Предисловие
Земную жизнь пройдя до середины Я очутился в сумрачном лесу…
Никогда не понимал, как можно перепутать сон и реальность. Для меня разница между ними очевидна. Сновидение, даже похожее на явь, всегда ощущается зыбким маревом, воспоминанием о настоящем мире. Что бы там ни происходило, ты не ощущаешь, будто это взаправду. Конечно, если не говорить о кошмарах, но так и речь не о них. Когда ты спишь, то не удивляешься тому, что видишь. Оно для тебя как должное, а если задашься вопросом, если что-то смущает — то ты сам себе объяснишь отклонения от здравого смысла. Осознанный сон — почти что осознанная жизнь, хотя с этим можно и поспорить. Если бы я ещё помнил о том, что в осознанном сне ты способен влиять на происходящее… Но я не вспомнил. Я в тот момент вообще ничего не вспомнил, хотя должен был. И если откровенно — время действительно вдумчиво поразмышлять выдалось лишь сейчас. Уж простите за чёрный юмор, но все предыдущие дни мне было как-то не до того. Дни ли? С чувством времени просто беда. Хм, и всё же перед тем, как продолжить повествование, мне придётся повторить всё с самого начала. И вполне возможно, что в первую очередь для себя самого. Всё началось с того, что спустя неощутимую вечность небытия ко мне явилось удивительное сновидение…***
Глава I
Бесформенные пятна передо мной сложились в обшарпанные стены и низкий бетонный потолок, тонущий в холодном сумраке, в котором плавали разноцветные круги и танцевали мушки. В ушах гудело, как если бы голову словно сдавило стальным обручем. На периферии зрения колыхалось нечто тонкое, а прочее самочувствие… Никогда не страдал от мигрени, но, похоже, всё когда-нибудь случается впервые. Я приподнялся на локте и сдавленно охнул. Кто-то повторил возглас. Рядом со мной лежали какие-то бесформенные кучи, но понять, что это за вещи, найти очертания знакомых предметов не получалось. Разве что вбитая между полом и потолком решётка виделась чётко. И комната напротив с таким же ограждением. «Хотя нет, скорее уж камера или каменный мешок», — промелькнула внезапная догадка и я закрыл глаза от пульсирующего жара внутри головы. Думать было больно, мысли продирались через вату. Снова послышалась чья-то речь. Судя по интонации, это был вопрос, но язык казался чужим. Хотя стоило только незнакомцу повторить возглас, как послышалась нормальная речь: — Очнулся, говорю? — прохрипел некто из глубин полумрака в соседней камере. Воображение сразу нарисовало поддатого водителя фуры, которого патрульный наряд забрал в отделение. — Жить буду, — я усмехнулся и поморщился от звука собственного голоса. Что-то было не так. Я поднёс к глазам руку и сосредоточился. Неожиданно показалось, словно я уже не раз делал нечто похожее и чего-то хотел этим добиться и сейчас, но всё перед глазами двоилось и плыло. Снова захотелось лечь на лежанку и отстраниться от происходящего, но любопытство победило: — А чем это нас… А где это мы? — Где-где… В клетке, — ответил мой товарищ по несчастью и проковылял к решётке. Он выглядел не лучшим образом: с отросшей щетиной, весь в кровоподтёках, в блеклом и рваном балахоне, испачканном чем-то масляным, с глубоко впалыми щеками и с содранной кожей на пальцах, да в ожогах — мужчину словно пытали. А потом в глаза бросились торчащие из плечей штыри, от чего меня бросило в дрожь: — Что с тобой такое? Кто это сделал? — Ха-ха, — мужик опёрся о решётку, — только не говори, что меня жалеешь. Себя лучше жалей, парень. И остальных, кто вместе с нами был. — Я не понимаю. — А чего тут понимать? Их всех уже забрали, мы остались только. А отсюда и не сбежишь, тут на целые секции ни одного живого человека нет! Вот как знал, что тот красный нас в консерву ведёт… Надо было рвать ноги и плевать на последствия! А теперь и тебя, и меня скормят этому… проклятому алтарю! От последних его слов повеяло чистым ужасом, который смог передаться и мне, пробившись через охватывающее безразличие. — Так мы что, последние? — Да как бы не так. С нами закончит — ещё людей наберёт. Думаешь, мы первые такие? Мразь шестирукая, сделал из нас кабальных рабочих, а ведь обещал… Я опёрся спиной о койку и выдохнул. Не было сил слушать его словесное излияние. Потихоньку мысли собрались в кучу: «Значит, я нахожусь в подземелье. Скорее всего, меня сюда привели обманом и теперь хотят принести в жертву… Господи, просто сюр. Что же хочет сказать мне подсознание всем этим шоу?» Ощущение неправильности потихоньку растворялось в тишине, которую ничего не нарушало. Безвкусный и сухой воздух оставался без единого движения. Кстати, интересно, если я нахожусь в шахте, то как здесь работает вентиляция? Чтобы поддерживать пригодную для дыхания атмосферу, должна быть постоянная циркуляция, следовательно, работа механизмов, шум и гул… Прям как в моей голове сейчас.. Внезапно мужчина из соседней клетки замолчал. Следом в коридоре послышались тяжёлые шаги с характерным железным лязгом. Стены озарил мерцающий, словно от дуговой лампы, оранжевый свет. — Вот и пришли, — сказал мужчина. — Эй, парень… Как думаешь, за тобой или за мной? — За обоими, — усмехнувшись, поднялся с лежанки и осторожно подошёл к решётке. В приближающихся огнях мои руки выглядели не лучше, чем у соседа по камере. Тоже сбитые костяшки, мозоли на ладонях, трещины в коже… Если они и болели, то я этого не чувствовал. Неприятно тянуло в спине и ныли колени, но и это было терпимо. К нашим клеткам подошло несколько высоких людей в красных мантиях. Я недоумённо моргнул: под тканью балахонов что-то явственно бугрилось и шевелилось. Впрочем, лица оставались вполне себе человеческими, только слишком бледными. Один из них коснулся серой ладонью замка на моей решётке. Та открылась. — На выход, — прошелестел безжизненный голос. Дважды повторять не пришлось. Ощущая босыми ногами холод плитки коридора, я вышел наружу и прикрыл глаза — тлеющие разряды в трубках, которые держали тюремщики, жгли привыкшие к полумраку глаза. Всего их было пятеро, но я откуда-то понимал, что для сопровождения хватило бы и одного. Молчание затягивалось. Я стоял и ждал хоть чего-то, пока один из тюремщиков, видимо, главный, закрывал мою клетку. Остальные четверо встали по сторонам от меня и наклонили лампы, чтобы я никуда не сбежал… «Каре», — промелькнуло слово, но что оно значило, интересно. Конвоиры синхронно двинулись. Я чуть не споткнулся на ровном месте. Синяки под рёбрами подсказывали, что было бы со мной, упади я сейчас. Железный стук привлёк внимание. Повернув голову, я смог заметить, как сосед по камере, оперевшись о решётку, глядит мне вслед. Торчащие из его плечей штыри выступали между прутьями клетки в коридор. Видимо, они и прозвучали. Если бы он что-либо сказал в этот момент, то наверняка бы его словами было бы: «Прощай, парень». Но вместо этого он просто смотрел мне вслед с глазами, в которых вместе со страхом сверкала и нервная радость. Похоже, он думал, что это пришли за ним, и был счастлив, что проживёт немного дольше. Меня накрыло волной омерзения, но я быстро отвернулся и выкинул недовольство из головы, как только мы отошли от камер. Сложно всерьёз переживать, когда твёрдо знаешь, что всё происходящее не на самом деле и в любой момент можно проснуться. Но чёрт возьми, этот сон стоил того, чтобы его досмотреть до конца! И только стоило мне об этом подумать, как следующие несколько минут выдались слишком скучными. Я просто шёл, сопровождаемый пятью людьми, которые подсознательно казались не то послушниками, не то культистами. В коридоре время от времени появлялись гермозатворы, ныне распахнутые, перекрёстки и широкие комнаты с висящими на стенах истёршимися указателями и тускло работающими лампами. В некоторых залах находились крупные настенные карты. Я скользил по ним взглядом, поскольку они единственные вызывали хоть какой-то интерес. Если было бы время изучить паутину здешних дорог… Однако приходилось идти и даже не думать о том, чтобы остановиться по своему желанию. Но если в общем, то весь план переходов выглядел как срез невероятно разветвлённого метро, в центре которого находился широкий круг, а по бокам — шесть кругов поменьше. От каждого круга вели широкие «улицы», от которых расходились ветки поменьше. К удивлению, это я разобрать смог, несмотря на то, что очертания собственных пальцев расплывались перед глазами. И это всё называлось всего лишь этажом. Всё вокруг несло следы долгого запустения и дышало даже не старостью — древностью. Однако воздух во всех коридорах, по которым меня вели, оставался одинаковым: безвкусным, не свежим, но и не затхлым. Он просто был и был пригоден для дыхания. В какой-то момент я понял, что потерял счёт времени. Всё слилось в единообразную мешанину оранжевых дуг и шипения, с которым разряды танцевали внутри ламп конвоиров. Их шаги вогнали меня в транс, а очнулся от него я уже внутри длинной комнаты, куда меня равнодушно затолкнули. В нос сразу ударила вонь немытых тел и я закашлялся. В глазах защипало, поэтому я не сразу увидел, что кроме меня в помещении находится целая толпа. — Одежду снять. Построиться, — командовал один единственный служка, у которого… я сперва не понял, но потом резко отвернулся, стараясь не глядеть лишний раз на это чудовищное уродство. Вместо нормальной руки у него торчал хлыст, похожий на покрытый чешуёй крысиный хвост. Из-под чешуек то появлялись, то исчезали иглы. Кроме того, его лицо срослось с противогазом, а спину изгибал неестественной толщины горб. Я скинул обноски в ближайший ворох такой же поношенной изорванной одежды и посмотрел на потолок. Прямо над нами торчали раструбы с мелкой сеткой. От них в стену вели шланги. «Прямо газовая камера…» Я огляделся. Всего в помещении было людей… то ли сорок, то ли пятьдесят. И все выглядели примерно так же, как и я: побитые, замученные, безропотные и покорные. Некоторые стояли с обритыми головами, некоторым недоставало глаз или пальцев. И у двоих, как и у моего товарища по несчастью, с телом сплавились фрагменты металлических деталей. В сравнении с ними мне ещё повезло остаться относительно целым и здоровым. Из раструбов хлынула ледяная вода. Кто-то не удержался на ногах, раздались крики. Я, хватая воздух ртом, куда-то шагнул и вдруг понял, что упираюсь руками об стену, пока меня обливают со всех сторон. Бурлящая вода с пеной стекала по спине. Кожу щипало, но хотя бы душевая избавилась от амбре. Хм, а ведь я тоже должен был ощутимо пахнуть… Напор воды резко ослаб, а потом и вовсе прекратился. Вместо её шума в помещении теперь раздавались стоны и бессвязные всхлипы. Кое-кто поднимался с пола, кое-кто сидел, обняв себя руками. Те двое со стальными деталями стояли на прежних местах, где нам приказали находиться. Их лица ничего не выражали. Я ощущал дискомфорт от того, что мне приходится стоять обнажённым. И пусть каждый был занят только собой, я хотел поскорее прикрыться. Однако глядя за движениями кончика плети, которая шевелилась, словно живая, решил не провоцировать её хозяина. Среди всех присутствующих его меньше всего можно было назвать нормальным человеком. Раструбы снова навелись на нас и обдали потоком сухого горячего воздуха. — Встать в ряд, — безэмоционально приказал надзиратель. — Построиться по одному. На удивление быстро толпа собралась в шеренгу. Дверь душевой открылась. В проёме показался другой культист, более человекоподобный, но всё равно слишком высокий и широкий в плечах. В руке у него было что-то вроде бензопилы, которую тот держал, словно та ничего не весила. — За мной, — сказал тот и освободил проход. Второй конвоир щёлкнул плетью. Это стало сигналом, по которому наша несчастная толпа двинулась следом. Шли все, даже те, кто казался самым болезненным. Я хмыкнул про себя. Чтобы привести меня в душевую, понадобилось целых пять человек, а тут нас охраняло двое. — Хэй, — шепнул я идущему впереди. Тот вздрогнул, но сделал вид, что меня не услышал. — Ты как? Куда нас ведут? Он молчал, но по напрягшимся плечам я увидел, что он меня намеренно игнорирует. Вдруг колонна остановилась. Один из конвоиров, тот самый, который смахивал на перекачанного культуриста в алом балахоне, подошёл ко мне и бесстрастно взглянул сверху вниз. Я встретился с ним глазами. По спине прокатился ледяной мороз и я отвёл взгляд, теперь понимая, почему все молчат и не пытаются обмениваться хоть какими-нибудь словами. — Раз, — произнёс конвоир. Наклонил голову. Тонкий писк на грани слышимости, от которого свело зубы. Я скосил взгляд и заметил, как он убрал палец с кнопки на рукоятке бензопилы. Культист развернулся и вернулся в начало колонны. — Вперёд, — громко скомандовал он. Я перевёл дух, ощущая, что всё могло закончиться совсем по-другому. Видимо, именно по этой причине все остальные молчали и даже не пытались помогать друг другу. М-да, разделяй и властвуй. Если бы ещё мы находились под открытым небом, то сравнения с концлагерем были бы куда прозрачнее. Тем временем наша колонна прошла мимо штабелей и коробок размерами со взрослого человека, которыми заставили всю стену очередного крупного зала. «Хотя бы одежду бы выдали», — с ноткой раздражения подумал я и покачал головой. Если не выдали — значит, с большой долей вероятности она нам не пригодится. Некстати вспомнились слова моего соседа, чьего имени я не узнал, о жертвоприношении. Мысль вяло вильнула на эту тему, но заглохла, попав во вновь охватившую меня мысленную вату. В прошлых однообразных коридорах взгляду решительно не за что было зацепиться. В этих же вдоль стен тянулись пучки кабелей, какие-то стекловидные волокна и, внезапно, гофрированные трубы. Ламп также стало больше и, внезапно, появились лужи свечных огарков. Следующая зала врезалась в память. Наша колонна молча прошла мимо груды иссохших и мумифицированных тел. На каждом из них остались следы от страшных ран. Будь это всё по-настоящему, мне бы стало… неприятно? В лучшем случае. Отчего-то пришло на ум то, как я однажды ездил помогать резать куриц. Вот глядя на коричневые, сухие, словно палки, руки, обтянутые кожей черепа, разверстые грудные клетки… Их как-будто вскрыли варварскими способами, а потом они сгорели изнутри. Судя по звукам, кого-то вырвало. Кто-то начал молиться. Отчётливо щёлкнул хлыст и раздался звериный вопль, резко затихший в агонизирующем бульканье. — Молчать, — лишённый эмоций голос пугал. Впрочем, волю остальных сломали задолго до того, как мы пришли в этот некрополь. Насчёт своей воли я ничего не мог сказать, но зато с любопытством следил за своей реакцией. Пока я разглядывал остальное помещение, к двоим красноробым фанатикам присоединились ещё четверо. Скупыми приказами они разбили колонну на несколько групп. Я оказался вместе с теми, кого никак ещё не покалечили. Хотя, глядя на двоих мужчин, сплавленных с железными фрагментами, стал в этом сомневаться. В разделении на другие группы также была некая логика, но уловить её не получалось. Зато нам прикатили тележку, полную пластмассовой обуви. Не бог весть что, но пятки были благодарны. Не знаю, можно ли нас было назвать счастливчиками… Наверное, нет. Зато нас первых вывели из импровизированной гробницы. И начался очень затяжной спуск по еле наклонённому и полукруглому туннелю, вдоль стен которого висели толстые кабеля. Я словно бы оказался на ветке метро, только вместо поездки в вагоне шёл пешком… куда-то. Глаза привыкли к густой темноте, в которой назойливо мерцала красная лампочка на корпусе бензопилы. Очертания коридора показались из мрака интуитивно угадываемый контурами, но гораздо больше мне говорили обо всём вокруг звуки. Звонкие ритмичные шаги надзирателя. Монотонное шаркание десятков ног. Эхо спереди и сзади, от чего казалось, что вокруг людей гораздо больше, чем было. Дыхание — ровное, надорванное, сиплое, с придыханием, с присвистом, сквозь зубы — всё это сильно впечатляло меня, не привыкшего ни к чему подобному. Шли мы настолько долго, насколько это вообще возможно. В один момент времени волоски на коже встали дыбом от слабого, но ощутимого прохладного ветерка, и как раз впереди показалось голубоватое свечение. Когда из темноты вынырнули чудовища, я, да и не только я один такой, закричали. Кто-то даже побежал: в шлёпанцах и на босу ногу. Я же замер и не сказать, что от ужаса — просто не отдавая себе отчёта. Химера, отдалённо напоминающая человека, обхватила меня передней парой рук и надёжно обездвижила, перекинув через плечо. Задняя пара дополнительно зафиксировала голову. Чтобы я случайно не сломал шею, наверное. — Не сопротивляйтесь. Это бесполезно, — произнёс откуда-то спереди наш надзиратель, после чего резко увеличившаяся в численности группа направилась к свету. Первое, что я смог увидеть, когда мы выбрались из наклонного туннеля — это колоссальная гладкая стена из серого материала, поднимающаяся, покуда хватало глаз, и сливающаяся с тьмой в вышине. Следом — кабели и трубы, переплетающиеся, словно кровеносные сосуды, и протянутые над нашими головами на высоте хорошего многоэтажного дома тонкие мосты, устремляющиеся от стенок гигантского колодца к его центру. А потом носильщик опустился на колени, развернулся спиной к выходу из туннеля, из которого мы пришли, и у меня перехватило дыхание. Мы находились на самой вершине некоего шпиля, уходящего основанием в глубинный мрак и, наверное, в самую бездну земли. Вокруг его верхушки находилась обширная кольцевая платформа, на которой стояли десятки хирургических столов с висящими над ними операционными лампами и с манипуляторами, которые скорее бы подошли для разделывания трупов на скотобойне. От каждого стола к покрытым геометрическими узорами граням усечённого конуса тянулся кровавый след. Стояли цилиндрические контейнеры в два человеческих роста, из которых торчали пучки толстых проводов. Тут и там ходили уже виденные ранее чудовища, оперативно приковывая принесённых невольников к столам. Но больше всего меня поразило другое. Шпиль опоясывали концентрические, вписанные друг в друга круги горящих свечей. В их свете тихо молились сотни культистов во всё тех же красных балахонах, сидящие на кабелях, искривших время от времени. А из верхушки шпиля росли еле колыхающиеся, почти невесомые серебристые нити. Седые волосы на ветру? Стрекательные щупальца актинии? И вокруг них сияла та самая виденная ранее голубая аура. Это выглядело так жутко, так красиво, что я захотел запомнить эту картину как можно лучше. Она… Клянусь, она была достойна того, чтобы о ней рассказать! К этому моменту к моему носильщику подошёл похожий на паука мутант, который вколол мне в шею нездорового цвета жидкость и деловито отнёс к очередному столу. Если и до этого я не особо ощущал собственное тело, то теперь и подавно оно казалось чужим. Сознание свободно дрейфовало в мареве свечных огоньков и голубоватых всполохов. Бессловесные напевы, шорохи и стоны, лязг металла и бесконечный сквозняк наполнили меня, как воздушный шар, заставили забыть, кто я и ради чего здесь… А ради чего? А кто? Очень нехотя я повернул голову и увидел, как лежащего на соседнем столе человека аккуратно разделывает тот самый человекоподобный паук, вскрывая грудную клетку круглой пилой и каким-то образом управляя встроенными в ложе манипуляторами. Жертва молчала, ничего не выражая, только глаза, казалось, бешено вращались. Что-то изменилось. Интенсивность голубого свечения усилилась. Я скосил взгляд и увидел, как серебряные волосы потянулись в сторону разверстой раны. Они нависли над операционным столом, бережно поглаживая обнажённые лёгкие, кажущиеся с такого расстояния просто двумя розоватыми губками, и внезапно прошили всё его тело насквозь. Люди в красных мантиях хором запели некий не то гимн, не то псалом, пока жертва выгибалась на столе пустой куклой, в которую просунули пальцы. Сам воздух в ужасе заколыхался, как над радиатором печи, и успокоился, когда обуглившееся тело повалилось обратно с сухим деревянным стуком. Вивисектор направился ко мне. «Я не хочу», — попытался произнести я, но губы не слушались. Я не хочу… Надо проснуться. Пусть даже это сон, совсем не страшный кошмар — я не хочу, чтобы он заканчивался так! «Спокойно, просто сделай, как обычно, — в попытке сфокусироваться я упустил из виду, когда циркулярная пила вырезала аккуратную полость для серебряных нитей, заполняющих всё поле зрения. Мне, наверное, должно было быть очень больно, вплоть до потери сознания. — Сейчас ты испугаешься и проснёшься, это всё не реально, ты не умрёшь…» Хор взвился церковным органом и обрушился на меня серебряным ветром.***
Кажется, мой всхлип был наяву. В комнате привычно гудел обогреватель, на животе лежало что-то тяжёлое, а руки затекли и теперь я плохо их чувствовал. Но это был не главное. Я очнулся. Вот что главное. Спасибо, Господи, что избавил меня от такого неприятного опыта, как полностью прочувствованная и пережитая смерть во сне. Мне, клянусь, хватило одного раза. Глаза продолжали слезиться — вытер их кулаками, потёр до ярких цветных пятен и вспышек — и со вздохом перевернулся на другой бок. Щека коснулась чего-то очень холодного. Прищурившись, я приподнял голову, нащупал ладонью корпус своего мобильного и вдруг зацепился ногтём за нечто, чего там находиться не должно было. И сразу же резко проснулся, осознав, что лежу где угодно, но только не на своей постели под тяжёлым одеялом. Медленно проводя взглядом по сварным швам, по обтянутым какой-то ветошью трубам, по техническим железным стенам, я плавно опустил глаза и повернул то, что посчитал своим телефоном. Это был некий планшет. Грубые углы, громоздкий экран из толстого стекла, покрытого мелкими царапинками, и толстая литера вместо простого брендирования ясно дали мне понять, что держу я очень старую вещь. И совершенно незнакомую. «Как ты включаешься?» — нервно прикусил губу, стал искать пальцем нужную кнопку, но тут наконец заметил своё собственное отражение в экране. И завис. Конкретно. Надолго. Ничего не понимая. Это было не моё лицо. — Что за вашу мать?.. — прошептал я и схватился за горло. От того, что я не сразу смог нащупать кадык на обычном месте, меня бросило в ледяной ужас. И нет, я отказывался от этой мысли, от намёка на то, что всё по-настоящему… «Руки! Взглянуть на руки!» Я сел, едва ли обратив внимание на то, что до этого валялся на полу, и уставился на свои ладони. Десять пальцев. Ни больше, ни меньше. И к тому же их очертания оставались прежними, они не размывались и не превращались в хтонический ужас. Хватаясь за последнюю соломинку, я схватил планшет и впёрся взглядом в его литеру. Она. Оставалась. Прежней. «Сука-сука-сука-сука-сука…» — меня заклинило и я, пошатываясь и с трудом дыша, встал на ноги, бездумно двинувшись вперёд. Слабое освещение красных лампочек давало достаточно, чтобы я мог нормально идти, пусть и опираясь рукой о стену. Где я оказался? Как я здесь оказался? Почему я не у себя дома? Это розыгрыш? Но кому это бы потребовалось, зачем? Почему у меня другое лицо? Стоп. Стоп. Подумаем логически. Предположим… Да что предположим? Куда я вообще иду? Взгляд соскользнул по двери, которую закрывал крупный вентиль, и рядом с которой стоял не менее громоздкий терминал. По-крайней мере, у него был экран и такая же литера, как на планшете. Ни на что особо не надеясь, я приложил своё устройство к терминалу и прошептал, подчиняясь какому-то странному наитию: — Дверь, а, дверь, откройся… На экранах загорелись очень знакомые зеленоватые буквы, а потом развернулась монохромная… что? Файловая база? Командная строка? Этот интерфейс напоминал одновременно и БИОС, и примитивную операционную систему. Вентиль на двери с лязгом провернулся и перекладины ушли в пазы, позволяя мне толкнуть массивную плиту туда, куда она могла сдвинуться по своей конструкции. Из щели повеяло свежим воздухом, пахнущим сыростью, слабыми нотками чего-то химического, но вместе с этим такого, не знаю, живого, что ли? Обжитого? «Фоллаут», — вдруг ярко промелькнуло перед глазами. Ассоциативная цепочка потянулась следом, раскрывая потаённый ход мыслей: этот терминал своей массивностью невероятно сильно напоминал ретро-футуристичные устройства из той самой игры. Такой вот гротескный постапокалипсис. Сразу же за дверью находился лестничный пролёт, вверху которого находилась уже другая дверь, но уже без какого-либо замка. Привычно перешагивая через ступеньки, я быстро поднялся и с обманчивой решительностью отодвинул последний барьер у меня на пути из подвала во внешний мир. — …ля-а-а-а-а-ать… — неосознанно сорвалось с языка, пока я стоял, вцепившись в створку мёртвой хваткой. Не было никакого внешнего мира. Нет, не так. Он был. Но это был не мой дом. Не мой город. И, похоже, не моя планета вообще. Потому что на Земле нет и не было никаких подземных городов.