Должен быть сильнее этого мира

Цзян Чэна из команды не выгнали. Хотя бы на это совести Сяо Линя хватило... Или же он всё ещё боялся Лань Сичэня. По школе ходили слухи, что это именно доминантный альфа передал полиции трех альф, из-за чего тем присудили обязательные работы на некоторый срок, в котором они упорно не сознавались. Никто не знал, что произошло (альфы мало говорили), но строились предположения исходя из реакции парней на мимо проходящих Лань Сичэня и Цзян Чэна. Видимо, Сяо Линь вновь поджал трусливо хвост. Почему он ранее не боялся Цзян Чэна с его "потрясающей" репутацией, было загадкой. Может быть, был таким же, как те самые глупцы, осмеливающиеся нарываться на драку даже после стольких избиений. Цзян Чэн с болью стал отмечать на себе ещё один мерзкий осуждающий взгляд — Вэй Усяня. А он ведь действительно задумывался над дружбой с ним. Кажется, даже если бы Цзян Чэн спас мир, его никто бы не смог принять. Всё равно бы брезгливо отворачивались, переговаривались за спиной. — Разве тебе так важно, что они думают? — тоскливо спросил Лань Сичэнь, вычерчивая на щеке Цзян Чэна незамысловатый узор. Типичные посиделки у Лань Сичэня. Яньли сидела у изголовья кровати и разбиралась со старой игрой в морской бой. Складная коробочка с дырками для миниатюрных кораблей и круглых "точек" для отметки ударов приводила девушку в невероятный восторг и желание попробовать сыграть, пусть и правил она пока не знала. Цзян Чэн привычно лежал на коленях Лань Сичэня, глядя пустым взглядом куда-то в стену. — Нет, меня выводит из себя только Вэй Усянь, — прыснул Цзян Чэн раздражённо и ткнулся носом между его ног. Лань Сичэнь лишь провел рукой по голове, снимая злость. Она заменялась тихим ликованием. Как же тяжело было держать эмоции в узде. — Его резко изменившееся отношение к тебе? — не унимался Лань Сичэнь. Яньли случайно вырвала верхнюю прозрачную панель и громко выругалась, нарушая идиллию. Но друзья лишь посмеялись над ней. — Да как не беситься с такого мудака? Этого паразита только дихлофосом травить, — выдала Яньли, лихорадочно пытаясь вернуть панель на место. — Подписываюсь под каждым словом, — взмахнул рукой Цзян Чэн. Лань Сичэнь лишь тихо вздохнул. Рука медленно скользила по лицу Цзян Чэна, пока "ненароком" не коснулась губ. Парень чуть вздрогнул от неожиданности, но пальцы не отбросил. Те аккуратно, совсем невесомо касались сухих губ, чуть ласкали и дразнили. Цзян Чэн замер, не осмеливаясь и пальцем шевельнуть. — Давайте сыграем в эту фигню? — с детским трепетом спросила Яньли. Цзян Чэн почти ненавидел её за резко исчезнувшее тепло и ласку. Попытки объяснить Яньли довольно простые правила игры терпели крах. Либо Цзян Чэн был слишком плох в объяснений, либо Яньли не могла сконцентрироваться на правилах. Через некоторое время игра все-таки началась. — Совсем скоро день холостяка, мальчики, — она хитро улыбнулась, переводя взгляд с одного парня на другого, — как будем отмечать? — Ох, не люблю этот день. В прошлой школе, до домашнего обучения, меня в этот день изводили особенно усердно. Не хочу даже в школу приходить, — пробурчал недовольно Лань Сичэнь. — Вот ещё. Отмечать день распродаж. Глупость, — он получил резкий подзатыльник, прошипел какие-то ругательства под нос. — Рановато нам ещё жениться, — пожал плечами Цзян Чэн, сжимая в зубах одну из круглых фишек для игры. — А я вот считаю, вам самое время замуж выходить, —мило улыбнулась Яньли. — Знал бы ты, Лань Сичэнь, как я рада, что ты есть у мелкого. Оба слегка потерянными взглядами наблюдали за девушкой, в задумчивости втыкающей фишки вокруг одного из поверженных вражеских кораблей. — Что за бред ты несёшь? — возмущённо встрепенулся Цзян Чэн и просыпал добрую часть фишек на кровать. — Блин... Лань Сичэнь стал помогать собирать фишки. Те непослушно ускользали в одеяла, не поддавались, прятались от цепких пальцев. — Старая я совсем стала, внучка надо на кого-то после смерти оставить, — смеялась Яньли, пиная ещё раз многострадальную коробочку Цзян Чэна, из-за чего высыпались оставшиеся фишки. — Вот же ж! — Цзян Чэн кинулся к ней, почти не встретив сопротивления, высыпал и её фишки. Лань Сичэнь, наблюдая за этим, незаметно закрыл коробку с игрой и попытался убрать, пока её не постигла та же участь, но он не успел. Во имя справедливости Цзян Чэн перевернул и его игру тоже. — В общем, у меня свои планы на этот день, — выдала вдруг Яньли. — Совет да любовь, голубки. Девушка еле увернулась от брошенной подушки.

***

День холостяка — такой бесполезный праздник, однако Лань Сичэнь был сегодня действительно очень воодушевлен, словно собирался отмечать какой-то значимый день. Яньли, как и обещала, ушла по своим делам, оставив их вновь наедине. Цзян Чэн уже принял, что такого можно не бояться, до боли сжимал кулаки, в лихорадочных попытках не протянуть руку и не взять его ладонь в свою... Это тепло такое гипнотически притягательное... Он встряхнул головой, не позволяя мыслям слишком сильно разбушеваться. Наслаждаясь мягким ароматом чая, ползущим по всему дому из кухни, Цзян Чэн лежал на кровати. Раскинул руки и глядел в потолок. Дедушка Лань заварил чай перед уходом, оставил парней одних, а сам отправился искать какие-то принадлежности для сада по привлекательным ценам. Лань Сичэнь вызвался испечь печенья. Хлопотал на кухне, пока Цзян Чэн сидел в комнате и смотрел скучные видео на ютубе. Почему-то ему запрещалось приближаться к выпечке до того, как приготовление будет завершенно. Сюрприз? Их Цзян Чэн не особо любил, но раз его делает Лань Сичэнь, то, в принципе, можно... — Ох, я не знаю, куда дедушка положил прихватку. Принеси, пожалуйста, новую из моего шкафа, — послышался приглушенный стенами голос Лань Сичэня. Цзян Чэн неохотно сполз с кровати, раскрыл дверцы шкафа, задумчиво пробегаясь глазами по одежде. Вещи примерно одинаковых моделей и цветов. Рубашки и брюки на вешалках, футболки и джинсы ровными рядами сложенны на высокой полке. А необходимая прихватка лежала внизу, поверх запасного постельного белья. Здесь всё пропитанно его запахом. Мысль померить что-нибудь из его одежды казалась такой притягательной, но до ужаса смущающей и странной. Он отправился на кухню, прикрыв показательно ладонью глаза, протянул прихватку и, под тихий смешок Лань Сичэня, вышел, чуть не встретившись плечом с дверным косяком. Желания сидеть в телефоне теперь не было (что удивительно), он только и мог, что смотреть на шкаф. Цзян Чэн обычно носил объемные и мягкие вещи, а рубашки всегда душили и неприятно "скребли" кожу, их никогда не шили из приятных коже материалов, по мнению Цзян Чэна. Школьную рубашку он носил с большой неохотой, расстегивал верхние пуговицы и на запястьях. За такой неопрятный вид часто прилетало от держурных и учителей, но он просто делал вид, что ему очень жаль, и продолжал ходить в том же виде. Однажды в школу вызвали Госпожу Юй по этому поводу. Кажется, от такой встречи больше пострадал директор, чем Цзян Чэн, привыкший к характеру матери. Больше Госпожу Юй в школу не приглашали... Парень сжал губы, несколько раз перевернулся в кровати, а потом крикнул: — Как долго ты там возиться будешь? — Еще около пятнадцати минут, — ответил тут же Лань Сичэнь, — может быть, чуть дольше. Тяжелый вздох вырвался из груди. Цзян Чэн поднялся, подошел к шкафу и резко распахнул дверцы вновь. Слабый аромат Лань Сичэня щекотнул нос. Одежда пропиталась им насквозь, даже стиранные вещи, кажется, не теряли этого потрясающего запаха. Рука сама потянулась к случайной рубашке. Размеры у них практически совпадали. Лань Сичэнь выше буквально на пару сантиметров, пусть и не был спортивным, но имел широкие плечи. Белая рубашка в мелкую голубую полоску оказалась чуть мягче, чем ожидалось. Однако Цзян Чэн всё равно расстегнул привычно пуговицы, закатал рукава и облегченно выдохнул. Запах обнимал со всех сторон, будто если бы Цзян Чэн был в его руках. В невинных и невесомых объятиях, заставляющих сердце вздрогнуть. Парень встряхнул головой, отгоняя слишком смущающие мысли. Осознал, что покраснел и подошел к окну, чтобы остудить разгоряченную кожу щек прохладным потоком воздуха из окна. Дверь тихо скрипнула, а Цзян Чэн отчаянно выдохнул, понимая, что не успеет спрятать маленькое преступление. Он развернулся к Лань Сичэню, сложив руки в карманы спортивных штанов. Лань Сичэнь замер в дверях. Такой "неопрятный" способ носки рубашки был в стиле Цзян Чэна, выглядел так прекрасно, что Лань Сичэнь не сразу смог осознать, что эта вещь принадлежит ему — настолько велика была разница в витающей вокруг атмосфере. Парень сделал несколько быстрых шагов, раскинул руки и обнял Цзчн Чэна. Сжал так крепко, как только мог, ощущая, как на губах расплывается глупая улыбка. — На тебе эта рубашка слишком хорошо смотрится. Я даже хочу отдать её тебе, — проговорил Лань Сичэнь, ткнувшись носом куда-то в плечо. Цзян Чэн раскрыл рот, чтобы что-нибудь сказать, но не смог. Тепло его тела не заставляло свалиться в ад боли и отчаяния, а мягко щекотало, завлекающе дразнило, заставляя сердце рваться сквозь грудную клетку к нему. Он слабо улыбнулся и уложил руки на спину, путая пальцы в длинных волосах, собранных в высокий хвостик. Буквально пару минут назад он думал, как хочет этих объятий, а теперь это происходит на яву. Неужели он действительно способен воплощать в жизнь все желания, возникающие в голове? — Цзян Чэн, ты такой потрясающий, так сильно мне нравишься, — произнес Лань Сичэнь, не поднимая головы с его плеча. Мурашки побежали по коже от тихого голоса. Понимание приходило так медленно и неохотно. — Ты сейчас... — произнес он чуть дрогнушим голосом не в силах договорить. Лань Сичэнь наконец выпрямился, заглянул в глаза. Сколько любви ласки плескалось в глубоких омутах. Никто и никогда не смотрел на него так раньше. Никто и никогда не смог бы заставить Цзян Чэна довериться, поверить. Лань Сичэнь запечатлел на его щеке легкий поцелуй. Дыхание щекотнуло кожу, внизу живота завязался узел. — Да, — произнес шепотом Лань Сичэнь, вновь приблизился, — позволишь ли ты мне быть рядом с тобой? Цзян Чэн не смог вдохнуть воздуха, глупо уставился на него. Лань Сичэнь ждал ответа, почти не шевелился, будто боялся напугать, испортить атмосферу. Цзян Чэн сглотнул вязкую слюну, губы чуть шевельнулись, но он не смог выдать и звука. Шея задеревенела, не позволяла даже кивнуть. А время шло, молчание затянулось. Лань Сичэнь тяжело выдохнул, опустил взгляд. — Я навязываюсь? Прости, наверно, не стоило этого говорить. От грусти в его голосе стало не по себе, а когда обнимающие талию руки медленно скользнули и лишили тепла, Цзян Чэн вдруг опомнился. Сжал пальцы, не позволяя Лань Сичэню отдалиться, дернулся вперед и ткнулся неловко губами в его. Немного не рассчитал, мазнул поцелуем уголок губ и тут же отдалился. Дернулся так резко, что чуть не завалился назад. Лань Сичэнь округлил удивленно глаза, а затем рассмеялся. Слишком счастливо и радостно. Потрепал и так спутанные волосы. — Могу ли я считать это за "да"? — Заткнись, — только и мог выдать Цзян Чэн. — Так значит теперь мы пара? — Не говори таких смущающих вещей, — Цзян Чэн отвел взгляд, поджимая губы. — А твои печеньки вот-вот подгорят, — напомнил деловито он. Лань Сичэнь вздрогнул от осознания, но неохотно выскользнул из объятий и помчался к кухне. Цзян Чэн проводил его взглядом. Пара? Они теперь и правда пара? Почему эти мысли не пугают, не отталкивают, а заставляют глупо улыбаться, прислушиваясь с интересом к истеричному биению собственного сердца. Цзян Чэн всегда боялся любить, да и некого было. Но Лань Сичэня любить было нестрашно. За каких-то пару месяцев разве можно проникнуться к кому-то таким доверием? Парень вновь обернулся к окну. Серые оттенки города, злые тучи над беспокойными, вечно торопливо куда-то бегущими людьми. Сегодня обещали дождь, но Цзян Чэн, совершенно неожиданно, обнаружил... Первый снег. Крупные хлопья падали с неба, тонкой пленкой покрывали сухую землю, ложились осторожно на грустные голые деревья. Их белоснежное сияние в скучном городе приводило в небывалый восторг. Некоторые пытались пробраться в комнату через открытую комнату, но тут же растворялись в тепле и превращались в небольшие капельки воды. В начале ноября никогда не было снега, но именно сегодня, когда на душе так приятно и спокойно, природа решила одарить чудеснейшей картиной в окне. От улыбки щеки затекли, заболели. Лань Сичэнь вошел в комнату. Цзян Чэн не сразу обернулся — не мог понять, как может себя вести теперь. — Первый снег. Потрясающе, — проговорил Лань Сичэнь и подошел ближе, поравнявшись с ним плечами. Цзян Чэн теперь не хотел смотреть в окно, лишь на него. Любоваться отражением светлых снежинок в глазах, наслаждаться чудесными эмоциями и чувствами. — Что я теперь могу с тобой делать? — спросил Цзян Чэн, не успев понять пошлый подтекст искреннего любопыства. Лань Сичэнь, казалось, понял правильно. — Всё, что пожелаешь. Цзян Чэн закатил глаза от такой слащавости, но ответ принял. — Значит тебе нельзя меня бесить, —проговорил вдруг Цзян Чэн. — Почему же? — Потому что у меня теперь есть официальное разрешение делать всё, что захочу. Знаешь ли, очень опасная ситуация. Лань Сичэнь лишь посмеялся с глуповатой шутки. Взгляд упал на тарелку с печеньем в виде сердечек в руках у Лань Сичэня. Цзян Чэн изогнул бровь в удивлении. — Так ты выгонял меня, потому что стеснялся раньше времени показывать эту форму? — расхохотался Цзян Чэн. — Я знал, что ты так отреагируешь! — смущенно ответил Лань Сичэнь и отвел от парня тарелку с аккуратным, совсем как покупным, печеньем. — Не будешь есть значит. Эта реакция вызвала лишь ещё один приступ смеха. Цзян Чэн ловким движением выхватил печеньку с тарелки, проскользнув мимо спины и рук парня, и закинул её в рот. В глазах тут же зажегся огонек восторга. — Какие они ахренительные! Арбузные! Если ты не дашь мне съесть их, я съем тебя! Лань Сичэнь довольно улыбнулся и развернулся, чтобы все-таки позволить отведать ещё немного выпечки. Он наблюдал за тем, как Цзян Чэн потихоньку уплетает печеньки с радостным по-детски счастливым личиком. Такой потрясающий...