touch the stars

Гробовая тишина. Сначала Скарамучча пытается обдумать сказанное. Потом до него доходит смысл фразы. Сердце падает на дно Марианской впадины. Улыбка неверия расплывается на губах: —Ха-ха... В каком смысле? Проклятие? Любишь меня? Ха-ха-ха, Кад, забавно! А я сначала поверил! Кадзуха, вопреки ожиданиям, смеяться не спешит. Только голову удручённо опускает, тяжело вздохнув. —Погоди-погоди! Ты... серьёзно сейчас? Блять, Кад, какого... - Скарамучча прячет в ладони внезапно вспыхнувшее алым лицо, желая сиюминутно провалиться сквозь землю. Кадзуха поднимает полный боли взгляд, вымученно улыбаясь. —Прости. Я не должен был говорить этого... —Именно! - возмущённо выкрикивает Скарамучча, не поднимая головы. - Какой идиот вообще поверит в существование проклятий в современном мире?! Кадзуха опешил. Он ожидал... несколько иного. Ждал, что Скарамучча в присущей ему грубой манере отвергнет его. Возможно, он пошлет его самыми нецензурными речами и запретит приближаться к себе. Но он... —Кад, - Скарамучча поднимает голову, пока по лицу расползается оттенок алого. - Не будь таким идиотом. Проклятий не существует... И вообще... Вот так открыто и беспечно признаваться в любви как-то странно... Кадзуха продолжает неестественно улыбаться. —Мне... мне показалось, что ты должен знать правду. Стало слишком невыносимо смотреть, как ты мучаешься от догадок. —Еб твою мать! - выругался он. - Ввел меня в заблуждение. Что я должен говорить?! Скарамучча обречённо выдыхает. —Вероятно, ты должен отвергнуть меня, - уверенно произносит тот и тише, с отчаянной мольбой в голосе, добавляет: - Пожалуйста. Скарамучча никогда не испытывал влечения к парням и был уверен в своей гетеросексуальности всю жизнь. Он всегда считал, что, если не посчастливится стать объектом симпатии мужского пола, он просто пошлет этого человека куда подальше, кинув в спину десяток-другой нецензурщины. Но теперь он не может заставить себя сказать «нет». Что-то удерживает его от отказа, что-то подталкивает к совершено иному. Это его пугает и будоражит одновременно. Кадзуха перед ним, такой удручённый и виноватый, продолжает молчать. Скарамучча продолжает переворачивать свое мировоззрение. Хрустальную тишину первым нарушает Кадзуха. Говорит он полушепотом, с какой-то печальной надеждой: —Просто скажи «нет». Пожалуйста, скажи это. Ради своего же блага. Скарамучча нервно сжимает простынь. По спине пробегает холодная струя пота. Почему вдруг стало так волнительно? Просто отказать. «Нет». Одно слово, три буквы, одна гласная. Ничего сложного, правда? Тогда почему язык не может сказать этого?... —Я... Кад, я... - начинает Скарамучча, но дальше не получается. - Черт... —Просто скажи «нет» и мы закончим этот неловкий разговор, ладно? —Я пытаюсь! Бля, по-моему, у меня язык онемел. Сука, вот знал же, что надо бросать курить... Кадзуха медленно прикрывает глаза. На плечи неподъёмным грузом ложится невидимая тяжесть. Чем длиннее становится безмолвие, отягощенное желанием сбежать ото всех, тем сильнее хочется разбить голову об стену. Желательно всмятку. —Хорошо... Тогда я спрошу: ты отвергаешь меня? Скарамучча думает, что сейчас-то точно всё получится и кивок головой куда легче многотонных слов. Но и здесь беда: никак. Абсолютно. —Не могу. —Что ж... Тогда я сам себя отвергну, - с совершенно серьезным лицом проговаривает блондин. —А так можно?! Не надо! Скарамучча сам удивляется своему ответу. Нет, тут точно что-то не так! —Почему? —Э... - только и выдавливает Скарамучча. Он неловко потирает шею, придумывая оправдание. Но тут не точно оправдание - тут даже правду сказать проблематично! Потому что он и сам не знает, где кроется истина, а где поджидает ложь. —... - красноречивый ответ Кадзухи только сильнее вгоняет в пучину. Внезапный телефонный звонок Скарамучча готов благословлять. Тихо извинившись, он хватает смартфон и поспешно выходит из комнаты друга. Знакомый номер не вызывает подозрений, и Скарамучча без зазрения совести принимает звонок. —Да? Здравствуйте, Кокоми. —Здравствуй, Скарамучча, - ее хрипловатый и усталый голос на другом конце трубки звучит печально. - Тут новости... неприятные. Сердце, минутой назад заходящееся в бешеном будоражащем танце, останавливается. Кокоми - врач, которая прописала ему необходимые обезболивающие и которая периодически проверяет состояние его болезни. Она звонит лишь в двух случаях: если всё идёт хорошо и если всё идёт ужасно. И на данный момент она отнюдь не настроена радостно. —Скарамучча, послушай. Результаты прошлых анализов весьма плачевны. Глиобластома в геометрической прогрессии распространяется по мозгу, и если ничего не предпринять в ближайшие месяцы, боюсь, тебя ждет летальный исход. Болезнь, - она кашлянула, и следом послышался звук ногтей по клавиатуре, - стала расти быстрее. Судя по имеющимся данным, тебе осталось не больше... Кадзуха в комнате решает охладить разум, плеснув в лицо воды из-под крана. И, когда он направляется к примыкающей к комнате ванной, останавливается. Голос за дверью, звучащий глухо, заставляет его прислушаться. —То есть... Мне осталось жить не больше четырех месяцев? Ох... Да... Да, я прекрасно это понимаю, но... - голос умолкает, а Кадзуха ощущает небывалый спектр эмоций. Грудь сдавливает тисками, и он навостряет слух лучше. —Да, Кокоми, я понимаю, что без лечения срок грозит уменьшиться ещё больше, но... ох, нет, нет. Не стоит... Я не хочу, правда не хочу этого... Родители? Если бы... Нет, все хорошо, не о чем беспокоиться. Да... Земля из-под ног рушится, превращаясь в бесплотную пыль. —Да, да, хорошо. До свидания. Скарамучча выдыхает, разговор прекращается. Кадзуха не может сдвинуться. Знал ведь, что этим все и закончится. Скарамучча погибает, и вина за это, вероятно, лежит на нем. Тихие шаги приближаются, и дверь распахивается прямо перед носом Кадзухи. —Ты... - увидев выражение на лице друга, он ошеломленно замолкает. Скарамучча бледнеет, становясь белее свежевыпавшего снега. —Ты все слышал? —Скар... Что это значит? - лицо Кадзухи наливается тревогой и болью. —Кад... Блять, прости, - Скарамучча спиной опирается о дверь с желанием исчезнуть сию минуту. И так совестно становится перед другом... —Скар. Скар, мать твою! Почему я не знал, что ты, блять, умираешь?! - глаза мгновенно краснеют, наливаясь слезами. - Т-ты... что это значит?... Скарамучча виновато опускает голову, вжимаясь спиной в холодную поверхность. Он ощущает себя чертовски виноватым, что не решился рассказать страшную правду раньше. —Кад, я действительно хотел сказать тебе. Позже... Я не хотел, чтобы ты узнал правду таким образом... - Скарамучча прячет опущенное лицо за стеной ниспадающих волос. Но внезапно Кадзуха замолкает и просто притягивает его к себе в объятия. Он прячет лицо в плече юноши, сдерживая поток слез. Он виноват. Это он виноват. —С-Скар... Я же говорил, что это проклятие. Оно и тебя убивает... - Кадзуха утыкается носом в шею, лишь бы не показывать слез. Но они все равно норовят обжечь кожу. —Нет. Эта болезнь появилась до встречи с тобой. И даже если бы мы не познакомились, я бы все равно рано или поздно... - Скарамучча кладет ладони на плечи друга, но предложение не договаривает. - Кад, да пойми ты, что никакого проклятия не существует, а всё произошедшее в твоей жизни - лишь череда ужасно несправедливых событий. Я понимаю, что тебе было тяжело видеть смерти возлюбленных... но твоей вины в этом нет... —Так почему... почему они погибали лишь после знакомства со мной?! - рыдания, подобно ручьям холодной лесной воды, начинают течь по щекам, подобно кислоте въедаясь в кожу. Ты виноват, и никто более. —Потому что, блять, жизнь - это несправедливое дерьмо. Мы живём в двадцать первом веке, и ты до сих пор веришь в проклятия? Кад, прости, но это глупо и по-детски... - Скарамучча, вопреки ноткам упрека в голосе, нежно, трепетно поглаживает Кадзуху, успокаивая. В такой неподходящий момент близость вызывает табун приятных мурашек по позвоночнику и путает мысли. —Но... это слишком даже для совпадения, - неуверенность надламывается в голосе. Ты виноват! Или нет?... —Поверь... В мире происходит множество отвратительных вещей, но ни одно из них не может быть проклятием... Кад, послушай меня внимательно: ты ни в чем не повинен и даже не думай считать себя таковым! - голос незаметно наливается нежностью. - Пожалуйста, не вини себя. Жизнь жестока, и подобные события лишь доказывают это. Ты не проклят. Кадзуха замолкает. Он хочет верить, хочет довериться ему и, наконец, отпустить гложущий его вирус. —Ты мне веришь? - мягко спрашивает Скарамучча, продолжая в сердце полыхать от будоражащей близости. Кадзуха хочет верить. Он хочет знать, что тоже достоин любви и что чёртовых проклятий не существует. —Кадзуха. Ты мне веришь? - Кадзуха поднимает голову, заглядывает в аметисты напротив. Совсем близко. Между ними всего несколько незначительных сантиметров. Можно разглядеть каждый миллиметр кожи, можно захлебнуться в синеве напротив и окончательно потерять себя в них. В полыхающих алым глазах Скарамучча безвозвратно сгорает дотла, обнажая такую уязвимую душу. Хочется столько сказать, объясниться, но вместо тысячи слов между ними повисает тишина, в которой незримыми лебедями летают нежность и что-то новое, волнующее все чувства. Словно по приказу высших сил лица становятся ближе, пожар в груди - сильнее. —Ты... веришь мне? - голос, чуть охрипший от переполняющих чувств, прерывается учащённым дыханием. Черты лица Кадзухи так мягки и аккуратны, подобно лепесткам цветущих роз. А огонь в глазах пожирает нутро, заволакивает, пленит. «Верь ему!» - кричит сознание Кадзухи. —Я... - юноша сглатывает, заворожённый человеком перед собой, что, подобно волнам теплого океана, окутывает его с ног до головы. Он хочет верить. Хочет, наконец, отбросить скорлупу самоненависти и стать счастливым. Неужели он этого не заслуживает? Столько лет он терпел самого себя, запирал душу в стальной клетке презрения и молча желал исчезнуть. Он так устал от этого, так устал от жизни, что готов поверить. Слишком измождённая душа надломилось. И поверила. —Я верю тебе, Скарамучча, я верю тебе... Искра фейерверка вспыхивает между ними, побуждая действовать. Когда их губы соприкасаются, Скарамучча осознает, что совсем не против повторить это вновь. Поцелуй этот полон нежности, трепета и всех тех чувств, что до этого момента крылись внутри за каменной стеной непринятия. Но сейчас она рухнула, как карточный домик, обнажив истинность. Истинность эта желает слиться воедино с человеком напротив, соединив искалеченные души, чтобы раствориться из этого мира, став частью звёздного полотна в холоде ночи. И оказалось так легко отказаться от самоненависти, заперев ее в ледяной тюрьме. Хватило лишь нескольких слов, одного теплого взгляда, как хрупкий самовозведённый барьер тьмы рухнул. Только когда поцелуй грозит перерасти в нечто большее, Скарамучча отстраняется, туманно глядя на Кадзуху с таким же растерянным видом. Оба дышат тяжело, но Кадзуха больше не выглядит так, словно хочет удушиться ближайшим предметом. Он выглядит как жаждущий расплакаться от несправедливости взрослых ребенок. —Скар... Я не хочу... это ведь... - начинает он дрожащим голосом, но тут же замолкает. Что-то обдумывая, его глаза постепенно наливаются живостью. —Ты что...? - подталкивает его Скарамучча, реанимируя мозг после произошедшего. —Деньги! - восклицает тот, взмахнув. - Я ведь... я могу оплатить тебе лечение! Скарамучча скептично выгибает бровь: —У тебя найдется сумма, превышающая миллион? Кадзуха, не найдясь с ответом, шокированно распахивает глаза. Скарамучча лишь усмехается: —Конечно, нет. Так что оставь излишнюю сердобольность при себе. —Я найду деньги. Сколько нужно? - минуту тяжёлой тишины спустя уверенно произносит Кадзуха. —Кад, я не... —Говори! Скарамучча делает выдох, успокаиваясь. —Полтора миллиона. —Найду. Всё... всё хорошо будет, я найду деньги. В конце концов, для моей семьи это не проблема, - он хватает Скарамуччу за плечо и притягивает ближе. - Я не позволю тебе умереть, слышишь? Не позволю. Просто верь мне. Скарамучча печально ухмыляется. Надежда на благоприятный исход столь тускла, что он почти не верит. Полтора миллиона? Сумма немаленькая даже для богатых. Да и к тому же, кто захочет зазря тратить столько денег, чтобы спасти друга своего сына, которого они едва ли знают? Доброта в мире не столь широка. А ремиссию даже после дорогостоящего лечения гарантировать никто не может. —Найдешь? Кад, это слишком много. —Да плевать! Будь то полтора или сто миллионов - я найду любую сумму. Ради тебя... я найду хоть сколько, - его пальцы ложатся на слегка удрученное лицо Скарамуччи. - Только позволь помочь тебе. —Кад, лечение может и не помочь. Шанс хорошего исхода семьдесят на тридцать. —Целых семьдесят процентов! - его глаза обнадёживающе загораются. - Это же больше половины. —Но не стоит забывать о тридцати, - Скарамучча поддается нежным касаниям чужих рук, плавно рисующих незримые узоры на щеках. - Кад, пожалуйста, не стоит этого делать. —Прости, но мне придется проигнорировать твою просьбу. Скарамучча, закатив глаза, отступает от теплых ладоней на шаг в сторону. Сердце пропускает удар, стоит только оглядеть образ Кадзухи. Жар в груди все ещё трещит костром, но уже не столь отчётливо. Они ведь поцеловались, а после как ни в чём не бывало заговорили о том, стоит ли тратить полтора миллиона на лечение? Значит... Это значит... Кадзуха в действительности нравится ему?... Ха-ха... Когда это случилось? Почему Скарамучча не заметил этого? Как теперь смотреть в глаза своей гетеросексуальности, внезапно получившей голубые тона? Черт, неловко... —Эм... Ну, я, кажется, уже лучше себя чувствую... Ха... Поэтому, я, наверное, домой... —Ты хочешь просто улизнуть после произошедшего? - Кадзуха многозначительно улыбается, шустро сменив печаль на радость. Намек был понят моментально, отчего стало только более неловко. —Ну, знаешь, неотложные дела... - Скарамучча делает шаг назад, планируя сбежать из кокона неловкости. Кадзуха как бы невзначай преграждает путь, оперевшись на дверь рукой. —Прости, но я не могу тебя выпустить. У меня ещё имеются некоторые планы на тебя. Скарамучча начинает не на шутку паниковать. Он не готов так быстро свернуть курс их отношений в другое русло! —Ч-что ты имеешь ввиду? - Скарамучча в надежде косится на закрытую дверь. Нет, он точно не готов лишиться девственности так рано! Не сейчас! Отношения развиваются чрезвычайно стремительно! —Тебе стоит таблетки выпить для профилактики здоровья, - и Кадзуха улыбается так обворожительно-наивно, будто не понял мыслей Скарамуччи. —А... А, т-точно... Кхм, конечно, - кашлянув в кулак, синеглазый облегчённо выдыхает. Как он только подумал о... —А ты о чем подумал? - наигранно удивлённо спрашивает Каэдэхара, невинно захлопав ресницами. —Н-ни о чем! - Скарамучча мечется в сторону, схватывает горстку лекарств и быстро запихивает в себя. Горечь в сочетании с сладковатым привкусом вызывает лёгкую тошноту, но, вылив в себя стакан холодной воды, Скарамучча ощутил себя лучше. —Как давно? - невесело спрашивает тихо подошедший сзади Кадзуха. Скарамучча от неожиданности вздрагивает, едва не выронив стакан из рук. И как только Кадзуха может так незаметно подкрадываться и так молниеносно менять свое настроение?! Пугает до чёртиков! —Что именно?... —Болезнь. Что это вообще такое и как давно ты этим болен? Скарамучча разворачивается, встретившись лицом к лицу с живым воплощением печали. —Это глиобластома, злокачественная опухоль мозга. Кажется, вторая стадия... - начинает с тяжёлым сердцем Скарамучча. - Понятия не имею, как давно она у меня... как узнал о ней, так сразу о второй ее стадии. Поэтому у меня случаются эти чертовы приступы. Кадзуха с каждым словом мрачнеет все больше, словно это он здесь смертельно болен. На дне его осенних глаз можно увидеть, как эта самая осень тускнеет, затухает. Наверное, не стоит так прямо говорить об этом человеку, пережившему несколько смертей всех, кого он любил, но по-другому никак. —А почему ты раньше мне не рассказывал?... —Я не хотел взваливать эту проблему на тебя... Прости, - синеглазый утыкается в плечо Кадзухи, пряча виноватый взгляд. —Ох... Ну что ты... Куда больнее узнавать об этом вот так. —Прости... Кад, блять, прости, я реально не подумал. Тепло, но не без печали улыбнувшись, Кадзуха лишь прижимает его ближе. Скарамучча бы отдал свою жизнь, лишь бы этот момент продлился вечно. Вот так молча стоять, полностью доверяя человеку, в тепле и понимании... Никуда уходить не хочется, хоть изначально именно это Скарамучча и планировал. —Ничего. Но мне интересно вот что... - тон обрастает почти незаметным слоем строгости. - Что с тобой случилось? И не говори мне про алкоголь - ложь очевидна. Скарамучча замирает. Мгновенно тепло объятия становится холоднее на пару сотен градусов. Уж об этом говорить Кадзухе точно не стоит, иначе, не ровен час, и он в это дерьмо вляпается. Связь с наркотиками и людьми с оружием, вероятно, может грозить смертью. —Эм... Об этом я не скажу. Это секрет. —Скар. Пожалуйста. Ненормально, что человек, ещё недавно презренно к тебе относившийся, вдруг ни с того, ни с сего привозит тебя в невесть каком состоянии из невесть какого места. Скарамучча отлипает от Кадзухи с намерением исчезнуть. И страх липкой жижей течет по коже. —Нет. Прости, не могу. Кадзуха хватает парня за плечо прежде, чем тот успеет сбежать. —Эй. Я тебя спрашиваю. Так тяжело ответить? «Да, тяжело, потому что это может быть очень опасно!» - думается Скарамучче, но вслух он этого не произносит. —Нет, Кад. Это не имеет значения. Ничего опасного, это лишь один раз, - натянув максимально правдоподобную улыбку, говорит Скарамучча. —Один раз? Но что это вообще бы... —Прости. Не могу сказать. И прежде чем Кадзуха успеет продолжить допрос, Скарамучча незаметно растворяется, оставив после себя только горькое послевкусие недосказанности.