Возвращение к себе.

Франкфурт на Майне. Январь 1965 г. Первые две недели странного кондоминиума прошли в относительном равновесии. Если Хайнца казалось совсем не волновало наличие соседки по квартире, то Брю наоборот старалась вести более менее нормативную жизнь. Стала жить по распорядку, занялась эскизами и даже снова открыла для себя кухню. В душе она радовалась переменам и считала, что смогла преодолеть свой душевный надлом. — Я вижу, что к Вам вернулось вдохновение, — мимоходом заметил Хайнц вернувшись одним из вечеров и застав Брю за попыткой построить выкройку в гостиной. — Ой, простите. Я сейчас все освобожу. Просто здесь больше места чем в комнате. — Не стоит беспокойства. Наоборот приятно видеть как вы работаете. — Да, просто ателье, — Брю заметно стушевалась, — я думаю будет лучше, если оно будет закрыто некоторое время — Вы не обязаны отчитываться в своих действиях. Но раз уж зашла речь о работе. Сколько по времени у вас займет сшить два, возможно три оригинальных платья, в вашем неповторимом стиле? — Для начала мне нужно увидеть заказчицу, понять что она хочет. У вас есть кто-то на примете? — Есть. Вы — Не понимаю, с чего вдруг я должна сама себе шить платья? И куда мне в них ходить — В том то вся суть уважаемая. Как по вашему вы хотите продвигать ваше дело? Откуда к вам должны придти клиентки? — Ну обычно в больших модельных домах это показ коллекции, может быть удастся найти какие то показы для начинающих, ну или просто как повезет, — Брю замешкалась увидя насмешливый, чуть с хитринкой взгляд Хайнца, — я по вашему говорю что то смешное? — Нет, простите. Но вы очень похожи на школьную отличницу Брю. А если подумать чуть шире? Ну?! Была война, потом разруха, восстановление. И вот сейчас промышленность восстановлена, дефицит преодолен, уровень жизни растёт и как это отражается на женщинах? Ну? Вспомните хотя бы не себя, свою маму что ли в конце войны — Они снова хотят быть красивыми и элегантными? -Бинго. Я в Вас не сомневался. — Все равно не понимаю зачем я должна шить себе платья — Все просто. Если мирная жизнь вернулась окончательно и женщина снова хочет быть элегантной то где она может себя показать? — Ну не знаю, театры, выставки, кино… — Именно. Вот туда мы и отправимся. Будем ловить на живца. Вот увидите, через полгода вам придется нанимать швей, одна не справитесь. Брю зажглась идеей. Часами она сидела над блокнотом. Делала наброски исправляли, начинала заново. Половина блокнота нашла свой конец в мусорной корзине. Но она не сдавалась. Мечта создать что то исключительное завладела ею целиком. Все посыпалось, когда Хайнц уехал по делам на две недели. Оставшись одна, Брю почувствовала, что не хочет вообще ничего. Воодушевление пропало, все эскизы казались либо скучными либо вычурными. В злости на себя, она выкинула блокнот и решила, что весь ее талант это просто выдумка, а она не более чем выскочка и бездарность. Вместе с творческим кризисом, вернулась и апатия. Она снова заперлась в доме и лишь изредка, не каждый день выбиралась в соседнюю булочную. — Какого черта здесь происходит? Брю с трудом разлепила глаза. До этого она не спала пару ночей и тяжелый сон накрыл ее прямо в гостиной. — Я спрашиваю, какого черта вы устроили тут помойку? — Зачем так шуметь? Подумаешь забыла выкинуть мусор — Забыли? Кажется вы об этом не вспомнили вообще ни разу. Равно как и о себе. У нас что проблемы с инсталляцией и отключили воду? Судя по вашему виду насовсем. Брю зацепило. И она решила атаковать. — А какое вам собственно дело?! Почему каждый должен лезть в мою жизнь и учить меня как ее жить? — Посмотрите вокруг и может быть сами поймёте? А пока что, потрудитесь убрать за собой и привести себя в порядок. Надеюсь вы не забыли где хранятся ведро и швабра. Брю думала, что Штильке высказав все наконец то уйдет к себе, дав ей возможность вернуться в своей привычный кокон. Но она просчиталась. Удобно расположившись на диване он не собирался никуда уходить, наоборот всем своим видом показывал нетерпеливое ожидание. И это разозлило девушку настолько, что она демонстративно принялась за уборку. — Теперь Вы довольны? Достаточно чисто? Могу идти? — в каждое слово Брю постаралась вложить побольше сарказма. — Да, вы можете идти…в душ, без возражений — Да, что вы себе позволяете?! — Вы хотите, чтоб я вам рассказал насколько важна гигиена? — усмехнулся Хайнц — Неудивительно, что в ваши годы вы один. Какая женщина вас выдержит?! — взбешенная Брю изо всех сил хлопнула дверью ванной. Спустя пару минут она уже пожалела о своей выходке, но держалась того, что он сам вынудил ее на резкость. Закончив, она попыталась как можно тише пройти к себе. — Её звали Хельга, — донёсся голос из гостиной — Простите? — Мою жену звали Хельга. Она была беременна. Если бы родился мальчик мы бы назвали его Георг, а девочку — Элиза. Но я так и не стал отцом. — Война. Неудивительно что гибли люди — Это случилось после войны. Хельга была из фольксдойче. Ее семья была из судетских немцев. После польской кампании ее отец решил с семьей перебраться в Польшу. Там мы и познакомились, во время моей службы в лагере. Поженились в 1943. Я очень переживал, что мне не разрешат этот брак. Но обошлось. А потом моя служба в лагере закончилась. Конечно я мог бы взять ее в Берлин. Наверное должен был. Но я дал себя уговорить. Да, она не останется в Польше, вернется с отцом и семьей в Судеты. Вместе им будет лучше. Ведь моя служба не предполагала возвращения домой каждый вечер. Вообщем Хельга с семьей вернулась в Грос Призен. Последний раз я видел свою Хельгу в сентябре 1944. Спустя два месяца она написала мне о своем положении. Потом был апрель сорок пятого, ранение. Плен. Повезло, что Вену разделили также как и Берлин и советская сторона была вынуждена передать меня американцам. К октябрю они меня выпустили и всеми правдами и неправдами я добрался до Грос Призена…лишь для того, чтоб узнать что моя Хельга, наш ребенок, ее семья да и все немцы городка были убиты чехами еще 10 мая… — Сочувствую вашему горю, но зачем вы мне это рассказали? — Затем, чтоб вы перестали считать, что лишь вам принадлежит исключительное право на страдание. Вот уже больше месяца, как Олег приходит к дверям ателье словно на работу. Иногда утром, иногда вечером. Но всегда закрыто. Лишь синее платье в шкафу, напоминало о том, что рассказанное женой не ее выдумка. — Париж, Монмартр. Кабаре «Золотая лошадь». — Что, простите, — от неожиданности Дюрингер вздрогнул как от удара. — Вы же хотите найти вашего сына, Антуана Дюринже не так ли? Так вы сможете найти его там, — увидев с кем он говорит, Олег похолодел. Но кажется его визави не заметил его растерянности, либо связал ее с внезапно полученным известием. — О, какое неожиданное везение, прямо глазам своим не верю. В свет фонаря выступил никто иной как Петер Дескау. Две пары глаз взглянули на него одновременно, Хайнц с недоумением, Дюрингер с обреченностью. — Ну что, расскажешь или мне начать? — с полуулыбкой продолжил Петер — Зачем, столько лет прошло да и ты был там, ты как никто знаешь, что я не виноват — Не виноват?! Ну условно не виноват. Но признаться, идея прикрыться девушкой, чтоб спасти собственную шкуру не достойна мужчины — Я не думал, что он выстрелит — Ты не думал, кому ты рассказываешь эти сказки. Ты бежал от советов и не знал на что они способны, а красный князь? Наконец то бесмысленный диалог сложился в картинку. Дюринже если прочитать согласно немецкой грамматике то… — Ах вот оно что, Олег Дюрингер, а вы полагаю Петер Дескау, я прав? И вы Петер полагаете, что я не знаю как погибла моя сестра и какую роль в этом сыграл Дюрингер? — Но откуда? Я же никому не рассказывал — Петер, — усмехнулся Хайнц, вы рассказали про Семёнова, этого было достаточно. — То есть? — В 1934 году была задержана группа группа коммунистов. Среди них, явно русский. Назвался Семёном Афанасьевым, якобы белоэмиигрантом. С 1936 все они отбывали наказание в Заксенхаузен. А вы Петер, дали неплохое словесное описание в свое время и одной нам с вами известной персоне, в тот момент служившей раппортфюрером в том же лагере, пришло в голову сложить дважды два и получилось, что Семён Афанасьев никто иной как красный комиссар Афанасий Семёнов. Не пришлось даже применять никаких мер воздействия. Так что убийца моей сестры понес заслуженное наказание. — Мне действительно очень жаль герр Штильке. Но тогда, я не думал, что так выйдет. Наверное это судьба — Чтож, если вы решили стать оружием судьбы герр Дюрингер, то стоит помнить, что оно всегда обоюдно направленное. А теперь, если вы поторопитесь, то сможете успеть на полуночный поезд в Париж. Петер Дескау добрел до набережной Майна. Лил холодный зимний дождь, а с реки злыми холодными порывами налетал колючий ветер. Но Петеру было все равно. Внезапно он понял, что прожил жизнь зря. Он мог вернуться домой, увидеть как растут дети. От одной мысли, что вернись он тогда и судьба Вернера и Бруни могла быть иной хотелось выть, как дикому зверю. А он боялся. Боялся что бывшие товарищи не простят ему предательства. А на что они способны, он увы хорошо знал. К полуночи температура опустилась до — 1. Первым, тело неизвестного обнаружил дворник. Приехавшая полиция не нашла следов насильственной смерти, что позже подтвердила экспертиза, установив причиной смерти банальное переохлаждение. При погибшем не было никаких документов, на размещенные полицией объявления также никто не откликнулся.