Или победить, или умереть

*** Гарри не знал, что ему делать. Не было ни одной четкой инструкции — только мурлыкающее «мельтеши перед ним как можно чаще». — Братец никогда не отличался терпением. Скоро он не выдержит и перегрызёт себе вены. Объяснения Беллы редко были понятными, но всегда — лаконичными. Без причинно-следственных, только факты и степень удовлетворительного повреждения. Раньше Гарри видел в этой изумительной краткости опыт и доверие. Видимо, скоро он не сможет его оправдать. Тарелка с тихим звоном упала перед металлической решеткой. Узник ожидаемо не пошевелился: после первых дней душераздирающих криков и дерганий он замкнулся в себе. Гарри не знал, что из этого было лучше — Беллатриса по-детски хлопала в ладоши при каждом исходе и награждала его менее травмоопасными тренировками. Иногда она даже забывала про Круцио — ему давно осточертело бегать по полю в попытках увернуться. Но Гарри не жаловался: такому бездарю, как он, повезло, что его до сих пор обучают — сам бы убил без раздумий еще при неудачной Левиосе. Он благодарил Салазара и Мерлина за подаренную возможность и никогда не сомневался в выбранном пути… …до того момента, как чужой взгляд впервые обжёг его ненавистью. Сначала Гарри подумал, что ошибся: как можно ненавидеть того, с кем не обменялся ни словом? Но он знал, как выглядит презрение: так вначале поглядывала на него леди Малфой, с соответствующим фырканьем изучала Беллатриса. В голове даже проплывал смутный образ кроваво-алых глаз, болью впечатывающих презрение в его маленькую голову. Ничто из этого не было настолько горячим. Он даже ни разу не поднимал на Узника палочку: Белла предпочитала делать это самой. Гарри лишь сопровождал, наблюдал и, оперевшись на стену, ждал, когда пройдет обещанный наставницей час. Он не делал ничего — но взгляд Узника всегда был прикован к нему. Гарри уже тошнило от этих бездонных, осуждающих дыр. Узник молчал — только спустя пару недель Гарри узнал, что на того сразу после их первой встречи наложили мощнейшее Силенцио. С щепоткой Темной магии. Гарри не понимал. Узник винит его в этом? Но ведь дар речи и не особо нужен, когда ты заперт в подвале без единого шанса на побег. — Ну же, братец, встреть гостя! Думаю, ты будешь рад видеть его живым и здоровым, — блестящий триумфом взгляд серебряных глаз, грубый, царапающий толчок в юношескую спину. Гарри встаёт напротив решетки и с любопытством и легким испугом вглядывается в ее тьму, — будь хорошим мальчиком, Гарри, поздоровайся с предателем рода. Предатели эквиваленты трусам. Слабохарактерным крысам, не имеющим ни морали, ни принципов, ни собственной воли — ими руководит страх перед неизвестным. Они расстилаются перед пафосными словами «добрячков» — мир, дружба, равноправие, правда. Ленивые свиньи, ищущие выгоду на пустом месте. Узник не похож на безвольную куклу. Он высоко держит подбородок и сквозь боль расправляет плечи, словно они — подданные, пришедшие на аудиенцию к нему — своему королю. Гарри такая сила духа восхищает, Беллу — злит. Иногда она выходит за рамки означенного часа — Гарри никогда ее не останавливает. В такие моменты он смотрит куда угодно, но не на Узника — боится сорваться. «Глаза ничтожества не должны иметь столько власти». Леди Малфой в ответ на восторженные возгласы и сбивчивые пересказы Беллы молчит — Гарри иногда кажется, что он чувствует ее липкий ужас. «Она знает», — понимает Гарри однажды, — «знает, что с ним она не сдерживается». Он не понимает, когда начинает разделять ее чувства. От внезапно проснувшейся эмпатии становится хуже. Гарри больше не знает, кто перегрызёт свои вены первым: он или Узник. Ему плохо. Больно и страшно. Он ненавидит. Ненавидит волевого Узника, ненавидит безумную Беллу, ненавидит притихшую Нарциссу. Но больше всего Гарри ненавидит себя.