touch the stars

Пребывая в глубоких раздумьях, Скарамучча достигает двери своей квартиры. Рука непроизвольно подрагивает, когда ладонь ложится на холодную поверхность ручки. Там, внутри, все снова поменяется: вместо приятного запаха лаванды и безмятежного времяпрепровождения со своим немного странным другом Скарамучча окажется в запахе перегара, куче бутылок и людей, которых Скарамучча боится больше наступающей на пятки смерти. «Спокойно, - мысленно успокаивает себя, - ты уже двести тысяч раз входил и выходил через эти двери.» Вдох-выдох, пару секунд колебаний и дверь бесшумно отворяется, впуская в свои лишенные тепла и понимания объятия. В квартире прохладно, а где-то на кухне мать с крайне негодующим тоном ведет диалог с невидимым Скарамучче собеседником. Тихонько разувшись, Скарамучча решает было проскользнуть в свою комнату, как из проема кухни показывается полное гнева лицо матери, сжимающее телефон. —Сучёныш, ты где был?! Твоя училка звонила и спрашивала, почему тебя не было в школе сегодня. —Тебя волнует? - выпрямляется парень, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки страха. - Всю жизнь было плевать на меня, а тут вдруг интересно стало? —Ты как с матерью разговариваешь?! Неблагодарный! - телефон летит на пол, а по щеке тотчас же приходится яростный удар, оставляющий после себя стремительно краснеющий след. - Какого хуя ты вообще имеешь право не ходить в школу?! Тебе было дозволено?! Скарамучча стойко выдерживает удар, но в груди все равно растекается противное «больно». Больно физически, но морально - невыносимо. —Мало того, что сегодня не пошел, так мне сообщили, что ты и до этого немало прогуливал! - второй удар приходится на вторую щеку. Скарамучча подавляет снедающее изнутри «больно». - Я тебе жизнь подарила, а ты позволяешь себе не выполнять такие простые вещи?! —И это ты жизнью называешь? Каждый день бояться идти домой, каждый день думать о том, насколько болезненным окажется твой следующий срыв?! Это, по-твоему, жизнь?! - повышает голос Скарамучча. В крови, подобно всполохам жгучей лавы, смешиваются гнев, обида и отвращение к человеку перед собой. - Да даже чёртовы бомжи лучше живут! Это, мамочка, не жизнь, - понижает тон Скарамучча, ощущая, как удушающий ком слез сковывает горло, - это полное боли существование, которое скоро доведет меня. —Доведет? - угрожающе наступая, тихо произносит мать. - Я с радостью доведу тебя. Буду счастлива, если ты однажды вскроешь себе вены или сдохнешь в подворотне от передоза. Больно. Каждый раз больно. Каждый раз хочется признать, что мать права. —Да уж не переживай, скоро сдохну, мамочка. —Буду надеяться, ублюдок. Ненавижу тебя. - ядовито плюётся Эи, оставив ещё один звонкий удар на левой щеке. И, с презрением взглянув на своего неудавшегося сына, она уходит прочь. А Скарамучча остаётся стоять посреди коридора с горящими от боли щеками и охватываемым горечью и ненавистью ко всему живому сердцем. Каждый раз больно, как в первый раз. *** Утро вторника начинается также, как и все предыдущие - тускло, нехотя, с привкусом «лучше бы я не проснулся». За окном маячит раннее солнце, чьи лучи, достигая земли, вовсе не достигают сердца. Щеки болят от вчерашних ударов, на душе - всепоглощающая черная пустота, от которой ни скрыться, ни сбежать. На сердце словно многотонный булыжник лежит, сдавливая его в кровавое месиво. Не хочется никуда идти, не хочется ничего делать и говорить, но бездействие грозит закончиться новыми нападками со стороны матери. Двадцать минут уходит на сборы в школу, в течение которых Скарамучча подавляет в себе порыв воспользоваться запакованной пачкой лезвий в тумбе. Они лежат там уже очень давно. Лежат на всякий случай, и каждый «всякий случай» Скарамучча предпочитает проводить вне дома без объятий острых предметов. Потому, стараясь собраться как можно быстрее, Скарамучча даже не глядит в сторону злосчатной тумбы. Когда выбранная толстовка оказывается накинута на тело, телефон внезапно пиликает, оповещая о сообщении. На экране появляется короткое «я жду тебя у лифта через пять минут :)» от Кадзухи, вызвавшее невольную полуулыбку. Кажется, только этот порой доводящий до гневного исступления парень помогает не думать о плохом. Хотя, теперь, узнав о его не совсем позитивном состоянии, не думать о плохом становится труднее. Но Скарамучча привык к плохому. Негатива в его жизни слишком много, чтобы придавать ему хоть какое-то значение. Сначала оно пугает и тревожит, но уже на следующий день Скарамучча с иронией думает: «бывало и хуже». Как и сейчас, вместо вчерашней боли на душе и сердце только гнетущая пустота. Она - лишь неприятный осадок пережитых эмоций, который со временем притупится и станет не заметнее пыли на столе. Последняя тетрадь по неизвестному предмету закинута в рюкзак. За окном - холодный свет яркого солнца, в комнате - дымка терзаний и пережитой боли. *** К счастью, Эи не успевает заметить вышедшего из дома Скарамуччу и дать ему ещё порцию тумаков, потому парень не без облегчения закрывает тяжёлую входную дверь за спиной. Коридор, окрашенный во множество нецензурных слов маркерами и баллончиками граффити, быстро летит на периферии, когда Скарамучча спешит скрыться с территории своей квартиры. Кадзуха уже стоит у лифта весь из себя такой правильный и пунктуальный с телефоном в руке. Заслышав приближающиеся шаги, он тотчас же отрывается от своего увлекательного занятия. —О, Скарамучча. Ты почти опоздал. - одаривает он друга воздушно-легкой непринуждённой улыбкой. —А я погляжу, ты реально чувствуешь себя лучше. —Есть такое. Я же говорил, что вскоре мне станет намного лучше. - повторяет сказанную днём ранее ложь, нажимая на кнопку вызова лифта. —Хм... Тяжело верится, Каэдэхара-я-в-полном-порядке-Кадзуха. - выгибает бровь тот, уперев ладони в бока. Кадзуху можно сравнить с шифром профессиональных писателей - и через столетия не разгадать того, что кроется меж строк. Сколько ни смотри, сколько ни меняй угол мышления, а Кадзуха остаётся просто Кадзухой - занудным и до жути ответственным школьным приятелем, насильно впихивающим в голову знания через упрямства и мольбы о пощаде ежедневно. И, наверное, поэтому он часто вызывает глухое раздражение и желание приложить о что-нибудь твердое. Его сахарная вежливость, приторные улыбки, даруемые всем подряд, кажутся лишь скорлупой, под которой кроется его настоящее «я». Скарамучча не то чтобы очень хочет понять своего соседа по парте, роясь в тараканах в голове, но любопытно до жути. —Ты же сам прекрасно видишь, что я в порядке, - хмурится Кадзуха, - тебе не о чем волноваться. —Ладно, все, прекрати повторять это, я понял. —Понял что? —Понял, что ты бесстыдно лжёшь, потому что не хочешь стать объектом чьих-то переживаний. - победоносно отвечает Скарамучча, сложив руки на груди. В этот момент лифт с грохотом останавливается перед ними, отворяя металлические двери. —...Мне бесполезно утверждать обратное? —Именно. С обречённым вздохом Кадзуха следует за другом, входящим в кабинку. Когда створки скрывают их от коридора, Кадзуха подхватывает Скарамуччу за предплечье. Это ещё одна странная привычка Кадзухи - хватать одноклассника за предплечье, стоит им оказаться в замкнутом пространстве, а именно - в лифте. Видимо, он до сих пор свято верит, что его друг, помимо неизвестных головных болей, страдает клаустрофобией. Скарамучча пытался его убедить, что ничем подобным не страдает, но Каэдэхара все равно продолжает держать его за руку, будто боясь, что тот момент, когда Скарамучча в этом самом лифте едва не вырвал себе волосы, повторится. Первые дня три он ещё сопротивлялся нежелательному телесному контакту, но после просто-напросто смирился. Теперь это стало неотъемлемой частью путешествий в кабинке лифта, к которой Скарамучча уже привык. Стоит лифту двинуться вниз, как телефон Скарамуччи вновь пиликает и он, недовольно закатив глаза, достает его из заднего кармана джинс. Сумасшедшая астролог: Привет-привет! Сегодня идёшь в школу? Подавив порыв послать ее куда подальше, Скарамучча отвечает: Вы: Да. Что-то хотела? Сумасшедшая астролог: Вчера историчка задала проект, объединив наши классы. Я, ты и Кадзуха должны сдать его до конца недели. Скарамучча несколько секунд пялится в экран, как будто увидел в нем известие о конце света, а потом, побледнев на пару сотен оттенков, медленно поворачивается к Кадзухе. —Т-ты... ты что-нибудь знаешь о проекте по истории?... Кадзуха, кажется, бледнеет не хуже друга: —Какой... проект?... Мона, не дождавшись ответа, пишет снова. Сумасшедшая астролог: Проект парный, но так как Кадзухе пары не нашли, он теперь с нами. Сегодня собираемся у меня после школы. Любые отговорки будут проигнорированы ;) Скарамучча смотрит на это сообщение, медленно выдыхая. Перед глазами, взмахнув ручкой на прощание, бежит жизнь. Наедине с этими двумя... это же смерть с предварительными пытками! —Ты сегодня свободен? —А? Да... —После школы идем к Моне ради ебучего проекта... *** Сегодня, должно быть, сами небеса должны пасть к людским ногами, потому что Скарамучча не желает, чтобы уроки заканчивались, ведь в ином случае избежать встречи не получится. А ему не очень-то хочется провести несколько часов (а то и дней!) в компании чудачки, помешанной на астрологии, и парня, у которого тараканов больше, чем волос на голове. А если учесть, что данное мероприятие будет происходить в доме Моны, то к этому можно приписать ее не менее шумного брата, который наверняка решить затеять с ней очередную стычку. Звонок нарушает грёзы о продлении занятий на пару десятков часов. Скарамучча, зачахнув душой и сердцем, нехотя сгребает в рюкзак школьные принадлежности. —А вот и вы! - внезапно врывается в кабинет химии Мегистус, лучезарно улыбаясь. И хоть последняя встреча Скарамуччи и Моны прошла отлично, это не отменяет того факта, что она всё ещё бесит его. —Привет, Мона. Значит, сейчас к тебе? - в ответ улыбается Кадзуха, поправляя лямку рюкзака. «Интересно, - думает Скарамучча, - а у него щеки не болят столько улыбаться?» —Да, ко мне! - радостно восклицает девушка, едва не сбив с ног проходящих мимо учеников. —Я сразу топиться пойду, - вымученно выдает Скарамучча, совсем позабыв о нелюбви его друга к подобного рода шуткам. Однако выражение лица Каэдэхары не выдает ничего, что могло бы быть похожим на страх, волнение или презрение. Его лицо остаётся по-прежнему безмятежным. —Ну уж нет, никаких самоубийств! - хватает Скарамуччу за руку девушка, бесцеремонно встряхнув. - Нечего отлынивать, ты идёшь с нами! —Пусти меня! Кадзуха, отойдя на пару шагов к двери, лишь пожимает плечами, лукаво улыбаясь. Ну конечно, для каждой уважающей себя свахи любое взаимодействие между людьми - это признак влюбленности, будь то объятие или желание выдрать кадык. —Не упирайся, проект все равно надо делать! Я не собираюсь из-за тебя понижать свой средний балл по истории! - цедит Мегистус, утягивая Скарамуччу к выходу. Кадзуха рядом бесстыдно посмеивается в кулак. —Я не люблю прикосновения, отпусти! —Во время затмения ты был добрее, знаешь ли! —Во время затмения и ты вела себя поприятнее! - парирует Скарамучча, взглядом цепляясь за Кадзуху. Тот лишь приподнимает ладони, продолжая улыбаться. Скарамучче эта улыбка не кажется искренней. Словно он ее натянул, чтобы казаться дружелюбным, в то время как внутри кроется невесть что. А что именно, разузнать не удаётся - Мона буквально выталкивает его из класса. —Я тебя этим проектом по голове стукну, клянусь звёздами! *** И вот, спустя полчаса пререканий, четырех попыток успокоить двух ссорящихся и одной полностью выкуренной сигареты они оказываются в доме Мегистус, от внутреннего убранства которого Скарамуччу тянет опустошить желудок. Звёзды. Планеты. Они повсюду! На стенах в картинах, на принтах ваз и кружек, на потолке в виде люстры, на ковре в форме звёзд. А в комнате Моны Скарамучча жалеет, что не может выколоть себе глаза, пока не начал рыдать кровавыми слезами. Звёзды. Везде. Нет ни единого места, где не будет хотя бы самой маленькой наклейки звёздочки или небрежного рисунка Сатурна в уголке. У Скарамуччи начинает кружиться голова от такого разнообразия космической составляющей. Хорошо хоть, что сам проект не связан с космосом, - Скарамучча уверен, что Мона была бы рада этому! - иначе его бы точно хватила эпилепсия. —Итак, мои дорогие, - раздается у самого уха. - Наш проект состоит из длинного эссе, рисунка и презентации. Кто-нибудь из вас умеет делать презентации? - с надеждой и неизменной улыбкой спрашивает девушка, хлопнув в ладоши. —Нет, - тотчас же отзывается Скарамучча. —Эм, не думаю, что моих навыков достаточно для сколько-нибудь приличной работы... - неуверенно отвечает Кадзуха рядом. —Пиздец, - все с той же тупой улыбкой произносит Мегистус, уперев руки в бока. - Значит, ее в последнюю очередь делаем. Девушка, поразмышляв ещё секунды четыре, выходит из комнаты с коротким «располагайтесь, сейчас приду». Комната сразу наполняется мягкой тишиной, в которой и утонуть не грех. Кадзуха первым присаживается за стол, Скарамучча - за ним. Стоит им с комфортом расположиться и проникнуться атмосферой тишины, как в комнату вновь вваливается Мона с охапкой листов, красок и пишущих принадлежностей. Кадзуха, как само воплощение галантности, молниеносно вскакивает со стула, чтобы помочь девушке дотащить вещи. Скарамучча же и пальцем не ведёт, склонив голову набок. Ему это вообще неинтересно, и единственное, что занимает его мысли - это неистовое «хочу на крышу», пульсацией отдающее в сознании. —Негоже, Скарамучча, даму оставлять с таким тяжёлым грузом, - с упрёком говорит Кадзуха, взвалив на стол все необходимые принадлежности. —Ой, она не хрустальная, выдержит, - закатывает глаза юноша, мысленно послав им обоим средние пальцы. —Хмф, почему именно ты? - с прищуром произносит Мегистус, садясь рядом со Скарамуччей за круглым столом. —Что - я? —Стал моим партнёром по проекту? —Потому что желательно стать партнёром по жизни, - ехидно шепчет в ухо Скарамучче довольный Кадзуха, на что получает полный неприязни взгляд. Одно свидание не равно любовь с первого взгляда и отторжение раздражения, что Скарамучча испытывает по отношению к ней. —Прошу прощения, Ваше Превосходительство, что наша историчка с шилом в жопе поставила нас в пару, - язвительно кидает Скарамучча. —Ой, лучше вообще с тобой не разговаривать, - надменно взмахнув копной густых волос, Мона показательно уставляется в телефон. Минуту тишины спустя ничего не происходит. Буквально. Кадзуха, откинувшись на спинку стула, купает лицо в отблесках яркого солнца из огромного окна позади них. Его пепельного оттенка волосы в этих лучах похожи на сверкающее серебро, а глаза, чуть прикрытые, словно светятся изнутри завораживающим алым. На какое-то мгновение Скарамучча чарующе смотрит на эту умиротворённую картину, наполненную тихой безмятежностью и теплом. Осознав, что смотреть на людей вот так в открытую может вызывать вопросы, Скарамучча сиюминутно направляет внимание на Мону. Та со скучающим видом листает ленту в соцсети, подперев щеку ладонью. Ее хвосты, подобно изящным лентам гимназисток, ручейками ниспадают по плечам и груди, а глаза, ловящие солнечный свет, почти сияют. Но вот Мона, в отличие от Кадзухи, такого ощущения уюта не вызывает. И в этой тишине назревает вопрос: —И... Всё? Проект кто делать будет? - выгибает бровь Скарамучча. —Ох... - Мегистус, словно вынырнув из мыслей, отрывается от созерцания экрана смартфона, устало выдохнув. - Я надеялась, что вы сможете подкинуть идей насчёт того, как правильно все оформить, поскольку, несмотря на твердую четыре в прошлом году, сама в истории ни черта не понимаю. —В таком случае, я ничем помочь не могу, - фыркает Скарамучча. - Может, Кадзуха, ты знаешь? - и с искоркой тусклой надежды он смотрит на друга. —Знаю, но это не значит, что всю работу можно взвалить на меня, - хмурит светлые брови тот, вернувшись в прежнее положение. - Предлагаю каждому взять по части работы, чтобы быстрее управиться. —Так. Нам необходимо написать само эссе, затем нарисовать рисунок к нему и все это дело закончить созданием треклятой презентации, - на одном дыхании щебечет Мона. —В эссе ведь надо описать биографию и деятельность любого политического деятеля времён 19 века... Так, а рисунок зачем? —Ну, это даже не рисунок, а скорее красиво оформленная брошюра со всей этой информацией, но максимально кратко. Презентация же нужна для того, чтобы пояснить некоторые моменты, события и термины эссе, дабы зря не тратить время на их озвучивание перед классом. - объясняет Мона. —Так нам ещё и художниками быть? Охуенно! - зло бросает Скарамучча, с гневом взирая на гору красок, ручек, карандашей и листов. - Можно я откажусь и пошлю историчку нахуй? —Нельзя, - строго говорит Кадзуха, хмуря брови. - Мне необходимо следить за твоей успеваемостью, поэтому я не могу позволить тебе отлынивать. —Все равно я не хочу этим заниматься! —Ох... - потирает переносицу Каэдэхара. - Брошюрой займусь я, а текст пишете вы. Найдите в Википедии биографию, скажем... Наполеона III. Напишите ее, затем и о деятельности можно. —Точно! - восклицает Мона. —Я вас ненавижу, - обречённо-печально выдыхает Скарамучча, упав лицом на стол. *** Проходит три часа, прежде чем Скарамучча перестает осознавать реальность, полностью погруженный в работу. За это время им с Моной удалось написать только половину всего эссе, а Кадзуха и того меньше сделал. Первый час работа идёт эффективно, с неотъемлемой ноткой препирательств, но уже спустя полтора часа глаза начинают болеть, а мозг прекращает нормальное функционирование. —Я больше так не могу! - первой сдается Мегистус, откинув ручку в противоположный конец стола. - У меня уже все пальцы болят... —Согласен, - с усталым выдохом Скарамучча откладывает ручку в сторону, разминая пальцы. - У меня кисть скоро отвалится. Кадзуха, следуя примеру приятелей, также откладывает кисточку, разминая затёкшие и окрашенные в разноцветные кляксы пальцы. Даже на его одежде красуются цветные пятна краски. —Я голодная, уставшая, недовольная и едва соображающая, поэтому сейчас мы все дружно откладываем проект и я заказываю еду на дом, потому что мой драгоценный братец умудрился съесть весь холодильник. - с нескрываемой ноткой недовольства произносит Мона, потянувшись к смартфону. На часах уже 18:38, а их проект закончен дай бог процентов на 30 с учётом ещё не сделанной презентации. Скарамучча, наконец вызволенный из лап хищного проекта, лужицей растекается по столу, наслаждаясь прохладой жёсткой поверхности и заслуженному отдыху. Кадзуха же, отложив брошюру в сторону, следует его примеру. Их взгляды на секунду встречаются, и Кадзуха спешит отвернуться, вдруг внезапно заинтересовавшись висящим на стене макраме в виде нескольких планет солнечной системы. Мона, едва не плюхнувшись обратно, встаёт и выходит из комнаты с телефоном у уха. —Кадзуха, может мне снова прогулять завтра учебу? После такой деятельности я вряд ли встану утром... - обреченно вздыхает Скарамучча. —Прости, но нет. Завтра намечается проверочная работа по биологии, поэтому не могу позволить тебе прогулять, - виновато улыбается Кадзуха. —Какая проверочная?... —...по биологии. —...бля... В душе Скарамуччи стремительно разрастается пожирающая вселенную безысходность. Что ж, ещё одна двойка за неудачную работу заранее занесена в копилку неудач. Неудач, что следуют за ним по пятам с самого рождения до сегодняшнего дня. От них не скрыться, их не уничтожить и не обмануть. Наверное, его жизнь и есть одна сплошная неудача. Или ошибка. —Ох... Как я понимаю, ты о ней не знаешь? —Да... Но ты же дашь списать? - с надеждой во взгляде и голосе произносит Скарамучча, одарив друга лёгкой полуулыбкой. От такого Скарамуччи - уставшего, по-домашнему обычного и совсем не язвительного где-то в груди останавливается сердце, пронзённое одним лишь взглядом этих пленительных глаз цвета бескрайнего космоса. Где-то в голове демон с диким хохотом и танцем сумасшедшего твердит: «Ты проиграешь, Кадзуха! Проиграешь и загубишь ещё одну жизнь своей ядовитой любовью и привязанностью!». Больно. Это осознание доставляет острую боль, как от удара заточенного ножа. Но Кадзуха бессилен. Он не может вырвать эти мысли, он не может запретить себе влюбляться. И от этого бессилия перед самим собой невыносимо тяжело, невыносимо больно, что скоро слезы начнут сами течь из алых глаз. Он не может не нести смерть и боль. Должно быть, это проклятие за грехи в прошлой жизни? Иначе, как проклятьем, это и не назовешь. Разве нормально, что все, кому ты безоговорочно доверял, кому ты целиком и полностью отдавал всю свою любовь, кому ты был верен больше, чем самому себе, умирали? Первого сбила машина на перекрестке, второго отравили в ночном клубе, а третьего... Третьего ещё можно было спасти, но Кадзуха не успел. Не смог вовремя взобраться на ту злосчастную крышу и отговорить Томо стрелять себе в висок, стоя на самом краю. Он ведь до сих пор помнит звук выстрела, въевшийся в корку мозга, и бездыханное тело Томо, полетевшее вниз с высоты двадцати этажей. Тогда-то Кадзуха и заклеймил себя несущим смерть человеком, который запретил себе привязываться, запретил открывать дверцы своей души вновь. Он винит себя во всем. Винит в рождении, винит в смертях возлюбленных, винит за невозможность держать свои чувства в узде. Это бессилие, темное и наседающее со всех сторон, медленно пожирает душу. И спасения не существует. —Конечно... Куда ж я денусь? - с пропитанной фальшью улыбкой произносит блондин, опершись щекой о ладонь. Скарамучча, такой недосягаемый, одним лишь присутствием рушит все поставленные запреты и барьеры, становится глотком жизни и такого необходимого умиротворения, что Кадзухе становится по-настоящему страшно за него. Эта любовь слишком губительна для окружающих, но ее невозможно удержать в себе. Самобичевание нарушает Мона, с громким хлопком вошедшая в комнату. —Я заказала нам две пиццы, коктейли и пирожное, так что скоро мы сможем подкрепиться и отдохнуть от этой ебатории, - тянет гласные в последнем слове девушка, потянувшись. —О, наконец-то. Надеюсь, что ты подавишься едой. Насмерть, - в шутку говорит Скарамучча, на что получает стрелу гневного взгляда со стороны. —И не надейся, идиот, - беззлобно фыркает Мона, показав тому кончик языка. —Скарамучча, с дамами надо обращаться нежно и трепетно, - упрекает его Каэдэхара, на что Мона реагирует тихим, но полным довольства смешком. —Ой, идите нахуй оба. Вскоре действительно приезжает курьер, доставив большой пакет с едой, от одного вида которой желудок сворачивается в тугую трубочку. А какой аромат!... Потому, не особо церемонясь, все трое приступают к трапезе, во время которой Скарамучча умудряется незаметно подложить в кусок пиццы Моны большую порцию острой приправы. Откусив, Мона сиюминутно начинает проклинать Скарамуччу, лихорадочно ища, чем бы запить горящий адским пламенем рот. Не найдя ничего в своей комнате, она пулей вылетает из нее. —Ну зачем ты так? Я что, зря продумываю план по дальнейшему развитию ваших отношений? - горестно произносит Кадзуха, распаковывающий упаковку с шоколадным пирожным. —Да потому что она меня выбешивает. На той встрече я решил было, что она нормальная, как вдруг это ложное видение разбилось в пух и прах. Или потому что ему не суждено встретить хорошего человека? Всю жизнь Скарамучча отвергался, предавался и использовался всеми, кому не лень, потому и надеяться на хорошее в своей жизни он не смеет. Но в глубине души желает именно этого. Желает, чтобы появился кто-то, кто развеет тьму и, взяв под руку, выведет на залитую солнцем поляну и скажет: «теперь все будет хорошо». Желает, но не надеется. —Ну-ну, не относись так категорично. Ты же знаешь, что многие девушки ради привлечения внимания могут вести себя... глуповато? Это нормально, что Мона так себя ведёт. —Да сдался я ей, ну! Решила, что мы друзья, хотя я ей ничего такого не говорил! Может, та встреча и взрастила во мне какие-то положительные эмоции к ней, но это не отменяет факта ее крайне странного поведения. Этим она меня и бесит. Скарамучча, выплюнув это, деловито отвернулся. Что ж, быть свахой - это сложно. Ещё сложнее осознавать, что постепенно лишь сильнее погружаешься в омут черной любви к человеку, которого ты хочешь сберечь от самого себя.