Возвращение к себе.

Киббуц Эйн Гев, август 1964 г. Уже две недели как Эйтан вернулся в Израиль. За это время он научился не обращать внимания ни на вежливую холодность при встречах, ни на жаркое перешептывание за спиной. Сейчас ему было все равно, да и если разобраться — все они имели полное право обсуждать и даже осуждать его, особенно те, на предплечьях которых стояли лагерные номера. В тот день, он как всегда пошел на берег Кинерета. Ему нравилось просто сидеть на берегу и любоваться красотой гор проступающих вдали, смотреть как бликует солнце в накатывающих на берег волнах озера. Но невыносимый зной того августовского дня заставил его вернуться раньше. По дороге он увидел Шифру. С того скандала они предпочитали не замечать друг друга. Внезапно он уловил громкий шепот женщины — Давай иди, там как раз тебя поджидают. Может наконец то заберут и ты перестанешь мозолить мне глаза, курва такая. Делая вид, что ничего не услышал, он продолжил идти по главной улице, пока не скрылся из вида медсестры. Резко свернув к плантациям, он решил подобраться к дому со стороны полей. Будь что будет, но он больше не станет личным узником Хареля. Интуиция не подвела парня. В доме действительно был Иссер Харель вместе с Рафулем. Странно было, что никакой охраны вокруг не было. И Эйтан спокойно обойдя дом, нашел удобную позицию под открытым окном, откуда ему был слышен разговор, но его не могли бы заметить и из дома и с улицы. — Нет, оставьте его уже в покое. Найдите какой нибудь другой способ. Может хватит ваших экспериментов- судя по голосу, Дов был не на шутку встревожен. — Данцигер, почему ты становишься сопливой польской мамочкой лишь только речь заходит о твоем драгоценном найденыше. Ты понимаешь, что речь идёт о безопасности государства? «Валентин» готов сотрудничать, только если увидит, что его драгоценный протеже жив и здоров. Только с его помощью мы можем добраться до чертежей египетских ракет и получить списки немецких ракетчиков работающих на Египет. — Дов, я тебе гарантирую. Мы не ведем никакой двойной игры. С твоим Эйтаном, кем бы он там ни был, ничего не случится. Мое слово.- Рафуль как всегда пытался уравновесить обе стороны. — С чего этот чертов Валентин, или уж точно Вальтер, больше некому, решил что Эйтану что то угрожает? — Заткнись Дов, давай обойдёмся без настоящих имён. Наверное потому, что твой ненаглядный оставил жену, дом, приехал сюда и две недели живёт отшельником. Видимо на той стороне решили, что мы его обратно в тюрьму посадили или что похуже. Эйтан решил, что сейчас самое время появиться. — Я надеюсь, что когда — нибудь у вас появится хорошая привычка перестать обсуждать и планировать мою жизнь за моей же спиной. А теперь просто расскажите, что я должен делать. На следующий день. Мемориал Яд Вашем, Иерусалим. Эйтан уже три четверти часа находился в том зале, который указал ему Харель. Он не знал, кто его должен увидеть, ему было запрещено вступать с этим незнакомцем в контакт и даже показывать, что знаком с Рафулем, который будет сопровождать того. Вечером, он обязался вылететь обратно во Франкфурт. Внезапно за спиной он услышал крик. — Я узнал этого человека, вы должны арестовать его немедленно. Это нацистский преступник, это сам Скорцени. Мгновенно обернувшись, он увидел человека средних лет со шрамами на лице, именно на него указывал говоривший. Чуть в стороне был Рафуль, который выглядел немного растерянным. — Вы обознались, это мой родственник, такой же пострадавший в Катастрофе как и мы все, — мгновенно среагировал Эйтан. Заметив одобрительный кивок, он постарался увести человека со шрамом в сторону, отметив что Рафуль теснит в сторону узнавшего его визави человека, который еще не совсем поверил в то, что обознался. — Спасибо, что подыграл. Голубые глаза Скорцени искрились смехом. — Вы, что специально разыграли эту сцену? — Ну а как мне было выгадать пару минут? Вижу с тобой все в порядке. Пока. Но лучше, если ты вернёшься домой в Германию. Прощай. Мужчина обнял Эйтана, и тот почувствовал как рука незнакомца скользнула в карман его пиджака. — Маленький подарок от Вальтера, вместе с его извинениями. Он до сих пор переживает, что не смог найти тебя в 46-м. — О чем вы говорили? — спросил Рафуль. Черная машина, везла обоих в сторону аэропорта. — Ни о чем. Всего пара минут, он просто хотел убедиться, что я в порядке, вот и все. Кажется это отвечает поставленной задаче. — Не кипятись. Просто хотел узнать, что все нормально с тобой. Мне ж Данцигер потом жизни не даст. Эйтана подмывало спросить, кто даст жить ему. Но решил благополучно промолчать. Лишь зайдя в опустевшую квартиру, он решил посмотреть, что передал ему Скорцени. Это оказалось свидетельство о рождении. Его собственное. Подписанное лагерным врачом Эдуардом Виртсом. - Инга, ты занята? - Эйтан был действительно рад, услышав ее голос в телефонной трубке. - Эйтан, откуда ты? Я думала, ты еще в своей израильской деревне. Конечно приеду, если ты просишь, - ответила на Инга очень по- особенному выделив слово ты, как умела делать только она. Этой ночью Инга не узнала своего обычно нежного, трепетного партнера в этих требовательных поцелуях и настойчивых и жадных руках. Когда все закончилось, она по привычке стала собираться домой. - Ты никуда не пойдешь Инга. Ложись спать. - Я должна... - Должна позвонить отцу и сказать, что остаешься. Это все. Пожалуй впервые бойкая Инга не нашлась с ответом.