***
— …В общем, я забираю это проклятое кольцо, и дух внутри мне говорит: «Ты никого не спас, Винцент, ты несёшь опасность, Винцент», — но знаешь что? Если бы меня это ебало! В смысле, он мог бы быть более оригинальным — это же дух! Но нет. Он оказался такой же унылый, как и ты. Дженази поправил его, собираясь с силами. Полчаса назад, когда чародей только открыл рот, это не казалось настолько… Невыносимым. Стоило отдать ему должное — он хорош в том, чтобы выводить людей из себя. — Все кончилось тем, что он просто… заебался. Ну, я из жалости, так уж и быть, скажу, что он был не так плох, просто это меня уже нельзя ничем удивить. Кстати, я говорил вообще про Августа? Нет? Ладно, можешь не отвечать, начнём с того, что Август просто охуенный вояка… Его речь прервалась, когда пришлось перепрыгнуть через поваленное бревно. Загремели тяжёлые доспехи, надетые поверх жреческих одеяний, а Винцент ударился о металл животом, и это выбило на секунду из него необходимый для дальнейшего рассказа воздух. — …Паладин и генерал девственных войск. У него две брони: одна это доспехи, а вторая — пояс верности. Ключ, кстати, потеряли. Он болтал без остановки. Истину говорили — единственная мышца, которая не устаёт в человеческом теле, это язык. Разговоры его действовали на нервы, но дженази упрям. — …Он мне говорит: «Нет, потому что тебе понравится, и ты захочешь остаться»! Путь не пройден даже на половину, а мышцы уже болели. Закатное солнце окрашивало небо в алый на западе; с востока же постепенно приходила тьма. Лес опасен по ночам. Шёл бы чародей сам, уже бы выбрались, но нет. Хорошо было бы связать ему рот, да нечем. Лелея мысль о том, что ночью он, скорее всего, уснет, дженази продолжил идти. — …Я захожу к Трину, а у него фея моет посуду! Древнее, мать его, могущественное существо!.. Его бросили на землю так же без какой-либо аккуратности, как и поднимали. Винцент ойкнул, пытаясь сесть, несмотря на боль в бедре и в области копчика, но руки его связаны за спиной. Дженази помог ему, бесцеремонно потянув за одежду. — …О, а я рассказывал про то, как… Хлесткая пощёчина рукой в металлической перчатке заставила завалиться назад снова. Намеренно пренебрежительный удар, словно били не человека, а озлобленную, бросающуюся на всех подряд собаку. Винцент зашипел, чувствуя, как горело место удара с оставленными мелкими царапинами, пока рот наполнился привкусом крови — он случайно прикусил щеку. Взглянул на то, как дженази дышал тяжело и устало, пока пот лился с его лица, и позволил себе позлорадствовать, игнорируя собственное положение. — Всё, перерыв? Быстро ты сдулся. — Заткнись. Тихий голос со слабым эхом не звучал внушительно, а, наоборот, лишь раззадорил. Дженази просил, почти умолял, как жертва, и это неудивительно, при его-то религии. — А то что? Он молчал. В тишине развёл костер, разложил спальник. Устроившись на нём, помолился, пока грелся ужин, от запаха которого у Винцента скрутило желудок. Он не ел с утра или со вчерашнего вечера? Сложно сказать. Дженази ел, не глядя в сторону Винцента. Не предложил ужин или воду. Через какое-то время достал точильный камень и кинжал, и к треску огня примешался вызывающий мурашки звук, с которым оселок проходился по металлу раз за разом. Снова и снова. Снова и снова. Снова и снова. Винцент шумно вздохнул. Пальцы жреца, обтянутые вываренной кожей, легли на челюсть. Дженази оказался сверху, коленом упёрся в худощавую грудь. — Я отрежу тебе язык, ухо или палец. Что из этого ты выберешь? Он старался звучать грозно, правда старался, но дрожь в голосе не вызвала ничего, кроме нервного смешка. Винцент вскинул бровь. — Ты больше говоришь, чем делаешь. — Немного подумав, добавил с нажимом, напоминая об истинном предназначении сжимающих кинжал рук: — Лекарь. Он увидел, как дёрнулся кадык под голубоватого цвета кожей, как напускная злость скрылась за растерянностью. Пальцы сжались на его подбородке сильнее, но вряд ли это намеренно. Вот оно. Муки совести благочестивого, высоконравственного человека. Помеха на пути к цели. Принципы, мораль, закон… Не бред ли? Всё нужное у него в руках — в буквальном и переносном смыслах. Обласканный всеми ветрами дженази вздохнул снова. Порывы подхватили выцветшие волосы, обманчиво нежно коснулись лица. Винцент прикрыл глаза. Потеряться в запахах холодного мистраля, изнуряющего сухого хамсина, несущего с собой дожди зефира, пропитанного солью маараба — разве это не есть лучший конец, который можно было себе представить? Кровь не вышла горлом; лезвие даже не коснулось кожи, и это — словно издёвка. Ощущение чужого веса пропало, разочаровывая. Дженази отошел в сторону. — Я хочу узнать, куда ты идешь. — Тебе хорошо знакомо это место. Ты поймёшь, когда мы доберемся. — К чему сюрпризы? Этот вопрос остался без ответа. Он ушёл спать. Наблюдая за тем, как размеренно поднималась и опускалась чужая грудь спустя время, как затухал постепенно, уступая ночной темноте, костёр, оставляя после себя лишь тлеющие угли, Винцент постепенно уходил в беспокойное, прерывистое подобие сна. Просыпаясь раз за разом от хруста ветвей под лапами любопытной лисы или от жужжания комаров и слепней над ухом, садящихся на щеку и впивающихся в кожу, Винцент мелко дрожал, придавленный почти физически ощутимым весом собственного страха. Полные ужаса сны — всё, что встречало его, стоило закрыть глаза. Давно можно было привыкнуть, но раз за разом картины, возникающие в сознании, превосходили сами себя. Утро наступило незаметно. Винцент понял, что пора идти, когда оказался перекинут через плечо снова, и он даже порадовался тому, что дженази такой… сговорчивый. Тело ломило так, будто весь путь ранее он шёл на своих двоих. — Так вот, на чём я там остановился? Ах, да. В общем, как-то раз я попался банде разбойников и они предложили выбор: либо они меня по кругу пустят, либо мечами затыкают. Ну, и зарезали меня, как видишь!***
По ту сторону леса их ждала повозка и человек, чьё лицо скрыто капюшоном. Дженази усадил Винцента, связал ноги; поднял брови удивлённо, когда вытянутые носки потрепанных ботинок едва не ударили его по носу. Винцент вскинул бровь, улыбаясь: — Поцелуешь? За всё проведенное с ним время мелких царапин на лице прибавилось. Желтел на скуле синяк, кровь запеклась под носом и у губ. До этого не красавец Винцент с досадой думал о том, что если кто-то придёт на его похороны, то этот несчастный неизвестный будет провожать его в последний путь не в лучшем виде. Верёвка связала щиколотки. Потом дженази опустился рядом. Его спутник повернулся, и ему на это молчаливо кивнули. Лошади тронулись в путь. Пункт назначения всё так же оставался неизвестен, как и мотивы дженази. Истории и анекдоты подходили к концу, запал тоже. Ничего интересного. Разве что, с каждой шуткой всё больше возможностей очередной удар принять лицом, но это Винцента теперь веселило меньше. Поездка шла в полной тишине. На ещё одном привале дженази поднес ко рту Винцента бурдюк. — Развяжи руки. Я сам. — Ты сбежишь. — Тронулся? Далеко, по-твоему, убежит человек, несколько дней не евший? Прислонившись к повозке, кучер хмыкнул, скручивая табачную смесь в тонкий бумажный лист. — Человек? Нет, — губы дженази изогнулись в ломанной ухмылке. — Но разве это про тебя? Вот сволочь, подумал Винцент, все-таки прислонившись к горлышку губами. Пил жадно и неосторожно; вода текла по подбородку, намочила воротник. Дженази, благо, не торопил и убрал бурдюк, после того, как Винцент отстранился сам. Затем жрец протянул полоски вяленого мяса. Поесть спокойно не дали. Второй, оказавшись за спиной и положив руку на подбородок, заставил поднять голову. Даже так его лицо в тени плаща оставалось невидимым; только подбородок, рот и нос с продетым в крыло кольцом, от которого тянулась к уху тонкая цепь, освещались пламенем костра. — Зря ты его так подпортил, — разочарованно цокнул, перекатывая самокрутку из одного уголка рта в другой. — Так-то я бы его может… — Это лишнее. — Как скажешь, — он убрал ладонь. — А если в рот? — Не жалуйся, когда я откушу тебе член, — Винцент посмеивался, пока внутри всё сжалось от отвращения и страха. — О, вот как? Тогда позабочусь о том, чтобы повыбивать тебе зубы, падаль. Он произнес это мягко и по-доброму, но так еще хуже. Ярость в голосе хотя бы давала понять, что сказанное — лишь ветер. А так… парень говорил обыденно, потому что был уверен в собственных словах и в том, что они когда-нибудь перестанут быть просто словами. — Отстать от него, — дженази с усталостью протёр лицо. — Иначе что, Роальд? Ну, давай же, святоша, покажи себя, будь серьезнее, пожалуйста, ради своего бога. — Я не вылечу твой сифилис в следующий раз. Как тебе? Нравится мысль? Подхватишь от него что-нибудь и будешь разлагаться заживо. Пойдёт? Его спутник раздосадованно отошёл в сторону, бросив напоследок: «Хуй с вами». Дженази остался рядом. Наблюдал за тем, как Винцент, поев, завалился набок и зевнул. Под его взглядом неуютно. — Я посторожу, чтобы он не… сам понимаешь. — Тебе не насрать? — Нет, как видишь. — Святоша и озабоченный… Хороша парочка. Засыпал под звуки скрежета металла о точильный камень. Тошно.***
О. Вот как. Винцент дёрнулся, издалека завидев острые крыши небольших домов. Так, словно хотел сбежать, но верёвки, ограничивая движения, привели к тому, что он накренился в сторону и оказался подхвачен Роальдом. — Пусти. Пусти сейч… Повозка резко остановилась. Кучер обернулся, спрашивая с неподдельным восторгом: — Ты ему правда ничего не говорил? Забавно! Хорошо, хорошо. Замечательно. Как тебе, чародей? — Завали ебальник! — рявкнул Винцент, скованный ужасом. Улыбка сползла с его лица моментально. Нервно задергался в негодовании уголок рта. — Заткни эту сучку, Роальд, или я сделаю это сам. Дженази ничего не сделал. — Почему сюда… какого… Кто ты, мать твою, такой?! Игнорируя близкое к истерике чужое состояние, дженази спокойно ответил: — Моей дочери в этом году могло бы исполниться четырнадцать. — Он убрал прядь волос, упавшую на лицо Винцента, за ухо. — Но ее нет, чародей. Он смотрел прямо в расширенные от непонимания и паники бледно-голубые глаза с плохо скрываемым сочувствием, которое упрямо пытался спрятать за жестокостью. — Ты унёс её жизнь. И, к сожалению, выжил после тюрьмы. Сбежал из неё, — он покал головой. — Я не могу сказать, что меня это устраивает. Едва справляясь с нахлынувшим животным страхом, крупной, бьющей тело, дрожью, отправляющим разум потрясением и воспоминаниями, возникающими в голове калейдоскопом чувств (мешок на голову, верёвка на руках, крики, плач, запах горящих домов, стук молотка судьи, приговор, чужие руки в доспехах подхватывают под локоть с обеих сторон, сырость камеры, стоны, писк крыс в темноте угла, маленькие красноватые глаза и тяжесть кандалов на запястьях), Винцент вжался в него, в причину всего этого, как в своё единственное спасение. Он сказал то же самое, что повторял, надрывая глотку, тогда: — Я невиновен. — Все так говорят. Люди мрут, как мухи, и никто к этому не причастен? Забавно. Дом, милый дом становился все ближе. Повозка въехала в тихий, на рассвете спящий город. Ничего не изменилось с того момента, как пришлось его покинуть. Кроме самого Винцента. — Тебе нужно было убить меня. — Да, — Роальд отрешенно кивнул. — Нужно было. Я не смог. Но это неважно — доставить тебя сюда можно было в любом виде. Он выдержал небольшую паузу и продолжил: — Я не один жажду справедливости, так что не так уж и важно, кто именно покончит с тобой. — Это не справедливость! Это не имеет к ней… никакого! Мать его! Отношения! — Правда? — скептично приподнял бровь. Посмотрел сверху вниз, так тяжело и устало, с каплей сожаления, ненужной, непрошенной, омерзительной и в сути своей совершенно неправильной. Кто-нибудь когда-нибудь жалел кролика, заколотого на ужин? — Тогда понимай это, как необходимость. Чтобы всем жилось спокойнее. Винцент жадно хватал воздух, стараясь не поднимать головы, но он почувствовал, как повозка остановилась. Холодный пот пропитал одежду, ноги не держали, и дженази снова взвалил его на плечо. Остался только запах окружающих его ветров. Судя по звукам, распахнулась дверь, и второй голос бодро подогнал: — Быстрее, быстрее, господа, я тут не молодею! Полутьма и духота помещения, похожего на склад ненужных вещей и пропитанного затхлостью, сырость и плесенью, сменила уличный воздух. Винцент оказался на полу. Взглянул на дженази и часто-часто заморгал, к собственному удивлению обнаружив, что образ жреца перед глазами расплывчат. — Осталось сказать остальным. Задорный, высокий голос его спутника звучит мягко — растянутые гласные, плавные интонации. — Ах да. Насчет этого, Роальд… Мы подумали и решили, что это слишком. — Ты о чем? — О тебе, разумеется! Обожди, обожди, — он отрывистым жестом остановил открывшего рот в попытке сказать что-либо Роальда. — Я знаю, что ты хочешь, и я не осуждаю это, право дело, каждый на твоем месте хотел бы избавиться от убийцы дочери, твоя целеустремленность похвальна, а упорство достойно уважения, — с каждым словом он подходил ближе. — Но планы изменились, понимаешь? Жаль было бы… Просто убить его. С такими-то возможностями. Тем более, я что, похож на мясника? Он ведь сказал, что невиновен. Пока вина не доказана… «Отходи, идиот, — подумал Винцент, смотря на недоумевающего дженази. — У него нож в р… Блядь, тупые жрецы». Роальд осел на пол. Кровь хлестала из проткнутого между пластинами доспеха бока, на которой он рефлекторно положил пальцы. Его спутник, присев рядом, завёл его руки назад и перевязал, лишая возможности использовать лечащие заклинания. — Да пошёл ты нахуй, если думаешь, что я собираюсь с тобой дела иметь. — Добровольно никто никогда не хочет, — незнакомец, вытирая лезвие о рукав плаща, цокнул языком. — Но это исправимо. С магией нет ничего невозможного, тебе ли об этом напоминать? — он задорно улыбнулся. — Отдыхайте, парни, скоро вернусь. Не скучайте тут. Дверь за ним захлопнулась, а после послышался скрежет поворачивающегося в замке ключа. Мудак. Конченный мудак. Верёвка обхватывала крепко. Винцент пошевелил руками на пробу, пытаясь понять, сколько у него шансов высвободиться самостоятельно, и опыт подсказал — не много. Вспомнил про кинжал у дженази. Подполз ближе. — Ты уже все? — Молчание. — Отлично. Склонившись к ножнам, закрепленным на бедре, Винцент зубами схватился за край рукояти. Положение вышло щекотливое, но времени думать об этом нет. Дженази дёрнулся. Металл больно стукнулся о зубы. — Да блядь! — Что ты… — Заткнись. Завались нахуй и не дергайся, иначе я проделаю в тебе ещё одну дыру. Синие глаза смотрели с изумлением. — Вот так, — едва разборчиво произнёс Винцент, тут же роняя вытащенный кинжал на пол. — Да сука. Повернулся на спину, перехватил рукоять. Остро заточенное лезвие проскользило случайно по запястью, оставляя царапину. Спустя несколько мгновений, после хруста перерезаемых волокон, Винцент облегчённо вздохнул и размял затёкшие запястья. Поднялся на ноги. — Развяжи… тоже. — Зачем мне это делать? Пожинай плоды своих трудов, горе-мститель. Не рой другому яму, а не то сам… — Пожалуйста? Винцент вытянул сапог перед ним. — Предложение о поцелуе всё ещё в силе. Роальд нахмурился, поджимая губы. — К чему гордость? Собственная жизнь не дорога? Ладно, — Винцент пожал плечами. Если ты хотел увидеть безжалостного монстра, то я дам его тебе. Если тебе нужно чудовище — то пусть. Так тому и быть. — Они придут за тобой. Винцент подкинул чужой кинжал. — Я буду готов к этому. Оставь беспокойства при себе. Направился к выходу неторопливыми шагами. Ждал, пока скажут что-то ещё — а ведь обязательно скажут. Сегодня день оправданных ожиданий. Голос дженази прозвучал слабее: — Что если я помогу тебе справиться с ними? Чтобы не было лишних… — Чтобы всем жилось спокойнее, а? Да? Это хочешь сказать? Они встретились взглядами вновь. — Ты опасен и знаешь это, — упрямо заявил Роальд. — Разве можно судить меня за естественный страх? Стоя на расстоянии в нескольких метрах, Винцент вытянул кинжал в его сторону, повышая голос: — Ты, сука, стрелки-то не переводи, блядь! — Ну, я уже умираю, что ты мне можешь сделать? — Роальд едва заметно улыбнулся. — Убьёшь ещё раз? Шумно втянув воздух, Винцент прищурился. Понял, что его почти что, как говорилось, «брали на слабо», и с такой дешёвой, детской манипуляции в их ситуации ему смешно. Он проглотил ком в горле, думая, что наглость окружающих не знала границ. — Я помогу тебе при одном условии. — Каком же? — Поверишь в то, что я не имел к тому взрыву никакого отношения? — Думаешь, если скажу «да», то это будет искренний ответ? — Пошёл нахуй тогда. — Да блядь! Жрецы умели ругаться. Открытие удивительное, но произошедших событий не стоящее. — А кто? Кто ещё, кроме тебя, во всём мире был способен на это? — Я ебу? Разбирайся сам со своей хуйнёй. Винцент подходил, сверху вниз глядя на бледную кожу, от которой постепенно отливала кровь. Её вокруг слишком много. Долго дженази не продержится. — Так что? — Не могу ничего обещать. Склонив голову в сторону, Винцент подумал, что все произошедшее постепенно превращалось в абсурдную комедию. Не хватало ещё ему упрашивать и устраивать танцы с бубном вокруг откидывающего копыта дженази. Ему-то, в самом деле, глубоко плевать на то, кто там верит, а кто не верит, но убедиться в том, что, оклемавшись, дженази не предпримет попытку вновь связать и оставить Винцента одного тут, лишним не будет. И отчего-то его упрямство очень на руку мыслям о том, что такого не случится. Меньше доверия к тем, кто заискивает. Лезвие перерезало веревки, и Винцент заворожённо смотрел за тем, как ладонь Роальда, прижатую к ране, окутывало слабое зелёное свечение. От этой магии, берущей начало из самой жизни в первозданном ее виде, не испорченной ни жаждой некромантии к нарушению естественного хода вещей, ни разрушительной силой, наступало успокоение и чувствовалось тепло. Полная противоположность тому, чем занимался сам Винцент. Он встряхнул головой. Жрец своё дело знал — и это тоже хорошо. Винцент держал кинжал наготове. Когда Роальд встал, то острие закачалось из стороны в сторону. — Атаковать ты, правильно понимаю, не умеешь? — Даже если бы и умел, то состояние не позволяет. Но я могу многие другие вещи, — он лукаво приподнял уголки губ. Винценту этот уклончивый ответ не понравился, но и допрос с пристрастием устраивать желания нет. Ограничившись скупым кивком, потянулся к двери. Вспомнил, что она закрыта, когда та не поддалась. — Подожди. Роальд, отодвинув его в сторону, замахнулся. Сырое, прогнившее дерево хрустнуло под ударом облачённого в металл кулака. Какое-то время покопавшись с замком на той стороне, Роальд убрал руку после отчетливого щелчка. — Все жрецы умеют вскрывать замки? — Все чародеи задают так много вопросов? — Пожри говна и сдохни, — огрызнулся Винцент, толкая дверь и накидывая на голову плащ. Роальд на это лишь пожал плечами. Его личность обрастала странными подробностями. Жрец со связями с каким-то преступником и воровскими навыками. Мутный тип. Разойтись бы с ним поскорее. Оглядевшись, Винцент понял, что раннее утро — не причина тишины вокруг. Город пришёл в запустение. Распахнуты окна оставленных, полуразрушенных домов, и ветер, гуляя в них, скорбно завывал, словно горюя по исчезнувшей из этого места жизни. Одна из раскрытых створок поскрипывала, пока её мотало из одной стороны в другую, и ниточка разорвавшейся паутины качалась на краю. — Почему здесь… так?.. Он помнил это место другим. Более… восторгающим? Да, восторг… Винцент помнил нетерпение, с которым высовывался из повозки, когда показались крыши домов и башен. Отец одёргивал его, поправлял капюшон, мягко и настороженно напоминая держать себя в руках. Каждое чрезмерное волнение могло обернуться трагедией. Держать себя в руках! Как же? Они перебрались из глуши после того, как Винцент освоился с бушующей в себе магией. Он — сосуд, а она все норовила перелить через край. Себе об этом Винцент говорил сам, пока поднимался с места, с улыбкой вглядывался в окружающие лица и смеялся. Он вытягивал руку, указывая на журчащие фонтаны, украшенные русалками, на разноцветные флаги, протянутые между домов. Смущённо улыбался в ответ продающим цветы девушкам и перебирал в уме, сколько дней у него уйдет на то, чтобы попробовать выставленные на лотках сладости. Больше всего интересовало, где лучшие лимонные слойки. Он приехал. И все узнали, кто он, что он. Девушки на улицах перестали улыбаться, а от лотков прогоняли, как вора. Спустя время, спустя разбитые несколько раз брови, пережитые синяки, кровоточащие раны, спустя сотню услышанных ругательств и насмешек, Винцента обвинили в том, что один из домов разрушило взрывом. Убитых десятки. А Винцента тогда и в городе не было. От воспоминаний заболел съеденный крысами в камере палец. — Сначала случилось то, что случилось, а потом пришла хворь, — Роальд бегло огляделся, чтобы убедиться в том, что на улице они одни. — Судья, вынесший тебе приговор, слёг первым. Потом была стража. В казармах болезни передаются легко. А они… — Роальд вздохнул устало, как будто объяснял это не в первый раз, — понесли все это в народ. — Хворь?.. — Чума, недуг, проказа, поветрие… Называй как хочешь. Винцент не двигался с места. Тошнота подкатила к горлу. К разочарованию он осознал, что проще от мысли, что все вернулось им сполна, не стало. Мёртвые не встали из могил. Годы с кандалами на руках в компании крыс не обернулись фантазией. Отца рядом не оказалось. Не отрос палец, не пропали шрамы — ни на теле, ни на сердце. — Нужно идти, — напомнил Роальд. — Повернись. Реакции на его слова нет, и тогда он сам стал напротив, взял в руки чужое лицо. — Извинений не будет, — предупредил он. — Да не нужны они мне, — Винцент нервно дёрнул плечом, пока вся та же магия помогала ранам на коже затянуться. — Твой… приятель, он… — Не зови его моим приятелем. — Вы вполне похожи на сладкую парочку. Роальд закатил глаза. — Пошли, пока он не вернулся. Винцент последовал за ним, не переставая разглядывать место, в котором когда-то жил. Потом перевёл взгляд на дорогу, поросшую местами травой. Не покидало ощущение, что шёл по своим же следам, только потерявшимися за изменениями, что принесло за собой прошедшее время. Здесь он пробегал, когда был молод и… Закрыв глаза, Винцент медленно выдохнул, протирая будто сдавленные железным обручем виски. Не важно. Ничего из этого уже не имело значения. Роальд вёл его другой дорогой, это Винцент понял, когда они свернули в узкий переулок. — Куда ты идешь? — Заметят на главной. Сначала выйдем из города, там пойдёшь на восток. Доберёшься до деревни, возьмёшь лошадей и… — Что, месть уже не так важна? Нет ответа. — Могу я получить свой кинжал назад? — Нет. — Мне его жена подарила. — Не причина. Потом верну. — Понял. Потихоньку редели окружающие дома. Оставались небольшие покосившиеся одноэтажные с высоко тянущимися сорняками, занявшими огороды и сады. Пропали образы девушек-цветочниц, торговцев, жителей, чьи выражения лиц сливались в одно — одновременно и радостное, и перекошенное ярость. Из открытой двери торчали пожелтевшие кости упавшего на порог в последние минуты своей жизни человека. — Ты сказал, что остальным неважно, в каком состоянии меня притаскивать. — Ага. — Но все это время у них были планы, в которые моя смерть не вписывается. — Думаю, знали, что у меня не хватит духу тебя прикончить. Я и сам это знал. — И сам на это пошёл? — Не совсем. Уже нет смысла это обсуждать. — На кой хрен организовывать все это в настолько далёком месте? Слишком много телодвижений. — Хороший вопрос. Не смогу на него ответить. Но что бы это ни было, — Роальд огляделся, когда они оказались на окраине. — Я не думаю, что будет хорошим решением позволить тебе оказаться в их руках. Мало знаю, но, если верить слухам, ты ведь имеешь дело с мёртвыми, так? Винцент кивнул. — Их здесь слишком много, — дженази покачал головой. — Слишком. — Значит, некроманты? — хмыкнул. — Жаль их разочаровывать, но не по моей части. — Не думаю. Сложно объяснить. — А ты попытайся, может, получится, а? Роальд взглянул на него с недовольством родителя, уставшего от глупых вопросов любопытного ребенка. Вздохнул снова, кладя руку на пояс. — Какой смысл в том, чтобы заставлять кого-то, вроде тебя, поднимать мертвых, если это, очевидно, не твоя специализация? — Никакого. — Именно. Но ты ведь можешь говорить с неупокоенными? — Хочешь сказать, что… Роальд кивнул, перехватывая ход чужих мыслей, чтобы закончить рассуждения самому. — Им нужен кто-то из местных и уже почивших, да позаботится Ильматер об их душах. — Нихуя себе, — Винцент присвистнул. — А если… действовать на опережение? — Собираешься ввязаться в это? Я пас. — А кто тебя спрашивал? Роальд поджал губы. — Мы уже покинули город. — Если нужно будет вернуться, чтобы кому-то поднасрать, то почему нет? — Лишняя трата времени. Просто… просто возвращайся домой. — Но они же придут снова. Этот вопрос легко можно решить. Винцент протянул кинжал. — Тогда сделай то, что не смог. Не дай мне попасть в их руки. Он старался не думать о том, как выглядел со стороны, но челюсть сводило от улыбки. Блестели глаза. Наконец-то, вот оно. Собственных сил никогда не хватало, чтобы всё это закончить. Вырвав оружие из чужих рук, Роальд загнал его в ножны резким движениям. — А? — Я не собираюсь тебя убивать. Это было ошибкой. Да. Это не вернёт мне дочь. Никого не вернёт. — Он убрал волосы назад, но те непослушно вернулись на прежнее место. — Ты делал это специально? — О чем ты? — Твои тупые истории. Ненавижу каждую из них всей душой. — С тобой было скучно. — Это ужасно. Не знаю твоего этого… Апреля? — Август он, блядь. — Да, точно. В общем, не знаю его, но поражаюсь его терпению. Всё, иди. — Что, вот так просто? — Винцент недоверчиво сделал несколько шагов назад, спиной к нужному направлению. — А тебе нужно что-то ещё? — Плата за моральный ущерб. Порывшись в сумках на поясе, Роальд бросил ему какой-то сверток. Винцент поймал его больше рефлекторно, чем осознанно. — Там еды на четыре дня. — Маловато будет. Роальд взмахнул рукой, и резкий порыв ветра заставил покачнуться, едва не сбив с ног. — Иди же, ну. Пожалуйста, демон тебя побери, ступай. Винцент сжал губы. Развернулся. Ожидая нож в спину, ушёл. Сколько этот парень гонялся за ним, интересно? Одержимый призраками прошлого, посвятивший этому лет… Десять? Или того больше? Кладбище неупокоенных душ осталось позади, и судеб, похороненных под одним-единственным обугленным и разрушенным домом, стоящим, словно могильный камень, гораздо больше, чем скелетов под ним и в нем.***
Холодная ладонь легла на лицо, и Винцент проснулся. Напуганный, захотел использовать первое вспомнившееся заклинание, но понял, что руку его крепко прижали к земле. — Тш-ш-ш, хороший, спокойнее. — Из-под капюшона виднелась улыбка. — Умеешь прятаться, да вот незадача — есть ведь и те, кто умеет искать. Винцент сжал зубы на холодной коже чужой руки. Парень улыбнулся шире. — А это зря. От следующего за этим удара искры появились перед глазами и зазвенело в ушах. Мир пошёл кругом. Винцент оказался перевёрнут и прижат к земле; пальцы сжались на шее, ближе к затылку. Другую заломили за спину. Снова. — Спелся с ним, значит? Дружка нашёл? Замечательно, просто замечательно. Сегодня дам вам шанс пообщаться ещё. Рывком подняв Винцента, продолжая держать, парень пинком подтолкнул его к тому, чтобы пойти вперед. — Что тебе, блядь, нужно? — Не «что», а «кто», — поправил он. — Но зачем тебе сейчас эти подробности? — Имя. Мне нужно имя. Дата смерти. Хоть что-то! Винцент соображал, как бы потянуть время и как бы узнать побольше. Переставлял ноги неохотно, игнорируя подгоняющие пинки. — Пра-авда? Тогда расскажу, как вернёмся. И они вернулись. От всех этих походов уже болели ноги. Уходя, Винцент старался отойти от города как можно дальше. Скрывал следы, используя маскирующие заклинания. Не осмелился разводить костер, чтобы ничем себя не выдать. Не получилось. Они миновали склад. Парень остановился напротив почерневшего от времени и огня дома. Того самого. Винцента затолкали внутрь, и его взглядами встречают ещё семеро. Двое из них поспешили связать снова. — Нежнее, ребята, нежнее, он же гость. — Парень упал в наполовину истлевшее кресло. Потревоженные его весом насекомые разбежались в стороны. Закинул ногу на ногу, деловито поднимая подбородок. Некоронованный мусорный король. — Итак, его зовут Стефан Хоннлит. Дату ты знаешь. Ему весело. Сукиному сыну весело. Смешок в конце тому доказательство. Протестующее мычание раздалось со стороны, а за ним последовал глухой звук удара. Винцент покосился в ту сторону, чтобы увидеть Роальда. Кровь текла у него из носа и лицо, на котором красовались многочисленные синяки, опухло. С левой стороны все красное и влажно блестело в полутьме. Нет уха. — Заткнись, Роальд. Молчание — золото, тебя мама этому не учила? Хорошая была женщина, никогда бы не подумал, что такого придурка воспитает, а я ей цветы ведь дарил, — парень почесал подбородок, отыгрывая разочарование. — Впрочем, ближе к делу! Мне нужно узнать, куда он спрятал мой Бесконечный гримуар. Винцент, перестав дергаться в чужих руках, замер. — Ты — волшебник. — Верно! Верно, хороший, догадливый чародей! — Он повернулся к мужчине, стоящему рядом, и указал пальцем на Винцента. — Он мне нравится, ну, правда, погляди какой. — И это… твоих рук дело… — Правильно. Но кто в гневе не совершает ошибок? Все мы, смертные, грешны, к сожалению или к счастью. Понимаешь, у меня украли очень, повторю, очень важную вещь, разумеется, я вспылил. Буквально! — он рассмеялся. — Хорошо, что ты был рядом. Спасибо за это от всей души, помоги напоследок и иди с богом. Так уж и быть, я дам тебе возможность сделать это, находясь в здравом уме и с твёрдой рукой. Трещал вокруг разреженный воздух. Ослабла хватка двоих людей, боязливо отступающих назад. Парень не прекращал болтать, не замечая смены обстановки. — …Его придавило при обвале, я, клянусь сердцем матери, старался вытащить, но ничего не выш… Поднявшийся ветер сорвал капюшон с его головы. Теперь он обратил внимание на Винцента, который видел белые, лишенные пигмента волосы, такую же кожу и голубые глаза, с краснотой проступающих через радужку сосудов. — Что ты… — приподнимаясь, спросил парень, но его тут же приобретшими физическую формами потоками магии вжало в ткань кресла. Винцент не слышал. Не видел, как люди вокруг выбегали на улицу, крича. Всполохи пламени осветели напуганное лицо, которое не отпечатается в памяти. Ничего, из того, что Винцент делал, не происходило сознательно. Потерявшись в водовороте эмоций, он поднял руки. Губы его прошептал заклинание, несмотря на истеричные выкрики волшебника, умоляющего остановиться. Яркая вспышка. За ней — тьма.***
Очнувшись, Винцент подскочил сразу же и, хватаясь за голову, застонал от ослепляющей и жгучей боли в затылке. Будто вбили раскалённый гвоздь. Завалился на спину, стараясь прокрутить в голове события прошлого дня и осознать, где находился. Огляделся, сминая пальцами простынь под собой. Комната. Простая. За дверью — звуки множества людей. Едва чувствовались запахи горячей еды. «Таверна», — понял Винцент, взглядом ища хоть что-нибудь, что помогло бы понять, как он здесь оказался. Роальд, сидя у окна, повернулся на шорох с его стороны. Голову его обтягивала повязка, скрывающая отрезанное ухо. — Очнулся наконец. — На… конец? — Ты четыре дня был без сознания. Мне уже подумалось, что ты умер. — А что… — Винцент страдальчески скривился, чувствуя, как на каждое движение тело отвечало болью. — Что случилось? — Подойди, посмотри. После этих слов поднялся, несмотря на неприятные ощущения. Каждый шаг давался с трудом, и пришлось опереться на подоконник, выглядывая в окно Гигантский тёмный столб дыма, клубясь, тянулся к небу. Бесконечный и поражающий своими размерами до лишающего воздуха ужаса и подкашивающихся ватных ног. — Так и горит. — Это… это… — Город, да. Его остатки, точнее. Винцент сполз на пол. Роальд потянулся к нему, чтобы подхватить, но он отстранился. Зажал рот рукой, только это слабо заглушило крик, напоминающий вой раненого животного; громкостью своей заставляющий почувствовать барабанные перепонки. Снова. Снова ничего, кроме смерти. — Вставай. Давай, поднимайся, — несмотря на беспорядочные удары по рукам и по лицу, Роальд поднял его на ноги и уложил в кровать. — Приходи в себя. Он вздохнул, когда понял, что ничего просто так не поменяется. Отстранился, сначала думая, что проще было бы отвесить ещё одну пощечину, но, пожалуй, лучше дать чародею время. Лучше его вообще не злить. — Я схожу за едой. Он оставил Винцента наедине с рвущими душу мыслями; хрупкие остатки чего-то, что могло бы сойти за доказательства человеческой природы, покидали тело легко и бесследно, оставляя после себя только удушающую пустоту, ощутимую физически. Колотилось в груди сердце остервенело, словно желая остановиться прямо сейчас. Роальд ждал за дверью с подносом в руках еще какое-то время и вошёл лишь тогда, когда горькие рыдания в комнате затихли.***
— Не ковыряйся в еде. — Ты мне, блядь, батька или кто? — Винцент поднял красные глаза, гневно смотря на Роальда исподлобья. — Это некрасиво. — Запущу тебе в ебальник эту тарелку сейчас, красиво лететь будет. — Как скажешь. — Как ты выжил? — Ильматер сохранил. — Хорошо тебе, — ядовито бросил Винцент. — Есть момент, — непосредственно сказал в ответ Роальд, смотря в потолок. — Ешь давай. — Не хочу, — Винцент отодвинул тарелку. — Как знаешь. Придвинув чужую порцию, взял ложку в руку, на которой, как Винцент заметил, теперь уже не хватало двух пальцев. Обрубки их скрыты повязкой. Поел сам, не распыляясь на уговоры. — Мне часто думалось, когда я начал искать тебя, что это очень неправильно, — начал Роальд неспешно. — Что, пожалуй, за такое я рискую на себя навлечь гнев божий, но, как видишь, этот страх я всё-таки пересилил. — К чему ты это? — К тому, что есть вещи, гораздо, гораздо страшнее божьего гнева. Ты, например. Винцент отполз в дальний угол кровати. Обнял согнутые в коленях и прижатые к груди ноги, втягивая голову в плечи. Он никогда не чувствовал себя таким... маленьким, слабым и беспомощным. — Так бойся. Проваливай и молись о том, чтобы я не появлялся в твоих кошмарах. — Обязательно. Мне нужно убедиться, что тебе отдадут лошадь. — Лошадь? Роальд кивнул, доедая кусок хлеба и пытаясь собрать остатки холодной каши у одного края тарелки. — То есть… ты меня отпускаешь? — Не пойми неправильно. Я делаю это не потому что ты весь такой замечательный и не при делах, да позаботится о тебе Ильматер. Все недавнее — лишь ещё одно подтверждение тому, что ты опасен. — Жалость? — Мимо. — Тогда что? Отставив тарелку в сторону, Роальд убрал волосы с лица, и это действие снова не имело никакого смысла. — Эти твои истории… — Ага. Опять о них. — Я думаю, что ты такой же, как и я. Чей-то сын, чей-то друг, чей-то возлюбленный. Может, ты желаешь своей смерти, но есть люди, которые будут скорбеть. И последнее, что мне хотелось бы делать, так это создавать кому-то причину для страданий. Истинно святой берёт на себя страдания других. — Что за сопливая хрень? — Одна из догм моей церкви, — Роальд рассеянно пожал плечами. — Хотя, всё сказанное не отменяет того, что ты… невероятно страшный человек. Но не мне судить тебя за это. Встать сможешь? Винцент помотал головой из стороны в сторону. — Выйди. — Я подожду. Но до вечера, — Роальд бросил взгляд в окно. — У тебя не так много времени. Два часа. — Уложусь. Кивнув, он вышел. На улице пахло горящим деревом. Ветер донес пепел сюда, за мили от города, словно старательно напоминая о совершённой ошибке, и запах этот отпечатался в памяти. Исполинский столп дыма чернел на фоне алого солнца. Винцент натянул поводья. — Удачи в будущем. А, подожди… — Роальд снял подвеску со своей шеи. — Наклонись-ка. — Мне это не… — Это не для тебя, — отрезал Роальд. — Берёт на себя страдания других, понятно было, нет? Вот и вся твоя миссия. Искупи то, что сделал, чародей. — Не собираюсь. — Тогда сам после смерти не найдешь покоя, — Роальд упрямо положил знак в сумку на поясе Винцента, даже несмотря на попытки отстраниться. — И ещё… просто на удачу. Чтобы такого больше не произошло. Винцент поджал губы. Ударил лошадь по бокам, побуждая её начать путь. Казалось, что чем дальше, тем сильнее запах пожара стремился остаться на одежде, на руках и на волосах. Казалось, с прошлым давно покончено, но последствия его тянулись, как въевшийся запах, как след разрушений и смерти там, где Винцент проходил. И как, ответьте, брать на себя страдания других, когда в своих собственных можно захлебнуться? Никто не отвечал.