Возвращение к себе.

Эрвин не знал, сколько времени прошло. Внезапно он почувствовал, что кто-то опустился рядом. Открыв глаза он увидел Хайнца. — Пойдем малыш Эрвин, не стоит сидеть на берегу Оглянувшись, он понял, что наступил вечер и место, где он находится совсем не знакомо ему. — Хайнц, почему они так поступили со мной? За что? Им было наплевать на меня? — Пойдем, поговорим позже, не здесь и не сейчас. Внезапно в поле зрения Эрвина попали Роми и Бено, стоявшие чуть поодаль. И именно это, стало последней каплей. — Боже, оставьте меня наконец все в покое. Просто оставьте меня. Хватит. Уйдите все наконец. Я сам решу что делать и куда идти. Просто. Оставьте. Меня. В покое. — Я тут до конца процесса, если захочешь, Бруно знает как меня найти, — совершенно спокойным голосом сказал Хайнц, — Бено, Роми вам лучше уехать, — обратился он к Кернам. — Но как мы оставим, его здесь? — Роми была не на шутку встревожена. — Я никогда не слышал, что в Майне водятся крокодилы или пираньи. Просто сделайте как он просит. Ничего не случится. Посидит тут немного, соберется с мыслями, ну а потом, скорее всего уйдет с головой в работу. По крайней мере его отец всегда делал именно так. — Хайнц, я могу вас подвезти, — участливо предложил Бено. — Не стоит, каким бы ни было настоящее, прошлое всегда будет стоять между нами. С этими словами унтерштурмфюрер Хайнц Штильке зашагал по набережной и через минуту другую его скрыл набежавший с реки туман. — Поехали Роми, нам тоже пора. — Но Бено, мы же не оставим Эрвина здесь? — Это именно то, что мы сделаем дорогая. Пойдем. Париж, октябрь 1964 г. Это был очень странный период в жизни Брю. Дни она проводила в интенсивной работе. Вечера, а иногда и ночи напролёт с Антуаном. Считанные часы сна, который перепадал ей в предрассветные часы катастрофически не хватало. Не хватало даже на то, чтоб подумать устраивает её такая жизнь или нет. — О, мсье Дюринже, не будете ли вы столь любезны передать этот конверт мадмуазель Линдманн? Вы бы мне очень удружили, а то ноги на эту сырую погоду совсем разнылись. — С превеликим удовольствием, мадам Люсиль. Берегите себя, может быть вам нужно позвать врача? Не волнуйтесь, я позабочусь об этом — Ах, Антуан, Антуан. Не нашлось ещё такого врача, который излечивает от старости. — Не преувеличивайте Люсиль, вы у нас хоть куда, — Антуан чмокнул старушку в щёчку и взлетел на второй этаж. — Брю, кошечка давай вставай. Тебе пришла почта — Черт, Антуан. Когда ты только спишь? И умудряешься при этом выглядеть так, будто провел в кровати всю ночь — Я столько дней потерял из-за этой сраной войны дорогая, что не собираюсь тратить оставшееся на какой то там сон. Так что все просто. Давай поднимайся. В тебе, что нет ни грамма любопытства? Посмотри какой увесистый конверт. Антуан решительно раскрыл шторы, впуская в комнату солнечные лучи. — Дюринже, ты скотина — Угумс моя дорогая фрау, и именно за это ты меня и любишь, — Антуан раскатисто рассмеялся попутно стаскивая с Брю одеяло, — давай вставай. -Антуан, прекрати, это не смешно. Уцепившись за край одеяла, она попыталась натянуть его обратно. — Ладно, тогда я посмотрю что в конверте. — Антуан, отдай. Чтобы там ни было это личная переписка. Что ты себе позволяешь. Мало того, что ты заходишь ко мне, когда тебе хочется, без стука и приглашения, так теперь ты решил читать мои личные письма. Ты свихнулся? Извернувшись, Брю выхватила конверт из рук мужчины. — Так я и думал, внезапно рассвирепел мужчина,- Письмо от твоего бывшего так? Что, наш хлюпик решил простить свою блудливую бывшую?! Сама того не ожидая Брю залепила Антуану звонкую затрещину. Но хуже было другое. В ответ он влепил ей такую же. Впервые кто то поднял на девушку руку. От шока она на какое то время забыла как дышать и судорожно ловила ртом воздух. — Брю, милая прости. Я просто очень сильно люблю тебя. Прости, — Антуан с усилием отнял прижатые к лицу руки девушки и стал покрывать их поцелуями. Просто ты мне очень нравишься, я с ума по тебе схожу. Ну не молчи. Скажи мне что нибудь. Ну хочешь ударь меня ещё раз. Не молчи пожалуйста. Посмотри на меня. Ты веришь мне? — Убирайся Антуан. Пошел вон. Вон из этой комнаты, и из моей жизни. Убирайся!!! В гневе Брю не заметила, как безумный огонёк загорелся в глазах Антуана. Внезапно, одной рукой он схватил ее за горло и повалил на кровать. Другая рука, уже грубо задирала подол ее сорочки, коленом он грубо развел ей ноги. Брю услышала как щелкнула пряжка его ремня. — Чертова немецкая ведьма, ты не будешь говорить мне что делать, — с каждым словом его толчки становились все глубже и злее. Закончив, он ушел как ни в чем не бывало, пообещав вернуться вечером. Не дожидаясь этого, Брю покидала все свои вещи в чемодан и первым же поездом вернулась во Франкфурт. Злочастный конверт покоился на дне ее чемодана. Освобожденный Париж. Осень 1944г. — Ален, ты псих. Он еще совсем пацан. Зачем ты его берешь с собой. — Слушай Луи, а чего это тебя так волнует? За Антуана тут отвечаю я. Как и за всех вас. Я тут командир, если ты еще не забыл. Так что подотри нюни и скажи пацану пускай собирается. Шарль и Артур поедут с нами. На той квартире маки действительно нашли девушку-француженку и немецкого солдата, парня лет двадцати, которого она прятала. Всем было понятно, что она спала с ним. Перебинтованное плечо немца видимо было причиной того, что он остался. Антуан помнит дикие крики девушки, которую Ален разложил прямо на обеденном столе, помнит как вырывался солдат, которого держали Шарль и Артур, заставляя смотреть на то, что делал их командир. — Ален, оставь и товарищам немного, глумливо хохотнул Шарль. — Подожди, уступи дорогу Антуану. Пусть наконец-то станет мужчиной. Давай парень, покажи этой шлюхе что такое настоящий француз. Внезапно Антуану стало плохо. Он пулей вылетел на улицу, проблевавшись он с ужасом понял, что скручивающее низ живота возбуждение никуда не делось. Однако вернуться в ту квартиру он тоже не мог. — Шел бы ты отсюда парень, -загасил окурок и сплюнув себе под ботинки сказал Луи, единственный кто остался снаружи, — Ален совсем головой поехал и тебя таким же сделает. — Ты просто завидуешь, — в той же манере ответил ему Антуан, — слабак вот и стоишь тут. Сплюнув в свою очередь, он вернулся к командиру. Вернувшись в пансион он не нашел Брю. Она уехала, оставила его словно и не было. Он перевернул кровать, раскидал нехитрый скарб по комнате. Спустившись как ураган по лестнице, он не считая кинул на конторку несколько крупных купюр. Спустя час он был у себя в кабаре. Запершись на антресолях, он смотрел на пакетик кокаина из части которого, он уже успел сделать дорожку. В его голове билось лишь одно слово — ненавижу, и он не мог понять, кого он ненавидит больше, себя или Брю. Равно как не мог решить, стоит ли ради минутного удовольствия нырять в тот же омут, из которого с таким трудом выбрался пять лет назад. Франкфурт-на-Майне, октябрь 1964 г. Олег Дюрингер возвращался с ненавистного завода, в ненавистную квартиру. Ненависть — единственное доступное ему чувство, после бегства из Парижа и последующего поражения Германии. Соседи в шутку называли его бароном, когда на одной из попоек у Бруно он сказал, что является русским аристократом.Жену, безропотную Татьяну он тоже ненавидел, но терпел, ведь она обеспечивала ему быт. Только водка притупляла его ненависть, но с каждым разом все хуже и хуже. Олег присел на скамейку, нет не такой жизни он хотел, не такой. Внезапно рядом сел старик. — Узнаешь меня Олег? — Ты? Что ты здесь делаешь? Кажется мы с тобой еще давно договорились обо всем. — Тридцать лет прошло, и я сдержал свое слово. Но обстоятельства немного изменились. Я один, дети умерли, мне нужно на что то жить — Я и сам не богач, посмотри на меня, разве по мне видно что я шикую? — Твоя правда Дюрингер, тогда я пойду к Хайнцу Штильке, он выглядит человеком при деньгах и я почему то уверен, что будет рад узнать как на самом деле погибла его старшая сестра. — Петер стой, мне нужно время. Где ты живёшь? Как я могу найти тебя? — Я сам найду тебя когда посчитаю нужным. С этими словами Петер Дескау удалился, оставив Олега на парковой скамье. Дюрингер понял, что к постоянной ненависти примешался и липкий страх.