Как я могу?

      Оля поняла, что пропала, когда впервые серьезно приревновала Пашу. С того тихого, почти семейного вечера в их жизнях многое негласно изменилось. Продолжали действовать старые правила, но будто в обход них в кухонном шкафу появилась большая серая кружка со смешным котом. В стакане со щетками к красной добавилась синяя. У двери стояли его большие мягкие тапочки, а в спальне теперь был отдельный ящик для него. Они завтракали и ужинали вместе, ложились спать и вставали, шутили и смеялись, как самая настоящая пара. В нем все ей подходило, будто парный пазл. Всё чаще бывали дни без бурной страсти, лишь с чашкой покорна у телевизора или молчаливой прогулкой в парке. Однажды Оля, забыв закрыть окно с кабинете простудилась, слегла с температурой, он с молчаливой настойчивостью отпаивал её малиновым чаем и два дня строго присматривал, пока не убедился, что она в полном порядке.       Они так много времени проводили вместе, что брюнетка засомневалась в существовании у Паши кого-то ещё, кого-то о ком говорилось в начале их недоотношений, но прежде, чем сомнения переросли в уверенность он сказал, что по четвергам будет занят. Вот так просто, будто внёс в расписание. А что будет дальше? Кто будет на среду? Какой день он выделит ей? Да он прекрасен во многих отношениях, даже его неуклюжая полная молчания и упертости забота были невероятно, отчаянно очаровательны. Не удивительно, что кто-то уже позарился на все это. Сначала она злилась, сердилась, в гневе чуть было не разбила его кружку, которую сама же и купила, будто невзначай прихватив ее в супермаркете, куда они ходили за продуктами к ужину. Но он всегда возвращался в пятницу, рано утром ли, или после смены к вечеру, но возвращался, без слов и расшаркиваний входил назад в привычную ей коллею, как ни в чем не бывало, да только она так не могла. Стоит ли назвать это чувство ревностью? Возможно. Точно. Однако точно было и то, что узнав о нем Паша тут же скроется в тумане. Ему, человеку не терпящему привязанностей едва ли понравится, что его ревнуют, какой бы удобной ни была постель рядом с ней, как бы сильно не устраивали его их совместные вечера. Брюнетка была лишь одной из, и сегодня и все дни до этого. Тогда Оля стала ещё ревностнее в их совместные ночи, будто изо всех сил старалась пометить его тело: кусалась, царапалась, оставляла засосы, думала, что он будет злиться, но вместо этого получала не менее страстные ответы уже на своём теле. Она стала более подозрительной, более напряженной. То чувство спокойствия и безопасности, что всегда возникало рядом с ним исчезало стоило ему пропасть из виду. Это начало становится проблемой. Пунктиком, который не даёт спать. Тогда она решила проследить за ним. Как будто он был что-то должен ей, как будто что-то обещал, но вместо ожидаемой квартиры очередной любовницы он пришёл в больницу. В хоспис...Узнать удалось лишь то, что он приходит к родственнику. Он ведь ни разу не обмолвился об этом. Стал ли он более грустным? Стал ли более задумчивым? Она не обращала на это внимания, занятая своими переживаниями. А он? Он что-то замечал?       Ей бы очень хотелось спросить, в чем дело, что у него случилось, к кому он туда ходит, но как сознаться, что она больше не хочет быть просто любовниками, людьми, делящими постель и тела друга друга. Что она хочет разделить и жизнь, и слезы, и любовь, как в том стихотворении. Последним гвоздём в крышку гроба этих недоотношений стал, как ни странно Ареьфев.       Четверг. Середина шестого месяца, как Она встречается с Рыковым. Его нет. Он в этом своём хосписе, с кем-то родным для него. В двери стучат. Она осушила почти полную бутылку вина и на секунду радуется, что это, возможно, он пришёл, но там стоит Рома. С огромным нелепым медведем в руках и новой бутылкой вина. Она сама не знает зачем впустила его. Они долго болтают, вспоминают былое, точнее это делает он под ее вялые поддакивания, ей плевать на него, на его попытки что-то там вернуть, на слова о том, что он изменился и готов меняться дальше.       На часах 6 утра, когда ключ в двери тихо поворачивается и внутрь заходит Паша. Сначала он кродется, видимо пытаясь не разбудить, но услышав ее звонкий смех удивленно разглядывает парочку. Криво улыбается. Ей бы следовало предупредить его, что будет не одна, но ничего страшного, они же договорились спокойно относится к другим партнёрам. Умом он это прекрасно понимает, а в груди разрастается бешенство. Хочется разбить этому пижону морду в кровь. Паша знает его, бывший муж, бывает же так, что бывшие сходятся. Тут и подавно не хочется уходить сейчас и он бы не ушёл, если бы не услышал пьяный Олин голос: -А ты чего пришёл, Паш? - ей кажется, что еще рано, что на дворе вечер четверга, он должен прийти завтра, но Рыков понимает все по-своему -Я же не знал, что тут кто-то будет...может он уйдёт, а Оль? - она хмурит брови, соображая -Почему это?- позднее он и сам не может себе объяснить какого черта наделал. В два широких шага оказывается рядом с Арефьевым, поднимает его за ворот пиджака и резко пихает в сторону выхода, тот возмущается, говорит, что уйдёт только если Оля захочет, а та просто молча наблюдает эту странную картину. Оставшись с ним наедине пытается в своём пьяном мозгу сложить пазлы происходящего. -Ты пьяна, иди спать, - спокойно говорит он, но Оля упирается в его плечи руками и разозленно заявляет: -Ты вообще кто такой, чтобы мне что-то указывать, отобрал у меня мужика, думаешь я только с тобой сплю, ты кем себя возомнил, - с каждым новым словом он все больше злится. Одним рывком поднимает её и уводит в постель. Арефьева брыкается, ругает его на чем свет, пока в конце концов ему не удаётся её уложить. Оля даже во сне разозленно сопит, такая милая... Паша устало присаживается рядом, на самый краешек кровати, пока она во сне перебирается со своей подушки на его. В груди что-то больно щемит. Так больно...Он думает, что оставшись сделает ошибку, ревность, любовь а это именно они топят его с головой, так ведь нельзя, сколько раз он уже натыкался на колья этих чувств, он уходит, на последок оставив стакан с водой и аспирином на тумбочке и записку: -Я думаю нам стоит остановиться на этом.