touch the stars

Пока Кадзуха копошится в холодильнике, Скарамучча занимается своим излюбленным делом - ничегонеделанием. Ну и внутренним негодованием на всё и вся, конечно. Оно у него работает круглосуточно. —Глянь! - Скарамучча от неожиданности дёргается, когда перед его лицом со стуком ставят поднос с большим куском пирога. Тесто румяное, начинка алая, как кровь. Аромат приятный, мягкий. Но это не мешает ему скептично прищуриться, когда кусок оказывается в руке. —Вот думаю, что ты её отравил... - Скарамучча с сомнением вертит в руках пирог. Он, несомненно, очень привлекателен, но Кадзуха слишком уж доброжелательный - кто знает, что у него на уме. Вдруг он маньяк?... —Э? Точно. Я его отравил! Упадешь в обморок и я тебя затащу в темную сырую комнату и прикую кандалами к стене! - зловеще, но не без иронии, ухмыляется Кадзуха. Скарамучча начинает подозревать ещё больше. Но голод всё-таки сильнее, поэтому он решает, что умереть от вкусного пирога с горячим чаем лучше, чем смерть от рук матери. После нескольких кусков пирога, которые любезно предоставил Кадзуха, Скарамучча чувствует удовлетворение. Все же еда - лучшее лекарство от любых ран! —Чем теперь займёмся? - облокотившись головой о сложенные в замок ладони на столе, непринужденно спрашивает Кадзуха. Его глаза совсем не выдают утомления. Он будто бы и не устал совсем, хотя периодические зевки говорят об обратном. —Спать, полагаю? Уже очень поздно. - в доказательство Скарамучча тычет пальцем в мерно тикающие настенные часы. Маленькая стрелка указывает на точку между одиннадцатью и двенадцатью ночи. —Эм... Точно. Можно отправиться на боковую, но для начала я обязан выдать тебе чистую одежду. - оживляется Каэдэхара. Но что-то в его взгляде... не то. Какое-то смятение, неуверенность. Как будто он решает, стоит ли признавать свою вину за содеянное, точно зная, что за нее крупно влетит. —Э? Да... Спасибо. - прикрыв рот ладонью, Скарамучча зевает. В уголках глаз появляются слезинки во время зевка. Тело наполняется приятной усталостью и впервые за все свои семнадцать лет Скарамучча не чувствует страха. Странно, наверное, ощущать ужас, когда погружаешься в сон. Но во время сна человек беззащитнее всего, верно? Эи не раз пользовалась этой возможностью, чтобы выплеснуть весь гнев на сына. Тогда Скарамучча вскакивал посреди ночи и прятался в разных уголках квартиры, чтобы гнев матери не постиг его. Брюнет вздрагивает от гнетущих воспоминаний. Его настроение тут же ухудшается. Думать об этом равно что заниматься физическим селфхармом: это причиняет боль, ты ощущаешь безысходность и отчаяние своего положения, но не можешь прекратить медленно убивать себя. Вместе с Кадзухой они доходят до его комнаты, которую не грех назвать роскошной: большая двуспальная кровать изголовьем к левой от входа стене, на которой могут поместиться четверо без стеснения, большой плазменный телевизор на противоположной стене, явно недешевый ковер на всю комнату теплого бежевого оттенка. Рядом с кроватью по левую от него сторону красуется большой шкаф с зеркалом на двери, а у противоположной стены, рядом с телевизором, стоит письменный стол с компьютером и стопками учебников и тетрадей. На последнее Скарамучча закатывает глаза - Кадзуха действительно настолько прилежный, что у него учебные материалы повсюду лежат! Каэдэхара отходит к шкафу, и Скарамучча следует за ним. Пока блондин сосредоточенно выискивает среди вороха одежды что-то, его одноклассник плюхается за офисный стул. Ведет скучающим взором по комнате, оглядывая каждые незначительные детали: постеры любимых музыкальных групп, абстрактные статуэтки на полках, игровая приставка на полке небольшой тумбы под телевизором. Это Скарамуччу удивляет - он-то всерьез решил, что Кадзуха ничем, кроме учебы, не увлекается. Когда-то и у него похожая была. Яэ Мико подарила ему на новый год приставку этой же фирмы, но более ранней версии. Для Скарамуччи она стала отдушиной и спасением от жестокости реальной действительности. Он проводил за ней всё свободное время, играя в крайне кровавые и жуткие игры. Многие бы сказали, что эти игры для десятилетнего ребенок не подходят, но когда твоя психика давно разорвана в пух и прах, подобные игры не оказывают никакого влияния. Только интересное времяпрепровождение, ничего более. Кадзуха, наконец, завершает свои поиски и выуживает из шкафа стопку вещей, одна из которых... пастельно-розового цвета. Это издевательство! —Я не буду надевать это! - Скарамучча фыркает, когда Кадзуха вручает ему одежду. - Что за цвет дурацкий?! Сука, это же хуйня полная! —Как по мне, так отличный цвет. Приятный глазу. По крайней мере, лучше твоих мрачных оттенков. - он недовольна косится на нынешний прикид одноклассника. —Но неужели другого цвета нет?! Почему именно розовый?! Я не баба, чтобы носить такое! - Скарамучча воротит нос, сдерживая ещё бо́льшую волну негодования. Очень уж хочется кинуть эту стопку в лицо Кадзухе, чтобы неповадно было! —Очень милый оттенок. Подходит тебе. - беззаботно улыбается Каэдэхара, сложив руки на груди. —Чё?! - звучит с отчаянием. Скарамучча, будь он более эмоциональным человеком, расплакался бы от несправедливости. Но вместо этого выдает красноречивое: - блять, иди нахуй. Но иного варианта не дано, поэтому, злобно зыркнув на безмятежного Кадзуху, Скарамучча скрывается за соседней дверью. Плюс идентичных планировок квартир - ты точно знаешь, в какой из комнат находится ванная. И за белоснежной дверью действительно оказывается ванная. От своей ванной эта отличается тем, что сама ванна, раковина и зеркало здесь целые - у Скарамуччи они знатно пострадали от Эи. Быстро переодевшись, Скарамучча оглядел себя в зеркале. Выглядит, как и предполагалось, тупо. Парень ростом метр шестьдесят с темным мешками под глазами, сердитым видом и слегка растрепавшимися волосами стоит в мешковатой футболке пастельно-розового цвета, украшенной разноцветными котятами. Хорошо хоть, что штаны более нейтрального оттенка - белого. Но в общем и целом картина странная. Наверное, даже смешная. Схватив в охапку свои окровавленные вещи, Скарамучча выходит из ванной, не забыв вдоволь оскорбить Кадзуху в своих мыслях. Когда Каэдэхара видит его, не может сдержать смешка, спрятанного в кулак. Его глаза начинают блестеть и сверкать от радости. Скарамучча на это гневно шипит «чтоб тебя гопники уебали», но решает сильно не ругаться. Он убирает свои вещи в рюкзак под аккомпанемент тихих смешков Кадзухи. Смотрит на время в телефон под них же, но когда и после они не прекращаются, парень не сдерживается. Он поворачивается к нему на пятках, яростно сверкает аметистами глаз и выдает не очень цензурную тираду ругательств. Кадзуха на это реагировать не то чтобы намерен, но смеяться перестает. Однако его алые глаза выдают, что он до сих пор на веселе от увиденного. —Прости-прости! Просто это... забавнее, чем ожидалось. - светится смехом Кадзуха, садясь на край кровати. Он слабо хлопает на место подле себя, приглашая. - Ладно... Ты спать хотел, так что вперёд. Скарамучча воодушевляется возможностью отоспаться, поэтому без промедления соглашается. Его даже не волнует тот факт, что он будет спать в одной постели с парнем, который, вроде как, его до безумия раздражает. Но кровать огромная, а желание заснуть - сильное, поэтому думать о подобной мелочи сейчас не время. Скарамучча блаженно утыкается лицом в мягкие подушки. Наконец-то спокойный отдых без страха быть побитым во сне. Но вот Кадзуха, кажется, ложиться не собирается. Он так на свою половину постели смотрит, как будто слово - и она поглотит его целиком. Неуверенно, с ноткой страха. Скарамучча видит это мельком, когда поднимает лицо от мягких подушек. Кадзуха вмиг теряет былую радость, став каким-то зашуганно-растерянным. Он нерво сжимает простынь, второй рукой перебирая волосы на своей голове. —Ты чё завис? - бесцеремонно и прямолинейно. Скарамучча по-иному и не умеет. —Ох... Нет... Ничего, просто... Задумался. - полушепотом твердит Кадзуха, но звучит это так фальшиво, что Скарамучча щурится со скептицизмом. —Какой-то ты странный... Ладно, как знаешь. Но если что, я тебя ночью не съем. - он не из тех людей, которые будут выпытывать правду, если человек говорить не хочет, поэтому со смешанным чувством неправильности Скарамучча вновь ложится на подушки. Слышит щелчок выключателя и шуршание постельного белья рядом. Кадзуха забирается под одеяло, но, судя по звуку соприкасания пальцев со стеклом смартфона, спать он не собирается. Но задумываться о размерах и количестве тараканов в его голове желание отдыха не позволяет. Скарамучча, смежив веки, отправляется в мир беспечных грёз. *** Посреди ночи Скарамучча просыпается от фальшивого падения со своей многоэтажки во сне. Он устало протирает глаза, несколько секунд втыкает в потолок и переводит сонный взгляд влево. Кадзуха, выглядящий, как живой мертвец, тупит в какое-то ютубовское видео в наушниках. Его глаза выглядят так, будто в них плеснули лимонного сока. Веки то и дело наваливаются на глаза, и тогда Каэдэхара легонько бьёт себя по щеке и мотает головой. Словно... специально не позволяет своему организму впасть в сон. Мучает себя просмотром какого-то фильма с усталостью вселенского масштаба во взгляде. Морщится при ярких вспышках в видео. Наверняка голова уже знатно так трещит по швам от недосыпа и втыкания в экран смартфона. Скарамучча смотрит на него, смотрит, но царство беззаботных снов вновь утягивает в свои воздушные объятия, не дав ему донаблюдать за странным поведением одноклассника. *** Утро встречает звонким криком будильника и головной болью. Скарамучча вовремя вспоминает, что сегодня необходимо идти на подработку - а это на целый час позже! - потому он позволяет себе понежиться ещё немного. Конечно, валяться сколько хочешь в чужом доме нельзя, но полежать лишние полчаса-час, пока Кадзуха будет собираться в школу, можно. Ну, или так считает только Скарамучча. —Эй, Скарамучча, вставай! - устало восклицает с другого конца комнаты Кадзуха. - Если опоздаешь, лучше учиться не станешь. —Отъебись. Я сегодня не иду. - бормочет Скарамучча в подушку. Как хорошо лежать и осознавать, что в школу идти не надо! Работа тоже нелёгкая ноша, но за нее хотя бы платят и мозг выносят не так активно. —В каком смысле? А учиться за тебя кто будет? Кошка? Алкаш с 37 квартиры? Нет уж, вставай! —Не трогай дядю Толика! Я сегодня на работу, блять, а не в школу. Съебись. - ворчит Скарамучча, сильнее кутаясь в одеяло. За окном такой промозглый и холодный месяц, а тут так уютно и тепло... Ну куда идти в такую погоду хочется? Разве что на кухню, но ради этого необходимо подняться с кровати, а на это силы тратить не хочется. Поэтому идти вообще никуда не хочется. —Какая работа ещё? В нашем возрасте думать нужно о знаниях и сдаче экзаменов, а не о лишнем заработке. На что родительские карманные тратишь?! -искренне негодует Каэдэхара. А у Скарамуччи от этих слов холодеют внутренности. Какие карманные, если каждая копейка уходит на очередную бутылку?! Какие карманные, если Скарамучче необходимо думать не о покупке чипсов и газировки для совместных посиделок с друзьями, а о приобретении хлеба, который мать присвоит себе для закуски к спиртному?! Какие, к черту, карманные?! —Тебя это не должно касаться, блять. - зло выдает Скарамучча. Где-то в груди расцветает бутончик негодования и ярости. Да что он знает о его семье?! Ничего. Даже если узнает - не поймет. Кадзуха живёт в достатке, ему эти проблемы чужды. —Эй, не злись, я просто спросил. - мягко отвечает Кадзуха. Он, как морская волна, усмиряет пламя Скарамуччи и тот стихает. Сквозь стиснутые зубы он бурчит что-то недовольное, но прямо в лицо не говорит. —Я все равно... никуда не иду. Мне на работу надо... —Ох... Ну, хорошо... Только не забудь сделать домашнее задание! - наигранная бодрость так и плещет со всех сторон. Но его лицо, полное усталости и измученности, выдаёт с головой. Скарамучча ясно видит вялость его движений и красноречивое «убейте меня» во взгляде. Но спрашивать о причине своего нежелания спать Скарамучча не собирается. Своих проблем достаточно. —Ага, «обязательно». - «на самом деле мне на них похуй, поэтому ты идёшь нахуй, но говорить я этого не стану». Пока Кадзуха неспеша одевается, Скарамучча умиротворенно нежится в кровати. Когда Каэдэхара отправляется готовить утренний перекус, Скарамучча все же решает подняться. Вставать с уютной кровати не хочется, но и валяться невесть сколько - не дело. Протерев глаза, брюнет нашаривает ладонью телефон, который совершенно случайно забыл поставить вечером на зарядку, включает его и моментально впадает в онемение от сообщения, издевательски висящего на экране. Руки подрагивают, когда Скарамучча кликает на него. Начальник-хуесос: Скарамучча, вы уволены за неподобающее поведение на рабочем месте. На прошлой неделе из-за вашего неуместного конфликта с влиятельным клиентом мы потерпели финансовые убытки и понижение авторитета нашего заведения. Вас вносят в черный список. Отныне вход в наше кафе вам запрещен. Заработанные деньги за эти дни перечислены на вашу банковскую карту. Всего доброго. Дыхание останавливается и перед глазами, как фотоплёнка, воспроизводится воспоминание недавнего прошлого. Скарамучча действительно повздорил с высокомерным клиентом. Тот не желал выдавать оплату за еду, поскольку она была «неидеально ровной, соуса чрезвычайно много, а булочки чёрствые». Скарамучча взбесился, потому что чёртов бургер идеально ровным быть не может, соуса и должно быть много, а булочки были слишком свежими, а не черствыми. В пылу праведного гнева он ненароком очень нецензурно оскорбил клиента, всю его семью на несколько поколений и вдобавок плеснул в лицо того самого соуса. Тот, в свою очередь, накатал жалобу на заведение и теперь Скарамучча оказался безработным. Это плохо. Это очень-очень плохо! Телефон начинает трястись вместе с рукой Скарамуччи. Гнев, безысходность и досада выливаются наружу. Кажется, что из-за эмоционального негатива комната становится тусклее. И что теперь делать? На первое время денег хватит, а дальше что? Найти такую же работу, куда примут несовершеннолетнего, с приемлемым заработком просто нереально! Для этого придется как минимум отправиться в другой город. А это совсем не вариант! На место гнева приходит отчаяние. Такое слабое, тусклое, малоподвижное, но ощутимое. Оно тянет свои мерзкие лапы, обвивает их вокруг шеи и смыкает со злорадной улыбкой. Эта работа - единственное, что помогало ему держаться на плаву жизни хоть как-то. А теперь и этого нет... Неужто придется податься в незаконную деятельность? Продажа наркотиков? Воровство? Проституция?... А парней туда вообще берут? Сжимая смартфон в руке со злосчастным сообщением, Скарамучча думает, что это - абсолютный конец. Финал, дальше которого - бесконечная пустота с примесью нежелания жить. Ладони пробирает мелкая дрожь, но слёзы упорно сдерживаются. Нельзя плакать, если поблизости есть посторонний. Нельзя показывать другим, что ты слабый. Нельзя доверять свои эмоции чужим. Нельзя показывать уязвимости тем, кто может ими воспользоваться. Так учила его наставница-жизнь. Если начнёшь показывать эмоции, если начнёшь быть живым, тебе немедля влепят оплеуху и заткнут рот. А потом, спустя время, когда ты уже позабудешь об этом, воспользуются вашими уязвимыми местами, чтобы доказать вашу слабохарактерность и никчемность. Тем, кто не умеет держать себя в узде, нормальной жизни в этом мире не заполучить. Потому, выдохнув несколько раз, чтобы успокоить гнева пламя, Скарамучча убирает телефон, чтобы глаза не мозолил, и идет в ванную. В зеркале над раковиной он видит не живого человека, а потасканного бессмысленным существованием парня, у которого в глазах целая вселенная живёт. Вселенная, где эмоции под запретом, на чувства наложено жёсткое табу, а вокруг них кружит боль и разочарование. Несколько минут спустя после обыденных водных процедур, где брюнет пару раз подумывает включить воду в ванну и утопиться, Скарамучча выходит из комнаты и встречается с Кадзухой, едва не столкнувшись с ним лбами. Он выглядит, хоть и уставшим, но куда более здоровым, чем его одноклассник. —О, ты тут. Я сделал небольшой перекус. Иди, сходи на кухню. - улыбается тот. Скарамучча тихо проговаривает благодарность и скрывается из виду прежде, чем Кадзуха успеет заметить его подавленное состояние. И последние мерцающие звёзды за окном медленно погасают вместе с надеждой... *** Скарамучча все-таки решил пойти в школу. Возможно, это хоть как-то сместит в сторону мысли об увольнении. Кадзухе он об этом, конечно, не сказал. После лёгкого перекуса в 6:40 утра (кто вообще в 6 утра встаёт?!), он сразу же отправился домой. Страшно, жутко. Мозг сразу начал подсовывать неприятные картинки возможного исхода: кровь, синяки, запертый на сутки без еды в кладовке с пауками и тараканами. Но итог оказался лучше ожидаемого. Мать просто развалилась посреди гостиной. В ее свисающей с дивана руке дотлевает недокуренная сигарета, а на животе большое пятно от вылитого по неосторожности алкоголя. И, конечно, бесконечное множество бутылок, упаковок от закусок к спиртному, пепел от сигарет и разбросанные вещи. Выглядит, как помойка. Ко всему прочему можно добавить неприятный запах перегара вперемешку с дымом дешёвого табака, от которого голова кругом идёт, и точно мусорка, где единственным чистым местом является его комната. Аккуратно ступая между шуршащими упаковками, Скарамучча следует к себе в комнату, чтобы переодеться (после удобной одежды с котятами своя, кровавая, кажется одеянием мерзким!) и для вида учащегося закинуть в рюкзак несколько учебников. В комнате царит вакханалия, которой до этого совершенно точно не было. На полу в скомканном виде валяется одеяло, дверцы шкафа и тумбы открыты, кровать отодвинута. Скарамучча игнорирует беспорядок. Наверное, мамаша опять выискивала деньжата, да только ничего найти-то не получилось! 1:0, мразота. Скарамучча быстро переодевается, закидывает в рюкзак школьные учебники (учителя биологии и русского строго относятся к наличию их учебников на уроке) и на всякий случай перепроверяет наличие денег, как будто они могли испариться в никуда. Пересчитав, Скарамучча бесшумно выскальзывает из комнаты. Воровато оглядывается, прислушивается к тишине, болезненным стонам матери и как можно быстрее покидает ненавистную квартиру. До школы Скарамучча доходит в компании меланхолии и гнёта мыслей. В одиночестве они всегда становятся громче, ярче и наглее. Лезут со всех сторон, шепчут разными голосами и просто мешают доживать свои жалкие месяцы. Месяцы... Меньше года. Дай бог дожить до лета, сдать экзамены хоть как-то, отпраздновать выпуск из школы с ненавистными одноклассниками, да помереть со спокойной душой. Может, мамаша хоть погорюет немного. Хотя, что более вероятно, просто махнет рукой. Месяцы... Раньше казалось, что даже один месяц - это много. Живёшь себе, испытываешь гнев мамашки, и желаешь, чтобы день пролетел как можно быстрее. Но он, как назло, тянулся, подобно жвачке, словно ему нравилось лицезреть мучения заёбанного жизнью Скарамуччи. Месяцы... сейчас кажутся мгновением. Скарамучча старается не думать о том, как быстро пролетит это время и насколько мучительна будет смерть. Мысли эти темные и мерзкие, желания воспринимать их нет никакого. Но и шугаться неизбежного вечно не получится. Когда-нибудь всё-таки придется пораскинуть мозгами и представить свою гибель. Какой она будет? Насколько больно? Кто-нибудь придет на его похороны? Или он умрет в какой-нибудь подворотне, где его растащат голодающие собаки? А что будет после смерти? Пустота? Перерождение? Безвольное странствие по земле в образе призрака? А, быть может, Скарамучча коснётся звезды и станет ей? Будет освещать мир таким же потерянным людям, как он сам. Возможно, стать звездой - реально?