Минута слабости

Иногда мысли сжирают тебя изнутри. Они отвратными червями ползают по твоей черепной коробке, дёргают нейроны, тревожа тем самым и без того больное сердце. Особенно эти мысли противны, когда, после стакана высокоградусного напитка, перерастают в воспоминания. Майки ненавидел воспоминания. Они грязной паутиной сковывали его тело, норовя приковать к кровати, чтобы он более не смел двигаться и делать то, что делает… Стакан в руке опасно вздрагивает и Сано чудом удерживает его в холодных ладонях, не давая разбиться о стеклянную поверхность стола. — Какой отвратительный ром. — На дно бокала он смотрит, недовольно кривя губы. Жидкость поблескивает, отражая слабый свет софитной лампы. Янтарные блики перебираются от края стакана, к его внутренним стенкам, отражаясь на столе блеклыми зайчиками. — Не смотри на меня так… — Бурчит, ближе наклоняясь к стакану. В отражении алкогольной глади вовсе не его лицо… Там ему видятся глаза старого друга. Абсолютно янтарные. Почти звериные. По-кошачьи наглые. Майки пялится в стакан ещё какое-то время, изредка дёргая кистью, чтобы мелкие волны развеяли столь неприятное видение, но это не помогает. Глаза все также пристально пялятся на него, неизменно осуждая. Манджиро рычит, хмурится и дёргает бокал сильнее, да так, что часть рома выплёскивается из стакана пачкая белый ковер. Силуэт исчезает, но ощущение, что на тебя смотрят, все ещё оседает на коже, заставляя спину покрыться мурашками. — Чтоб тебя! Треск и разлетающиеся по комнате осколки. На стене влажное пятно… Если бы не сероватый цвет, Майки бы почудилось, что это кровь. На ноги встаёт неуверенно, пошатываясь и балансируя руками, как если бы шел по канату, подвешенным над пропастью. —… ненавижу…— он шепчет это в пустоту подъезда, пытаясь попасть ключами в замочную скважину дверей собственной квартиры. — Просто ненавижу. — С третьей попытки он сдается, чертыхается и спешно летит вниз по ступенькам. Эта квартира душит его. Сжирает с самого первого дня ее приобретения, и он все понять не может в чем проблема. Почему в ней так пусто, темно и холодно… Осень всегда раздражала своей безобразной прохладой, но радовала ранними сумерками. На склон Майки выползает все так же пошатываясь. Перед глазами плывут пейзажи, да и в целом ему с трудом удается разглядеть ряд фонарей перед собой. Его знобит, ведь это каким придурком нужно быть, чтобы выйти на улицу в одних спальных штанах? — Ненавижу… — повторяет, как в бреду, прислоняясь плечом к небольшому железному забору у тротуара. — Ты ведь о себе? — хрипловато, как из-под толщи воды приглушённо. Майки вздрагивает, оборачиваясь. Никого. Лишь темный пустой переулок. Он смотрит в темноту, вглядываясь в жуткие тени домов, но разглядеть ничего так и не получается. — Я… Его прерывает протяжное, до одури громкое мяуканье. Внизу. Прямо у его ног сидит кот. Огромный, черный как нефть, с жуткими янтарными глазами… Глазами цвета рома.