Как я могу?

      Первое, что Оля заметила, проснувшись -это отсутствие мягкой тёплой печки под боком. Она точно помнила, что у него сегодня выходной и по этому случаю взяла выходной себе, планируя провести его вместе. Память пока не отзывалась, прошлый вечер был чем-то бесконечно далёким. Оглянувшись, заметила заботливо оставленный стакан с водой и улыбнулась. Значит Паша все-таки был тут. Запив таблетку живительной жидкостью заметила небольшой листок бумаги. Рыков не был любителем записок... -Я думаю нам стоит остановиться на этом, - Оля несколько раз перечитала строчку, никак не получалось сообразить, что же это значит. Поднялась, все ещё раздумывая, и пошла на поиски мужчины. Стоило выйти из спальни, как сознание прояснилось: -Ты вообще кто такой, чтобы мне что-то указывать, отобрал у меня мужика, думаешь я только с тобой сплю, ты кем себя возомнил? - даже если он и не любил её, такие слова наверняка бы задели его гордость. Они фактически жили вместе, делили кров и еду... Оля почувствовала острую необходимость извиниться и тут же начала искать телефон, который вскоре себя обнаружил на обеденном столе. На экране высветилось "Паша", сердце пропустило удар, и она подняла трубку. -Привет, как самочувствие? - голос был немного грустным, но он старался влить в него как можно больше оптимизма. -Я в порядке, а ты? -Да тоже хорошо, я вчера ушёл и оставил свои вещи, ты их в пакет покидай и выброси...- она зависла, верить совсем не хотелось, но с другой стороны все к этому шло, слишком сильно она расшатала лодку своими так не к месту появившимися чувствами.  -То есть ты уже все решил? -Ну а чего, ты же и сама понимаешь, слишком мы с тобой задержались, ты, конечно, звони если что, для тебя я всегда свободен, - он усмехнулся, на заднем фоне послышался женский голос.  -Ну все, мне пора, отдохни, пей больше воды, в аптечке регидрон должен быть -Хорошо, - звонок отключился, брюнетка обессиленно опустилась на стул, растерянно глядя на пустой экран.        И ведь знала, что так будет, знала, что рано или поздно им придется расстаться. Полное опустошение, вот, что это было. Она согнулась, оперевшись локтями в колени, и тяжело вздохнула. И кого же тут винить, когда она сама захотела таких легких на отпуск отношений.  В дверь кто-то нерешительно позвонил. -Ну и кого там еще принесло? – зашипела она и поднялась. -Мне очень жаль, у вас осталось от силы пара часов. – Паша выключил телефон и кивнул. -Я понимаю, спасибо, - медсестра грустно улыбнулась и пропустила его в палату. Ему всегда казалось, что свет в больницах очень холодный. Как и теперь. Она такая маленькая, худая, в этой дурацкой больничной пижаме и шапке, которую они вместе связали несколько лет назад, когда у нее впервые выпали волосы после химеотерапии. Вчера она перестала его узнавать… Сколько лет они боролись… Сколько было пролито слез и пережито боли. Он так сильно любил ее, что готов был забрать всю ее боль себе, но тогда почти десять лет назад она успешно вышла в ремиссию и сказала, что хочет повидать мир. С тех пор его жизнь превратилась в одно сплошное ожидание. Она возвращалась примерно раз в год, когда ей казалось, что снова случился рецидив, а он тут же начинал вить вокруг нее гнездо, таскать по больницам. В ее отсутствие боялся привязаться к кому-то, к кому-то кроме нее, ведь все они уйдут, а это оказывается так больно. Это он держал ее за руку, когда она выла от боли, это его скручивало в одинокой пустой квартире, когда она уезжала. И вот последний рецидив уносит ее, такую короткую жизнь. Недавно она сказала, что не жалеет, что прожила и перепробовала достаточно, что уходит спокойно. А как же он, что теперь делать ему? Она бормочет что-то на испанском, улыбается иллюзиям, посланным умирающим мозгом. Если бы он только мог, вернулся бы туда, на десять лет назад и не дал бы себе полюбить ее. Ее накрывают белой простыней, такой же холодной, как все вокруг, как его остывающее сердце. Паша выходит на улицу и глубоко вдыхает промозглый воздух, даже здесь холодно. В кармане пищит телефон, а на экране высвечивается: «Оля». Сейчас ему бы ни с кем не разговаривать, забуриться в ближайший бар и глушить алкоголем боль, но он берет трубку, берет, потому что это ОНА. -Паша, мне плохо, не знаю, что делать, не скорую же вызывать, - она усмехается, но явно пьяна, в голосе столько неприкрытой скорби, печали, что это отдается почти невыносимой мукой внутри него. Опять дорогой ему человек страдает, он слегка покачивается, почти потеряв равновесие от накатившего чувства вины. -Что с тобой, что болит? – взволнованно частит он в трубку, кажется еще немного и участившийся пульс разорвет ему сердце. -Сердце, - воспринимать сарказм и метафоры он сейчас просто не в силах, не тогда, когда у тебя на руках умирает любимый человек, а второй таким грустным голосом говорит о болезни, он делает еще пару шагов до больничной оградки, сжимает побелевшими пальцами прутики. -Может давление? –нервно соображает, что сейчас будет лучше сделать, не стоит ли отправить к ней кого-то в более здравом уме, чем он сам. -Приезжай, - одного ее слова достаточно, чтобы он бросил все и помчался по давно заученному адресу.       В квартире царит полумрак, но свет от включенного телевизора ярко выделяет подвыпившую, так и не переодевшуюся Олю, в ее руках пустая бутылка из-под вина, которую она продолжает крутить в ослабевших руках. Паша пристально оглядывает ее на наличие повреждений или других признаков катастрофы, но судя по всему она просто пьяна, его немного отпускает. -Выпьешь? – слова звучат глухо, будто падают на пол, не долетая до адресата. Он молча кивает. -Налей и мне тоже, - чуть покачиваясь, сгибается и ставит-таки бутылку на пол. Два пальца от донышка. Ему не помешает немного выпить, ей видимо тоже. Сердце продолжает отбивать свой тревожный ритм, даже когда он садится рядом, еще раз убеждаясь, что она лишь пьяна и только, но второй день подряд…Это же явно нехорошо. Осторожно вкладывает стакан в слегка трясущиеся пальцы. -Удивительное дело, живешь с человеком, а он делает тебе все больнее и больнее, - он думает она говорит о нем. Ну почему это так трудно, почему так тяжело? -Арефьев приходил, опять, - она усмехается, делает короткий глоток, морщится. -Все вспомнил представляешь? И как изменял мне и как…-на лице тут же отражается гримаса боли -Вот у тебя Рыков были когда-нибудь серьезные отношения? – он молча болтает в руке стакан, вдруг резко опрокидывает его в себя, быстро выдыхая и глядит в глубокие голубые глаза. -Были, она сегодня умерла, - ее зрачки, от удивления, расширяются еще больше, переводит взгляд на свой полупустой стакан и делает то же, что и он минутой назад. Вновь смотри в его глаза. В них боль, глубокое отчаяние и…что? Решимость? Он тянет ее к себе резким движением, впечатывает в свои губы, вкус вина и шоколада, она отвечает не сразу. В его руках ее тело в родном доме. Стаканы с гулким стуком падают на пол и укатываются куда-то. Он жарко дышит, зацеловывая желанные губы, стягивает с нее ненужную одежду, руки уже блуждают в своем собственном танце. Паша слегка отстраняется, снимая футболку, приспуская штаны с боксерами. Ощущение, будто не виделись целую вечность, а может и дольше. Ни он, ни она не могут думать о том, как это выглядит сейчас.  В каком они оба отчаянии. Его потрясывает от перевозбуждения, от перенапряжения, Оля тянется к его плечам, прижимая к себе, ближе…еще ближе. Движения резкие, рваные. Разве диван всегда был таким маленьким? Паша приподнимается, подхватывает брюнетку на руки и уносит в спальню, вот он простор для действий. Простыня быстро оказывается в абсолютно негодном состоянии, сминаясь комьями под беспорядочно движущимися телами. К разрядке почему-то идут долго, дольше, чем обычно. В конце концов она чувствует финал и закинув ноги ему на поясницу притягивает ближе к себе. Паша все еще слишком возбужден чтобы ждать, почти хнычет у нее под ухом чтобы отпустила, и она выпускает. Сколько еще он продолжает изводить ее. Оля уже протрезвела и теперь его глухие полу-стоны полу-всхлипы от почти любого ее касания вызывают лишь приступы эмоциональной боли, а не возбуждение, он выходит из нее и пытается сделать все сам, осознавая, что итак затянул со всем этим, она недовольно мычит и тянется руками, к болезненному стояку. -Все хорошо, - шепчет она, покусывая и тут же зализывая разгоряченную кожу на его груди, продолжая манипуляции руками и наконец все получается. Оля тянется к его губам с поцелуем, но внезапно поменяв траекторию касается лишь щеки: -А теперь спи, - он благодарно мурчит что-то, натягивает на них обоих одеяло, а она привычно прячется у него на груди, чтобы завтра навсегда расстаться.