и в двадцать девять. — А ты смелее, чем я думал, Аддамс, — пытается говорить уверенно, но голос тонет в возбужденном дыхании. — Ты совсем меня не знаешь, Торп, — сбивчиво шепчу я на выдохе. Он отодвигает столик от дивана и, спускаясь на колени, укладывает меня на ворсистый ковёр на полу. — Посмотрим, на сколько тебя хватит, — он нависает надо мной и довольно улыбается. — Задавай свои вопросы, детка. Я расскажу тебе все. Я едва успеваю открыть рот, чтобы вдохнуть и придумать вопрос об убийстве, как Ксавье щелкает передней застежкой лифчика и обнажает мою грудь. — Какая удобная штука, — с ухмылкой говорит он и опускает голову. Я выгибаюсь в спине от горячего дыхания и просто умоляю всех святых, в существование которых не верила до сегодняшнего дня, чтобы он показал мне, на что способен. Да, гребаный Ад! Я хочу с ним переспать прямо сейчас! Плевать, что он подозреваемый. Плевать, что, возможно, убийца и похититель. Абсолютно плевать. Я хочу его чувствовать внутри себя. Но интерес к загадке жжет меня ничуть не меньше возбуждения. Поэтому я, превозмогая желание стащить с него брюки, облизываю губы и произношу. — Кто… — меня прерывает собственный стон. — Кто на твой взгляд мог убить Ньюмана? — выпаливаю как из автомата и снова захожусь стоном, выгибаясь в спине. Ксавье сжимает одну мою грудь, пальцем играя с соском, а вторая во власти его горячего рта. Он целует, прикусывает, проводит языком по отметинам, и мне кажется, что я уже готова кончить только от этого. Он собирает мою грудь в ладони и поднимает голову. С силой проводит большими пальцами по коже, и я снова стону от удовольствия. — У него были серьезные проблемы, — говорит отстранено, пожирая меня взглядом, затуманенным желанием. — Все деньги он спускал на наркоту. Возможно, его убил тот, у кого он занимал, либо дилер, которому он не заплатил. Он снова опускает голову и целует грудь, максимально стиснув ее в ладонях. Святые приспешники, я просто сейчас отключусь. Бедра сжимаются вокруг пустоты, и я натурально схожу с ума. Но есть еще один важный вопрос, на который я должна получить ответ. — Из-за чего… — я вздрагиваю, потому что Ксавье спускается поцелуями на ребра. — Из-за чего вы… — его рука оказывается между моих ног и выбивает из меня новый стон. — Вы ссорились, — голос скатился до шепота, и я прикрываю глаза от удовольствия. — Из-за денег, — сбивчиво шепчет. — Я хотел оплатить ему реабилитацию, он был против. Я тяну его вверх, цепляясь за рубашку на плечах, потому что больше не могу выносить этой пытки. Еще одно его умелое движение по моей промежности даже сквозь джинсы, и я действительно кончу. Я этого очень хочу, но сначала мне нужно расправиться с делом. Ксавье нависает надо мной и тяжело дышит. — Почему ты не сказал копам? — я выдыхаю, смотря на его губы. Сукин сын, почему они меня так манят? — Ты сказал им, что не помнишь, о чем вы спорили. — Я не помню, что говорил копам, Уэнс, — раздраженно бросает он. — Ты на таблетках или мне взять презерватив? — Нет, Торп, так дело не пойдет, — возбуждение внутри меня смешивается с яростью. Он решил утаить от меня главное. Что ж, давай посмотрим, на сколько теперь хватит тебя. Пользуясь его расслабленным положением, я резко подаюсь бедрами вперед и толкаю его в грудь, заставляя склониться на бок и упасть на спину. Быстро усаживаюсь сверху и избавляюсь от лифчика на плечах, бросая его прямо в лицо Торпу. — Спать я с тобой не буду, — серьезно говорю я, вскинув бровь. Он громко смеется и отбрасывает лифчик в сторону. — Да? — громко удивляется, вскинув брови. — Но и уходить, похоже, не собираешься. Что будешь делать, детка? Я закусываю губу и тянусь к ремню на его брюках. Не думаю, что я большой специалист в доставлении удовольствия руками. Опыт у меня не так уж велик. Но того немногого, что мне известно, должно хватить для того, чтобы выбить из него ответ на такой банальный вопрос. Быстро расстегиваю брюки и спускаю его белье. Ксавье чуть приподнимает бедра, помогая мне совершить задуманные манипуляции. Член у него действительно немаленький. Не то чтобы я видела много, но он явно больше, чем у Галпина. Обхватываю головку рукой и немного сжимаю. У Ксавье вышибает воздух из легких. Медленно начинаю спускаться ладонью вниз. Он улыбается и облизывает нижнюю губу. — Ты готова пойти на многое, да? — возбуждено вдыхает. — Боюсь, мой член в твоем рту помешает тебе задавать вопросы. — Поэтому он там не окажется, — мой тон серьезен. — Почему ты не сказал копам? — делаю несколько движений ладонью вверх-вниз. Он прикрывает глаза и глубоко вдыхает: — Аддамс, ты сучка, — голос сдавлен. — Но не останавливайся. Я ускоряю движение ладонью, иногда проводя большим пальцем по головке. Его дыхание становится глубже, и мне это не может не нравиться. Я сжимаю мышцы внутри себя и снова борюсь с желанием избавиться от своих джинсов и оказаться на нем. Мне хочется этого просто до одури. Но дело важнее, а потом, может быть, я и сдамся. Я облизываю свободную ладонь и перехватываю член другой рукой. Движение становится мягче, но я лишь слегка ослабляю хватку. Ксавье издает протяжный гортанный стон и закатывает глаза. — Да, детка, — выдыхает. — Давай, я хочу наконец кончить. — Почему ты не сказал копам? — повторяю вопрос и наклоняюсь к нему. Я хочу хотя бы его поцеловать, чтобы дать своему телу хоть немного успокоиться. Меня натурально трясет от возбуждения, но я не могу сейчас на это пойти. Я слишком близка к ответу. Я целую его, похотливо проводя языком по губам, и он издает новый гортанный стон. — Почему? — шепчу ему в губы. — Ты не кончишь, пока не ответишь, Торп. Я слегка замедляю движение, и он рассерженно рычит: — Стерва, — гневно шепчет. — Нет, не останавливайся. — Говори, сукин ты сын! — я повышаю голос и ускоряю движение. Ксавье сосредоточенно прикрывает глаза и часто дышит носом. Я меняю темп с быстрого на медленный и обратно. — Говори! — шиплю я и с силой проезжаюсь по головке. — Он видел призраков, — сдавлено говорит он и протяжно, громко выдыхает. Я чувствую, как моя ладонь становится мокрой. Он кончил, ну здорово. Жалко, что снова не кончила я. — Хороший мальчик, — с облегчением говорю я и, перекидывая через него ногу, ложусь рядом на мягкий ковер. Уже лежа вытираю ладонь о его приспущенные штаны. Плевать. Купит себе новые. Удовлетворение от полученного ответа смешивается с легким головокружением от выпитого, и через какое-то время я понимаю, что меня медленно начинает тошнить. — Блять, Аддамс, я давно так сильно не хотел кончить, как сейчас, — весело говорит он и садится, застегивая брюки. — Подожди, детка, мне нужно покурить, и мы вернёмся к нашему разговору. Я понимаю, что продолжать не готова, иначе есть риск, что меня стошнит прямо на этот очевидно дорогой ковер. Изрядная доза алкоголя и нервное напряжение — то, что явно не стоит смешивать. Я это обязательно запомню на будущее, если доберусь до своего дома без происшествий. — Доведешь меня до оргазма как-нибудь в следующий раз, — саркастично бросаю я и одеваюсь, поднимаясь на ноги — Мне уже пора ехать. — Детка, я чувствую себя использованным, — весело бормочет, прикуривая. — Но я должен тебе уже два оргазма. — Заткнись и вызови мне такси, — я обреченно закатываю глаза. — Никакого такси, — он хмурит брови. — Сейчас позвоню своему водителю.

***

Вваливаюсь в дом с огромным желанием добежать до уборной и успеть выпить хоть немного воды. Над головой звенят колокольчики. Как же достали. Я, резко дергая, бросаю их на пол. Никаких больше напоминаний о Галпинах в моей жизни. Скидываю обувь резкими взмахами ног по очереди и бросаю пальто у порога. Делаю шаг в гостиную и столбенею: — Какого черта ты тут забыл?