***
Их команда была и без того невелика, сказал веснушчатый мальчишка, протягивая абразив и швабру, а пропажи значительно её проредили. С робостью он спросил: — Ты правда сможешь помочь, Винц? — Не со шваброй в руках. — Но капитан сказал… — Срать я хотел на твоего капитана. Ты обещал показать, где спят. Он помялся, пробубнил что-то себе под нос, но смирился, и с ведром, в которой гремел абразив, и шваброй в тонких руках побежал к спуску на нижнюю палубу. Человек было двадцать. Запомнить легко, да и Винцент ограничился только тремя лицами: мальчишка Таман, матрос, караульный кенку Звонарь (он, как и все кенку, лишённые крыльев и фантазии полуптицы, копировал звуки; речь его — звон медного колокола, иногда оглушительный) и Дайон. Дайон — интендант, боцман и бондарь в одном лице, втором по важности на корабле. Винцент бы не обратил на него внимание, но Дайон первым выказал неприязнь и во всеуслышание объявил, что если они начнут набирать «таких» (пояснений, каких именно, не последовало), то скоро пойдут ко дну. Польза посмеялся над мнительностью и недоверием, но ничего не сказал. Пользы от него никакой. Дайон не выглядел как человек, подходящий хотя бы на одну из списка всех приписанных ему должностей — Винцент понимал это и без знания, чем занимались квартирмейстер, боцман и бондарь. Слишком молодой, слишком резкий в высказываниях и, как оказалось, невыносимый перфекционист и педант. Он требовал больше, чем мог получить, и всё это изматывало команду — об этом по секрету шепнул Таман. Винцент воспринял его неприязнь как должное: бывало и хуже, да и большая удача — на двадцать человек встретить лишь одного так к себе настроенного. Он видел полные враждебности деревни, особняки, семьи. Города. Таману понравился Костя, и он сам пытался понравиться Винценту. Потому драил палубу один, а в свободное время делился разным. Разговаривать больше ему, наверное, было не с кем — мальчишка чертовски болтлив, и остальные слушать его уже устали. На второй день Польза растолкал его с утра пораньше. Винцент вскочил, едва не упав с гамака, в котором запутались ноги. Он не справился с неожиданными сетями полностью, когда спросил: — Какого хрена? — Ты кричишь во сне, — Польза обернулся на Тамана, прижавшегося спиной к стене и виновато топчущегося на месте. — Прости, Винц, — пискнул он с опущенной головой. — Звук такой, будто тебя режут. — А еще не драишь палубу. Винцент спросонья, с болью в голове и недовольством прерванным сном, нахмурился, вцепился в гамак, будто боясь, что его стащат. — Почему бы тебе не пойти нахуй? Я сказал, что не буду этого делать. Польза взглянул на него с усталостью родителя, вынужденного слушать капризы ребенка, а после жестом подозвал Тамана. На руках у него сидел рыжий капитанский кот, существо абсолютно несуразное — с длинными лапами, длинным телом, но маленькой головой, на которой глаза смотрели в разные стороны. Кот на корабле был единственным счастливчиком: «Кудрявая Бет» не знала недостатка в мышах. Он спрыгнул к Винценту на колени, когда Таман подошел ближе, ткнулся в руку и замурлыкал, пока случайно лапой не задел дремлющего рядом Костю. От неожиданного касания к холодной коже кот подскочил вверх, нелепо и резко, упал на бок и, извернувшись, бросился к лестнице — на все ушло не меньше секунды. Винцент рассмеялся. Улыбку как рукой сняло с лица, когда Польза, обхватив запястья Тамана, развернул ладонь кверху; пальцы его, вцепившись в винцентово плечо, заставили склониться. — Смотри, щенок, — процедил Польза, — смотри внимательно. В полутьме трюма ладони Тамана сначала показались все измазаны грязью, пока в нос не ударил металлический запах. Винцент стушевался, но нашёл в себе силы (или наглость) гневно посмотреть на Пользу. — Пусть наденет перчатки. — Найди их. В море, мать его, — не сдержавшись, он встряхнул Винцента. — Я не взял с тебя денег. Мне глубоко плевать, поможешь ли ты, как обещал. Но работать придется наравне со всеми. Польза отпустил и его плечо, и мальчишеское запястье, не стал ждать ответа, а просто поднялся на палубу. Таман выглядел виноватым. Он извинился снова, прежде чем пропасть, но Винценту до его извинений дела не было. Днём под пекущим солнцем Винцент остановился на палубе. Прошлым Порт еще виднелся издали, но теперь вокруг лишь морская пустыня, иссиня-зеленая гладь, блестящая до рези в глазах. Над головой скрипел такелаж и раздувались паруса, и изредка ветер доносил обрывки фраз из чужих разговоров. Оперевшись на борт, Винцент смотрел на спину Тамана, подыскивая нужные слова. Слушал, как редкое шипение, вырывавшееся, когда соленая вода заливала раны, сливалось с шёпотом волн. Хватило его не надолго. — Пацан. Таман вздрогнул от неожиданности, обернулся и улыбнулся. — Винц! Как день? Ты уже ел? Опять галеты, как тебе? Мне уже кажется, что овощи и мясо были в прошлой жизни. Хотя, что овощи… фрукты! Вот бы яблок, или лимона, или… Тебе, наверное, тяжелее, да? Не привык? А что обычно… — Подойди сюда. Осёкшись, Таман замолчал, нехотя поднялся и медленно подошёл. Он, может быть, ждал, что ему влетит за произошедшее утром, но Винцент протянул баночку с мазью. Взяв её в дрожащие руки, Таман осторожно спросил: — Что это? — Заживать быстрее будет. Теперь дуй отсюда. Моя очередь. — Но… Ленивым взмахом Винцент погнал его на отдых. В момент, когда расцвело конопатое лицо, он почувствовал укол совести: Таман был мальчишкой, которому стоило, пожалуй, драться с такими же сопляками на деревянных мечах и гонять гусей по деревне. Но он здесь, в море, стирал руки в кровь. Винцент со вздохом окинул палубу взглядом, удрученно задержавшись на ведре с розоватой от крови водой, и взялся за работу.***
К вечеру было не совсем ясно, от чего именно рубашка такая мокрая — от воды или от пота? Винцент успел сотни раз проклясть придумавшего эту ересь с мытьем человека. Мышцы ныли от усталости, даже мимические, и встать в конце дня получилось кое-как. Проходя мимо Дайон с недовольством сказал, что палубу драят два раза в сутки, а Винцент потратил на один почти целый день. За это вполне справедливо был послан в известном направлении. Качка корабля на волнах стала будто ощутимее. Винцент медленно пошёл к спуску в трюм, когда опасно начал крениться в сторону; голова пошла кругом, а тело вдруг оказалось невообразимо тяжёлым для ног. Что-то вовремя попалось под руку — на это успел опереться и удержался. Повернувшись, Винцент увидел Пользу, поддерживающего под локоть. — Неплохо справился. — И сам знаю. Должно было звучать ядовито, но получилось устало. Винцент отстранился. — Пить будешь? — спросил Польза. — Оставь свои «кнут и пряник» для остальных. — Не хочешь? Есть не только ром. — А пиво? — Нет. Портится быстро. Вино? Винцент скривился. — Давай свой ром. До каюты капитана, расположенной наверху, он был готов ползти; трясущиеся ноги не держали, а руки упрямо не хотели хвататься за перила. В конце концов, Польза, подхватив его вновь, помог добраться до двери. Внутри было роскошно до смеха: двуспальная кровать с балдахином не подходила к пёстрому ковру на полу; на стенах гобелены и карты висели вперемежку; часть свечей горела в серебряных изящных подсвечниках, а часть — на отломках чугунных листов. Два стула, совершенно непохожие друг на друга (тонкий и аккуратный один, тяжёлый и способный вместить двоих второй), стояли рядом со столом, ножки которого украшены резьбой. С губ Винцента слетел смешок. Он опустился на стул побольше и забросил ноги на подлокотник, дожидаясь, пока Польза нальет ром ему и вино себе. Кубки тоже были разные: серебряный, с чернотой на гравировке, и алюминиевый. Лишней скромности места не нашлось — Винцент взял себе тот, что дороже, а Пользу это не смутило. — Сколько людей было раньше? — Восемьдесят. — И ты продолжаешь выходить в море? — У меня мать одна. Винцент сделал первый глоток, смутно представляя себе глубину чужих чувств — из раза в раз Польза терял людей, по пять за неделю, лишь бы проведать мать? У Винцента не было матери, и он решил, что не пошёл бы на такое. Хотя, может быть, ради отца… После этой мысли все со скрипом, но встало на свои места. — А перевезти ее сюда? — Она не переживёт путешествия. Не тот возраст, увы. Как тебе? — Польза кивнул на ром. — Как моча. — Бедняжка, — с наигранным сочувствием ответил он, но подлил ещё. — Почему «Кудрявая Бет»? — Так звали женщину, которая сделала меня мужчиной, — немного погодя, Польза добавил, — портовую шлюху. Винцент присвистнул, не зная, чему удивляться: кораблю, названному в честь проститутки, или… — Мне казалось, мужчиной делают немного иные вещи. — Честь, сила и гордость? — Член, вообще-то. Польза рассмеялся. Его кот вскочил на стол и принюхался к открытой бутылке; запах рома ему не понравился, так что он прыгнул на колени Винцента и свернулся калачиком. Костя остался в трюме, в любимых темноте, прохладе и сырости, и теперь не привыкшего к жабам кота вряд ли что-то могло напугать. Винцент погладил его за ухом, вспоминая те десятки черных кошек, которые вились вокруг его дома. Тепло улыбнулся. Ром распалил, вскружил голову и смягчил боль в руках. Откинувшись назад, Винцент чесал кота, наслаждался покачиванием и вспоминал, на чём прервался сон — может, было в нем что-то важное? — Это, кстати, отвратительное занятие. Я про палубу, — не открывая глаз, сказал он. — Ты не первый и не последний, кто так думает. Но это нужное занятие, поэтому ничего не поделаешь. — Почему ты заставляешь того парнишку этим заниматься? — Я не заставляю, — оскорблённость промелькнула в голосе Пользы. — Просто больше некому. — Заставь Дайона. Он бесячий уебок — ему бы это пошло на… — …пользу. Ага. Он улыбнулся — Винцент это явно услышал и прыснул. — Почему Польза? — Это как «Кудрявая Бет». — Не дожидаясь уточняющих вопросов, Польза пояснил: — Ты можешь забраться на Кудрявую Бет в двух вариантах: как на девку и как на корабль. Но только в последнем случае ты проведёшь время с Пользой. Его улыбка приобрела самодовольный окрас, а пауза, которая наступила после, как будто была предназначена для комплиментов, но их не последовало. Винцент засмеялся. — Какая глупость! — Зато неплохо работает. — Никогда не поверю в то, что девушкам нравится твоё тупое остроумие. — На земле есть не только девушки, но поверь — нравится. — А в море? — А в море девушек нет вообще. Веселость ослабла. Пальцы Винцента сжали подлокотник, затуманенный ромом и разговорами взгляд приобрел ясность и настороженность. — Ты же не… — Да уберегут меня боги! — Польза всплеснул руками. — Нет, я никого не насилую. Особенно тринадцатилетних мальчиков. Особенно тех, кому это слишком неприятно. Винцент с облегчением вздохнул, не заметив и намека на ложь. — Слишком неприятно? Что ты имеешь ввиду? — То, что ни один ребенок не променяет крышу над головой на снасти без причины, — загадочно ответил Польза. — Из тебя все надо клещами вытаскивать? — Нет, зачем же? Просто правильно задавай вопросы. — Что такое могло приключиться, чтобы он сбежал из дома? Пальцы с кожей цвета морской волны сжались на лежащем среди карт и книг кинжале. Польза играюче подкинул его, он описал полный оборот в воздухе прежде, чем оказался ловко пойман. — У него не было дома, но был похотливый отчим. Винцент скривился. Подлил себе ещё рома. — Мерзость. — Здесь все такие. Со странностями. С мутными историями. Я капер, а не честный торговец, — лукавая улыбка коснулась голубых губ. — А к нам от хорошей жизни не попадают. — Это что-то незаконное? — поинтересовался Винцент, склонив голову на бок. — Как пират? — Почти, но с разрешения властей. Я могу грабить всех, кого они сочтут врагом, — Польза опустошил кубок одним глотком. — Точнее, мог, но увы… Бутылка рома постепенно подходила к концу, сон накатывал на сознание, как волна на берег, то захлестывая полностью, то отступая. Вдалеке пела девушка, а туман, густое молочное облако, стелился над водной гладью. Тонкий голос — маяк, ведущий к цели, невидимой, но желанной. Скрипуче подпевали ванты, тяжелые и толстые веревки, корабль качался, а вода шептала что-то на своём, непонятном, не замолкая, словно отчаянно пыталась донести какую-то важную вещь до сонного ума. Вдалеке пела девушка, и Винцент узнал песню, ведь уже слышал её во сне.***
— Пас. — Пас. — Поддерживаю. Дайон подвинул к центру бочки медяки, потёртые и непригодные для использования. Такие уж ставки — деньги в море ни к чему, так что выигрыш чисто символический. Не всем это понравилось, и кто-то предложил играть на раздевание, но тут — удивительное дело — что Дайон, что Винцент яро запротестовали. Хоть в чем-то сошлись мнениями. Теперь, правда, за импровизированным столом они остались вдвоём. Винцент пасовать не собирался, хоть и блефовал. То, что Дайон поддержал ставку, стало неприятной неожиданностью. — Хорошо. Желтый свет масляной лампы осветил одновременно брошенные карты. Винцент поджал губы, Дайон скривился. Остальные рассмеялись. Карты у них обоих были хуже некуда. Даже без пар, а так, солянка из всего. Они разделили банк, Винцент перетасовал карты и раздал по новому кругу. — У тебя хорошо получается, — заметил Таман, легко читаемый и осторожный. — А то, пацан, — Винцент довольно улыбнулся. В полутьме натянутость его улыбки не так заметна. — Надо быть наглее, понимаешь. Ну-ка, — он вернул карты в остаток колоды и придвинулся ближе, — мы за одного будем играть. — Так нельзя, — серьёзно сказал Таман. — Можно. — Да, а почему нет? — Рука Пользы с кружкой рома взметнулась вверх. — Это интереснее. Он напился и бросил игру спустя два паса, проиграв все, что было. Винцент за несколько дней насмотрелся на то, как он управлялся с кораблем — ладно и на совесть. Команда, хоть и испытывала недостаток людей, будто не ощущала его на себе в полной мере; а, может, так просто казалось со стороны. В любом случае, моряк из него был лучше, чем игрок, о чем ему Винцент и сказал. Ответом стала лишь пьяная, немного виноватая улыбка, как бы говорящая, что заслуги самого Пользы в этом немного. Часть успеха обеспечивало наследие, и часть — требовательность Дайон, по его словам. Винцент шептал Таману на ухо, что делать, когда начали снова. Польза попытался заглянуть к ним в карты, но был отогнан небрежными взмахами. В отместку его и меха с ромом лишили — тот пошёл по рукам и вернулся на прежнее место пустым. — Мне кажется, лучше… — Уравнять. Давай. — Но… — Уравниваем! — Винцент подвинул монеты к центру, пропустив мимо ушей тихие возражения. Его завершение прошлой игры приободрило остальных. Мухлюет опять, думали они, а Винценту все невтерпёж было поделиться маленьким подарком, припрятанным в рукаве при раздаче карт. Только момент пока неподходящий, но ничего — никакого терпения ради триумфа не жалко. Пришлось положить руки на плечи Тамана, и этот жест Винценту, даже подвыпившему, дался с трудом. Худющий мальчик замер, задрав голову, но это осталось незамеченным, как и мысли его — неразгаданными. Из оцепенения Винцент вырвал его, когда настала их очередь добавить к своим ещё одну карту. Пришло время показывать комбинации, и легким движением руки одна из четвёрок сменилась пятёркой. Одномастные пять последовательных карт упали на бочку. — Не-ет, он опять! — Уберите его из-за стола. — Сукин сын. Под разочарованные вздохи и смех Пользы Винцент с победной улыбкой весь выигрыш оставил Таману, сказал, что устал, и вышел. На палубе ветер выл, гуляя между мачт, и трепал волосы резкими порывами. Звезды мерцали в иссиня-черном небе над головой, но скрывались ближе к горизонту за тучами, подступающими к ним. Медленно, но неотвратимо. Винцент поежился, кутаясь в плащ. — Винц? Он обернулся. Таман оставался в одной рубашке. — Надоело выигрывать постоянно? — неловко улыбнулся он. — Ни капли. Разве это может надоесть? — Никогда не узнаю, — он пожал плечами и вытянул руку, — ты знаешь, что дальше? — Вода, наверное. — Я про Хребет. Там скалы дальше — цепочка такая. Красиво очень. Туда Польза в молодости корабли заводил. Он рассказывал. — Зачем? — Чтобы грабить. Они попадали на скалы и не могли сдвинуться с места. Ну, те, кому ума не хватало, чтобы заплыть. — Любопытно… — Винцент сощурился, будто пытаясь разглядеть упомянутые скалы. — И сейчас он через это место ходит? — Сейчас? Нет… вроде бы, не ходит… Я не знаю… — Что значит, ты не знаешь? Озадаченность Тамана сбила Винцента с толку. Он нахмурился, голос обрел резкость и твердость. Протирая шею нервным движением, Таман мялся, открывал рот, как рыба, но слова для объяснений у него не находилось. На лице отразилось сожаление о том, что он вообще начал этот разговор. — Я не помню, — под пытливым взглядом Таман потупил свой. — Мы просто в какой-то момент оказывались у берегов, и все. Извини. — Я-то тебя извиню, но что это дает? — Н-ничего. Я хотел… спасибо сказать еще, — он выглядел так, словно сейчас расплачется. — Хорошая очень. Мазь, то есть. — Ясно дело, что хорошая. Я же делал. Они постояли ещё какое-то время, пока не начали расходиться собравшиеся в трюме. Винцент спустился, лег на гамак. Храп, к которому, как казалось, он уже успел привыкнуть, мешал спать. Беспокойно ворочаясь, Винцент встал. Он растолкал тех, кто был рядом, и спросил, как они проходили хребет. Один отмахнулся, второй был слишком пьян, третий осыпал ругательствами. Винцент пошёл дальше. — Не помню. — Мы его проходили? Разве? — Ты о чем? Не проходили мы его. Не видели рядом даже. — Мы же его огибали. Кажется… Я не помню. Ложись спать. — Пошел нахрен, — отозвался Дайон. До самого утра Винцент так и не уснул. С рассветом он выскочил на палубу под колокольный звон и, уперевшись руками в борт, приподнялся на цыпочках. Бледно-золотая с розовым заря занималась у горизонта, клубились тучи. Паруса окрашивались в алый, полным ходом неся «Кудрявую Бет». Куда же? Винцент вгляделся в горизонт. Скал видно не было. Пригретая на груди связка полыни, чертополоха, дербенника и мандрагоры отчего-то жгла сквозь ткань рубахи.***
Винцент проснулся от колокольного звона и с удивлением обнаружил, что каюту Пользы так и не покинул. Прошлым вечером они выпили снова. Не столько потому что Винценту понравилась компания капитана, сколько из-за попыток понять, как пролегал их путь. Польза (капитан!) ответы дал невнятные, такие же, как и у всех остальных: не помню, не знаю, какая тебе разница? И после Винцент поспешил забыться, в алкоголе надеясь утопить тревогу. Он, как встал, сразу схватился за спину. Уснул на деревянном стуле, и ночь в таком положении не прошла без последствий. — Охереть, старею, — с недовольством заметил, протирая простреленную острой болью поясницу. Еще и шея ныла, и руки не слушались, и все как-то «через жопу». На негнущихся ногах Винцент вышел. Было тихо. Очень тихо. И ночь не прошла. Он поднял голову, пытаясь разглядеть через холодную, будто осязаемую мглу караульного, но его, яркого и похожего на попугая, видно не было. А звон? Его ведь речь… Винцент огляделся еще раз, чувствуя себя чуть лучше, чем слепой: за туманом скрылась луна, но вдалеке покачивался одинокий фонарь, бледно-желтым светом привлекая внимание. В окружении липкого холода Винцент пошел к нему, озираясь. Горло будто сдавило, но, переборов это ощущение, он тихо позвал остальных. Голос пропал в плотном облаке тумана, из-за которого корабль словно увеличился в размере: когда показался край лестницы, ведущей на нижнюю палубу, Винцент был уверен, что прошел до нее расстояние в разы большее, чем в прошлые дни. Он вздрогнул, когда из тумана медленно выплыло нечто черное, как обретшая физическое воплощение сама ночь, и сколотое по краям. Сначала справа, высокое, остроконечное, и слева — значительно меньше и шире. Их — скал Змеиного хребта — были десятки, и чем дальше, тем больше Винцент видел шпили, устремленные в небо, сточенные за года окружающими их волнами черные, как обсидиан. Остатки островов, брошенных когда-то здесь своими обитателями, ранее могли и цвести, и зеленеть, но теперь представляли собой лишь ужасающие острые пики, которые… Корабль встряхнуло. Внезапный скрежет оглушил, и Винцент вскрикнул, зажимая уши; не удержав равновесия, он упал на лестницу и только чудом не скатился вниз. — Блядь, блядь. Эй! Эй, чуму вам на голову, чем вы занимаетесь? — не тратя время на то, чтобы взять фонарь, Винцент спустился. — Встаем! Корабль напоролся на скалы! Его руки нащупали верёвки гамака, в воспоминаниях всплыло, что первый от входа принадлежал кенку. Винцент был близок к облегчению от осознания, что его-то звонкий голос поднимает всех вокруг на ноги, но гамак пустовал. Как и второй, и третий, и четвертый. Вместе с этим пришла ещё одна мысль: кроме него и кота никого не было и в капитанской каюте. Винцент дёрнулся, собираясь броситься к ней, но вовремя остановился, решив, что важнее сначала проверить всё здесь. В конце концов, в полной темноте он нашел Костю, а потом — живое, ровно дышащее тело. — Эй? Вставай. Вставай, блядь, кем бы ты… Хлёсткий шлепок опустился на руку. — Не смей… меня трогать! Дайон. О боги, из всех людей именно он… — Что ты делаешь посреди ночи, болван? — Нет, это я должен спрашивать! Мы сейчас, нахрен, утонем! Единственный плюс — больше Дайону слов не потребовался. Винцент услышал, как в темноте он спрыгнул с гамака и поднялся по леснице, и быстро пошёл за ним. — Свет! Мне нужен свет! После прочтённого заклинания над Винцентом в круг выстроились полупрозрачные мечи, мерцающие в темноте. — Так пойдёт? Дайон задрал голову, с недоумением спросив: — Ты… можешь дать мне один в руку? — Нет, я могу только в тебя его всадить, — честно ответил Винцент, смягчая тон, чтобы в этом не углядели угрозу. Дайона передёрнуло от такой перспективы. — Пользы нет. Никого нет — только ты и я. — Не могли же… не могли они просто в море пропасть… — А остальные? Они замерли, глядя друг на друга в призрачно-голубом свете от мечей, молчаливо готовясь к худшему: на всём корабле — только они вдвоём. Но в следующую секунду раздался плеск, и Дайон бросился на звук, не раздумывая. Винцент остался на месте, потому что после плеска услышал ещё кое-что, похожее на треск ореховой скорлупы или разрывающуяся мякоть апельсина… Или на ломающиеся кости и раздираемую плоть? — Польза! Капитан! Капитан, что вы!.. Прекрати! Собравшись с духом, Винцент приблизился и наконец узнал, куда все делись. Остатки команды, связанные люди, драконорожденный, кенку и Таман, сидели у края с наскоро сделанными кляпами во рту. Никто не двигался, даже не пытался, кроме Пользы, по очереди выбрасывающего каждого за борт. Дайон пытался докричаться до него, но не крики, ни удары кулаков, ни пощёчина не привели Пользу в чувство. Он делал то, что делал: механически, не задумываясь, упрямо и отточенно. Совсем рядом пела девушка, плескалась вода и звучал смех. Винцент перегнулся через борт. Желтый свет факела едва-едва дрожал на темных, будто бы густых, как масло, волнах. Сверкнула чешуя. Призрачно-белым пятном показалось лицо, черной — запачканная кровью голая грудь. Русалка улыбнулась, когда их взгляды пересеклись, показав выпачканные, влажно блестящие зубы. Их было шесть или семь; Винцент так и не смог сосчитать, потому что они сновали туда-сюда, иногда останавливаясь, чтобы поднять руки, поманить к себе… или попросить больше добычи. — Помоги мне! Боги, нет!.. Маг, маг! Винцент заставил себя оторваться от этого зрелища, и вовремя — Польза подхватил под локоть Тамана. После короткого взмаха руки один из мечей пронзил камзол и вошел в дерево палубы, пригвоздив Пользу к месту. Секунду, во время которой хватка Пользы ослабла, Винцент использовал, чтобы вырвать Тамана. — Пацан, пацан, посмотри на меня. — Винцент похлопал его по холодному лицу, надеясь, что безжизненному, замершему взгляду грубость способна придать хоть малую искру осмысленности. — Очнись же! Следующий удар заставил голову Тамана дернуться, но Винцент заметил, что взгляд изменился и открылся рот. — Слава богам. В ответ — нечленораздельное мычание. — Маг! Винцент! Остор… От пинка в живот Винцент упал, ободрав ладони об палубу. Все заиграло разноцветными пятнами перед глазами. Голубое с черным — Польза — подошло ближе и еще раз ударило по лицу. Винцент вскрикнул, чувствуя, как заклинание ускользает, и сконцентрировался на нём. Ликуя, когда оно не пропало, поднялся на ноги, но мальчишки уже рядом не было. Винцент увидел веснушчатое лицо, большие глаза, с мольбой и надеждой смотрящие на него, и руку, толкнувшую Тамана. То мгновение длилось всего ничего и вместе с тем — вечность. Винцент успел опереться на борт, его пальцы мазнули по ткани бридж. Он успел бы. Он обязательно успел бы, не хватило ведь совсем немного. Мальчик упал в воду, до конца смотря в его лицо; держа вытянутой руку, словно мог еще ухватиться. И вода окрасилась в алый, а плеск слился с хрустом тонких косточек и довольным смехом. — Винцент, мать твою, — Дайон дернул за ворот рубахи, оттаскивая дальше от края. — Он не останавливается! У меня нет оружия! Сделай что-нибудь, ну же! Польза взялся за следующего. Камзол делился надвое, как змеиный язык. Ещё один меч опустился и проткнул протянутую руку Пользы. Второй и третий воткнулись в ноги. Польза закричал, но остановился, а Винцент отрешенно подумал, что это было неплохо. Плоть — не ткань, просто так не порвется. Он описал круг двумя пальцами в воздухе, всеми остальными собираясь проткнуть дергающееся тело, когда Дайон повис на нем, едва не сбив с ног. — Все! Все, хватит! Польза, тяжело дыша, сидел на корточках и смотрел на Винцента. Пот стекал по его лицу, в глазах плескался страх загнанного животного. Свободная рука скользила вдоль лезвия призрачного меча, стараясь вытащить его из ноги, но клинок лишь оставлял на ней рану все более и более глубокую. Кровь стекала по лезвию и крупными каплями падала на носок сапога. Но Винцент этого не видел. Перед его глазами — чужие, расширенные в ужасе; за время, которое и на вздох не потратить, пропадающие в воде. Лицо с сохранившимися ещё детскими чертами. Секунда до. А всего, что после, как бы и не было. И дождем упали остальные мечи.***
Их осталось пятеро, из которых лишь трое способны работать. Пользу пришлось перевязывать с головы до ног, Винцент не выпускал кубок из рук и чаще подливал себе ром, чем говорил. Дайон отчитывал их обоих, проходя мимо. Оставшись единственным способным руководить человеком, он не упускал всякой возможности напомнить и, Пользе, и Винценту, какие они «бессовестные идиоты», «унылые куски говна», «бесполезные придурки» и «никчемные сволочи». И изо дня в день, корабль, столкнувшийся со скалами, продолжал стоять на месте, а вместо криков чаек звучала ругань. Одного она приводила в ещё большее уныние, пока второй будто был глух. На пятую ночь Дайон перевернул гамаки. Сначала Винцента, потом Пользы. Раздался мат, следом — крик боли. — Поднимайтесь, ублюдки! Из-за вас мы в такой ситуации! Расхлёбывайте! Рядом с головой промелькнул сапог. Дайон пнул воздух от бессильной злобы и накопившегося гнева. Как будто целился в винцентову голову, но передумал в последний момент или попросту промазал — не имело значения. Винцент всё равно замер на четвереньках и кое-как выдавил из себя: — Ты ебнутая? Язык в сухом рту ворочался, как слизняк по песку. — Да! Да, дьявол тебя!.. Стой, что? — Лицо Дайон потеряло краски. — Я не… — Ты — да. Винцент поднялся на ноги, скривившись от прострелившей голову боли. Острое желание выпить воды заставило его проковылять к лестнице, по пути бросив: — Утопленницы песнями зазывают мужчин. А ты дрыхла. Каждый раз, когда корабль останавливался здесь. — Он остановился на последней ступени и развел руки. — Или просто игнорировала? Поищи себе оправдания, пока я занят, хорошо? Он ждал яростных отрицаний и оскорблений, но их не последовало. Дайон осталась позади, вместе с распластавшимся на полу Пользой. Оказавшись на палубе, Винцент поёжился, приобнял себя: холодный ветер гулял среди мачт. Под резкими его порывами могли бы колыхаться поднятые паруса, но они сейчас были намертво примотаны к реям. Белые. Как саван. По-особенному белые под тяжелым серым небом с однообразными облаками. Мимо проскакал пестрый кенку, и Винцент без особого интереса спросил, как дела. Колокольный звон отозвался жжением в висках — будто в голову раскаленный докрасна нож всадили. Ничего не ответив, Винцент подошел к борту, взглянул на воду, крупными волнами бьющуюся об корпус там, где он был цел. Ближе к носу волны разлетались сотнями брызг, сталкиваясь со скалой, на которую насела «Кудрявая Бет». Часть щепок унесло за время, но некоторые осели на камне. Шум походил на смех, услышанный ночью. Винцент вдруг подумал: что если ему все приснилось? Затуманенный похмельем рассудок мог вообразить все, что угодно. Он оглянулся, надеясь, что сейчас за спиной увидит команду и почувствует, как корабль качается на волнах, но палуба пустовала. Даже Звонарь убежал куда-то. Опустившись на корточки, Винцент уперся локтями в бедра, ладонями закрыл лицо. Деревянный корабль, деревянный гроб. Умерший мальчик. В море хоронить удобно — копать могилу нет нужды. — Ты всем уже рассказал? Он поднял голову: Дайон, положив руки на пояс, с напускным высокомерием смотрела на него. Она облизала пересохшие от волнения губы и отвела взгляд. — Конечно. Тут же — не поверишь — столько людей, которые со мной могут это обсудить, — процедил Винцент. Уголок губ Дайон нервно дернулся. — Язви сколько хочешь, но мне осточертело здесь торчать. — Поздравляю тебя с этим. — Ты можешь разрушить скалу? — О, хорошая мысль! Вода зальет трюм и мы утонем. — Не зальет, — уверенно заявила Дайон. — С чего бы это? — Винцент недоверчиво хмыкнул. — А тебя это уже не касается.***
У Пользы лицо перевязано наполовину и нога не двигалась; но злость на Винцента он не держал. Оказалось, что он ничего не помнил о произошедшем — память подвела его на несколько лет. Он был уверен, что ему двадцать пять, а не тридцать два и никого не узнавал из оставшихся. Когда начали перечислять имена умерших, мотал головой и смотрел виновато, с сожалением, непониманием. Дайон нашла судовой журнал и примерно посчитала, что за семилетнюю службу у русалок Польза отправил на дно морское человек восемьдесят. Не один, но его стихийное наследие сделало из него слугу более покорного, чем из других. — Я даже имён их не знаю, — сказал Польза. — Как я… боги… — А мать? Что с матерью? — Мои родители живут в Асбравне. Они фермеры! — Польза всплеснул руками и замер, хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. — Та проститутка… — Бет, ага. Ты говорил, я помню, — Винцент кивнул головой, стараясь не выдать озадаченности. — Она утонула. Мы… сбежали с ней. Давно, когда я оказался на другом корабле как… матрос, — каждое слово давалось ему с трудом. — Я забрал её из борделя, но через… несколько дней мы попали в шторм, а на утро… не досчитались нескольких людей. Её тоже. Темная бровь Дайон изогнулась, ожидающий объяснений взгляд переместился на Винцента. Но повисло молчание, и итог, в конце концов, подвел сам Польза: — Думаю, если бы я был в сознании… если бы понимал, что происходит… мог узнать её среди них, — имея в виду русалок, сказал он и добавил дрожащим голосом: — Простите… простите меня. Он плакал. Крупная дрожь била тело, пальцы рвали длинные волосы. Винцент поспешил отвернуться, Дайон жёстким движением убрала руки Пользы от головы и, разыгрывая стойкость, сказала: — Не трать влагу попусту — пресной воды у нас мало. Вставай. Нам надо отчаливать. Он поднялся, вытер лицо. Слёзы течь не перестали, но жалкий вид стал чуть менее жалким. Подняли паруса. Корабль покачнулся, но недостаточно, чтобы сойти с места, и Дайон указала на скалу. — Ты разрушишь её, — сказала она Винценту тоном, не терпящим возражений. Как только Винцент открыл рот, чтобы поспорить, она обратилась к Пользе. — А ты сделаешь всё, чтобы вода не попала в трюм. Я буду рулевым. Есть что-нибудь непонятное? — Как ты себе представляешь управление дырявым кораблем пятью людьми? — Никак, — Дайон пожала плечами. — А тебе обязательно нужно представить прежде чем делать? Богатая у тебя фантазия, наверное. Ты в ней уже богат? Винцент фыркнул, хмурясь. Идея казалась ему такой же, как сама «Кудрявая Бет» — дырявой, бесполезной, обречённой. Он взглянул на Пользу, от которого зависело, потонут ли они; на дрожащие перевязанные руки, измождённое лицо, слабые ноги. Сам едва ли выглядел и чувствовал себя лучше, но не ему держать корабль на плаву. — Что же, — Польза задумчиво потер подбородок, — нам все равно здесь умирать. Наверное, лучше пытаясь. — Тогда давайте покончим с этим быстрее, — Винцент перекатился с носка на пятку и первым пошёл к носу. Дайон помогла Пользе встать рядом. Сама поднялась к рулю, дождалась, пока всё будет готово и подняла руку после кивков со всех сторон. Волны будто стали выше, и Винцент помолился богам, чтобы всё прошло если не хорошо, то хотя бы… нормально. И когда Дайон приказала палить, он вытянул руку — молния пробежала по ней и слетела с пальцев. Скала загрохотала, а корабль накренился. Камни, один за одним, падали в воду, и Польза, уберегая трюм от затопления, плавными движениями всякую высокую волну отводил в сторону. Вцепившись в борт, Винцент наблюдал за ним, так похожего на одного из экзотических заклинателей змей, которых мельком доводилось видеть на рынках — только дудки не хватало. — Получилось?! — Да! Вроде бы… вроде бы… Нет. Винцент пригляделся: часть скалы ещё удерживала корабль на месте. — Насколько большую волну ты можешь отогнать? — Понятия не имею, — Польза скривился. — В таком состоянии от меня мало толка. — Есть мысль. Тебе придется постараться, — сказал Винцент, хрустя пальцами. Ему тоже придется постараться, хоть и в разрушениях ему равных нет. Их были десятки — скал, черных, как сама ночь — и каждая стала мишенью. Молния мелькнула еще несколько раз, камни падали, но этого не хватало, пока разряд не коснулся самой крупной. Прошла секунда, вторая. Острая вершина накренилась и огромный валун упал вниз. — Давай, давай! Поднялась волна, столь высокая, что захлестнет палубу. Польза, смекнув, что делать, сосредоточился на ней. Вода подхватила корабль, и ей же, солёной и холодной, окатило всех сверху. Винцент подпрыгнул. — Да! Да! Получилось, а! Как вам? Оху… — он посмотрел на Пользу, улыбаясь широко и самодовольно. На промокшей рубашке и бинтах расползались красные пятна, но Польза взял себя в руки и улыбнулся в ответ, прежде чем потерял сознание. Своё дело он, впрочем, сделал — корабль уверенно держался на воде.***
Они пришвартовались и ступили на каменную пристань. Один из оставшихся со слезами на глазах упал на колени и поцеловал мокрые камни под удивлёнными взглядами прохожих. Те, кто сошёл с «Кудрявой Бет», нашли разумным отвести свои Винцент собрал вещи, намеренный сразу найти повозку и, может, даже не прощаясь, уехать. Дайон оборвала намерение, когда позвала в таверну. Самым весомым аргументом остаться стало обещание заплатить за еду. В портовой таверне люди не засиживались, но свободных мест не было. Польза, Дайон, Звонарь и Винцент устроились у окна, на подоконник которого поставили горячие тарелки и кружки. Шум вокруг мешал разговорам, да и желания говорить не было — что им, уже почти расставшимся, обсуждать? Винцент вытирал жир и масло с подбородка от славных колбас, приготовленных на углях, когда Польза сказал: — Я собираюсь сдаться. — Куда? — без особого интереса уточнил Винцент. — Страже. — Ну, удачи, — откликнулся он с безразличием. — Хочешь гнить в тюрьме — на здоровье. Флаг в руки. — Я же говорила, что так будет, — с укором взглянув на Пользу, сказала Дайон и пригубила пива. — Ах, да! А корабль? Ты сядешь, сядешь надолго, уж поверь, я знаю… — Корабль мой, — ответила Дайон, — я подожду. Правда, переименовать придется. Не прельщает меня мысль плавать на судне, названном в честь затонувшей проститутки, уж прости. Польза взглянул на неё, благодарно и нежно, улыбнулся одними губами. Глаза у него полны печали, Винцент это видел. Столь же ясно он видел, каким Польза выйдет — если не передумает. Дурак, дурак, какой же дурак… — Я просто… хотел сказать спасибо. — Ага, поэтому взял и наложил кучу на все мною проделанное. Хороша благодарность, слов нет, — Винцент облизал пальцы, решив, что с него хватит. Тарелка вернулась на подоконник. — Я пошёл. Его собеседники озадаченно переглянулись между собой, но выдавили из себя неловкое прощание. Кенку сделал шаг, раскинул крылья, намеренный обняться напоследок, но Винцент отмахнулся. Через три дня он с закатившимися глазами стоял под взведёнными тремя арбалетами и позволял шарить в своих карманах.