Возвращение к себе.

Париж, июль 1964 г. Эйтан гнал не разбирая дороги и благодарил бога за то, что по старой еврейской мудрости у него всегда был с собой паспорт. К полуночи он въехал в Париж. К его раздражению, найти пансион где жила Брю, было не так просто. Но в итоге он справился и с этим. Но на этом везение Эйтана закончилось. В свете фар он увидел целующуюся парочку. Конечно ничего особенного для ночного Парижа, не считая того, что это была его собственная жена. Париж, несколько часов назад. Сегодня, Антуану надоело проявлять благородство и безграничное терпение. Вот уже третью неделю он развлекает Брю бесконечными прогулками и остроумными байками. Но дальше дело не шло. Он ждал, что она проявит хоть какую то инициативу, но нет. С завидным постоянством она находила разного рода отговорки и скрывалась в своем пансионе. При этом охотно соглашалась на новую встречу, когда он приглашал ее снова поджидая после работы у ателье или пансиона. Но сегодня он не намерен изображать из себя влюбленного школьника. — Спасибо, Антуан. Это очень мило с твоей стороны, уделять мне столько времени. Вместо ответа, мужчина упёрся одной рукой в стену, а другой зарылся в кудрявые волосы девушки и резко притянув к себе поцеловал. Брю ответила на поцелуй больше от расстеряности и напора, чем от желания. В этот момент неожиданно яркий свет фар заставил парочку отвлечься друг от друга. — Кого тут к черту принесло, — сквозь зубы чертыхнулся Антуан — Брю, садись в машину, поехали. Ты срочно нужна дома, голос Эйтана звучал обманчиво спокойно — И с чего ты решил, что я с тобой куда-либо поеду, зачем ты вообще здесь? — Садись уже в машину, по дороге расскажу, — Эйтан почему то был уверен, что она откажется, если он ей скажет об отце сейчас или еще чего доброго закатит скандал. — Эй верзила, кажется девушка ясно сказала, что не хочет с тобой никуда ехать, так что катись сам — решил обозначить свое присутствие Антуан. Единственное чего он не учел — это показное спокойствие Эйтана, в следующую секунду он поплатился за это, пропустив хороший удар слева. Однако не растерявшись, поставил неплохую подсечку. — Эйтан, прекрати. Антуан остановись. Перестаньте оба — Брю бросилась к мужу, оставив Антуана в ещё большем недоумении. — Так милочка, значит я с тобой мотал километры по Парижу только ради того, чтоб вызвать ревность вот этого блондинчика? Он вообще кто? — Антуан не заметил, как в пылу перешёл на понятный всем присутствующим немецкий. — Вообще то я ее муж. Но сейчас важно другое. Брю мы теряем время, садись в эту чертову машину, нам нужно во Франкфурт. Срочно. В этот момент дверь пансиона отворилась. Хозяйка увидев Брю всплеснула руками и что то быстро заговорила. Эйтан не понял всего, но самое главное уловил. Ему не нужно спешить. Недобрая судьба Вернера не знала пощады — отец Брю умер час назад. — Ты не можешь так поступить. Он ведь ради тебя приехал, так нельзя понимаешь? — Я не вернусь Эйтан. Не сейчас и не ради похорон того, кого ненавидела и ненавижу. Если ты считаешь, что смерть может все искупить — ты ошибаешься. Не в моем случае. А теперь уезжай. И не ищи со мной встреч. Если я и вернусь, то не ради своего отца — И тем более не ради меня. Это я уже понял. В августе я собираюсь домой, навестить Дова. Когда вернусь, подам на развод. Можешь не переживать, всю вину возьму на себя. — Ну и почему ты не поехала с ним? Ты же еще его любишь? — спросил до этого молчавший, Антуан — С чего ты решил это? — сразу ушла в оборону Брю. — Там на улице, когда мы дрались, ты бросилась защищать его, а не меня. А защищают тех, кем дорожат. — Глупости, он и так пережил тяжелое ранение и контузию. Я просто по-человечески переживала. — А твой отец? Согласись, не поехать на похороны это как-то, выражаясь твоими словами, не по-человечески. — Тебе не понять как это ненавидеть отца. И пожалуйста давай закроем эту тему. Брю была слишком вымотана, чтоб заметить недобрую усмешку на лице Антуана. Франкфурт-на-Майне, июль 1964 г. — Я сожалею, Эйтан. Но мы сделали все, что в наших силах. Мои соболезнования. Если вас это немного утешит — он умер спокойно. Перед смертью он просил передать вам вот это и еще сказал, чтоб вы нашли Фрицци. Вы знаете о ком речь? — доктор Штольц передал Эйтану небольшой потертый конверт — Нет, это имя ничего не говорит мне. — Возможно это спутанность сознания. Так бывает, в такие минуты. Соболезную. Дойдя до больничного кафетерия, Эйтан решил посмотреть, что же там в конверте. Он немного растерялся, увидев старое письмо на имя Вернера. Но после некоторых сомнений, решился прочитать. Здравствуй мой дорогой и любимый братик. Надеюсь, что когда-нибудь это письмо найдет адресата, то есть тебя мой любимый Вернер. Мое сердце верит и знает, что ты жив. Пусть в плену или раненный, в одном из затерянных по фронтам госпиталей, но живой. Поэтому отправляю свое прощальное письмо до востребования, уверена, что наш старый почтальон передаст тебе его, как только ты вернёшься. А в этом я не сомневаюсь. Мне так много нужно тебе написать, а затишье так коротко. Вернер, знай, наш отец жив. Тот, кого мы боготворили и ждали, оказался простым предателем, купившим свою свободу, ценой жизни своих товарищей. За это его освободили ещё в 1934г. Вероятно, какое то время он жил в Аугсбурге. По крайней мере последние открытки приходили оттуда. Да, да. Мы были настолько слепы и верили в идеального отца, что даже ни разу не взглянули на почтовый штемпель. Думаешь откуда я это знаю? От оберштурбанфюрера Зауэра. Представляю насколько тебе больно слышать это имя, но поверь этот человек совсем не такое чудовище, каким мы его себе представляли. Если бы ты его видел в тот вечер, у доктора Ридера в Берлине, если бы ты знал как горько я пожалела о том, что помогла Марии с маленьким Эрвином уехать в Эссен, из которого они бежали в Веймар, где «погибли». Да, весь год мы думали что они погибли под бомбами. Глубина страдания Герхарда тогда потрясла меня, я чувствовала себя очень виноватой. К моей радости, неделю назад, с большой оказией, я получила письмо от Марии, она в Вене, в доме, который остался от Лео. С ней и малышом все в порядке. Она даже не знала, что все считали их погибшими. Не представляю, какой нужно быть безалаберной, чтоб год никому не давать о себе знать. К чему я пишу тебе это наверняка спросишь ты? Все просто братик. Я знаю насколько ты любишь ее. Не нужно отвечать, после встречи с ними, тогда в Веймаре, ты решил пойти воевать в самое пекло. Тогда, я возненавидела Марию настолько, насколько ты любил. Я рада, что у меня был шанс понять и простить ее. Теперь твоя очередь понять и отпустить. Она никого и никогда не полюбит так, как своего мужа. Иногда я думаю, что Мария сама этого не осознает. Но мне со стороны виднее, чтобы ни было между ними, а было многое, могу сказать точно — они никогда не оставят друг друга. Прими это и живи дальше. Строй свою жизнь. Пообещай мне, что будешь жить за нас двоих. Создашь семью, родишь детей, сохранишь родительский дом. Прости, что не смогу побыть тетушкой своим племянникам. Шансов выбраться из этой мясорубки у меня нет. Обещай исполнить все о чем я тебя прошу. Помни, но никогда ни грусти обо мне. Безмерно любящая тебя, твоя сестра Бруни Будапешт, декабрь 1944г.