touch the stars

—Уже ночь что-ли? - Скарамучча со смятением бросает взор за окно, покрытое многоцветными бликами фейерверка. - А ты... разве тебе не запрещено находиться здесь так поздно? —Нет, здесь работает мамина знакомая. Она позволила мне остаться с тобой, - во мраке его печальная полуулыбка почти не видна. - Не таким я представлял себе этот праздник... Но я безумно рад, что ты жив. —Жив? Едва ли... Чувствую себя так, будто сдох уже давно, - тихий шелестящий голос отдается тупой болью в районе сердца Кадзухи. Каэдэхара протягивает ладонь, желая коснуться этого измученного лица, но Скарамучча внезапно дёргается, словно испугавшись. —Ты... что делаешь? - с дрожью и сомнением в голосе недоверчиво произносит Скарамучча. —Я? Да ничего такого вроде... —Нет, ты хотел прикоснуться. Не трогай меня. Только попробуй... - скалясь, точно загнанная в угол добыча, Скарамучча не сводит глаз с протянутой ладони. Он ведь хочет что-то сотворить, да? Что-то очень плохое, гнусное, отвратительное... как то делали с ним Дотторе и незнакомые ему умалишённые личности с черной душой. —Ты... боишься, да?... Скарамучча отмалчивается. Ему нечего ответить. Он не понимает, действительно ли боится или это что-то другое. Скарамучче просто омерзительны любые прикосновения. Он не хочет, чтобы этот кошмар снова стал его терзать, день ото дня втаптывая в грязь. Каждое прикосновение - удар болезненного воспоминания. —Что же они творили с тобой?... - голос, дрожащий водной рябью от дождя, готов затопить мир слезами. - Котенок, я так виню себя, что не смог помочь тебе... Не смог вытащить из этого ужаса раньше. —Ты и не мог... Я сам тебе ничего не говорил. Ты, блять, абсолютно ни в чем не виноват. —И все же... Я мог бы быть настойчивее и добиться от тебя правды! —Не смог бы. Я повел бы себя мудаком и ты не смог бы ничего предпринять. Новый залп громкого фейерверка озаряет небосвод тысячью цветастых искр, что, подобно звездопаду, росчерками исчезают во тьме ночи. —Должно быть, меня посадят за торговлю наркотиками, - резко переводит тему Скарамучча, не желая заставлять Кадзуху терзаться чувством вины. - Ох, ну и жизнь у меня... —Посадят? Но ты ведь... этот ублюдок сознался, что вовлек тебя и множество других людей туда путем обмана и угроз... Ты ведь неосознанно попал в эту сеть... - дрожащим тоном молвит Каэдэхара, сжимая простынь до побеления костяшек. Попытка перевести диалог в другое русло с треском проваливается. —Тогда не переживай об этом. Я просто... кажется, совсем ничего не понимаю и не знаю, что думать обо всем этом. —Что тут думать? Их посадят, тебя вылечат и от этого, - парень обводит Скарамуччу дрожащим пальцем. - и от рака. Я не позволю тебе снова окунуться в болото, и вернуться к семье тоже не позволю! Скарамучча распахивает глаза, удивленный. Откуда он...? —Тарталья сказал, что многие в школе наслышаны о твоей ситуации в семье. И о матери, и о алкоголе, и о... - голос надламывается, изо рта выходит неровный выдох. - О побоях... Едва не рыдая, Кадзуха возводит взгляд к покрытому мраком потолку, выдыхая. —Ещё одна правда раскрыта, - обречённо вздыхает брюнет. - Что ж... —Я просто не понимаю, почему ты все это скрывал. Знал ведь, что я очень переживаю за тебя, а все равно молчал... —А какой смысл? - усмехается тот с горечью. - Как будто ты смог бы исправить ситуацию. Моя мать ничего кроме алкоголя и однодневных любовников не видит. —Какой смысл? Какой смысл?! Ты издеваешься?... Я бы забрал тебя от нее, позволил бы жить так, как ты того заслуживаешь, намного раньше!... —Слишком уж ты добр, Кад. Разве тебе не мерзко разговаривать со мной? Я ведь такой... грязный, использованный... разве нужен тебе таким? - Скарамучча безжизненно глядит на очередные залпы фейерверков, чувствуя лишь, что ему противно от самого себя. —Если ты сейчас же не прекратишь нести этот бред, я, в самом деле... Я... - но он не договаривает, шумно выдыхая. Кажется, ещё немного - и он будет готов биться головой об стену от этой всепоглощающей безысходности. —Ты - что? - со скептицизмом вопрошает Скарамучча. —Я... Ничего не сделаю, но буду очень обижен. Скарамучча закатывает глаза, слегка усмехнувшись. Ночь обещает быть долгой. *** Лишь около пяти часов утра Скарамучча смог отправить Кадзуху домой ради сна. К этому времени этот пепельноволосый юноша выглядел не лучше измученного Скарамуччи: синяки под глазами, сонливость и постоянная зевота. В шесть утра к нему наведалась врач. Она вновь что-то подключала, колола уколы, капельницы и едва ли не ежесекундно спрашивала о самочувствии. Скарамуччу это раздражало, но он продолжал отвечать однотипно. Позже наведались из полиции. На разговор с ними ушло без малого три часа. Оказалось, что помимо Скарамуччи они смогли высвободить не без помощи раскаявшегося Аякса ещё пятерых подростков, спрятанных по другим подвальным помещениям, один из которых оказался мертв. Дотторе устроил настоящий подпольный бордель с несовершеннолетними для таких же сумасшедших. За бешеные деньги позволялось творить с детьми все, что заблагорассудится: изнасилования, пытки, избиения, БДСМ-игры с применением физических увечий. Оказалось, что на этом бизнесе вкупе с продажей незаконных веществ он заработал свыше пятидесяти миллионов. Обрадовало одно - Дотторе, возможно, посадят на пожизненное. Как он понял из тихих переговоров полицейских, такому заранее подготовленному длительному сроку заключения поспособствовали родители Кадзухи. Без них Дотторе смог бы запросто откупиться от судьи огромными деньгами и сесть в тюрьму всего-то на какие-то пару лет. А теперь от вечного гниения на зоне ему не отвертеться. Тарталью, как и остальных продающих наркотики, также посадят, но за активное содействие правоохранительным органам и полное признание вины срок значительно уменьшат. Кажется, рыжий тоже попал в эту сеть не совсем добровольно, но там не все так односложно, да и думать об этом не очень-то хочется. Главное - виновных поймали и накажут по справедливости. Скарамучча смог выдохнуть спокойнее после этого рассказа. Значит, этот ублюдок больше не сможет рушить жизни невинных. Следом, после полудня, к нему в палату буквально влетела, чуть не сбив медсестру, Мона со слезами и потекшей тушью. Она полчаса рыдала на стуле, пряча лицо в ладонях, пока Скарамучча в замешательстве рядом пытался ее успокоить. —Ну все, хватит рыдать. Я живой, в гробу не сплю. Мона что-то пыталась сказать, однако через всхлипы ничего нельзя было расслышать. —Да что ж ты так ревешь-то, а? - Скарамучча закатывает глаза. - Ну что за девушка... —Я не... я ведь решила... что ты... - отчаянно сдерживая истерику, говорит Мона. —Что ты, что Кадзуха - оба меня раньше времени похоронили, - Скарамучча недовольно хмурится, подавляя желание показать этой девчонке средний палец. —Да как тут не думать о плохом?! От тебя нет вестей, трубку не берешь, Кадзуха мечется туда-сюда, не зная, что делать. Тут не думать о плохом просто невозможно! - Мона дуется, зло сведя брови. —Да ты-то на кой хрен так волнуешься? Мы с тобой даже не друзья, а уже с первого дня этого странного общения ты обо мне печешься, как о самом ценном. Мона замолкает, однако ее бегающие зрачки, подернутые пеленой слез, выдают в ней волнение. Она что-то одними губами шепчет самой себе, морщится, взмахивает головой и на одном дыхании произносит: —Да потому что ты мне нравишься! Давно уже. Мы хоть раньше и не общались, но я все равно не могла не думать о тебе, - она всхлипывает и продолжает. - Не говорила, потому что сначала боялась, а потом по картам, когда мы проект по истории делали, увидела, что не я тебе судьбой предписана. Вот и... Умф... - девушка опять склоняется над коленями, и, уткнувшись в ладони, продолжает лить слезы. Тогда Скарамучча не был удивлен - всё-таки ее поведение порой вызывало некоторые сомнения и смутные догадки - лишь закатил глаза и попытался успокоить. Ушла она ещё через полчаса, продолжая временами что-то дрожащим голосом шептать. Скарамучча выдохнул с облегчением. Всё-таки, невзирая на все ее светлые чувства, Мона его часто раздражала. А вечером, когда закатные лучи кровавыми росчерками огладили верхушки многоэтажных зданий, отблесками отразившись на поверхности оконного стекла, к Скарамучче вновь пожаловал Кадзуха, принеся с собой целую гору каких-то вкусностей, к которым, впрочем, аппетита не было. —Надеюсь, здесь тебя врачи и полицейские не слишком мучают вопросами? - Кадзуха присаживается на край кровати, с теплотой глядя на Скарамуччу. —Э... Да не то чтобы... —Ладно, на самом деле я пришел сказать тебе, что химиотерапия начнется совсем скоро. Это будет... длительный и более сложный процесс, поскольку интоксикацию и наркозависимость придется лечить параллельно, - Кадзуха тяжко вздыхает, словно это он решил замедлить лечение и теперь его снедает чувство вины. —Ожидаемо... Ох, черт, я лишусь своей шевелюры, - Скарамучча горестно касается кончиками пальцев своих многострадальных волос. —Ну, может, и нет, это ведь зависит от препаратов и их количества, - Кадзуха неосознанно тянется, чтобы мимолетом ощутить, как эти иссиня-черные локоны проходят сквозь пальцы, однако сразу замечает настороженный взор Скарамуччи, и его ладонь зависает в воздухе. Тягостное пятисекундное молчание ощущается тяжелее огромного булыжника на спине. —Ах, прости. Совсем из головы вылетело, - Кадзуха с плохо скрываемым разочарованием и сожалением отдергивает руку. —Да ты... Не должен извиняться... - Скарамучча, наверное, и сам рад броситься сейчас в объятия Кадзухи, уткнуться ему в плечо, размякнуть, и просидеть так ближайшие пару вечностей. Но неясная тревога, холодящий страх и мгновенная вспышка воспоминаний тут же безжалостно бьют под дых, стоит кому-то - в частности мужчинам - попытаться коснуться его. Поэтому в разговоре с полицейскими он невольно отодвигался на самый край больничной кушетки, а все медицинские процедуры, где без прямых касаний не обойтись, Скарамучча принимает исключительно от лиц женского пола. —Ладно, я... буду более внимателен. Скарамучча с благодарностью и одновременно сожалением кивает. Впереди предстоит долгий путь реабилитации, но рядом с Кадзухой это время пройдет намного быстрее. И полетели дни быстротечно, подобно шумным ручьям в глубине лесной. Но Кадзуха был рядом. Каждый день он приходил к нему, и, болтая о том о сем, одаривал заботой и любовью, помогающими не сдаваться на пути тяжёлой реабилитации. Мона тоже часто заглядывает, но после того сумбурного признания она стала вести себя более сдержанно и старается не идти на поводу эмоций. Постепенно Скарамучча стал чувствовать себя лучше в душевном плане. Психолог отлично справляется со своей задачей, маленькими шажками возвращая Скарамуччу к прежней жизни. Однако на фобии прикосновений это совсем не сказывается и он все ещё старается соблюдать дистанцию. Так пробегает месяц. Целый месяц борьбы с наркозависимостью, страхами, тревогами и поедающими заживо мыслями, с болезнью и отсутствием веры в ее уничтожение. *** —О Боже, через полчаса снова плестись на терапию у психолога. Почему перерыв так короток? - Скарамучча уныло жуёт лист салата, глядя на настенные часы больничного кафетерия позади сидящего напротив Кадзухи. —Мы только сели, а ты уже считаешь время, - с беззлобной усмешкой отвечает блондин. - Ну, как там дела продвигаются у тебя? —Психолог помогает, лечение от рака... кажется, прогресса пока нет, хотя волосы все равно страдают! - Скарамучча проводит пятерней по голове. Некогда мягкая, теперь его многострадальная шевелюра блеклая и не такая приятная на ощупь, однако особо выпадать не спешит - все препараты для лечения с учётом избавления от наркозависимости выбираются очень скрупулезно и используются в меньшем количестве. —Впрочем, это неудивительно. Процесс лечения идёт куда медленнее необходимого, поэтому прогресса пока нет. —Да и пусть идет как можно медленнее. После все равно придется возвратиться домой, к матери. А меня ж дома нет уже чуть больше месяца... Истерику такую устроит, - Скарамучча невольно вздрагивает. —Оу... Тарталья говорил о твоей матери, но не упомянул отца... Где он? —Нет его. Ушел в закат с бутылкой водки в компании до моего рождения. Мать-то поэтому и ненавидит меня. Мол, я виноват в его уходе и в том, что жизнь ей сломал. А они оба просто конченные мудаки, - Скарамучча зло косится куда-то в сторону, вспоминая все то, через что она его провела. —Ох, прости, наверное, это был неудобный вопрос, - Кадзуха виновато улыбается, и от этой улыбки Скарамучча вмиг забывает всю злость. - Но в этом мы похожи. —Твой отец тоже алкаш безответственный? —Не совсем. До семи лет мы с мамой Бэй и моим родным отцом жили в другом городе. Он увлекался азартными играми, любил их больше своей семьи. Мама сколько ни пыталась, не смогла его вразумить. Впоследствии он окончательно перешёл черту и проиграл в казино наш дом, - Кадзуха тушуется под гнётом воспоминаний. - Мне тогда было семь, но я отчётливо помню людей в черном. Пришли и сказали, что мы должны выселиться. Мама тогда ещё работала в полиции и смогла отца найти. Он же не пожелал сдаваться и выстрелил себе в висок, - Кадзуха невесело усмехается, но не даёт Скарамучче и слова вставить. - А потом мама нашла Нин Гуан. Мне тогда было одиннадцать. Помню её, облаченную в роскошное синее платье с бокалом дорогого вина на празднике города. А дальше... Дальше год общения и вот они уже женаты. Молчание. —Еб твою мать, - эмоциональное Скарамуччи. - Это, блять, похлеще, чем в фильмах. Наши отцы гандоны. —Да. Мы такими не будем. Наш ребенок будет жить в любви и понимании, - Кадзуха с улыбкой поднимает стакан апельсинового сока вверх. - Выпьем за наше будущее! —Идиот, - прыскает в кулак Скарамучча. - У нас не может быть детей. —Заведем кота. Разницы, знаешь, нет. Главное - жить счастливо в браке. —Мы даже официально не встречаемся, а ты о свадьбе... Серьезно? - Скарамучча с лёгкой усмешкой глядит на юношу напротив. —Ай, по больному. Это не дело ведь, - Кадзуха подозрительно замолкает, а затем, что-то найдя в кармане, резким выпадом руки вперёд подносит к лицу брюнета золотое кольцо. - Скарамучча, юноша моей мечты, любовь внеземная, согласен ли ты стать моей путеводной звездой на тропе жизни? Хочешь стать моим парнем? Официально! Скарамучча осознает его слова, стремительно краснеет и весь дар речи утекает сквозь пальцы. Люди за столиками странно косятся на них, а воздух вдруг резко исчезает. —Ты!... - Скарамучча резким взмахом руки накрывает ладонь Кадзухи с блестящим в ней кольцом, едва не соприкасаясь кожей. - Какого черта, предлагая мне стать твоим парнем, ты подсовываешь мне обручальное кольцо?! —Это так, на будущее, - довольно улыбается блондин. —Блядский блять... - Скарамучча опускает голову вниз, желая провалиться сквозь землю от смущения и бешеного радостного сердцебиения одновременно. —Ты согласен? - нетерпеливо спрашивает Кадзуха, радостно улыбаясь. —Мхм... —Это значит...? —Это значит «да», - сдавленно и с малиновым оттенком щек отвечает Скарамучча, подняв голову —Я другого и не ожидал, котенок. - Кадзуха протягивает ему золотое кольцо. - Наденешь? —Нет, иди ты на... —Тогда я сам, - перебивает его Каэдэхара, и бесцеремонно, не слушая смущённых возмущений, аккуратно берет его ладонь в свою, совершенно позабыв о его боязни, и прежде, чем тот успевает воспротивиться, надевает кольцо. —Да блять! Иди нахуй, - Скарамучча, кажется, впервые не обращает внимания на прикосновение, и падает лицом в свои ладони, переводя дыхание. - Что ж ты так любишь доводить меня-то, а?... —Из чувства любви, котенок. —...Чтоб тебя! —Я тоже люблю тебя больше жизни. —...! *** Когда полчаса истекают, на протяжении которых Скарамучча старательно делал вид, что он крайне раздражён вопиющим поведением своего уже парня, внутренне же от счастья едва не разрываясь, он отправляется на терапию к психологу. После двухчасового сеанса Скарамучча отправляется на сеанс химиотерапии. День без Кадзухи вновь становится безжизненным и длинным. После, когда наступает время досуга, Скарамучча только и может, что слоняться по коридорам, постоянно покручивая чёртово кольцо на пальце. Сейчас только осознает, что позволил коснуться себя. Ему не было мерзко, он не испугался и не отдернул руку. Этот факт не может не радовать его. Это очевидный прогресс. Пусть исключительно в порыве эмоций, но он смог хотя бы раз переступить порог страха и позволить дотронуться до себя. До этого подобного не происходило. Даже когда Кадзуха две недели назад ни с того ни с сего преподнес ему в подарок дорогущий телефон взамен на потерянный на той заброшке старый, Скарамучча в порыве эмоций не позволил приблизиться к себе. А теперь вдруг так нежданно-негаданно взял, и не испугался. Это осознание теплым медом растекается по сердцу, и заставляет лучик надежды пробиваться сквозь скорлупу неверия. Может, не все потеряно? Может, он взаправду вылечится? Может, ему действительно суждено окончить школу, поступить в ВУЗ - хотя с его-то средним баллом и пропусками учебы это практически нереально - потом окончить и его, начать работать в каком-нибудь душном офисе, по вечерам сидеть с Кадзухой на диване за просмотром фильма, а потом взять, бросить все и улететь заграницу в Японию любоваться цветущей сакурой? Звучит как план на ближайшие лет пятнадцать. Вполне себе заманчивый план. Кольцо начинает натирать палец, и Скарамучча на мгновение рассеивает розовый туман мечт. Оставив несчастное кольцо в покое, Скарамучча продолжает свой путь по больничным коридорам в мечтательных раздумьях. Будут ли они жить в квартире огромной многоэтажки или купят себе дом? Действительно заведут кота или лучше жить с жуткой, но крутой черной змеёй в террариуме? Вступят в брак в восемнадцать или в двадцать пять? Будут любоваться звёздами на крыше или на широкой безлюдной поляне? От этих мечт будоражащие мурашки по спине бегут. Так неожиданно приятно - мечтать о чем-то настолько обычном. А если постараться, то эти мечты смогут стать реальностью. Любоваться звёздами на поляне? О, ни в коем случае. На крыше родной, объятой сигаретным дымом и флёром воспоминаний многотажки лучше всего.