touch the stars

Больничная жизнь, наполненная светом встреч с Кадзухой, запахом всевозможных медикаментов и сеансами с психологом идёт своей чередой. Вскоре появляется прогресс в лечении рака, и болезнь, очень медленно и неохотно, сдает позиции. Кажется, мать Скарамуччи хотят лишить родительских прав и посадить в тюрьму за плохое обращение с ребенком, убийство сестры и подкуп полиции. Это ещё неясное дело, и думать о той, кто на протяжении всей жизни ломал его, Скарамучча не намерен. Наркозависимость постепенно отступает, и все реже Скарамучча ловит себя на мысли, что ему хочется вновь испробовать эти эйфорийные вещества. Тяга к ним блекнет. И даже ужас прикосновений и страшные мысли, по ночам ножом воспоминаний скользящие в сознании, уже не кажутся такими пугающими. Скарамучча все ещё опасается каких-либо касаний от посторонних, но уже совсем не боится долгих объятий и скоротечных поцелуев от своего теперь уже парня. И, как бы Скарамучче этого ни хотелось, но он, помимо лечения, ежедневно грызет гранит науки в компании Кадзухи в попытке подготовить свой мозг к сдаче ненавистных экзаменов. Болезнь болезнью, а для учебы и смерть - не повод не учиться. И вот наступает май - пора цветения деревьев, цветов и окончательного оживления природы от зимней спячки. Скарамучча, чье настроение стремится к абсолютному нулю от непонимания математических формул и способов решения длиннющих примеров, злобно грызет настрадавшийся карандаш. —Ну что это, блять, такое? Какого черта?! Я не понимаю! Этот пример вообще решаем?! - Скарамучча хмурится, однако цифры на листке бумаги, что удивительно, не спешат складываться в правильный ответ силой мысли. —Ох, давай ещё раз. Вот, здесь нужно... —Нужно дать мне отдохнуть! Если я буду несколько часов подряд пялиться в этот ебучий лист без возможности перевести дух, то все равно ничего не пойму! - Скарамучча со злостью захлопывает папку с распечатанными экзаменационными заданиями, перепугав хлопком неподалеку ищущих пропитания голубей. Свежий прохладный весенний ветерок колышет темные волосы, сгоняя с лица тень недовольства. Запах нависающей сверху вербы несколько успокаивает сидящих на лавочке почти что безмятежного Кадзуху и разозлённого Скарамуччу. —Послушай, Скара. С таким подходом ты не сдашь экзамены. Хочешь остаться неучем? - со строгостью, почти что учительским упрёком, Каэдэхара воззревается на него. —Да что ты заладил одно и тоже... Не хочу, но слишком сложно мне даётся эта тупая наука! - Скарамучча с чувством хлопает ладонью по несчастной синей папке. —Хорошо, мы можем недолго отдохнуть. Хочешь пойти обратно в здание или останемся под деревом? - Кадзуха с теплой улыбкой касается пальцами цветущих ветвей яблони сверху, низко нависающих над ними. —Не хочу обратно. Там пахнет лекарствами и побыть наедине невозможно - обязательно зайдут. —Как хочешь... Кстати, у меня появилось одно предложение. Максимально серьезное, - Кадзуха вдруг теряет свое радостное настроение, чем знатно напрягает рядом сидящего Скарамуччу. —Э? Что-то серьезное? - сердце болезненно сжимается, когда Каэдэхара придвигается ближе. —Ты... - хитрый прищур и лукавая полуулыбка. —Я?... - юноша сглатывает ком холодного страха. —Ты поедешь со мной в Японию?! Молчание. Выжидающий взор огненных, пылающих юношеской уверенностью, глаз, смотрит прямо в непонимающие темные напротив. —Ты, блять, идиот! - шуточная пощёчина по щеке Каэдэхары, не доставляющая дискомфорта, смывает любые тревоги и переживания, охватившие сердце брюнета. - Весело тебе пугать меня, да?! Кадзуха заливается смехом, прикрывая ладонью рот. —И чего смеёшься?! Я, блять, подумал уж, что ты хочешь сказать что-то ужасающее... —Ну? - отсмеявшись вдоволь, повторяет Каэдэхара. - Согласен? —В п... —Ой, да зачем ответ? Итак понятно, что да! - бесцеремонно перебивает его Кадзуха, придвинув ещё не успевшего осознать ситуацию Скарамуччу в объятья. - Как только закончится учеба, мы обязательно отправимся любоваться сакурой вместе, правда, уже отцветшей. Купим данго, моти, и сядем глядеть на красивые азиатские виды... —А ночью будет смотреть на звёзды? —...А может, и Мону с нами прихватить? —Чувство юмора у тебя конченное, - фыркает Скарамучча, однако не может не признать, что сверхэнергичная и странноватая Мона, возможно, сможет разнообразить сие путешествие. За последние месяцы они неплохо сдружились, и Скарамучча вновь не без удовольствия обсуждает с ней звёзды, вселенные и загадочные черные дыры. —А что не так? По-моему, даже моя ревность не сможет затмить ее энергичности. С ней будет весело, - с лёгкой улыбкой изрекает беловолосый парень, запустив пальцы в иссиня-черные, хоть и утерявшие прежний блеск, локоны. —Она недавно спросила по чату, в порядке ли я и как идёт прогресс лечения. Ответил честно, а она прислала эти тупые каомоджи с припиской: «впервые рада тому, что звёзды всё-таки могут ошибаться». Я не хочу всю поездку слушать ее гадания. Кадзуха со смешком целует Скарамуччу куда-то в уголок губ. —Ну ничего, хотя бы весело. —Да вертел я это веселье на... —Что ж, отдохнули немного, пора и учебой заняться, - Кадзуха отстраняется, с довольным видом оглядывая крайне недовольного Скарамуччу. В лицо блондина прилетает многозначительный средний палец. ** Проходит целая неделя, в течение которой лечение ни на мгновение не останавливалось. —Эй, Скара, привет! Прогуляемся вокруг больницы? - едва не влетает в парня вбежавший в больничный холл беловолосый юноша, преисполненный энтузиазма. —Давай, - неестественно радостно отвечает Скарамучча, натянув искусственную улыбку. Кадзуха тут же теряет весь запал, мгновенно потухнув. —Эй, Скара? Что не так? —Всё в порядке, правда, - Скарамучча выпрямляется, однако фальшь во взгляде и какая-то странная неправильность его движений не ускользают от внимания Кадзухи. —Не ври. Что-то случилось? - блондин аккуратно приобнимает его за плечи, заглядывая в темные очи. —Да так, простой недосып, - вымученно улыбнувшись, Скарамучча подтверждает свои слова. Кадзуха не ведется на очевидные уловки. —Я прекрасно знаю, как выглядит твой недосып, когда ты от скуки до четырех утра смотришь второсортные сериалы и спишь по три часа. Это больше похоже на упадок настроения... И жизненных сил. Скарамучча выворачивается из кокона его рук, морщась: —Не переживай. Просто действительно чувствую себя устало. Может, это от переутомления. —Поверю, - на самом деле внутренне блондин абсолютно не верит, - на слово. Что ж... - видя, что на дальнейшее развитие этой темы брюнет не настроен, он сразу же ее меняет. - В школе без тебя такая презабавная ситуация произошла!... Глаза Скарамучча загораются тусклым предвкушением. —Это должно быть интересно... На протяжении всей неторопливой прогулки Скарамучча не может отделаться от ощущения чего-то неизбежного. Он смотрит на Кадзуху, внимает его светлому голосу, окунается в майское тепло, но внутри чувствует всепоглощающую дыру. Кадзуха прекращает активную речь, резко остановившись. Скарамучча позади него едва не врезается ему в спину. —Послушай, котенок, я чувствую, что что-то не так, - юноша разворачивает и обвивает руками шею второго юноши. —Не переживай. Просто настроение сегодня паршивое, вот и хожу хмурым, - тот полуулыбкой атакует слабое пред ним сердце блондина. Тот тяжело вздыхает. —Что бы тебя ни тревожило, я помогу пройти через это. Поверь мне, - ладонь ложится на щеку брюнета, большим пальцем поглаживая кожу. Печальный блеск аметистов, все та же полуулыбка. —Я знаю, Кад. Я знаю. *** Невзирая на все упорные попытки отогнать болезнь, Скарамучча отнюдь не чувствует уверенности в победе над ней. Ещё полторы недели назад ремиссия знатно поднимала его настроение и окутывала пеленой мечтательности о будущем, а теперь? Глядя в отражение, он не может узнать себя. Слишком худой, неестественно бледный цвет кожи и безжизненные глаза. Ремиссия, о которой совсем недавно твердили все врачи, и должна выглядеть так уныло? С каждым днём юноша ощущает упадок сил и все больше тревожности поселяется в его сердце. Неделю назад, когда он встретился с Кадзухой и без зазрений совести наврал ему о усталости и переутомлении, и сам Скарамучча поверил в собственные слова. Но теперь-то, когда целых семь дней они не виделись из-за усиленной подготовки к экзаменам в школе, Скарамучча понимает, что его ложь будет тотчас же раскрыта и объяснений ему не избежать. Как же больно. До слез больно осознавать, что он посмел так наивно поверить в безоблачность будущего, когда с неба ещё не сошла последняя туча, теперь заполнившая собой весь небосвод. И совестно ему перед Кадзухой, что солгал и его тоже заставил поверить в их будущее, которому наступить не суждено. Врачи с твердой уверенностью говорили, что это - нормально, и совсем необязательно, что болезнь погубит его. Но разве ж его можно провести? Он по глазам видел бесконечную жалость, и притворство в голосе тоже прекрасно слышал. Сначала врачи действительно врали ему, нагло и беспощадно. Уже тогда Скарамучча понимал, что их слова - пропитанная жалостью ложь. А сегодня он официально узнал, что у него рецидив. Самый настоящий рецидив, безжалостный и быстрый, кусающий мысли и забирающий жизнь. Опухоль стала расти ненормально быстро, разрушив барьер лекарств и надежд на хорошее. Вряд ли у него есть шанс. Это очевидно... Но, все же, стоит верить в лучшее даже в самые черные дни жизни. Хорошие мысли позитивно влияют на организм, верно? *** —Эй, не спи. Скара, я что, зря купил тебе твое любимое мороженое, раз ты так и стремишься заснуть посреди диалога? На улице май месяц, жара невыносимая. Оно растаять может... - с лёгким упрёком и совсем нелегким беспокойством в голосе вопрошает юноша, изогнув бровь в неозвученном, но обоим понятном вопросе. —Все нормально. В последнее время жуть как спать тянет... - лениво отвечает Скарамучча, чувствуя, как нечеловечески слабая нега медом растекается по венам. Больничная койка, обычно не самая удобная, сейчас кажется самой мягкой вещью на свете. —Тебе плохо? Врача вызвать? - Кадзуха отвлекается от созерцания эскимо, взяв Скарамуччу за ледяную руку. Тревога и страх вмиг окутывают его тело. Скарамучча промаргивается, однако дикая усталость и сонливость продолжают хитро нападать со спины, так и норовя утянуть в бесконечный сонный мир. —Скара, скажи что-то! - Кадзуха хватает его за лицо, заглядывая в затуманенные очи. - Врача! Нужен врач!... Ну же, не спи! Смотри на меня. Скарамучча его слов не разбирает. Слышит мутными урывками буквы, да не понимает ни одного. Ощущает, как Кадзуха приподнимает его, заставляя кое-как принять сидячее положение. Кожей чувствует заледеневшие и мелко подрагивающие пальцы Кадзухи. В момент, когда в палату - если судить по размытым образам - вбегают несколько врачей, Скарамучча исторгает изо рта поток густой крови. Люди в белом подбегают и Кадзуха его отпускает. Родное тепло, родной человек отдает его на попечение врачей. Без его присутствия становится невыносимо холодно и страшно, но сказать что-то Скарамучча не в силах. Он хочет позвать его, дотянуться, прикоснуться, обнять. Кадзуху, чье лицо не может передать того ужаса, что он испытывает на самом деле, спешно выводят из палаты. Дверь за ним закрывается, отрезая от единственного света своей отвратительной жизни. И всё вмиг обрывается. *** Безоблачная ночь. Одинокий силуэт, стоящий на возвышении. Под ним - бьющиеся о берег морские волны. В дрожащих руках зажат черного оттенка сосуд с выжженным на нем именем - «Скарамучча». Оно зачеркнуто резкими росчерками маркера, а снизу неровным почерком приписано - «мой милый котёнок». —Вот так вот, значит... Это, черт возьми, несправедливо! - захлебываясь в слезах, надломленным шепотом произносит Кадзуха. - Слишком быстро и больно ты ушел из жизни. Это, черт возьми, неправильно!... Я ведь не свозил тебя в Японию и мы ещё слишком мало любовались звёздами. Ты не должен был... не должен был лгать о том, что болезнь возвращается... Каэдэхара от невыносимой душевной боли буквально падает на колени в нескольких сантиметрах от обрыва. Человеческому глазу незримо, но он испещрен миллионами кровоточащих порезов. Его душа обливается кровью и слезами, грозясь вот-вот расколоться на тысячи ядовито жалящих осколков. —Я виноват. Я не уберёг тебя. Я был слишком далеко от тебя в последние дни... Я не смог стать тем, кто вытащит тебя из тьмы... - задыхаясь от нехватки воздуха, Кадзуха почти наугад откручивает крышку погребальной урны. - Ты... Ты хотел соприкоснуться со звёздами, верно? Ты... - блондин давится слезами. - Ты хотел стать одной из них, верно? Ты хотел быть свободным... Поэтому... Я... - дрожащие ладони на мгновение задерживают сосуд над волнами моря внизу. Последние секунды с его счастьем. Последний раз, когда он может быть рядом, обнимать его и говорить сотни режущих кожу слов. Так больно. Так невыносимо больно осознавать, что Скарамуччи больше нет. Он больше никогда не увидит его лица, не услышит родных сердцу усмешек и не увидит, как плохо он скрывает смущение за напускным возмущением. —Я... Я освобождаю тебя от оков земного мира, - резкий толчок вперёд, и сотни песчинок праха, подхваченные порывом ветра, уносятся далеко ввысь и даль, исчезая в такой же темной мгле ночи. Кадзуха обнимает опустевший сосуд, уткнувшись носом в его верхушку. Слезы, на несколько секунд остановленные, вновь начинают болезненный бег по бледным щекам. —И всё-таки... я действительно проклят... Тихий, полный вины и боли голос, вклиниваясь в морской бриз, уносится вслед погибшему счастью. Вслед потухшему Скарамучче. Он навсегда остался в мае - в переплетении цветущей яблони, в аромате распустившихся цветов и игривом весеннем ветерке. Он навсегда остался в наивных мечтах, в надежде на будущее и теплых объятиях на закате. Он навсегда остался в мае - навсегда в свои семнадцать.