***
Лань Сичэнь и сам не заметил, как уснул, подложив себе под щеку руку Цзян Чэна. Вторая преспокойно лежала на голове у Лань Сичэня, запутавшись пальцами в длинных волосах. Цзян Чэн размеренно посапывал, то сжимая, то разжимая во сне мягкие волосы. Вставать и идти куда-то не хотелось, хотя ноги и спина затекли так, что хотелось выть. Он всё-таки заставил себя приподняться, аккуратно убрать его руку. Лань Сичэнь наблюдал за расслабленным во сне лицом Цзян Чэна и не мог не умиляться. И почему он такой красивый? Когда щека Лань Сичэня оторвалась от его руки, Цзян Чэн, будто возмущенный тем, что он посмел лишить своего тепла, что-то забормотал обиженно себе под нос и развернулся лицом к стене. Лань Сичэнь лишь тихо посмеялся этой милой картине, поднялся на ноги и склонился над ним в странном желании чмокнуть в щеку. Об этом действии никто и никогда не узнает. Лишь земля и небо будут свидетелями маленького преступления. Но он вдруг опомнился, отдалился. Дверь вдруг открылась. На пороге стояла мать Цзян Чэна и недовольно смотрела то на сына, то на альфу. — Прошло уже два часа, а ты так и не сделал с ним ничего? — недоуменно спросила она без капли сомнений в голосе. Лань Сичэнь ощутил, как в крови взыграла ненависть и злость. А если бы на его месте оказался какой-нибудь конченный извращенец, не способный справиться с собственным возбуждением? Он бы сделал с Цзян Чэном такие страшные вещи. — Вы... — хотел было начать ругаться Лань Сичэнь, но услышал, как за спиной причмокивает во сне Цзян Чэн. Если он сейчас начнёт разговор, то не разбудит ли его и не заставит ли вновь ощущать лишь боль? — Послушай, тебе не за чем сдерживаться. Эта сучка только и ждёт, чтобы её сделали своей, — говорила женщина так, будто это абсолютная нормально. Давно Лань Сичэнь не чувствовал такого гнева. Хотелось прямо сейчас встряхнуть её, прокричать в лицо столько всего, разразиться нескончаемой триадой слов. Он и правда захотел защитить его от этой ведьмы. Быстро вышел за дверь и потащил женщину за собой на первый этаж. И даже там не смел повышать голоса в страхе разбудить его. — Вы хоть понимаете, что говорите? Отдаёте собственного ребёнка буквально в рабство, лишь бы он нашёл себе пару? У вас с головой точно всё в порядке? — говорил он сквозь сжатые зубы, вглядываясь в глаза напротив. — А ты, сопляк, меня учить жить собрался? Это отродие мне жизнь испортило. Не знаешь — не говори, — ответила она, сложив руки под грудью. Злилась она почти также, как и Цзян Чэн. Отворачивалась от собеседника, будто того и не существует вовсе, закатывала глаза и вздыхала. Их повадки схожи, мимика тоже. Но атмосфера вокруг витала разная. — Какие бы у вас ни были причины, Цзян Чэн — ваш сын. Несите ответственность за то, что решили родить и принести его жизнь в мир. То, что он омега, вовсе не означает, что он не имеет права выбирать себе партнёра, не имеет права на хорошее отношение к себе, — старался не кричать Лань Сичэнь. В глазах напротив плескалось что-то кроме злости и презрения. Женщина утонула в бесконечном океане собственного горя. Печаль и одиночество так крепко отпечатались на её лице, что можно было разглядеть невооружённым взглядом. — Я бы порекомендовал вам обратиться к психиатру или хотя бы к психологу вместо того, чтобы отыгрываться на собственном сыне в попытках залечить собственную душу. Ненависть никогда не принесёт вам облегчения, — выдохнул в отчаянии Лань Сичэнь и развернулся, чтобы уйти. — Тц, какой наглый парнишка! Но зато потрясающий альфа, — она задумалась. — Всё равно ведь заберёшь себе эту никчемную шавку. Лань Сичэнь лишь нахмурился. Разговор, казалось, не возымел действия. Или так только казалось?.. Он поднялся обратно в комнату Цзян Чэна. Тот всё ещё спал, но снова лицом против стены. Его ладонь так привлекательно лежала тыльной стороной к кровати. Лань Сичэнь уселся вновь на жёсткий пол, вложил свою ладонь в его в попытке передать хоть каплю сил. Как же он жил столько лет в четырёх стенах с этим дьявольским созданием? Ненависть сменилась грустью. Он так хотел ему помочь. Защитить от мира, с которым он столько лет так отчаянно сражался. Лань вспомнил про Яньли. Был так безумно ей благодарен, что готов упасть перед ней на колени при следующей встрече и безостановочно благодарить. Эта девушка и правда заслужила звание "лучший друг". Лань Сичэнь не хотел оставлять его здесь одного. Быстро написал дедушке сообщение, что не знает, когда вернётся, вновь уложил голову рядом с ним, обращая взгляд к телефону. Через некоторое время на его голове вновь оказалась чужая ладонь. Какая милая привычка. Быть может, Цзян Чэну так полюбилась мягкость его волос? На губах растянулась глупая улыбка, а на сердце стало так тепло.13 глава. "Кошмар на яву"
1 сентября 2023 г. в 20:00
Учебный день встречал ледяными каплями дождя и хлесткими ударами ветра. Зонтик, даже самый крепкий, вряд ли смог бы выдержать разбушевавшуюся стихию, поэтому оставалось лишь терпеть и шлепать по лужам в сторону школы в тонком дождевике, который практически не спасал. Лань Сичэнь, невзирая на ад, творившийся на улице, чувствовал невероятную лёгкость. На выходных они с Цзян Чэном отлично провели время вместе! Нашли множество точек соприкосновения: видеоигры, книги, животные. Они болтали так долго и увлечённо, что и не замечали, как быстро летит время. Лань Сичэнь не мог перестать вспоминать чудесные мгновения. Так не хотел уходить, что поздним вечером проводил Цзян Чэна до самого дома, перед которым они ещё долго стояли и разговаривали обо всем на свете. Им обоим не хватало банальных разговоров, новых знакомств. Эта встряска была такой волнительно приятной.
И сейчас Лань Сичэнь бежал в школу не с тоскливыми мыслями о вечно жужжащих под ухом прилипалах, а с непривычно приподнятым расположением духа. Сердце радостно прыгало в груди, бабочкой порхало меж рёбер. А в голове лишь мысли о том, как бы не забыть снова спросить у Цзян Чэна номер телефона. Да, он мог бы спросить у классного руководителя, найти в каких-нибудь соц сетях и тому подобное, но так боялся, что спугнет этим то хрупкое понимание, воцарившееся между ними. Цзян Чэн сам должен дать разрешение на общение в сети. Лань Сичэнь слишком сильно боялся потерять эту единственную ниточку.
Люди вокруг всё такие же противные, но теперь не внушали то самое зловещее чувство отвращения и презрения.
Очередная девушка, явно слышавшая, что Лань Сичэнь абсолютно всех отсылает далеко и надолго, подошла, чтобы познакомиться. Приложила неловко руки к груди, глядела на альфу из-под длинных ресниц, смущённо переминалась с ноги на ногу. Лань Сичэнь ей лишь лучезарно улыбнулся, постучал по голове и, чуть ли ни не прыгая от радости, прошёл мимо. Обычно он вступал с подобными в диалог, мягко пытался отвадить от себя (чем делал только хуже, ведь эта вежливость и хорошее отношение подкупали юные сердца, давали хлипкую надежду и заставляли жаждать общения ещё больше), но не сегодня. Так лениво тратить на неё время. Какой же детский восторг растекался внутри от одних мыслей о том, что Цзян Чэн не одарит взглядом, полным злобы, не пошлёт грубым словом, не посмотрит полным любви и обожания взглядом... Увидит Лань Сичэня. Увидит его...
Но все мечты разбились о суровую реальность, когда Цзян Чэна не оказалось на месте. Сегодня Лань Сичэнь припозднился из-за дождя. Может быть, придёт ко второму уроку?
Учителю истории Ли Бай сказал, что Цзян Чэн заболел. Лань Сичэнь тут же растерял свой прошлый энтузиазм, слегка потускел, с грустью бросив взгляд на пустующую парту за спиной. Внутри вдруг проснулось желание прийти к нему домой и принести всяких фруктов или просто вкусняшек, чтобы болезнь проходила легче. Или же попросить у дедушки заварить его лучший чай и передать? Но не будет ли это выглядеть как навязчивое поведение? Не прогонит ли Цзян Чэн сразу, как только увидит на пороге? Ведь они ещё не настолько близки, чтобы навещать друг друга...
После долгих раздумий Лань Сичэнь принял решение: принесёт чай и вкусняшки, оставит под дверью, позвонит и уйдёт. Никаких пересечений, лишь небольшая помощь. А потом как-нибудь аккуратно попробует выведать, как Цзян Чэн отнёсся к внезапному подарочку, когда он вернётся, и либо сознаться, либо промолчать, будто это вовсе не он, в зависимости от реакции. Звучало, как прекрасный план, который он должен был с блеском осуществить.
И вот он уже стоит перед дверью и тянется, чтобы положить пакет на порог. Только вот дверь резко распахнулась, от чего напряжённый Лань Сичэнь чуть не свалился с небольшого порога перед домом. За дверью стояла запыхавшаяся женщина. Черты её лица лишь отдалённо напоминали Цзян Чэна. Быть может, тому виной тонна косметики на лице. Длинные нарощенные ресницы, неестественно уложенные чёрные брови, яркая красная помада, которую явно вели чуть выше контура губ. Пусть макияж и был выполнен искусным визажистом (ей самой) и явно шёл женщине, всё равно Лань Сичэнь ощущал какое-то внутреннее отторжение. Причины он установить не мог, но хотел почему-то развернуться и уйти.
— Доминантный альфа? — спросила мать Цзян Чэна, всё ещё не отдышавшись.
Неужели она почувствовала запах альфы из дома и примчалась, пока тот не ушёл?
Женщина с интересом обвела взглядом парня и хищно улыбнулась. В её глазах зажегся какой-то нездоровый огонёк.
— Пришёл к Цзян Чэну? Его одноклассник? Или из параллели? Хотя это неважно! — она резко схватила Лань Сичэня за запястье, дернула на себя, затягивая в дом.
Тот даже пискнуть не успел.
— Нет-нет, ему ведь нужен покой сейчас! Я лишь оставлю это и уйду! — пытался остановить женщину он, упираяясь и не желая идти.
— Сейчас ему нужен именно ты! — на её лице растянулась ещё более странная и пугающая улыбка. — Позже ещё сам мне спасибо скажешь!
Женщина толкала в сторону лестницы в конце коридора. Как бы Лань Сичэнь ни пытался убедить, что не собирается сейчас идти к Цзян Чэну и тревожить его, она толкала только сильнее, что-то бормоча себе под нос.
Они поднялись наверх. Женщина раскрыла дверь в комнату Цзян Чэна, и Лань Сичэнь вдруг понял, что имели в виду под "болеет". Кажется, в классе это поняли абсолютно все, кроме Лань Сичэня. Какой же он идиот. У Цзян Чэна течка.
На некоторое время ослепленный этим окутывающим со всех сторон феромоном Лань Сичэнь перестал сопротивляться. Женщина немедленно затолкнула его в комнату и, кажется, заперла за ним дверь.
— Мой любимый сынок! Мамочка позаботилась о тебе! Помни мою доброту, дорогой! — прокричала она прежде, чем уйти.
Лань Сичэнь не мог справиться со стыдом, резко нахлынувшим со всех сторон. Вынужден находиться сейчас здесь и наблюдать за тем, что ни одна омега не хотела бы показывать малознакомым друзьям.
Цзян Чэн, свернувшись в клубочек под одеялом, чуть дрожал и что-то кряхтел себе под нос. Вязкий, тягучий и тяжёлый аромат заполонил комнату. Затуманивал разум, тянул, словно тихо нашептывал на ухо соблазняющие слова. Но Лань Сичэнь лишь встряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение.
Цзян Чэн вдруг вздрогнул, дернулся, будто проснулся ото сна, подпрыгнул на кровати, накрыв голову одеялом, пустым расфокусированным взглядом смотрел на Лань Сичэня. Он смотрел на него, но не видел. Лишь сейчас Лань увидел несколько пустых упаковок обезболивающего и противовозбуждающего для омег во время течки. Цзян Чэн явно превысил суточную норму, но это, по всей видимости, не совсем помогло.
Цзян Чэн выглядел слишком слабым и хрупким сейчас. Так хотелось одним лёгким движением руки избавить от страданий, вернуть коже привычный здоровый оттенок, а в глаза мелкие звёздочки снежинок. И он мог это сделать. Но не тем способом, на который рассчитывала мать Цзян Чэна.
— Лань... Сичэнь?.. — спросил, будто не веря, Цзян Чэн, прижимаясь к стене спиной.
Он не мог разглядеть лица, лишь ощущал манящий аромат. Всё омежье нутро тянулось к нему, по подбородку стекла тонкая струйка слюны. Он бы ненавидел сейчас себя за эту реакцию, если бы хоть что-нибудь соображал между безграничными болью и возбуждением. Лишь где-то на самой границе сознания высветилась яркая неоновая надпись:"Кошмар на яву".
— Прости, я не должен здесь находиться... — оправдывался неловко Лань Сичэнь, вжимаясь в дверь.
Цзян Чэн протянул к источнику звука и запаха руку, будто пытался схватить и забрать себе. Притянуть ближе, жадно вдохнуть дурманящий аромат и потерять остатки сознания. Но он лишь завалился на бок без сил от накатившей с новой силой боли в животе. Он зажмурился, сдерживая вскрик, сжал зубы. Тяжело дышал уже без возможности что-либо сказать.
Лань Сичэнь, обеспокоенный, подбежал к нему. Положил ладонь на лоб в попытке определить, насколько он горячий, как ему плохо. Но Цзян Чэн схватил его руку и приложил к щеке. Потерся, как котенок, прижался губами к гладкой коже.
— Помоги мне, — а затем с силой укусил альфу, чуть не прокусив тонкую кожу до крови.
Лань Сичэнь быстро отдёрнул руку в испуге. Он не хотел делать сейчас что-либо, боялся навредить, уничтожить самоуважение Цзян Чэна.
— Мой, — прошептал в бреду Цзян Чэн.
— Позволь... — Лань Сичэнь не решался, мялся, — позволь мне помочь тебе. Я это тебе, Цзян Чэн. Прошу, услышь. Могу ли я это сделать?
Цзян Чэн лишь корчился от боли, извивался, как змея в дикой судороге и что-то неразборчиво постанывал себе под нос. Эта агония не останавливалась ни на секунду, он лишь хотел, чтобы это наконец кончилось. Лишь бы не ощущать этот дикий зуд. Никакие препятствия не могли остановить, ничто не могло облегчить мучительное состояние. Он только и мог, что просить у альфы помощи. Лишь изредка сознание хоть немного прояснялось, и чувства стыда и отвращения захлестывали с такой силой, что хотелось умереть. Из глаз хлынули слезы. Капли неприятно закатывались за уши, стекали по щекам. В пустых глазах не отражалась реальность.
— Хорош... Тупить... и помоги мне, — выдавил сквозь сжатые зубы Цзян Чэн, после чего стал судорожно хватать ртом воздух.
Какая же ненависть к себе расцветала огненным шипастым цветком где-то в груди. Но этот чёртов запах. Проклятый запах доминантного альфы, перед которым любому омеге будет тяжело устоять и в обычное время, что уж говорить о течке.
Лань Сичэнь закусил губу. Уселся поближе к кровати, вновь укладывая руку Цзян Чэну на лоб. Тот чуть нахмурился от удовольствия, когда холодная рука подарила лёгкую прохладу и позволила хоть на мгновение отвлечься от пульсирующей головной боли. Лань Сичэнь лишь слегка надавил на чужую голову, чтобы тот не метался. Омега не был послушным и попытался вырваться. Тогда он лишь нашарил его ладонь и с силой сжал.
— Прости... Прости меня за это, — повторял Лань Сичэнь. — Я поклялся, я обещал... Но разве я могу его здесь просто так оставить?
По комнате вдруг разлился мягкий аромат сандала. Такой мягкий и спокойный он проникал в самые отдаленные уголки сознания, укачивал и убаюкивал.
— Ты должен успокоиться, расслабиться. Возбуждение спадёт, — говорил Лань Сичэнь, и не представляя, поможет ли это. Он ведь так давно не использовал феромон доминантного альфы.
Цзян Чэн и правда перестал вырываться, глубоко задышал, лёжа на спине. Он не открывал глаз, не желал что-либо делать сейчас. Лишь слушал мелодичный голос, ощущал чудодейственное влияние его феромона. Да, боль в животе и голове феромоном не снимешь, но теперь они уже не казались такими мучительными. Лань Сичэнь будто разбудил от отвратительного ночного кошмара и, мягко сжимая ладонь, повел на свет, где царит лишь спокойствие и умиротворение.
Цзян Чэн ощутил, как Лань Сичэнь подносит к губам его ладонь и запечатляет мягкий поцелуй. Так невесомо и легко, но внутри разлилось тепло и ещё большее облегчение. Боль заметно ослабла, словно испугалась гнева доминантного альфы и спряталась, не желая показываться на глаза. Цзян Чэн не спал сегодня совсем. Сворачивался клубочком и лишь бесконечно страдал, не понимая, кто он и когда это всё закончится. А ведь терпеть бы пришлось ещё минимум пару дней.
Тяжёлый запах возбуждения омеги заменился на невесомый и щекотяший приятного нос аромат альфы. Это совсем не было похоже на то, что происходило во сне. Лань Сичэнь смог взять себя в руки и существенно облегчить состояние, не прибегая к самым мерзким способам. Сидел сейчас возле кровати, холодной ладонью пытался остудить лоб, сжимал его руку, потирая аккуратно большим пальцем мягкую кожу в попытках успокоить. Казалось, была бы его воля, он бы забрал всю боль Цзян Чэна себе, не думая ни секунды. С таким беспокойством и заботой он смотрел на него. Теперь тот кошмар казался таким глупым. Его захлестнуло чувство стыда, но совсем не за то, что Лань Сичэнь увидел в подобном состоянии. Ему было стыдно лишь за то, что он думал об этом чудесном человеке всё это время. Как посмел считать злобным животным такого, как он? Запах течки влияет на доминантных альф также сильно, как и на обычных, а он и носом не повел.
— Спасибо... — прошептал одними губами Цзян Чэн, жадно вдыхая прекрасный аромат.
Он произнес это и провалился в сладкий сон. Спокойная темнота накрыла его, пустота дала возможность отдохнуть и набраться сил. Лань Сичэнь продолжил сидеть рядом с кроватью на коленях, глядя на Цзян Чэна.
Он применил феромон. Мама была бы зла. После того случая она была так разочарована в силе феромона доминантного альфы, пусть и не показывала открыто. Лань Сичэнь был неглупым ребенком, чувствовал себя подавленным, навсегда заблокировал эту гипнотическую способность и больше никогда о ней не вспоминал. Сейчас он ощущал что-то на границе между стыдом и облегчением. Всё ли он правильно сделал? Не заденет ли он этим Цзян Чэна? Оставалось лишь ожидать, когда же он проснётся и наконец развеет сомнения.