***
Пустующий стул напротив отодвинулся, и тифлинг, усевшись, забросил руку на спинку. Винцент поднял прикованный до этого к поверхности трактирного стола взгляд и посмотрел на незваного визави с непониманием. — Ты же предсказатель, да? — уточнил незнакомец с приподнятыми вверх уголками губ; и при виде его лица Винцент почувствовал смутное дежавю. — Предположим. — Найдется минутка на погадать? — Ни «здравствуйте», ни «пожалуйста»? — А ты предпочитаешь долгие прелюдии? Нет, если хочешь, то… — Тифлинг прокашлялся, провёл ладонью по волосам, явно готовясь к долгому представлению. — Ай, нахрен. Не утруждайся. Винцент опёрся на спинку стула, отодвигая тарелку с обедом. Подумал о том, что проще подыграть и избавиться от нежелательной компании как можно скорее. Потому достал колоду. Но вот собеседник явно такой ход мыслей не поддержал бы: тифлинг похлопал по столу, повернувшись в сторону протирающей один из многочисленных столов девушки. Она обернулась, когда он крикнул: — Pulchra, будь добра, бутыль эльфийского на двоих! Винцент вздохнул, тасуя карты. Без интереса спросил: — О чём ты хочешь узнать? — Странно, — тифлинг вернул взгляд полностью белых глаз к нему. — Ты же можешь видеть будущее, разве не должен знать, зачем к тебе люди приходят? «Заёба грешная, блядь», — промелькнуло в голове и осталось невысказанным. Винцент взглянул на сияющее лицо собеседника, поджав губы. Немое недовольство заставило тифлинга стушеваться. — Ладно, ладно, прошу прощения, — картинно положив руку на левую сторону груди, произнёс он, качая головой. Болталась из стороны в сторону, отражая свет ламп, золотая серьга. Вновь смутное ощущение знакомой картины потревожило душу. — Ждет ли меня удача в любовном дельце? Банальщина какая. Раз совести не хватило, чтобы оставить в покое, мог и с чем-нибудь поинтереснее пристать, в мыслях посетовал Винцент. Девушка принесла вино и два металлических кубка. Тихо спросила, не желают ли гости еще чего-нибудь, и Винцент, не отрываясь от карт, ответил: — Пиво. Ты платишь, — добавил, указывая пальцем на тифлинга. Послышался сдержанный смешок. — Тогда заказывай все, что душе угодно, предсказатель. — Твой уход в меню имеется? Парень рассмеялся, игнорируя непрозрачный намёк. Меньше, чем через полминуты к одной бутылке алкоголя присоединилась вторая. Девушка вернулась к своим делам; тифлинг налил в кубки вино для себя и пиво для Винцента, и в ожидании сделал первый глоток, положив ногу на ногу. В его напускной беззаботности с трудом, но все-таки разглядывались признаки нетерпеливого предвкушения. Сильнее всего остального выдавал хвост, беспокойно виляющий по полу. — Мне казалось, я их должен вытягивать, — с лёгким недоумением сказал тифлинг, когда карты оказались разложены на столе. Четыре в ряд. — Только попробуй хотя бы их коснуться, — ответил Винцент, переворачивая первую. По мере того, как они раскрывались перед ним лицом вверх, обрастала подробностями причина его появления, и это далеко не желание узнать будущее. Винц вновь взглянул на тифлинга с задорной искрой в глаза. Улыбнулся, выхватывая одну из карт, и приблизился к парню, демонстрируя рисунок на ней. — Знаешь, что она означает? Тифлинг переместился на край стула. Приподнял брови с явным интересом. — И что же? — «Дерьмовые у тебя подкаты». Винцент смел всё в колоду одним отточенным движением, схватил бутылку пива и, пользуясь чужим ступором, поднялся со стула. — Это я забираю как плату за честный труд. Прощай. Он выскочил на улицу. Полностью удовлетворённый — выражением лица собеседника долго насладиться не получилось, но даже те мимолетные секунды, за которые получилось увидеть приоткрытый рот, округлившиеся глаза и резко побледневшую смуглую кожу, стоили того, что было до. Удовольствие почти сразу сошло на нет, когда он услышал, как хлопнула дверь трактира, а после раздался уже знакомый голос: — Подожди! Винцент ускорил шаг. — Да стой ты! — Тифлинг догнал его. Его рука, оканчивающаяся острыми когтями, коснулась плеча, и тут же оказалась скинута. — Можно хотя бы узнать твоё имя? — Не-а. Нельзя, — Винцент сделал глоток пива на ходу. — Почему? — Просто потому что. Тифлинг почесал затылок, лихорадочно соображая, что ему делать в такой ситуации. Спал его образ заправского ловеласа, обворожительно улыбающегося, галантного и подводящего к нужной теме разговора плавно, по отработанной не один раз схеме. На передний план вышла растерянность человека, не часто встречающегося с твердым «нет» по жизни и никогда — в делах сердечных. Они прошли по улице, ближе к обочине дороги, и в один момент миновали цветущие садовые деревья. Терпкий аромат черемухи вытеснил запах серы, стойким шлейфом тянущийся за тифлингом. Винцент резким движением смахнул несколько упавших на голову белых лепестков, заодно растрепав волосы. Нет, нет, не надо ему ни цветов, ни романтики. Никому из них двоих не надо. — Ты меня вообще не помнишь, да? Не прикладывая усилия к тому, чтобы даже попытаться, Винцент нахмурился. — А должен? — Лес. Лиса. Капкан. Когти. «А ете не тьваево умя деле». Нет, нет? Ни о чем не говорит? Поравнявшись, тифлинг взглянул в его лицо, надеясь все же застать момент просветления, но вместо этого встретил лишь наигранное сочувствие. Тяжело вздохнул. — Ладно, раз ты не помнишь, то я… — он повертел ладонью в воздухе, будто пытаясь поймать потерявшуюся нить мысли. — То есть… — Ага, — Винцент деловито кивнул головой, продолжая подтрунивать над чужой растерянностью. — Очень содержательно. — Я проверял в тот день расставленные ловушки. А ты потянул свои руки к моей добыче, — методично пояснил, не теряя надежды достучаться. — Сказал, что тебе нужны лисьи когти, но от помощи отказался. Винцент только приподнял брови, ожидая продолжения. Когда понял, что собеседник тоже ждал чего-то, уточнил: — Закончил? — Не совсем. Я с того дня насобирал подобных вещиц — cornibus, ungulis, dentibus, ossibus, et cetera. Тебе нужны? Они у меня без дела лежат. — Уже поздно, глубоко соболезную, твои усилия оказались напрасны, а теперь иди с миром, да прибудут с тобой духи, — быстро проговорил Винцент, надеясь, что хотя бы после этого дойдет. — Может, пригодится в будущем? — Нет, я сделал десятилетние запасы. — Может, пригодится через десять лет?.. — Нет, до такого возраста я не доживу. Ответ на вопрос о том, каким именно образом донести свою мысль до парня, чтобы тот, наконец, понял, наверняка скрыт за семью печатями в месте, куда не ступала нога ни одного человека. Вариант с тем, что он не идиот, но просто очень настойчивый, отметается в сторону, потому что Винцент давно для себя уяснил — даже самое безграничное человеческое терпение безгранично ровно до того момента, пока он не появлялся в чужой жизни. Как-то так, с незнакомцем под боком, притихшим и, вроде бы, принявшим поражение, но все ещё идущим по пятам, Винцент дошел до дома. Напоследок бросил в сторону тифлинга жалостливо-раздражительный взгляд и, наступая на глотку собственной песне, спросил: — Что-то еще? — Нет, — тифлинг осмотрел дом. — Ты предпочитаешь пиво, да? Я запомнил. Надеюсь, не будешь против, если загляну. — Он сделал несколько шагов спиной вперед в ту сторону, из которой они пришли. Напоследок улыбнулся. — Мне правда некуда девать добытое. Может, хоть тебе оно принесет пользу.***
Он оказался на пороге его дома ни свет ни заря, и этим утром Винцент всерьёз задумался о совершении идеального убийства. Сонно протёр глаза, зевнул, и сразу же попытался обратно закрыть дверь, когда увидел его перед собой. Тифлинг с полным охотничьим снаряжением подставил вовремя ногу. — Сука, — тихо процедил Винц. — Salve, и тебе не хворать. Вот, держи, — протянув набитую обещанным сумку, он мягко улыбнулся. — Я побежал. Винцент проводил его чуть удивлённым взглядом (на полноценное яркое выражение всего спектра эмоций у него, только вставшего с кровати, не было желания и сил), ожидая большей настойчивости. Немного подумав, пришёл к тому, что не следует добру пропадать, и дождавшись, пока тифлинг оказался достаточно далеко, всё же забрал собранные им от момента их первой встречи вещицы. Поздним вечером, на обратном пути парень вновь заглянул, взъерошенный и уставший, но довольный. Спросил, как дела, получил скупое: «Своим чередом», — и быстро попрощался, опять куда-то торопясь. У него, ученика ловчего, как выяснилось в дальнейшем, дел невпроворот и дни — сплошная суета. Но он находил время, чтобы заглянуть, и, не заходя в дом, протягивал очередную «ненужную» вещь. — Я не очень люблю медовик, так что, может, ты мог бы его забрать? — заявился ещё одним ранним утром с охотничьим соколом багровых рогах и рюкзаком за спиной. — Лосось в двадцать два фунта, представляешь? Поймали ближе к озеру. Здесь не очень много, конечно, но самое лучшее… Скоро пойдут на нерест, ты как смотришь на икру? — поздним вечером весь промокший старался держать дистанцию. На землю с рыжих, потускневших прядей стекала вода. — Голубику набрали, когда в горы поднялись. Мне столько не съесть, — его когтистые руки, сжимающие ручку наполненной ягодами корзины, вымазаны в соке, а с полуботинок сыпалась высохшая грязь. — Сегодня ничего толкового, но, надеюсь, ты не чихаешь от цветов, — и от того полудня до вечера в доме пахло белой сиренью. Каждый раз он приносил что-то новое и каждый раз выглядел по-разному; так, что остаётся лишь гадать о том, как именно тифлинг проводит свое время — и свободное, и занятое учёбой. Неизменным оставалось следующее: вечно расстегнутая на три или четыре пуговицы рубашка, помятый воротник, недорогие украшения на шее и золотая сережка. Иногда какие-то тонкие простые цепочки украшали рога, напоминающие бычьи. И ещё — два клыка, виднеющиеся каждый раз, когда Винцент, привыкнув к новому быту, принимал очередной подарок. Это всё их общение. Четко проведённая граница между ними — порог дома, за который тифлинг не заходил. Он и не настаивал. В душе лишь надеялся на то, что когда-нибудь сможет стать приятелем. Мечтал о том, чтобы быть признанным как друг. Большее считал невозможным. В один из таких дней Винцент, держа в руках горячий штрудель, завёрнутый в белый с голубой вышивкой по краям платок, проворчал: — Это всё, конечно, замечательно, но скоро я едва протиснусь в дверной проем. — Puto vos augentes. Слишком громко сказано, — тифлинг закурил. От него пахло костром, дёгтем и елью. В некоторых местах на белой ткани рубашки виднелись зелёные пятна, оставшиеся, возможно, от травы. — Я имею в виду, что неплохо, если бы кто-то разделил со мной ужин, понимаешь? Только не в доме. И ты платишь за напитки. После этого Винценту осталось смотреть за тем, как парень, забыв выдохнуть, давился сизым табачным дымом, согнувшись. Он терпеливо подождал, пока это закончится. — Серьёзно? — Нет, наебал. Уже было начавший взбудоражено бить по земле хвост замер. — Да, я серьёзно, — Винцент протянул штрудель обратно. — Поддержи и подожди минут десять. И кстати: как твое имя? — А... Амантиус. Перед тем, как закрыть дверь, Винцент увидел, как Амантиус, замерев, не может оторвать от него взгляда. Наверное, подумал Винцент, наскоро одеваясь, когда он вернётся и откроет дверь, то на пороге его встретит лишь медленно остывающее тело умершего от разрыва сердца ученика ловчего.***
Они взяли пять бутылок эля на двоих и спрятались от шума в таверне на улице. Поздним вечером, переходящим в ночь, никто не выходил из дома, а потому весь безлюдный город — к их услугам. — …И весь мир. Весь мир, если захочешь, — полушёпотом сказал Амантиус, когда смесь алкоголя и табака ударила ему в голову. Он склонился к Винценту и, уткнувшись в висок, зарылся носом в выцветшие волосы. Потерялся абсолютно, и виной тому то ли его горячая дьявольская кровь, то ли дурман, туманящий разум. — Прямо весь мир? Охренеть обещания. Дай, — Винцент протянул руку в сторону трубки. Амантиус охотливо передал её, задерживаясь, когда почувствовал соприкосновение с чужими пальцами. Винцент задумчиво затянулся, гадая, что происходило в его голове. Не чувствовал себя ни плохо, ни хорошо. Просто… просто нормально, но это уже неплохо. Алкоголь помогал забыть о проблемах, все окружающее и прошлое, и будущее делая нереальным. Длилось это недолго — прохладный ночной воздух быстро отрезвлял. Пока рассудок постепенно прояснялся, Амантиус открыл ещё одну бутыль и, забыв о приличиях, приложился прямо к горлу. — Имечко у тебя то ещё. — Не сам выбирал, — произнес он, вытирая стекающую по подбородку каплю эля тыльной стороной ладони. Его табак драл горло изнутри. Крепкий, действовал почти сразу — кругом пошла голова после первой затяжки. Тело ощущалось ватным и чужим. — Так то гадание… Оно сбылось, да? — Подкаты у тебя и вправду дерьмовые. Амантиус рассмеялся. Тихо, не собираясь нарушать наступившие спокойствие, и этот его сдержанный смех напомнил пыхтение. — Я не об этом… — он нащупал чужие длинные пальцы. Переплел со своими. Руки у него горячие. Не просто теплые, как у человека, а именно горячие, будто его вечно лихорадило. Ещё одна из тифлингских особенностей. Уникальная, возможно — ни один из несущих в себе кровь исчадий не был похож на другого. Винцент обхватил мундштук вновь. Пропустил слова мимо ушей, но не отошёл от темы и осторожно спросил, заодно выпуская табачный дым: — Что если… Я расскажу тебе будущее, и оно окажется невероятно безрадостным? Ты бы попытался его изменить? Амантиус прикрыл глаза. Уголки его губ медленно расплылись в пьяной улыбке. — Нет. — В самом деле? — в голосе проскользнули нотки удивления. — Мне тебе сердцем матери поклясться? — Не думаю, что твоя мать этому обрадуется. Поверю на слово. Выдержав небольшую паузу, чтобы собрать все мысли в более-менее приемлимую для высказывания форму, Амантиус добавил: — В этом же нет смысла, да? Изменять будущее. Оно такое, какое есть, и от него не убежать. — И он приблизился к лицу Винцента, коротким кивком указал на трубку. — Моя очередь. Не выпуская трубку из рук, Винцент дал ему закурить. Когда на дне последней бутылки остались капли эля, сознание превратилось в мешанину из мыслей, эмоций и ощущений. Время словно текущая медленно патока. Сколько шагов делать и куда? Где небо? И почему земля уходила из-под ног? Винцент пришел в себя, когда увидел свой дом. — Знаешь… — Амантиус оперся спиной на стену. Его ноги держали едва-едва, и Винцент уверен: завтра из них двоих именно он будет больше всех сокрушаться о количестве выпитого. И, возможно, качестве. — М? — Это же… — он неловким, размашистым движением изобразил трубку. — Это же как непрямой поцелуй. А на непосредственный могу рассчитывать? Открывая дверь, Винцент замер. Медленно обернулся, нервно приподнимая уголок губ. — Можешь. Увидел, как после этого перехватило чужое дыхание, и вместе с этим уловил проступающее за потрясением, отразившемся на красивом лице, явное недоверие. — Дай минуту, — быстро снимая обувь, бросил ему Винцент и лишь посмеялся, когда услышал следующее за этим недовольное ворчание. Он нашёл дремлющего в изголовье кровати Костю. Не сдержался от пьяного хихиканья, в котором не узнал собственный голос. — Прости, прости, — полушёпотом, беря жабу на руки. — Я тебя потревожу. Возвратился, пряча руки за спиной, и остатки сил призвал на то, чтобы подавить хохот, рвущийся наружу при одной мысли о задуманном. — Закрывай глаза. Амантиус напрягся, но сделал то, что велено. — Ну, ближе, ближе. Что ты, в первый раз? — дождавшись, пока он оказался на достаточном расстоянии, Винцент поднял руки, держа Костю на обеих ладонях. Негромко рассмеялся в голос, когда Амантиус поцеловал жабу, и совсем уже перестал сдерживаться, услышав ошарашенное: «О боги!» Через несколько секунд к его смеху, обрывистому и лязгающему, примешался низкий и бархатистый. Амантиус сполз по косяку двери на пол, зажимая рот рукой, но не перестал трястись. Винцент позволил себе разгуляться от души. Когда сил смеяться уже не было, да и делать это стало физически больно, Винцент опустился на колени рядом с ним и смазанно поцеловал куда-то в уголок губ. Это было импульсивно и глупо, сообразил он после, и чтобы как-то загладить свой проступок перед собой же, язвительно добавил: — Доволен? — Твоя жаба целуется лучше. Амантиус неловко стёр выступившие от смеха слезы. Упёрся лбом в чужое плечо. — Иди домой. — Дай мне пару минут. — Ты рогами мне глаза выколешь. — А, точно, — он отстранился, несмотря на абсурдность сказанных слов, и даже ощупал чуть заострённые концы рогов, будто бы пытаясь понять, возможно ли это в самом деле. — Извини. Поднялся на ноги, немного покачиваясь. Напоследок робко спросил: — До завтра? — Если сможешь подняться с кровати. — Винцент коротким жестом подгонял его в сторону улицы. Стоял ещё какое-то время у двери, наблюдая за тем, как рогатая фигура удалялась неровной походкой. Хвост, изначально задуманный как что-то, что помогало держать равновесие, у Амантиуса вилял из стороны в сторону, мешая идти.