touch the stars

Передача товара и последующая проверка оплаты проходит без труда - странный паренёк с дерганым глазом даже не стал задавать характерных докучных вопросов. Приняв небольшую сумку с приличной суммой денег, Скарамучча возвращается в машину Тартальи, пока тот где-то неподалеку занимается тем же. Минуты три спустя рыжий возвращается со своей платой, молчаливо усаживаясь за руль. В холодной зимней тишине двое возвращаются обратно. *** Приезжают они первыми, и Дотторе, хищно улыбаясь, принимает деньги. —Хм, отлично. Вы можете отдохнуть. Угощения... уже поданы, - Дотторе с самодовольным видом уходит в свой кабинет. —Опять будешь впихивать в меня эту дрянь?! - скалится Скарамучча, как дикий пёс при виде человека. —Неискренне прошу прощения, но это необходимо, - Аякс бесцеремонно хватает одноклассника за запястье. - У меня, знаешь, и без тебя дел полно, а мне приходится тут с тобой нянчиться. Скарамучча хочет просто взять и врезать этому отвратительному человеку ниже пояса, но их силы очевидно неравны. Ему приходится утихомирить бессильный гнев и повиноваться. *** —Вот это да! Охренеть! - удивлённо восклицает сидящая на диване девушка с каштановыми волосами. - Кадзу, ты видел это? Кадзуха позади нее останавливается, сжимая в руках телефон. —А? Что такое, мам? —По новостям передают, что этот Дотторе недавно объявился в нашем городе. Кадзуха вопросительно выгибает бровь. Бэй Доу закатывает глаза: —Нынче молодёжь даже о таком не знает! Самый неуловимый наркоторговец страны. Педофил который. Говорят, на его счету несколько подростков, а один даже был найден мертвым в другом городе прошлой зимой, - с кислым выражением говорит она, вздернув плечами. - Мы с Нин Гуан уезжаем через полчаса, поэтому будь осторожен, пожалуйста. Кадзуха с неясным тусклым смятением в душе кивает. Опустив голову, он вновь кликает на кнопку вызова контакта «Капризный котёнок». Третий проигнорированный звонок настораживает. Опустив бледную ладонь вдоль тела, сжимая смартфон, он заглядывает в окно. На фоне говорят новостные каналы, а за окном начинается снегопад. Кадзуха кликает ещё раз. Механическая женщина твердит, что абонент недоступен. Ком волнения в животе скручивается туже. *** Неиссякаемая энергия растекается по телу под громкую трель смартфона. Кто-то звонит, а, может, это Скарамучча звонит кому-то? Скарамучче вновь кажется, что он лежит на мягком облаке, переполненный бодростью и мыслью, что ему всё по плечу. Нет ничего - ни осознания скорой смерти, ни ощущения мрачной действительности. Только приятные мурашки по спине и затылку, и всепоглощающая эйфория. Уверенность в своих силах, в том, что он может все-все и почти что бог. Трель замолкает - Тарталье надоедает ее слушать уже который раз, и он просто выключает звук. Телефон продолжает вибрировать, но на сей раз без надоедливой мелодии. Аякс подбрасывает ещё один пакетик порошка пребывающего в нездоровом состоянии однокласснику. Тот дрожащей рукой со второй попытки натыкается на нее и бездумно вкидывает в себя всю дозу за раз. Зрачки, что стали едва ли не шире радужки, хаотично бегают по сторонам, пока Скарамучча пытается неподатливым языком что-то сказать. —О, не волнуйся, сейчас ты все равно ничего не сможешь сказать. Кстати, - Аякс достает незнамо откуда шприц. - это вещество штырит получше пыли. Да и эффект дольше держится. Обязательно попробуй. Скарамучча, как слепой, с пустой от мыслей головой тянется вперёд, чтобы забрать этот кажущийся золотом дар, но Тарталья издевательски отдергивает ладонь: — О, нет, это я выдам чуть позже. Знаешь, сочетание кокса и этого несколько вредно́ для организма, поэтому получишь, когда домой доведу, - и он хитро улыбается. - Надеюсь, сможешь самостоятельно найти вену на руке и воткнуть иглу. Должен сказать, что не стоит всё сразу вливать, иначе тебе же хуже. Половины для первого раза будет более чем достаточно. Скарамучча слышит смутно, морщась от внезапного головокружения. Он останавливается, вытянувшись через стол, и закрывает глаза. Эйфория неприятно смешивается с кружением всего пространства, и горячий поток рвоты застывает на полпути из горла. —О, вот это тебя вставляет конкретно. Видимо, слабый у тебя иммунитет, - Тарталья с безразличной полуулыбкой смотрит на это жалкое представление. - Меня в первые разы штырило не так сильно, - он прокручивает между пальцев наполненный желтоватой жидкостью шприц. Скарамучча не хочет слушать его громкий голос в черепной коробке, отдающий эхом в ушах. Ему просто хочется усилить это мягкое эйфорийное ощущение. Совсем немножечко посильнее и на минутку подольше. Ничего же страшного не произойдет, правда? Это же чуть-чуть, немного. Не повредит же? —Не, чёт слишком тебя вставляет, - констатирует Тарталья хмуро, а после радостно выдаёт: - Ну и хорошо! Чем сильнее эйфория, тем крепче зависимость будет, тем сильнее ты будешь привязан к нам. Череп идет трещинами, из которых так и сочится здравый рассудок, утекая в никуда. Лишь притупленное сознание, и дрожь по всему телу. —Ну все, хватит с тебя веселья. Подожду, пока в себя придёшь, и подброшу до дома. *** «Абонент не отвечает или временно недоступен. Пожалуйста, перезвоните позднее» Кадзуха взволнованно тычет ногтями по экрану. Сколько раз он звонил? Пять? Десять? Достаточно, чтобы начать волноваться и каждую минуту пытаться дозвониться. —Ну же, ответь. Пожалуйста... - в надежде шепчет он телефону. Точно также в прошлом человек, которого Кадзуха безмерно любил, не взял трубку. А потом оказалось, что он мертв. И сейчас, слушая бесконечные гудки, он не может не думать о плохом. Мысли съедают его заживо, мерзкими гнилыми ручонками отрывая кусок души за куском. —Возьми же трубку... *** —Так, это забираешь, - Тарталья запихивает шприц в карман куртки Скарамуччи. - А теперь шуруй домой. Однако Скарамучча остаётся стоять, опираясь на нерабочий фонарный столб. Холод пробирает до костей, пар валит изо рта, а реальность все равно не воспринимается. Где он? Что происходит? Сколько сейчас времени? Жив ли он или уже покоится на дне жёсткого гроба? Почему так темно? Тарталья машет на него рукой, мол, плевать, и стремительно скрывается с места преступления, визжа автомобильными шинами. Гелендваген скрывается в вечерней тьме. Дверь подъезда отворяется, и на хрустящий снег выходит беловолосый юноша, с обеспокоенным видом сжимающий телефон. Стоящий неподалеку Скарамучча его даже не замечает. Он вообще ничего не замечает, молча сверля взглядом сугроб. Когда эйфория исчезает, на смену ей, как и положено, приходит некая беспричинная раздражимость, которую Скарамучча хочет подавить, но которая подавляться не желает. Почему снег так слепит глаза? Почему так холодно? Почему он вновь ощущает этот мир таким, каков он на самом деле, а не мелкой преградой на пути к вечному счастью?! — Скарамучча! Чёрт возьми... - внезапный голос рядом кажется чрезмерно громким. Раздражает. - О Боже мой, где ты был? Почему трубку не берешь? Время уже позднее! Что... в конце концов, что с тобой такое?! Кадзуха аккуратно, с нежностью, как прикасаясь к хрупкому хрусталю, берет холодную ладонь Скарамуччи в свою. — Скара? Что случилось? Где ты был? - голос его полон искренней заботы и волнения. Его дрожащие пальцы с головой выдают его глубокое переживание. Скарамучча молчит. Почему Кадзуха здесь? Где они вообще? Раздражает, потому что он ни черта не понимает. Постепенно сознание проясняется, но неспеша, и так, чтобы почти незаметно. Теплая ладонь нежно ложится на бледную щеку. Кадзуха поглаживает ее, причитая: — Ох, где ж ты был? Холодно на улице, а ты стоишь тут. Пошли, я тебе чего-нибудь горячего дам, - он тянет его на себя, но Скарамучча резко вздрагивает, как будто лишь сейчас возвращается в реальность. — Чё?... Какой горячее? Нормально мне! - раздражённо произносит он, взглянув в осенние глаза напротив. —Ты... не буду спрашивать, но тебе необходимо в тепло. Здесь ледяной ветер, заболеть легко. —Ой, раздражаешь. Мне не нужна твоя бесполезная забота, - он отталкивает Кадзуху, удивлённого. - Сам как-нибудь разберусь. —Ну уж нет, молодой человек. Чем бы ты там ни занимался, я не оставлю тебя одного посреди улицы, - хмурится блондин и снова пытается дотянуться до такого холодного Скарамуччи. Тот сопротивляется, раздражаясь всё сильнее, но Кадзуха оказывается ловчее попавшего под воздействие наркотика Скарамуччи и успевает увернуться от его руки, жаждущей удара. —Да ну... Иди ты.... Бесишь, - вновь хищником скалится Скарамучча, желая лишь исчезнуть отсюда и оказаться где-нибудь в блаженной пустоте наедине с собой. Кадзуха же старательно не хочет оставлять его одного. Он больше не допустит фатальных ошибок прошлого. Он больше не позволит своей любви потухнуть. —Ну что ты? Я помочь хочу. Иди сюда, - Кадзуха притягивает его к себе, и Скарамучча мягко врезается ему в плечо лицом. - Что у тебя случилось? Скарамучча умолкает и старается затушить лавовый беспочвенный гнев, что огненной рекой течет по венам и обжигает сознание. Приобняв Кадзуху в ответ, он выдыхает. Раздражение колется где-то в груди и норовит вот-вот выплеснуться на этого ни в чем неповинного человека, который, к тому же, всеми силами пытается жизнь Скарамуччи сделать хоть чуточку лучше. Виновато ощутив себя, он поднимает голову, взирая на лучшего человека в своей жизни снизу вверх. Тот с теплотой и безграничной любовью смотрит в ответ, согревая одним лишь взглядом лучше сотен кружек кипятка. Но это раздражение все равно гуляет по сосудам, не давая мыслить всецело здраво. —Ничего. Все в порядке. - отвечает неуверенно и фальшиво брюнет, в глазах напротив найдя успокоение и мир. - Не о чем переживать. —Да как же? Ты не отвечаешь на звонки, пропадаешь допоздна незнамо где, а потом объявляешься в таком, - он обводит пальцем его силуэт. - виде. И... Кадзуха прищуривается, вглядываясь в глаза цвета аметиста. Зрачки. Расширены ненормально сильно. —Скара... ты... ты что-то употреблял? Скарамучча резко отводит взгляд, пряча глаза за копной черных ресниц. Ему становится совестно, что он скрывает это от того, кто искренне желает помочь вытащить его душу из тьмы жизни. Но рассказать он не может. Он не может подвергнуть его такой опасности. Лучше он сам вылезет из этого. Кадзуха не должен страдать из-за его наивности. —Нет. Это... последствие от принятых обезболивающих. Переборщил слегка, вот и... Блять, все нормально. Кадзуха верит лишь отчасти, ведь простые обезболивающие никак не вяжутся с состоянием Скарамуччи. Он слишком... просто слишком. Но выпытывать истину он не будет. Если Скарамучче легче лгать в глаза, то пускай все так и будет. Кадзуха никогда не пойдет против его воли. —Хорошо... Хорошо, тогда пусть будет так... Тогда куда же ты ходил? - Скарамучча вновь возвращается к лицезрению полыхающей осени в очах того, чья жизнь вдруг кажется важнее собственной. —Я... Помогал Тарталье. —Он? Он... что ему опять нужно от тебя? - осень в глазах оборачивается лесным пожаром, поедающим все живое. —Нет... Нет, он ничего плохого не делал, просто помочь попросил. Правда, волноваться не о чем. Кадзуха несколько секунд недоверчиво сверлит омут темных глаз, пытаясь отыскать в них намек на безжалостную ложь, но туман в них надёжно скрывает следы нечестного маленького преступления. —Ну... Если ты не врешь... Тогда ладно. Скарамучча с кислым ощущением в груди кивает. Как же отвратительно врать кому-то настолько ценному и единственному в своей жизни. Некоторое время под покровом звёздного неба и падающих снежинок они молча глядят друг на друга, ловя каждый вздох и лёгкую полуулыбку. В тишине и уверенность играет в крови - Кадзуха наклоняется чуть ниже, с морозной улыбкой на губах шепча: —Если я тебя поцелую, обещаешь меня не бить? Скарамучча моментально покрывается смущенной краснотой на щеках и кончиках ушей. —Не говори такой херни, это раздражает. —Ну, не хочешь, так не надо. —Я не говорил, что против! Закатив глаза, Кадзуха решительно касается его холодных от снежной улицы губ. Чуть потрескавшиеся и сухие, они не утрачивают своей мягкости и желанности. Вкладывая в этот поцелуй всю любовь и нежность, на которые только способны два израненных сердца, они почти сливаются воедино под тусклым светом луны. В этом поцелуе горечь, боль и ложь плавно стираются, а на месте их вырисовываются сердечный трепет и единство душ. Лишь дыхание готово раствориться в ночи, и они разъединяются, лишив души спасительного единства. Кадзуха смотрит с теплом, какое обычно исходит от камина или готовых защищать рук, что спасают тебя от всего мира. Кадзуха - это спасение от мира, щит, что самоотверженно примет любой удар на себя во имя спасения своей любви. Это больно. Больно, что ему приходится лгать и умалчивать о такой серьезной вещи, как торговля наркотиками. Это неправильно. Так быть решительно не должно. Но Скарамучча покорно глотает соленое чувство вины, затолкав его на дно раненого сознания. —Что ж, господин сердца моего, пошли ко мне. Я отогрею твои заледенелые пальцы и налью горячего какао. —Фу, не зови меня так! Каэдэхара со смешком сплетает их пальцы и ведёт вперёд, навстречу теплу и свету. —Хорошо, родной, как скажешь. —Иди нахуй! *** Скарамучча под словом «отогрею» подразумевал многое: теплая ванна, пятьдесят кружек горячего какао, или, в конце концов, чёртово одеяло! Но никак не огромный парный свитер розового цвета, недавно купленный Кадзухой, который тот надел на них с довольным выражением и улыбкой победителя, будто выиграв миллион долларов в лотерею. —Тебе уже лучше? - довольно спрашивает блондин, обняв Скарамуччу со спины. —Нет. И вообще, что это за очередная девчачья хрень?! - Скарамучча с раздражением выпутывается из свитера, однако от согревающих объятий не уходит. —Не хрень, а эффективный согрев! Помогает же? Закатив глаза, Скарамучча бормочет тихое и неразборчивое «ещё бы». Кадзуха сзади довольно улыбается, стискивая в объятиях Скарамуччу. Цундере личность, живущая в паутине сознания, хочет за это словесно укусить солнечного парня. —Мои родители согласны оплатить тебе операцию после Нового года, - бросает как бы вскользь блондин, удобно устроив голову на плече одноклассника. Если бы Скарамучча сейчас до сих пор попивал горячий какао (вместо пятидесяти кружек он с трудом осилил лишь одну), наверняка бы поперхнулся. К счастью, этого не происходит. —Ха-ха, нахер тебя... Серьезно? —Конечно. Зная, как ты дорог мне, они согласились почти сразу, - хихикнул у уха тот. - Здорово, правда? —Я... Блять, у меня слов нет... - тяжко выдыхает Скарамучча. —Тебе необязательно что-то говорить. Я знаю, что ты благодарен и всё такое, поэтому можешь помолчать, - он прикрывает глаза, вдыхая аромат чужой кожи. - Как насчёт провести Новый год со мной? Вдвоем. Только ты и я... Ещё один удар в самое сердце. Ещё одно предложение, безжалостно растапливающее душу. Совсем не верится, что теперь у него есть шанс на жизнь, даже если чёртовы тридцать процентов диктуют иное. Может, действительно не стоит всегда думать о плохом и попробовать довериться хорошему? Особенно в случае, когда счастье так и льнёт к тебе ласковым котёнком по руку. Скарамучча решает хоть раз довериться. Довериться счастью. Он ведь заслуживает его, верно же? Столько лет холодного одиночества должны исчезнуть. Сие событие включает игривое веселье брюнета. —Даже не знаю, Кад. Подумаю, - уже заранее зная утвердительный ответ, Скарамучча решает чуть подразнить его. - Возможно, я уже запланировал кое-какие дела... В глазах цвета осени незаметно вспыхивают звёзды подозрения, а в груди начинают скрести дикие коты. —О, правда же? И что это за планы? - стальные ноты в голосе грозят сорваться сюрикеном и пройтись по коже. —Может, Мона меня позвала отметить праздник к себе? - Скарамучча решительно не глядит на Кадзуху, прекрасно зная, что тот сейчас пышет приливной волной ревности. Кадзуха сжимает кольцо рук на животе Скарамуччи чуть сильнее, а голос, отлитый сталью, ревностно выдаёт: —О, правда же? Ты же её терпеть не можешь. О, играть с огнем ревности - это такое сладостное ощущение. По венам растекается огонь, а человек напротив крепче жмётся ближе, желая лишь доказать, что любовь его делить с кем-то иным вовсе необязательно. Можно до бесконечности доводить человека до точки кипения, точно зная, что любовь и уважение личного пространства его столь велика, что он не посмеет тебе что-либо возразить. Разве не весело? —Пока ты бегал от меня, я успел наладить с ней контакт. Кто знает, может, и дружбу вожу? - Скарамучча самодовольно ухмыляется, испытывая на коже острый взгляд, где борются ревность и здравомыслие Кадзухи. —Врешь ведь. —Кто знает? —У меня сейчас крышу снесет. Скара, помолчи. Прошу тебя. Скарамучча улыбается шире, очевидно довольный своей дерзкой шалостью. Раскаленные электрические флюиды напряжения плавными зигзагами незримо стелются по внезапно ставшей душной комнате. Быть может, тому причина не развеянный до конца наркотик, но Скарамучча просто не может остановиться. —Я не лгу. Мона действительно позвала меня на Новый год с собой. Кажется, она планирует провести его в... Кадзуха дрожащей ладонью затыкает его. —Молчи, идиот. Я знаю, что ты специально доводишь меня. Молчи, прошу, иначе я точно сейчас слечу с катушек. Безмолвие. Вообще-то, молчит тут только Скарамучча, и лишь по причине невозможности говорить, Кадзуха же - старательно восстанавливает разрушенное здравомыслие. Ревность всегда была его сильнейшей слабостью. Дай лишь незначительный повод или лёгкую провокацию - и крышу сносит будь здоров. Чтобы успокоиться, ему обычно необходимо посидеть в полной тишине несколько минут, пока ревностное пламя не потухнет. Но Скарамучча плевать хочет на его спокойствие и тишину - без задней мысли поиздеваться куда веселее, чем неподвижно сидеть и ничего не делать. В конце концов, что Кадзуха может сделать ему за это? Он слишком хороший, чтобы впадать в неистовство и крушить мебель от кипящей ревности. Кадзуха скорее будет крушить себя - свою душу, мысли и чувства, нежели выплескивать гнев на окружающих. Так не безвредно ли чуть поиграть с его нервами? Месть за прошлые безмолвные страдания Скарамуччи должна свершиться по полной. —Ой, да что ты? Мона всего лишь приятельница, не больше. Неужели ты посмеешь запретить мне общаться с друзьями? - Скарамучча, отделавшись от чужой руки, состраивает страдательную гримасу, наигранно несправедливо обиженный. Кадзуха понимает, что запрещать ему что-либо он не имеет права. В конце концов, Скарамучча - живой человек, отдельная личность со своими желаниями, а не его собственность. Но разве ревности не плевать? Плевать с высокой колокольни. Руки неистово дрожат, переполненные противоречивыми чувствами. Яд и кислота снедают трепещущее сердце и дырявят душу. Объятия становятся крепче, Кадзуха - лишь более раззадоренным. Здравомыслие радостно утекает, вытолканное низменной ревностью, готовой сжигать города и леса. —Не... Не посмею запретить. Но ты ведь лжешь? —Нисколько. Чистейшая правда. Кадзуха осознает, что ему нагло и бесстыдно врут, но это ничуть не умаляет его обостренных ощущений. В какой-то незаметный момент он столь сильно сжимает чужое тело в своих объятиях и налегает на него, что Скарамучча отклоняется в сторону и падает на спину на мягкие простыни. Нависший сверху Каэдэхара пылает жаром. Только в полумраке не понять, жар любви это или жар ревности. Очевидно, второе, но мысль о первом варианте слегка будоражит сознание Скарамуччи не хуже просмотра фильма для взрослых. Быть может, наркотик действительно всё ещё имеет власть над сознанием Скарамуччи, но он чувствует это нерешённое напряжение, электричеством повисшее между ними. Кадзуха явно растерян и недоволен, Скарамучча очевидно раззадорен и игрив. —Прошу прощения, но разве могу я лгать тебе о подобном? - Скарамучча в полутьме кажется ещё более желанным, чем на свету дня. Такой доступный и открытый Кадзухе сейчас, он ещё сильнее обостряет чувства и мысли, вдруг свернувшие в другое русло. Совсем другое. —Я по-хорошему прошу умолкнуть. Так нравится издеваться надо мной? - голос с приобретенной хрипотцой пускает по телу разряды тока и огненного жара. —Тебе же нравилось изводить меня своим внезапным холодом и отстранённостью. Почему я не могу? - Скарамучча лукаво полуулыбается, вскинув голову выше. Одежда чуть нисползает вниз, открыв горящему алым взору бледную кожу и выпирающие ключицы, такие манящие и дразнящие. Что бы Скарамучча ни творил, провокациям поддаваться нельзя. Очень легко тем самым навлечь на себя внимание Кадзухи. Очень... специфичного типа внимание, когда любовь и страсть сплетаются воедино, выбивая кислород из легких и мысли из головы. Жар внизу живота нарастает с каждой секундой лишь больше, но Скарамучча и не думает останавливаться. Пусть Кадзуха теперь поизнемогает от невозможности что-то сделать. —Ты... —Я? - лукавая ухмылка, выдох, в подобном состоянии кажущийся сладким полустоном заставляют Кадзуху зажмуриться. —Бесстыдник. Молчи, - хрипотца становится отчётливее, ещё более говорящей о его шатком состоянии. Любое слово, движение или томный взгляд - и Кадзуха окончательно лишится рассудка. Кажется, изначально беззлобная игра на ревности свернула не туда. Но, быть может, это и лучше? Так доводить до исступления ещё веселее. Скарамучча со смешком поднимает ладонь и почти невесомо касается изящными пальцами уголка губ Кадзухи. Томно, но не без наигранности, произносит: —Разве ты не хочешь слышать меня? Это просто глупая провокация, рождающая неконтролируемое желание завладеть этим человеком всецело и окончательно. Просто нужно держаться. Это же несложно, правда? Внутри Скарамуччи злорадно смеётся чертик с рогами, наслаждающийся видом нависшего сверху парня. Он ведь даже не сможет утолить свою жажду, ведь слишком хороший для того, чтобы сотворить что-то неправильное с ним. Кадзуха же старательно сдерживает себя, дрожащий от плещущегося через край чувства возбуждения. Ситуация становится лишь интереснее...