Пропавшая

Свое первое расследование я помню как сейчас. Мне пять, я в гостях у своей двоюродной сестры Нэнси — дочери моего дяди Фестера и очень болтливой женщины, по имени Мэгги, с копной кудрявых рыжих волос. Надо отметить, что мой дядя был одинок до тридцати лет, и никто подумать не мог, что он когда-либо заведет семью. Но однажды, при очередном ограблении банка, он с первого взгляда влюбился в упавшую в обморок Мэгги за стойкой. Тогда он рисковал быть впервые пойманным, до этого ему удавалось скрываться. Стоит ли говорить, что я пошла учиться на юридический, лишь бы при случае спасти его от тюрьмы. Любовь делает слепыми женщин, а мужчин, вероятно, глухими. Потому что иначе я не могу объяснить, как типичный Аддамс, который не любит болтливых, больше тридцати лет живет с самой разговорчивой в мире женщиной и воспитывает дочь. Стоит позвонить сестре, кстати, напомнить ей о ее детской травме. Ее, конечно же, нанесла я. Думаю, вы не сомневались. Нэнси старше меня всего на год, но тупее раз в тысячу. То Рождество мои родители, по обыкновению, не отмечали, в то время как болтливая Мэгги устраивала настоящий праздник. Она долго уговаривала Мортишу отпустить меня к ним с ночевкой, чтобы «обделенный ребенок пропитался рождественским духом». Не знаю, как мать ее прямо там не прикончила, скорее всего, она была готова застрелиться сама, лишь бы остановить это радио на коротких ножках, но отпустила меня к старшим Аддамсам. Нэнси прожужжала мне все уши на тему подарка от Санта Клауса и не хотела даже слушать, что розовощекого деда не существует в природе. Я ненавижу, когда мне не верят и всегда доказываю свою правоту. Поэтому тогда я провела свое первое настоящее расследование с первым тупым напарником. Мы с сестрой забрались под елку после полуночи и ждали, пока толстозадый житель Лапландии проберется в узкий домовой проход. Следственный эксперимент, так сказать. Время близилось к часу, когда я услышала шум на пороге гостиной. Нэнси уже сладко спала, устроив голову на моих коленях. Я будила ее, в надежде открыть правду жизни, но в результате случилась знатная истерика, когда обнаружилось, что вместо Санты подарок под елку несет дядя Фестер. Тот сладкий вкус победы от раскрытой загадки я запомнила на всю жизнь. Нэнси тот день запомнила тоже, и по завету всех Аддамсов Рождество она больше не празднует. И почти не разговаривает. Сколько в ней плюсов, оказывается. Нам стоит чаще общаться. Дело Вивьен Торп не случайно попало ко мне в Рождество. Я почему-то так чувствую. История таинственного исчезновения без единой зацепки, кроме нюха Джеферсона на истории со сверхъестественным, не могла закончиться просто. И удивительно, что сейчас, находясь, вероятно, в двух шагах от ее разгадки, я не чувствую ничего, кроме страха услышать, что к исчезновению причастен он. Что-то во мне щелкнуло, как только я услышала его фразу о главном. Я в растерянности. Во-первых, оттого, что он проявляет излишнюю нежность, которая абсолютно не вяжется с его образом. Во-вторых, я просто не знаю, как на нее реагировать. Мой порыв обнять его можно объяснить желанием поддержать, но что делает он? А главное: зачем? — Ты ее не найдешь, Уэнс, — хриплый голос заставляет меня поднять голову. — Что? — я непонимающе моргаю. — Ты не найдешь Вив. Ее, скорее всего, уже нет в живых, — он поджимает губы. — Тогда я найду ее труп, — я отстраняюсь, отбрасывая челку пальцем. Ненавижу, когда в меня не верят. Он чуть улыбается, опустив подбородок, и медленно шагает к дивану. — Ты не найдешь даже ее труп, — громко говорит он и отводит руку в сторону. — Эти ребята не оставляют ничего от своего человека. Кроме черного конверта с прощальным письмом родственникам. Меня пошатывает, и я цепляюсь ладонью за кухонную зону. Неужели сейчас он расскажет мне всё, что знает? Осознание бьет по мозгам, точно усиливая действие вина. Он знает не только где она, но и что с ней сделали. Хотя говорил мне, что не имеет представления. Что ж, сыграем драматическую сцену: — Ты врал мне? — добавляю в голос обиды. — Когда? — он усаживается на диван. — Я отвечал на твои вопросы. И был честен в этом. Когда я тебя обманул? Я смотрю на него, а перед глазами плывет. Вся информация, которую я от него получила до этой минуты просто бессмысленна. Для чего мне было знать причины их брака? Я должна была просто найти Вивьен. Смешивать секс и работу было огромной ошибкой, Аддамс. Ты почти пошла по ложному следу. — Хорошо, расскажи мне, почему я ее не найду, и кто эти ребята? — я выдыхаю и наливаю себе добрую порцию виски. Помянем дуэт хваленого дедуктивного метода и моей интуиции. Промах впервые случился. — Вив была адептом «Беладонны», — уверенно начинает он, вертя в руках пачку сигарет. — Это… — Я в курсе, что это, — перебиваю и иду к нему со стаканом в руках. — Что сделают с трупом? — давай, Аддамс, собирай информацию по делу, пока не напилась окончательно. Подхожу к дивану и усаживаюсь на противоположный от Торпа край. Нужно удержать дистанцию, чтобы снова не наделать глупостей. — Не могу точно сказать, но знаю, что его полностью уничтожают, — откашливается. — Они чокнутые. Просто помешанные на ритуальных убийствах настолько, что убивают даже своих, — потирает переносицу. — Я пойду покурю. — Кури здесь, — хватаю пустой бокал из-под вина и даю ему в руки. — Ты сразу знал, что она адепт? — надо бы открыть окно, но я должна проследить за его мимикой. Плевать, потерплю. — Узнал в день смерти Стива, — бормочет с сигаретой в зубах и прищуривается. — Он стал их распространителем из-за того, что ему не хватало денег на дурь, — прикуривает и шумно выдыхает. — Затянул туда Вив. Она работала натурщицей, но всегда грезила о красивой жизни, — медленно выпускает дым и следит, как он поднимается к потолку. — Что произошло через год? — я отпиваю виски и пытаюсь понять, что чувствую. Меня не оставляет в покое мысль, что он ведет себя иначе, но что конкретно изменилось, я не могу уловить. — Когда мы встретились снова, она сказала, что решила уйти, — смотрит на меня сосредоточенно. — Но не ушла, — это не вопрос, это и так ясно. Наконец-то, Адово пекло, мне хоть что-то ясно. — Не ушла, — давит улыбку и опускает глаза. — Она меня обманула, — откашливается и откидывается спинку дивана, отворачиваясь. — Почему они убивают своих? Это же не логично, — я двигаюсь ближе, чтобы не пропустить изменения мимики. — Жертвоприношения, — он поворачивает голову. — Что-то вроде того. Дом начинает заполнять запах печеного мяса. Я вспоминаю слова Петрополуса. Что с этим чертовым мясом не так? Почему он решил приготовить его у меня? — Почему ты готовишь свинину каждый год? — самое время это узнать, да, я в курсе. — Компенсирую детскую травму, — бормочет и опускает подбородок, туша сигарету. — Психотерапевт, который работает с моим контролем агрессии, говорит, что у меня их много. — Очень смешно, — закатываю глаза и отпиваю. Заливать вино виски не входило в мои планы. Но я испытываю крайне странные чувства внутри. Описать их не представляется возможным, но могу точно сказать одно — я смотрю на него иначе. Я не знаю, что повлияло на это. Может быть то, что он вмазал Галпину и показал, что, кроме пренебрежения к этому миру, он испытывает что-то еще. И мой порыв обнять его, и тот его короткий поцелуй в висок. Адово пекло, да что происходит? Мы должны остаться лишь любовниками. Отношения с подозреваемым я точно не хочу заводить. — Оставь это дело, Уэнс, — загадочно говорит он и тянется ко мне. — Давай лучше займемся более интересными вещами, — забирает у меня из рук стакан и, выпивая остатки виски, ставит на стол. Двигается ближе по мне и, забрасывая мою ногу на себя, проводит по бедру. Он смотрит на меня с нахальной улыбкой, но я не замечаю этого. Я вижу лишь трогательные ямочки на щеках и милые морщинки у глаз. Это очень плохой знак, Аддамс. Определенно плохой. Алкоголь и эмоциональная встряска способствовали появлению инородного чувства. Ты не должна идти у него на поводу. Наш препод по психологии, мистер Зольдан, говорил, что закрепление эмоций действием — это точка невозврата к исходной. Если я сейчас с ним пересплю, то закреплю удовольствием эту гребаную… нежность? Нет, я не могу себе это позволить. Я не должна. Нужно проспаться, завтра меня отпустит. Если эмоция останется без якоря, она может легко уйти, так же, как и пришла. Я сдала психологию личности на отлично, я знаю, о чем говорю. — Когда ты узнал, что она не ушла из «Беладонны»? — я останавливаю его ладонь на бедре. Он вздыхает и опускает подбородок в ухмылке: — Какое это имеет значение? — убирает ладонь с бедра и складывает руки на груди. — Она уже мертва, я уверен. Зачем тебе теперь это знать? — Не отвечай вопросом на вопрос, — я повторяю его жест. — Когда? — Уже не помню, — кашляет и встает с дивана. — Она начала пропадать. Я сложил дважды два, — проходит на кухню. — Мне не было дела до этого, честно. Я просто вернул свой долг за спасение от тюрьмы. Ты знаешь, что я не люблю ходить в должниках, — берет бутылку и возвращается. — Как часто она пропадала? — я прищуриваю глаза. — Раз в месяц, примерно, — наливает себе виски и отпивает. — На день-два. У них что-то вроде секты. Едут на новую точку, подсаживают на дурь, проводят своего рода проповедь, — эмоции на лице меняются каждую секунду. Глаза то прищуриваются, то расширяются. Он растерян. Он не ждал, что я начну задавать столько вопросов. — В чем суть их движения? — я забираю из его рук стакан и, отпивая, ставлю на стол. — Не знаю подробностей, — прочищает горло и тянется к сигаретам. — Какое-то возмездие. Поклонение дьяволу. Не знаю, правда, — вертит в пальцах пачку, ударяя о стол. — Но все было нормально четыре года, — я двигаюсь ближе, понимая, что он точно не был готов к такому вопросу. — Что могло пойти не так? — сморю на него пристально. — Не люблю вопросы, на которые не знаю ответа, — с ухмылкой говорит он и бросает пачку. — Я уже достаточно поведал Вам, детектив, — смотрит, прищурив глаза. — Пришло время расплачиваться за неприсланную открытку. Он наклоняется ко мне за поцелуем, я с секунду мешкаю: стоит ли начинать это всё, но проблема решается сама собой. Он округляет глаза и резко дергает головой в сторону кухни: — Твою мать, мясо! — рассержено выпаливает он и поднимается с места. Я опускаю подбородок и тихо смеюсь. Он очень забавно спотыкается о собственные ноги, пытаясь справиться с очевидным опьянением. — Во имя мертвых, Торп, — выдавливаю из себя сквозь смех. — Тайна приготовления этого мяса интересует меня уже даже больше, чем место убийства твоей жены. — Черт, подгорело! — сокрушается Ксавье, вынимая контейнер из духовки. — Впервые со мной такое, — несёт контейнер к столу, обернув полотенцем. — Умоляю, расскажи мне, почему оно так важно для тебя, — меня разрывает смехом, когда я вижу его недовольное лицо со сведенными бровями. Мешать виски и вино точно было плохой идеей, я едва справляюсь с выговариванием слов. — Аддамс, если ты не перестанешь ржать, я посажу тебя прямо на это мясо и поимею, пока ты будешь орать от боли, — тоже смеясь говорит он, упершись двумя руками в стол. Меня накрывает еще больше, и я откидываюсь на подлокотник дивана. Громко смеюсь, закрыв глаза, и прижимаю колени к животу. — Хватит уже, Уэнс, — он ухмыляется. — Иди сюда и попробуй. — О, я просто не могу не попробовать, — глубоко вдыхаю, пытаясь остановить смех, и вяло поднимаюсь с дивана. — Я жду рассказа, почему ты так трясешься над ним. — Слушай, эта информация гораздо ценнее, чем все, что мне известно о Вив, — с ухмылкой говорит он, опуская меня за плечи на стул. — Не знаю, какой метод допроса ты должна применить. Хотя, нет, знаю, — ведет руками с моих плеч к груди и, наклонившись, шепчет. — За тобой должок, детка. — Мы не обговаривали сроки, — сдавленно говорю я, пытаясь сбросить дрожь в лопатках. Он садится на стул рядом и отрезает от мяса тонкий ломтик, сосредоточившись на своем действии пристальным взглядом. Мой интерес к происхождению традиции готовки этой чертовой свинины уже больше, чем самомнение Галпина. Я просто должна узнать ответ. — Как насчет того, чтобы наконец увидеть меня сверху? — томно говорю я и провожу пальцами по его бедру, двигаясь к паху. — Дипломатия — точно твое, детка, — довольно говорит он и кладет нож с вилкой на стол. — Приступим, — отодвигается на стуле и разворачивает его ко мне. Он тянет меня к себе за талию, и я предвкушающе вздыхаю. Да, я не хотела с ним спать, я помню. Да, я не собиралась создавать якорь. В курсе я, в курсе, ладно? Вся моя жизнь имеет логическое объяснение. Каждый свой поступок я анализирую. А сейчас не хочу. Хватит. Все это скоро закончится. Я на восемьдесят процентов уверена, что он знает о «Беладонне» гораздо больше, чем рассказал. Скоро я узнаю всю правду и больше не смогу с ним встретиться. Поэтому — к черту. Сейчас я хочу получить удовольствие. Я лишала себя такой возможности всю свою гребаную жизнь. Он усаживает меня на колени и жадно целует. Я складываю руки на его плечах и зарываюсь пальцами в волосы на затылке. Он сильно прижимает мою задницу, и я ерзаю от удовольствия. Меня жутко бесит, какую в прямом смысле власть он имеет надо мной, но противостоять этому просто невозможно. — Я сразу знал, что ты сдашься, — сбивчиво шепчет он в ухмылке, на секунду прерывая поцелуй. — Заткнись, — шиплю и возвращаюсь к его губам. Волна возбуждения подхватывает меня еще сильнее, когда губы Ксавье переходят на шею, а ладони с силой сжимают грудь. Я цепляюсь за его плечи, опасаясь падения, пока он хаотично блуждает пальцами по пуговицам, пытаясь расстегнуть мою рубашку. — Рви ее к черту, — нетерпеливо выдыхаю я и впиваюсь зубами в его шею. Треск ткани слышится через секунду, перебиваемый его возбужденным рычанием. — Немедленно вставай, Аддамс, — сквозь тяжелое дыхание говорит он. Я закатываю глаза и опускаю стопы на пол, пока он стаскивает с себя футболку. Его колени оказываются между моих ног. Он дергает то, что осталось от рубашки, и я избавляюсь от этой бессмысленной тряпки. Он чуть наклоняется на стуле и притягивает меня за бедра. Проходится влажными поцелуями по животу, и я вздрагиваю от каждого нового прикосновения, но лишь прижимаюсь сильнее, сжимая в кулаки его волосы. Живот — моя эрогенная зона, и я просто не могу не издать сладкий стон, запрокинув голову. Он отстраняется и быстро расслабляет пуговицу моих джинсов, а затем и молнию. Цепляется пальцами за бока и резко тянет вниз вместе с бельем. — Быстро снимай это, — тон приказной. Я избавляюсь от одежды, пока он спускает свою до колен. Я на секунду теряюсь, когда он тянет меня обратно на колени. Я люблю быть сверху, но секса на стуле у меня никогда не было. Как я жила эту жизнь, не спрашивайте. Очень скучно, как вы уже поняли. Опускаю бедра, резко насаживаясь на максимум, и шумно выдыхаю ртом. Он откидывает голову назад и рычит. — Блять… — поднимает голову и тянет воздух сквозь стиснутые зубы. — Детка, ты невероятная. — Любишь наездниц? — на рваном выдохе говорю я и делаю несколько движений бедрами. — С этой минуты еще больше, — он горячо выдыхает и наращивает амплитуду движений, двигая мои бедра своими ладонями. Я улыбаюсь и, ускоряя темп, откидываю голову назад. Он ближе прижимает меня к себе за поясницу, а второй рукой проходится пальцами от линии челюсти вниз, по шее, останавливается на груди и жадно сжимает ее. Я чуть отклоняюсь назад, открывая ему больший доступ. Он отбрасывает пальцем лямку лифчика и прикусывает затвердевший сосок, спуская мягкую ткань подбородком. Сдерживать стон невозможно. Я в полном ауте. Секс и алкоголь — это точно лучшее сочетание. Теперь я все больше понимаю Торпа. Ксавье начинает сильнее подмахивать моим движениям своими бедрами и прижимает максимально близко к себе, сведя ладони на моих лопатках и пояснице. Всхлипы из моего рта смешиваются со стонами, когда он целует шею, чередуя острые зубы с влажными губами. — Я должен нарисовать тебя, детка, — шепчет он, прерываясь. — Обязательно должен. Адово пекло, не знаю, почему меня так заводят эти слова. Гребаный эмоциональный якорь, похоже, сработал, и инородное чувство внутри разрастается. Настолько, что мне хочется думать, что я ему тоже не совсем безразлична. Очень самонадеянно, я это знаю. Но сейчас не готова думать об обратном. Потому что эта мысль толкает меня прямо к краю и я чувствую, что оргазм вот-вот накроет меня с головой. — Только после тайны о мясе, — шепчу я, усмехаясь, и ускоряю движения, насаживаясь глубже. — Грязно играешь, — с вызовом говорит он, массируя мою грудь обеими ладонями. — Значит, и я могу. Я едва открываю рот, чтобы спросить, о чем идет речь, как он подхватывает меня под бедра и валит спиной на свободную часть стола. Воздух резко покидает мои легкие, когда он начинает быстрые толчки, прижав к себе мои согнутые в коленях ноги. Хлесткие шлепки его бедер о мою задницу заставляют прикусить губу от наслаждения. Дребезжание тарелок о стол смешивается с моими частыми стонами. Я задеваю предплечьем горячий контейнер, но мне плевать. Это слишком хорошо. Всего несколько толчков, и я выгибаюсь в спине, обхватывая его бедра своими. Пьяный секс восхитителен, еще раз скажу. Я давно не испытывала такого сильного оргазма. А может быть и никогда. Ксавье делает еще несколько толчков, а затем входит максимально глубоко и замирает, с облегчением громко выдыхая.

***

Прохладный душ приводит нас в норму, опьянение почти не чувствуется. Мясо съедено, и это самое вкусное, что я ела когда-либо в жизни. Мы лежим на диване под предлогом усталости, а мою голову он кладет себе на грудь, даже не знаю под предлогом чего. Но мне нравится. Слишком нравится. Я бурчу, но ложусь и кладу ладонь в район его сердца. Во имя мертвых, Аддамс, ты невозможна. Но теплые пальцы, заправляющие волосы за ухо, провоцируют поток удовольствия. И я прикрываю глаза, понимая, что готова уснуть. Мой внутренний голос кричит об огромном подвохе, но я не хочу его слушать. Якорь сработал, и меня уже не спасти. Я буду жалеть об этом, определено. Но завтра. Сейчас я хочу наслаждаться. — Может, поспим? — бормочу еле-еле. — Хочешь, чтоб я остался? — в голосе ирония. — Просто не хочу вставать, чтобы закрывать дверь, — отвечаю, подражая интонации. — Ну, если ты так настаиваешь, как я могу отказать, — голос довольный. Откровенно плохая идея, я знаю. Весь этот вечер планировался для того, чтобы я выяснила информацию по делу. Но пошел не по плану, и меня унесло. Может, не надо было столько пить, может, стоило закрыть дверь на замок, когда ребята ушли смотреть фейерверки. Все сложилось так, как сложилось. Пусть так. Он устраивается на диване удобнее и прижимает меня крепче. Подхватывает мою ладонь у себя на груди и, поглаживая, переплетает пальцы. Знаете, когда со мной в последний раз случалась подобная сцена? Святые приспешники, никогда! Все нежные порывы Галпина я душила на корню, с Кентом мы, кажется, не успели дойти до этого. За двадцать девять лет я впервые принимаю такую ласку от мужчины. Это удивляет и пугает одновременно. Но останавливаться я не хочу. Оказывается, это слишком приятно. — Ладно, к черту мясо, скажи мне, что было на той картине, — тихо произношу я, наблюдая за его действием полузакрытыми глазами. — Предвкушение, — спокойно говорит он и гладит мои волосы второй рукой. — В каком смысле? — я прикрываю глаза, наслаждаясь ощущением. — Знаешь, что такое спектр эмоций? — он возвращает ладонь на мою поясницу. — Естественно, — открываю глаза с возмущением. — Базовая палитра из шести, — а в расширенном варианте двадцати семи — эмоций. — Сколько ты сама испытываешь? — с издевкой. Ох, Адово пекло, надо ли говорить, что чувства я в себе отключила больше десяти лет назад? Я могу назвать все двадцать семь разновидностей, но сама не испытываю и третьей их части. — Думаю, в основном всю гамму отвращения, — я повторяю его тон. — Как и большинство из нас, — усмехается. — Знаешь, кто покупает мои картины? — Те, чьи дети заняты уроками и не могут нарисовать подобное? — я не могу сдержаться от сарказма. — Те, кто хочет испытать в этой блядской жизни хоть что-то еще, кроме одного из подвидов отвращения, — игнорируя мою реплику, спокойно произносит он. — Каждая моя картина отражает свою эмоцию, иногда их дуэт. Эмоции — это тот же наркотик. Нам не хватает их в жизни, и мы берём их из искусства. — По тебе не скажешь, что ты способен точно определять эмоции, чтобы их передать, — я снова прикрываю глаза, сон готов напасть на меня в любую секунду. — Раньше я делал это неосознанно, — обнимая меня второй рукой, говорит он. — Просто писал, и что-то из этого выходило. Но пять лет терапии научили меня распознавать их в деталях и переносить на картину. — Ты не очень похож на человека с таким большим опытом терапии, я бы подумала о смене специалиста, — мне слишком неловко, я пытаюсь не сдаваться хотя бы словами. — Я не слишком прилежный пациент, и терапевтов сменилось тоже немало, — покачивая головой, с иронией говорит он. — Не могу устоять перед женщинами, толкающими умные речи. Пока Петрополус не нашел доктора Филзнера, большая часть моих сеансов была занята женскими стонами. — Почему меня это не удивляет? — я поднимаю голову. — Ты снова жалуешься? — говорит с усмешкой и вскидывает бровь. — Нет, наоборот, ты пролил мне свет на то, что называют искусством, — поднимаю брови. — Теперь мне на каплю больше понятно, по какой причине люди тратят на это сотни тысяч. До сегодняшнего дня я была худшим из возможных вариантов человеком, с кем можно было обсудить эту тему. — Ты недооцениваешь себя, детка, — улыбаясь, говорит он и проводит указательным пальцем по линии моего подбородка. — Все, давай спать, — я улыбаюсь в ответ и кладу голову обратно на его грудь. Он целует меня в макушку, и больше мы не говорим ни слова. Я засыпаю, пытаясь понять, почему все те нежности, который предлагал мне Галпин, я отчаянно отвергала. А еще, откуда такие порывы взялись в этом мерзком нахале, который сейчас греет меня, как одеяло, своими огромными руками. Утром нас будит звонок Бьянки. Подруга наконец решила вернуться домой и обещает прибыть через двадцать минут. Ксавье лениво поднимается с дивана и потягивается, разминая шею. Но не могу не отметить, какой он милый с утра. Вручаю ему куртку и хочу поскорее расстаться, пока меня не накрыло очередным порывом нежности. Я должна от него избавиться. — Что говорят в таких случаях, детка? — смеется в дверях. — Я позвоню? — Проваливай уже, — я саркастично закатываю глаза и, толкая его в плечо, закрываю дверь. В ожидании Бьянки иду в душ, чтобы прогнать сон и похмелье, и не хочу анализировать все то, что произошло. Барклай возвращается и щедро делится со мной подробностями своей ночи. И я то и дело закатываю глаза, пока готовлю нам завтрак. Петрополус оказался умелым соблазнителем с налетом романтика. Провел Бьянку по главным местам Рождества, начиная с елки на площади Рокфеллер Центра, накормил вкусным ужином, щедро осыпал комплиментами и, конечно же, трахнул в одном из лучших отелей города. Я в шоке, но, пожалуй, подруга получила внушительную компенсацию от судьбы за пять лет бесконечных страданий. Во всяком случае, ее довольный вид намекает на это. — Как прошло у тебя? — заинтересовано спрашивает подруга, уплетая омлет. — Примерно так же, — почему-то думать мне об этом все также не хочется. — С той лишь разницей, что мне удалось выяснить многое по делу его жены. — Не понимаю, как ты умудряется совмещать, — сведя брови, отпивает кофе. — Все мое расследование движется только благодаря тому, что я с ним сплю, — закатываю глаза. — Все, что я знаю, было получено за пять минут до оргазма. — Серьезно? — смеется, подняв брови. — Ты не перестаешь удивлять меня, Хэллс. — У меня не было выбора, — раскидываю руки в стороны. Мы заканчиваем завтрак и устраиваемся на диване. Планов на выходной у нас не было, и мы явно не готовы никуда выбираться сегодня. Поэтому просто лежим. Барклай листает ленту соцсетей, а я — новости. Ничего интересного, кроме пары пьяных драк и случаев неосторожного обращения с пиротехникой, не нахожу. Устало зеваю, думая, что надо бы лечь поспать, когда телефон в руках начинает звонить: — Аддамс, ты дома? — серьезный тон Оттингера заставляет широко открыть глаза. — Да, что-то случилось? — растерянно спрашиваю я. — Никуда не уходи, я сейчас приеду, — тон все так же серьезен, и это начинает пугать. Сообщаю подруге, что скоро появится Юджин, и она искренне радуется. Вместе мы видимся редко, не чаще раза в год в день окончания университета. А иногда и пропускаем, как было в этом году. У друзей было слишком много работы, а я занималась очередным делом со сверхъестественным. Там было все проще, душа женщины лишь хотела встретиться с сыном и попросить прощения, но нечаянно почти довела парня до самоубийства. Юджин приезжает быстрее, чем мы ожидали. Нетерпеливо стучит в дверь, и я спешу открывать: — Отти, как жизнь? — довольно бросает Бьянка полулежа на диване и поднимается, чтобы обнять друга. — Дерьмо, Барклай! Откровенное дерьмо! — рассержено отвечает Юджин, проходя в коридор. Бьянка теряется и остаётся сидеть, Юджин топчется на месте, гневно сжимая губы: — У меня хотят забрать дело «Беладонны», — с нескрываемой обидой говорит он, смотря мне в глаза. — Чертов Ноубл Уокер звонил мне, чтобы поздравить с рождением сына. Но я слишком давно в министерстве, чтобы верить в благие намерения федералов. — Это же… — я перевожу растерянный взгляд на Бьянку. — О, нет, — подруга произносит со мной в унисон. Оттингер смотрит на нас с непониманием. — Генеральный прокурор — отец моего бывшего, — вздыхает подруга. — И такой же говнюк, как и его сынок. — Впечатляет, — прикрывает глаза Юджин. — Нам стоит общаться чаще, чем раз в год. — Я не думала, что это важно, — Барклай теряется. — Год, твою мать! — восклицает Оттингер, резко дергая огромный шарф на шее. — Пять закрытых эпизодов, я подошел уже так близко! — обреченно вздыхает, опустив подбородок. — Почему они хотят сделать это сейчас? — я бегаю глазами по другу, пытаясь понять, не связано ли это с тем, что сказал мне Ксавье. — Не знаю, — друг устало снимает куртку. — Это самое странное, Уэнсди. Потому что после исчезновения Торп, банда как будто залегла на дно. — Проходи, — забираю куртку. — Мне есть что рассказать тебе. Юджин проходит на кухню, и я рассказываю ему о том, что мне удалось узнать вчера вечером. — Получается, все серьезнее, чем я думал, — Оттингер бросает на стол очки и сосредоточенно потирает лоб закрытыми ладонями. — Дерьмо, и как я не понял этого сразу?! — прикрывает лицо руками и тяжело вздыхает. — Никто не понял, — я опускаю подбородок и складываю пальцы в замок за шеей. — Давайте рассуждать логически, — Барклай откидывается на стуле и складывает руки на груди. — Если Торп работала на «Беладонну», и со слов ее мужа все было под контролем четыре года… — Что-то произошло, — я перебиваю, вскинув голову. — Ее похитили и, вероятнее всего, убили не просто так. Что-то произошло именно сейчас. И федералы не появляются из ниоткуда без важной причины. У тебя должны быть версии, Отти. — Если бы, — Юджин откидывается на стуле и поджимает губы. — Черт! Ненавижу несправедливость! Я убил столько времени, а теперь все лавры достанутся Уокеру. — Кстати, про несправедливость, — Барклай вскидывает бровь. — Наш друг Тимбо, скорее всего, заявит на Торпа. Мы не должны этого допустить. — По поводу? — Юджин сводит брови и надевает очки. — Торп сломал ему нос, — я вздыхаю и прикрываю глаза ладонью, улыбаясь. — Три удара и Галпин больше никогда не похвастается, что не получал ни единого перелома за жизнь. — Красавчик! — Оттингер смеется. — Думаете, Галпин будет заявлять? Допустить этого мы не можем, согласен. В противном случае, потеряем последнюю ниточку расследования. — Давайте не будем торопиться, — я опускаю ладони на стол перед собой. — Я еще поговорю с Джеферсоном. Би возможно удалось запугать Галпина, но Уилл — принципиальный осел. Честь полицейского для него так же свята, как мать. — Тогда он точно должен понять поступок Торпа! — восклицает Бьянка. — Почему? — друг вскидывает брови. — Он оскорбил его мать, — я вздыхаю. — Если в деталях, то уточнил, кто дал Торпу его идиотское имя, предположив, что это его, цитирую: «шлюха-мамаша». — Серьезно? — смеется. — Это же самое тупое из возможных оскорблений! О, пресвятой мундир, Галпин совсем не изменился, — с улыбкой качает головой. Барклай начинает громко смеяться, и мы подхватываем за ней. Я обожаю этих людей. Хоть мы и стали немного далеки друг от друга с годами, но та связь, что образовалась между нами в университете не поддается ни времени, ни расстоянию. Юджин рассказывает нам, что присутствовал при рождении сына, и мы с Бьянкой почти падаем в обморок от подробностей. Серьезно, Йоко положена медаль после этого. Не уверена, что она согласится повторить свой подвиг снова. Но Оттингер убеждает нас, что жена осталась довольна и уже планирует дату зачатия следующего ребенка. Святая женщина, не иначе. — Держи меня в курсе, — собранно говорит Юджин в дверях. — Наш план неизменен, пока дело еще под моим контролем. Уэнсди, я прошу тебя, надави на него. — Знал бы ты, как она получает информацию. — Барклай смеется, закинув голову на спинку дивана. — Заткнись, — я шиплю, усмехаясь. — Аддамс, ты извини, но в твоем положении просто грех не воспользоваться… — сжимает губы, сдерживая смешок. — Чтоб меня наконец расстреляли, но я скажу. Женщины имеют колоссальную власть над мужчинами. Мы готовы отдать и рассказать все, если вам удается зацепить нас по-настоящему. Не знаю, что там у вас, но в твоих силах сделать так, чтобы он потерял голову. В тебе я абсолютно уверен, потому что когда-то терял ее сам. — Я подумаю об этом, Отти, — я вздыхаю и сжимаю губы. Играть с чьими-то чувствами я не люблю, скажу честно. Даже мой брак был предельно понятен. Галпин знал, на что шел, когда женился на мне. Я никогда не клялась ему в вечной любви. И на что он рассчитывал, я не понимаю. Ладно, к черту его, это уже прошлое. Больше всего меня пугает мысль, что играть мне придется в том числе и со своими чувствами. Они однозначно у меня появились, не буду скрывать. За вчерашний вечер я прокатилась на такой карусели эмоций, которая мне и не снилась за все десять лет рядом с мужем. Но я всеми силами должна сохранить здравомыслие. Вести дело Торп мне осталось недолго. Это уже ясно, как белый день. Если верить тому, что сказал Ксавье, то его женушка уже просто исчезла из этого мира. Осталось только дождаться конверта. Интересно, кому он придет: мужу или родителям? Верить ему или нет, для меня пока остаётся загадкой. Я чувствую огромный подвох, но не понимаю, где именно. Слишком странна его внезапная откровенность. С чего бы вдруг ему делиться со мной этим? Еще и слова Петрополуса про двойное свидание и гребаную свинину. Лучше бы этот идиот молчал. А если он сказал это неспроста? Адово пекло, у меня сейчас просто взорвется мозг! — Что собираешься делать? — хаотичный поток сознания останавливает голос Бьянки. — Я сегодня снова встречаюсь с Аяксом, воспользуйся пустым домом. — Ты не заметила в нем ничего странного? — я прищуриваю глаза, усаживаясь на диван рядом с подругой. — Повадки, манера речи? Он не понравился мне с первого взгляда. — Он излишне педантичен, — Барклай наклоняет голову. — Манеры и речь расслаблены, но я понимаю, о чем ты. Парень точно с двойным дном. — И это не мешает тебе с ним спать, — я смеюсь. — Би, ты переплюнула даже меня. — Не понимаю, как это связано, — прыскает. — Мы сразу с ним обсудили, что это лишь приключение на выходные. Ложных ожиданий ни у кого из нас нет: мне нужно отвлечься от всей этой истории с Лукасом, ему — просто весело провести время. — Вы обсуждали что-то лишнее? — я просто должна это спросить. — Хэллс, мне не десять! — восклицает, нахмурив брови. — Мы обсуждали многое, но всю конфиденциальную информацию я держу при себе. А вот на него, пожалуй, тоже стоит надавить. Если они дружат с Торпом столько времени, он наверняка что-то знает. — Ты ведь займешься этим сегодня? — я широко улыбаюсь. — Обязательно, — довольно поднимает подбородок. — Но сначала мне надо пройтись по магазинам, чтобы прикупить подходящий наряд. Ты пойдешь со мной? — Нет, — отрицательно машу головой. — Я, пожалуй, достану свою доску расследования. Эта история гораздо сложнее всех тех, что встречались мне раньше. Нужно визуализировать. — Скажи честно, Хэллс, он тебе нравится? — говорит и прикусывает губу. — Зачем ты спрашиваешь, ведь и так понимаешь, — вздыхаю. — Не могу сказать, что влюбилась, но он явно мне не безразличен. И это весьма отвратительно. — Потому что он может оказаться причастным? — голос звучит понимающе. — В том числе, — растерянно опускаю глаза. — После вчерашнего у меня странные чувства. Мне хочется его снова видеть, и это не только потому, что он восхитительно трахается. — О, это сильно, — подруга растерянно качает головой. — Ты уверена, что сможешь придерживаться намеченного плана? — У меня нет выбора, — откидываю голову на спинку дивана и прикрываю глаза. — Мы должны закрыть это дело. Если он окажется замешан, я буду разочарована. Больше даже в том, что не смогла этого сразу понять. Но это точно поможет мне избавиться от желания снова с ним встретиться. — Я верю в тебя, подруга, — уверенно говорит Барклай. — Я поеду, а ты держи дверь на замке. Чертов Галпин может снова наведаться. Я киваю с закрытыми глазами и слышу, как Бьянка начинает свои сборы. Почти отключаюсь, когда она окликает меня в дверях, и поднимаюсь, чтобы повернуть ключ в замке. Состояние максимально разбитое. Похмелье смешалось с растерянностью. Все у меня происходит через задницу. Десять лет я успешно игнорировала всякие чувства и жила спокойную жизнь рядом с мужем. Он меня не раздражал, и этого было достаточно. А теперь меня что-то щекочет в районе солнечного сплетения, как только я думаю о сильных руках Торпа на моей талии. Аддамс, тебе почти тридцать, влюбляться уже слишком поздно! Это последняя мысль, которую я успеваю подумать перед тем, как уснуть. События вчерашнего дня порядком измотали меня, хотя обычно меня и нельзя назвать впечатлительной. Но сейчас я как будто слишком устала. Моя поехавшая ко всем чертям жизнь, это странное расследование и он. Ксавье Торп определено станет той самой историей моей одинокой счастливой старости. Чем бы она не закончилась, я точно запомню ее навсегда. Просыпаюсь через какое-то время от ломоты в затекшей шее. Аддамс, ты уже не так молода, стоило воспользоваться подушкой. Поднимаюсь и делаю себе кофе. Нужно взбодриться и собрать воедино все детали пазла. Нам не хватает главного — причины, по которой Вивьен исчезала именно сейчас, а не четыре года назад или два. Есть что-то, чего я слепо не замечаю, и то, что определенно известно Торпу. Да, может быть, он не пылал к ней любовью, но так спокойно говорить о смерти человека, рядом с которым ты жил какое-то время. Разве это возможно? Определенно нет. Это наводит меня на странную мысль: а не мог ли он знать, что это случится? Может быть, он был готов к этому с самого начала. И откуда вообще ему известно так много о том, в чем суть деятельности этой секты. Святые приспешники, Аддамс, ты снова задавала не те вопросы! Рассерженно ударяю кулаком по столу. Из чашки выплескиваются пару капель кофе и приземляются мне на ладонь. Он обводит меня вокруг пальца. Снова и снова. Он говорит многое, но умело обходит правду. Почему он решил рассказать мне про Вив? Почему он был растерян при этом? Как причастен ко всему этому гребаный Петрополус, и откуда ему известно про мясо. Чертово мясо! Оно явно что-то значило! Если только это не очередная уловка. Опускаю подбородок, понимая, что завожусь. Нужно идти на пробежку и проветрить мозги. Быстро поднимаюсь с места и собираюсь. Барклай встречается мне в дверях. Сообщаю, что буду через пятнадцать минут и удаляюсь, ощущая спиной испуганный взгляд подруги. Злость на себя разрастается еще больше, когда я понимаю, что мысли о Торпе не хотят покидать мою голову. Он обманывает меня, определенно обманывает. И я должна точно так же обмануть его. Набираю скорость на максимум, приближаясь к концу улицы. Громко выплевываю воздух из легких, пытаясь прогнать сожаление о том, что все так. Встреть я его через несколько лет после развода, может, что-то у нас и сложилось бы. Может, мы стали бы парой, но никакого брака, в это дерьмо больше я ни ногой. Из нас бы вышли отличные друзья с привилегиями, пожалуй, это даже самый идеальный вариант. Он точно не тот, кто готов тратить время на построение отношений, да и я, откровенно, не слишком того хочу. Мне нравится спать с ним и, похоже, нравится слушать, но притирка, обиды и гребаный компромисс… Нет. Я не пойду на все это снова. Добегаю до конца улицы и останавливаюсь. Наклоняюсь и прижимаю ладони к коленям, пытаясь отдышаться. Бегать с похмелья такое себе удовольствие. Но мне точно легче. Я точно могу сдержаться и следовать плану Оттингера. Выпрямляю спину и жадно втягиваю морозный воздух. Он колется в легких, но это приятно. Резко выдыхаю и легкой трусцой направляюсь к дому. У тебя все получится, Аддамс. Ты уже взрослая. Барклай собирается на свидание, пока я ворошу хлам на чердаке в попытке отыскать свою доску расследования. Много лет назад Тайлер просил меня убрать ее с глаз, потому что хотел отдыхать от работы дома. То, что он и не особенно ей пользовался в участке, говорить не буду. Думаю, вы уже поняли, что мой пока еще муж больше делает вид, чем занимается чем-то в действительности. Его отец полицейский, он тоже стал полицейским. Выбора у него не было, хотя, может, не выбора, а скорее желания. Ведь главное, что его интересует в этой жизни — это нравиться всем. Где бы он ни был, он всегда становится душой компании. Все всегда восхищаются его юмором и манерой общения. Со вторым я согласна, но юмор, простите. Низкосортные шутки я ненавижу. Спросите меня в сотый раз, почему мы были вместе, и в сотый раз я отвечу — мне было удобно. Мы договорились. Мне так казалось. Ровно до момента, как я обнаружила его в той каморке. Ладно, к черту, развод будет скоро, и я окончательно забуду о нем. Сметаю ладонью пыль с пробковой поверхности и спускаюсь с чердака. Барклай встречает меня на лестнице. — Не знаю, вернусь ли сегодня, — многозначительно играет бровями. — Завтра утром я уезжаю, а мы толком не говорили. — Я приеду к тебе на Новый год, — успокаиваю, улыбаясь. — Ты заслужила хорошенько развлечься после того Ада, что пережила с Уокером. — Я люблю тебя, Хэлли, — широко улыбается. — Ты знаешь, что это взаимно, — я улыбаюсь в ответ. Барклай покидает дом, а я беру пачку стикеров и кладу на журнальный стол доску. Ньюман. «Белладонна». Вивьен. Это одна линия. Торп и… Петрополус? Почему он не выходит у меня из головы. Клею стикер в сторону и подписываю маркером. Что не так с этим парнем? Что я о нем знаю? Познакомились в баре. Подрались и напились. Может ли это вызывать подозрение? Черт, если бы я знала чуть больше о взаимоотношениях мужчин. Теоретически, если они подрались из-за глупости, то напиться потом вполне допустимо. Однако, тот факт, что у Торпа начались проблемы с контролем агрессии после смерти Ньюмана, а с Петрополусом они встретились через год… Лицо Галпина мы с вами видели. Ксавье вовсе не аккуратен в порыве гнева. Значит… Петрополус обладает умением противостоять такой ярой агрессии. Весьма подозрительно, учитывая его приторную внешность и любовь к деловому стилю. Чем он занимался до того, как начал продавать картины? Торп говорил, что тот пришел в бар с работы. Где он работал? Черт. Кажется, я снова ухожу не туда. Беру стикер с фамилией Торпа и думаю, куда его прикрепить. Он явно знает больше, чем говорит. В тысячный раз эта мысль прожигает мой мозг. Рассуждаем логически: он узнал, что жена — адепт «Беладонны», и продолжал с ней жить, хотя смысл брака утерян. Если женился он во имя ее спасения, которого по сути и не предполагалось, то когда все раскрылось… Почему не развелся? И когда все раскрылось? Снова я упустила этот вопрос. Прикладываю пальцы к вискам и массирую. Думай, Аддамс, сосредоточься. Он не заявлял о ее пропаже все те разы, что были до этого. А в этот раз заявил через два дня. Почему? Срок не увеличился. Он говорил, что она пропадала на день-два. Сейчас то же самое. Что его подтолкнуло? Гребаный Ад, неужели он понимал, что она уже не вернётся? Но зачем заявлять? Оправдание звонком матери очень посредственное. Я не думаю, что он не мог бы просто ее игнорировать. Тем более, мать Вив могла бы и сама заявить. Что-то не сходится. Подождите, а главное. Почему он пошел на контакт? Почему выдавал мне те крохи информации, хотя мог бы просто молчать, как делал это с полицией. Минуточку. Копы. Его связи в полиции. Откуда они у него? Успел завести друзей, пока пребывал на многочисленных задержаниях? И зачем он вообще мне о них сказал? Мог бы просто признаться, что водитель привез его по известному адресу. Может, это намек? Но на что? Поднимаюсь и снова делаю кофе. Слишком все странно. Адово пекло. Что же я упускаю? А главное, почему он вел себя так вчера? Что за приливы несвойственной нежности? Рассказал про психолога, про картины. Обжигаю губу горячим напитком и чертыхаюсь. Соберись, Аддамс. Включи мозги. Возвращаюсь к столу и усаживаюсь на диван с чашкой кофе. Дую над чашкой и прищуриваю глаза, изучая доску. Чего нам не хватает? «Эмоции — тот же наркотик. Нам не хватает их в жизни, и мы берём их из искусства». Сам собой всплывает обрывок фразы. А не намекаешь ли ты на что-то тем самым, Торп? Из потока сознания меня вырывает стук в дверь. Поднимаю голову и понимаю, что уже вечереет. В комнате стало в разы темнее, но я не заметила этого за размышлениями. Стук повторяется, и я поднимаюсь с места. Кто это может быть, я догадываюсь, поэтому спешно заталкиваю доску расследования под диван. Сделаем вид, что я не ожидала. Сосредоточенно выдыхаю, щелкаю выключателем и открываю дверь: — Ты уже соскучился? — саркастично бросаю, увидев на пороге того, кого ожидала. — А ты будто нет, — повторяет манеру и делает шаг ближе. — Аддамс, я без понятия, как это обычно делают. Но, может, поужинаем? — Серьезно? — я свожу брови, но улыбаюсь. — Зовешь меня на свидание, получается? — Получается, — усмехаясь, потирает переносицу и прикрывает глаза. — Никогда на них не был, не имею представления, как это происходит. — Первое правило свиданий: о них предупреждают заранее, — я смеюсь, пропуская его в дом. — Серьезно? — он издает громкий смешок. — Какая нелепость. Зачем? — Потому что ко всему в этой жизни надо готовиться, — вдохновенно говорю я, проходя к дивану. — Я должна принять душ, выбрать лучшее платье, станцевать перед зеркалом танец уверенности. Это все очень важно, Торп, — я поворачиваюсь к нему, усмехаясь. — Танец уверенности — это что такое, прости? — он стоит в коридоре, сдвинув брови в непонимании. Я смеюсь, наблюдая за ним. Танец уверенности ему бы точно не помешал, потому что он выглядит максимально растерянно. Хоть это и не особо заметно за привычным видом, но чуть кривая улыбка и коротко ходящие желваки выдают то, что он нервничает. Но показать то, что я это заметила никак нельзя. — Не все так уверены в себе, как ты, Ксавье, — улыбаясь, смотрю на него. — Женщины иногда волнуются перед свиданиями, потому что боятся разочаровать того, с кем встретятся. — Мать твою, какой бред, — он прыскает смехом. — Спустись под стол и сделай парню минет прямо в ресторане. Ты навсегда станешь его королевой. — А говоришь, что ничего не знаешь о свиданиях, — я смеюсь. — Ладно, давай поужинаем, но собираться я не хочу. Предлагаю заказать еду. — Это даже лучше, — он улыбается и снимает куртку. — Не нужно будет после искать укромное место, чтобы… — Я не трахаюсь на первом свидании! — перебиваю я деланно серьезным тоном. Он останавливается, вешая куртку в шкаф. Поворачивает голову, сжимает губы, давя ухмылку, и сводит брови. Бросает взгляд на куртку в руке и снова на меня. — Мне уже не нравится идея со свиданием, — пытаясь изобразить недовольство, говорит он. — Давай вернёмся к нашей первоначальной схеме взаимодействия, мне она нравилась больше. — Поздно, Торп, — я смеюсь и беру со стола телефон. — Я слишком хочу есть. Ничего не имеешь против Цыпленка ранч? — Пицца? Это же так неромантично, детка, — он театрально хватается за сердце и смеется. — Ладно, пицца меня устраивает. Покажешь мне свой танец уверенности? — расслабленно усаживается на диван. Я замечаю на столе гору стикеров с маркером и надеюсь, что они не привлекут его внимание. Я стала абсолютно несобранной в последнее время, надеюсь, хотя бы доску надежно спрятала. — Слишком интимно для первого свидания, — отстраненно говорю я, открывая сайт доставки. — Подожди минуту. — Выбери тонкое тесто, — кивает он на телефон в моих руках. — Ненавижу корочки. Равнодушно киваю, не поднимая глаз, хотя внутренне удивляюсь. Я тоже всей душой ненавижу корочки, но мне никогда не приходило в голову просто заказать без них. Адово пекло, похоже, я безвольно плыву по течению этой жизни даже в вопросах еды. Пора с этим заканчивать. — С двойным сыром, — уверенно говорю я и нажимаю кнопку заказа. — Поддерживаю, — кивает. — Расскажешь мне, что делают на первых свиданиях? — Как правило, говорят о себе. Обычно с самого рождения. Поведаешь мне? — присаживаюсь на диван рядом. — Ну, я родился в обычной семье, — дергано поправляет футболку. — Экономический кризис этой блядской страны загнал нас в задницу. Мать лишилась работы, отец один тянул всех. Так себе история, да? — он улыбается. — Что с ними произошло? — заинтересованно спрашиваю я. Улыбка сползает с лица, сменяясь досадой. — Мать умерла, когда мне было восемь. Загнала себя в онкологию переживаниями, — взгляд в сторону становится будто стеклянным. — Отец начал пить с горя. В мои семнадцать его тоже не стало, — он резко моргает. — Давай лучше о тебе, — пытается вернуть лицу привычный нахальный вид. — У моего отца свой бизнес — сеть магазинов холодного оружия, — говорю безмятежно. — Мать просто домохозяйка. Они пока живы, но новость о моем разводе их точно убьет. Сделаю это на Новый год. Чем ты занимался в юности? — Работал, — громко усмехается. — Не было выбора, знаешь ли. Всегда хотел рисовать, поэтому пришлось напрячься. Стив помог мне поступить в училище. Да и вообще во многом помог, — растерянно потирает переносицу. — Мне не нравятся первые свидания. — Ты сам предложил это, помнишь? — я ехидно смеюсь. — Не хочу говорить, что училась в Стэнфорде и никогда не работала до окончания. Слишком пафосно на твоем фоне. Но неловкость — это неотъемлемая часть первых свиданий, — с деланным сожалением пожимаю плечами. — Зачем люди соглашаются на второе после этого? — непонимающе ведет рукой в сторону. — Это главная загадка человечества для меня, не поверишь! — громко восклицаю. — Я вообще не понимаю, для чего люди строят отношения. — А у нас много общего, — он поднимает брови. — Это повод для второго свидания? — Если бы я не подозревала тебя в убийстве жены, то определенно да, — я многозначительно веду бровью в ухмылке. — Я начинаю сомневаться в твоих аналитических способностях, детка, — слегка напрягшись, говорит он. — Если бы я был причастен, то не рассказал бы тебе всего этого вчера. Я понимаю, что аккуратно подбираюсь к сути. К тому, для чего я все это затеяла. И его реакция меня порядком удивляет. Он сам возвращается к теме, хотя мог бы ее обойти. Зачем он это делает, абсолютно не ясно. Разве что, это снова игра на опережение. Что ж, сыграем, дружок. — А я могу тебе верить? — пристально смотрю на него. — Когда ты был честен со мной до конца? — Когда остался на ночь, — тихо говорит он, коротко сглатывая. — И сейчас, когда решил пригласить тебя на ужин, хоть никогда раньше этого не делал, — ноздри слегка расширяются. — Как я могу быть уверена, что это не очередная уловка? — я двигаюсь ближе. — Ты водишь меня за нос, Торп. Очень умело водишь, — шепчу я и прищуриваю глаза. Повисает молчание. Он смотрит на меня будто спокойно, но я вижу напряжение в лице. Носогубный треугольник всегда выдает человека. Это первое, что я усвоила в изучении мимики. Напряжение нарастает, и я понимаю, что пути назад нет. Я должна надавить, но как это сделать, не представляю. В дверь неожиданно стучат, и это дает мне время подумать. Ксавье резко поднимается и открывает. Забирает большую коробку с пиццей и расплачивается. Движения дерганые, и я подозреваю, что он заведен. Сомневаюсь, что его терапевт работает по праздникам, а значит, обсуждения недавней вспышки агрессии не было. Единственный вывод, который напрашивается сам собой — это довести его снова, тогда он признается. Но хочу ли я этого? Не хочу, но должна. Так будет правильно. Он мне симпатичен, мы все понимаем. Но иного выхода просто не существует. Я не могу пустить это дело на самотек. Закончатся праздники, и федералы официально заберут дело у Оттингера. Я не должна подвести друга, я ему многим обязана. А этот нахал лишь эпизод моей жизни. Эпизод. Который я не хочу заканчивать. Черт. Он несёт коробку к столу, поджав губы. Он точно на грани, я это понимаю. Если я упущу момент сейчас, то повторение вряд ли случится. — Это была очень глупая идея, Уэнс, — говорит поставив коробку. — Я пойду, — отходит в коридор. — Заставляешь удостовериться в правдивости моих подозрений, — я вскидываю подбородок и поднимаюсь с дивана. — Мне плевать, можешь не верить, — нервно откашливается и надевает куртку. — Для чего ты приходил? — вопрос из ниоткуда. Я не знаю, зачем задаю его. — Потому что я — идиот, — он выдыхает расширенными ноздрями и сильно поджимает губы. Взгляд начинает меня откровенно пугать, потому что в нем собирается ярость. — Еще скажи, что влюбился, — я театрально смеюсь и замечаю, как его зрачки расширяются. Гребаный Ад, похоже, я в заднице. Он быстро шагает в мою сторону и тянет руку в попытке схватить меня за локоть, но резко останавливается и опускает, сильно сжимая ее в кулак. — Все это я начал, чтобы просто трахнуть тебя, — цедит сквозь сжатые зубы. — И это у меня получилось, поэтому больше ты меня не увидишь. — Что-то пошло не по плану, дружок? — я продолжаю язвить. — Сексуальный гигант попал под стрелу Купидона? Не поэтому ли ты притащился ко мне с этим мясом? Мне становится очень противно. Я практически ненавижу себя за все, что я сейчас говорю. Это просто ужасно. Но я не могу по-другому. — Ты самая настоящая сука, Аддамс, — выпаливает, сжимая губы в презрении. — Я ведь знал это сразу. — Правда? — делано удивляюсь. — Интересно, откуда? Может, расскажешь мне всё наконец? Почему ты пустил жену в расход и для чего водил меня за нос? — я складываю руки на груди. — Ах, прости, я же должна сначала тебе отсосать! — ударяю себя ладонью по лбу. Поднимаю глаза на него и понимаю, что сейчас будет взрыв. Он стоит, сжав кулаки, и часто дышит. Грудь вздымается почти истерически. Зрачки расширены, словно под наркотой. Он молчит, и от этого мне только страшнее. Надеюсь, ударить меня ему не придет в голову. Хотя, кто его знает, возможно, я перестаралась. Но отступать уже некуда, поэтому я продолжаю: — Молчишь? — усмехаюсь. — Где все твои пошлые шутки, дружок? Мозги отключились от стояка? Я же тебя обманула, кретин, — снова театрально смеюсь. — Весь этот секс был только ради дела, я даже не кончала, поверь мне. Ты слишком высокого мнения о себе. Я понимаю, что голова уже кружится. Я в двух секундах от того, чтобы упасть в обморок. Я в растерянности, в ужасе. Я даже не знаю, в чем. Мне становится физически больно оттого, что я говорю, но я иду дальше: — Ты думаешь, мой идиот-муженек появился случайно вчера? — медленно провожу языком по верхней губе. — Я все это подстроила, Торп, — шепчу, сделав шаг к нему. — Все это — подстава, а ты — просто лопух. Прости, дружок, но мне нужно было все выпутать из тебя, — надменно смотрю ему в глаза. — Сложнее всего было сыграть в нежность, когда ты остался на ночь. Тогда я поняла, что ты точно попался, потому что согласился. Ох, какой же ты идиот, Торп, я не ожидала. Он резко сглатывает и нервно дергает щеками. Прочищает горло и хрипло говорит: — Один-один, Аддамс, — делает шаг ближе. — Я не должен был допустить, чтобы ты нашла мою идиотку-жену до того, как ее убьют. Я — член «Беладонны», ты абсолютно права. Мы наслышаны о твоих громких расследованиях, — делает еще шаг. — А также я знал, что твой муженек уже год трахает свою тупую коллегу. Ты очень умная, детка, но при этом редкостная дура. Недотраханная дура, так будет точнее, — ухмыляется сквозь злость. — Я знал, что если пересплю с тобой, то ты потеряешь нюх. Не ври мне, что ты не кончала, девочка, твоя вагина говорила обратное. Ты кончала, как никогда. И с удовольствием повторила бы это, — хватает меня за задницу, прижимая к себе максимально. — Но представление окончено, Аддамс, — шепчет мне в губы. — Ты очень горячая, но теперь твоя жизнь снова станет такой, как прежде. Я пришлю тебе фото, чтобы ты могла удовлетворять себя самостоятельно. Это будет мой прощальный подарок, детка. И, пожалуй, я заберу свой, — опускается ко мне и жадно целует, прижимая ладонью за затылок. У меня вышибает воздух из легких. Я вцепляюсь ногтями в его шею. Я хочу причинить ему боль за все то, что он мне сказал. Я ненавижу его. Ненавижу, но не хочу отпускать. Поэтому прижимаюсь сильнее, отвечая на его поцелуй, и не хочу, чтобы он заканчивался. Гребаный Ад, я ведь знала, что это случится. Я ведь понимала, что он замешан. Ты дура, Аддамс, он абсолютно прав. Ты самая настоящая дура. Он отстраняется и зло улыбается. Резко разворачивается и проходит к выходу: — Прощай, детка, — с усмешкой говорит он, открыв дверь. — Мне было хорошо с тобой, если честно.