Сегодня мы не умрем

— И все же, мадемуазель Рид, что привело вас в этот злополучный клуб? Ваше положение обязывает избегать подобных… заведений, — знакомый дознаватель брезгливо морщится, отчего его и без того узкие, заплывшие жиром, глазки становятся совсем поросячьими. — Порочите честь Приора? — Это относится к делу, месье Гюлер? Я всего лишь свидетель, — старательно держу лицо, испытывая искреннее и непорочное желание послать его туда, куда в приличном обществе посылают шёпотом. Его лицо багровеет настолько, что на лбу выступает вена. Гюлер сжимает кулак и едва сдерживается, чтобы не стукнуть им по столу: — И все же? Хочется довести его до белого каления, но благоразумие берёт верх — редкий случай, между прочим, отмечу этот день в календаре. — Заведение достаточно закрытое, друг пригласил. Интересно стало, вот и пошла, — отвечаю со скучающим видом, чувствуя, как отпускает блокатор: при задержании не стали разбираться, кто прав, кто виноват. Спасибо, что двойную дозу не вкатили. И так уже ломать начинает. — Друг… надеюсь, ваши версии совпадут, — Гюлер мстительно щурится, многозначительно ухмыляясь. — Его уже допросили. Тварь. — Это хорошо. Быстрее отпустите. Да, месье? — Косо усмехаюсь, не опуская глаз. Поправляю лямку топа, надеясь, что этот жест не покажется Гюлеру слишком откровенным. И так уже взглядом ощупал, как кусок синтетической говядины в дешёвом супермаркете. Липко, мерзко. Он умеет. Сохранять спокойствие всё сложнее, особенно когда идут неприятные намёки. А с другой стороны, и что он сделает? Максимум свидетелями пойдём. Йонас так вообще — пострадавшим. Не зря же одним из пунктов плана было ему пулю в руку всадить. По касательной, только зацепить. Но очень правдоподобно. — В клубе нет камер, но некоторые его работники утверждают, что вы поднимались в вип-ложу владельца, Атьена Гербера. Которого убили сразу после вашего визита. Ага, именно так всё и было. — Верно. Насколько я знаю, месье Бэр с ним знаком. Они о чем-то разговаривали, я не прислушивалась. После этого спустилась на танцпол. Потом началась стрельба, паника. А дальше вы знаете. — То есть, что связывает простого хилера с криминальным авторитетом, вы не знаете? — Гюлер с сомнением хмурится, но мне плевать — эту легенду мы тоже продумали. Не мне за неё отвечать. Других проблем хватает. Например, ломота и слабость. И самый конченый дознаватель, который достался именно мне. — Нет. Кстати, надеюсь, моему другу оказали медицинскую помощь? Он, вообще-то, ранен. — Какая забота… Хороший друг, мадемуазель Рид? — Он заглядывает в планшет, победно изгибает брови. Любопытно, что там. Наверняка результаты допроса Йонаса. Когда не надо, они тут быстро чешутся. — Лучший. Это тоже имеет отношение к делу? Или вас чисто по-человечески удивляет, что люди могут дружить? — Меня удивляет, что человек, работающий на первое лицо Инквизиции, идёт в место, где всякая шваль удовлетворяет самые низменные… — Гюлер заводится с пол-оборота, явно задетый моим пренебрежительным тоном. Добить суку. Просто добить. — А вы, как я помню, неплохо разбираетесь в низменных желаниях, а, месье Гюлер? — Слегка подаюсь вперёд, касаясь стола грудью — тонкая ткань не спасает от металлического холода, и это ощущение отрезвляет. — Хотя о чём это я. Вы в этом профессионал. Срабатывает. Он сейчас окончательно на дерьмо изойдёт: осталось только поставить жирную точку. Говорю, глядя в злые, ненавидящие глаза: — У вас есть вопросы по существу? Или мы с моим другом свободны? Месье Мартен очень не любит, когда его работники опаздывают. А смена у меня через три часа. Гюлер шумно выдыхает носом, явно искренне желая меня придушить: — Если будет нужно — и дольше задержу. — Я так и знала, что вам просто нравится моя компания. Жаль, это не взаимно. Мстительный урод. Но оно того стоило, однозначно. У него сейчас все сосуды полопаются. Люблю такое. Наш дружеский диалог прерывает требовательный стук в дверь. Не спрашивая, посетитель врывается в допросную и с порога громко прокашливается. — Ганс, разрешите? Резко оборачиваюсь. В изумлении и лёгком ступоре. Да ладно… этому-то что здесь надо?! — Марк? — Судя по всему, Гюлер в не меньшем шоке. Жонсьер в несколько шагов подходит к нему и швыряет на стол несколько бумажек. Интересно, он всегда такой резкий, или… да ну нахрен, не может быть. Сколько ж ты за дверью простоял? И что ты услышал? Надеюсь, всё. Я бы от этого не отказалась. Гюлер пробегает взглядом по документам и, не задавая вопросов и не глядя на коллегу, злобно выплёвывает: — Свободна, Рид. И хилера своего забирай. — Мадемуазель Рид, пожалуйста. Вы при исполнении. Последняя шпилька. С него на сегодня хватит. И, кажется, с Жонсьера тоже: у него от возмущения брови в одну линию сходятся. — На выход, мадемуазель. — Шипит мне в затылок, не забывая крепко держать за плечо, и добавляет совсем тихо. — Рид, вы совсем ума сошли?! Марк, дорогой, мы не в тех отношениях. То, что пару раз виделись по службе, ничего не значит. Держи руки и эмоции при себе, ты же не истеричка, как Ганс Гюлер. Впрочем, если по-честному, не мешает его поблагодарить. Не знаю, чему обязано его эффектное появление, но случилось оно очень вовремя. Ещё немного, и Гюлера бы хватил инфаркт. Ну либо он придушил бы меня собственными руками, и отнюдь не в своих разнузданных фантазиях. Фу, аж передергивает. — Прошу прощения, месье Жонсьер. После блокатора сама не в себе, — стараюсь мило улыбнуться, но получается совсем уж вымученно. Реально штормит. В вертикали — так вообще до тошноты. Скоро совсем накроет. — Я доставлю вас домой, — холодно цедит сквозь зубы, уставившись в экран мобильника. — Не обольщайтесь, это просьба месье Мартена. Чёрт. Нельзя сказать, что я удивлена, но была надежда обойтись без высокого начальства. По-крайней мере, не ожидала, что он кого-то за мной отправит. — Спасибо, но не нужно. Он… злится? — Отказываюсь, но уточнить решаюсь. Надо знать, к чему готовиться. Там мужик, наверное, в шоке: хороша охрана. Пошла в порно-клуб, а там внезапно нарисовался труп. Отличный сотрудник, не зря взял. — У вас есть сутки на восстановление, — Жонсьер игнорирует мой вопрос, но продолжает уже ровнее, нет, равнодушнее, — Иво… месье Мартену нездоровится, поэтому ближайшие два дня свободны от мероприятий. Вам повезло. Пфф, несказанно. Больше только утопленникам везет. За разговором спускаемся на этаж ниже, где к нам выводят ещё одного «свидетеля». Бледного, как смерть, и злого, как тысяча чертей. Второе — вполне нормальное состояние месье Бэра, особенно в стенах здания Корпуса Содействия. Ему явно не подходит местная аура. На либеральную голову давит. — Ты как? — Оглядываюсь на Жонсьера и с его молчаливого разрешения подхожу к Йонасу ближе. — Как рука? Криво ухмыляется, незаметно кивая. — Не отвалится. Медики тут нормальные, не придерёшься. — А в остальном? — Нормально. Поехали? Не терпится свалить отсюда. Понимаю, одобряю. Расшаркиваемся с недовольным Жонсьером и вызываем такси. Йонас безапелляционно требует, чтобы меня завезли первой. Спорить бесполезно, пусть он сам на ногах из последних сил стоит. Одно хорошо, ему блокатор не кололи — хилер же. Условно безопасный псионик, ещё и раненый. Хоть какой-то плюс от способности лично для него. — Приедешь — сразу ложись. Обезбол выпей. Отоспишься — наберешь, — командует так, что хочется в лоб дать. Но я же прекрасно понимаю, что его беспокоит. Жрёт даже. Виноватым себя чувствует и злится из-за этого, поэтому в машине не разговариваем, думаем каждый о своём. Теперь, когда из самого пекла выбрались, наконец-то могу набрать Кея. Ему нельзя было даже написать, пока всё не закончится. Отвечает сразу же, но немногословно — не по телефону же. — Все в норме, Лу. У вас? — Тоже. — А у тебя? — Аналогично. — Это хорошо. Я приеду. Внутри всё оттаивает от этого хорошо. А от короткого «я приеду» в голове что-то щелкает. Каждый раз знаю, что так и будет, и всё равно, как девчонка, радуюсь. Не время растекаться мороженкой на солнце. Главное, что у него всё по плану прошло. Ушёл из клуба, как и пришел — через люк на задворках. Катакомбы под всем городом, а он их на удивление слишком хорошо знает. Надо спросить, откуда. А то всё забываю. Когда добираемся до моего дома, начинает светать. Машинально смотрю на часы — почти шесть утра. Тело колотит мелкой дрожью, но стараюсь держаться — немного осталось. Со стороны я похожа на наркоманку в ломке, и под неодобрительным взглядом водителя Йонас помогает мне выйти из машины. Подхватывает, когда неосторожно запинаюсь о порог. — Спасибо, — язык всё ещё слушается, но уже с трудом. — Я дойду. — Куда, до ручки? — Оглядывает меня с головы до ног, и крепко держит за локоть здоровой рукой. — Сейчас вернусь. Таксист закатывает глаза, но соглашается подождать. Ступени на нужный этаж кажутся бесконечными. Блядский блокатор, чтоб им самим его три раза в день вкалывали. Вместо завтрака, обеда и ужина. В блок заваливаюсь на автомате, не падаю только потому, что Йонас помогает устоять на ногах. Чёрт, так сильно ещё не вставляло. Или я уже плохо помню. — Таблетку не забудь. — Хорошо. Снова руководит, врача включает. Если бы самому хреново не было, ещё бы лично обезболом накормил, знаю я его. — Лу, — Йонас вдруг останавливается, в блок дальше не идёт. — Это тебе спасибо. Вам. Ага, не за что. Обращайся. А лучше больше не лезь во всякое дерьмо. Хотя о чём это я? Голова почти взрывается, хочется сползти по стеночке и уснуть на коврике. Йонас это замечает, и оставив дверь нараспашку, дотягивает меня до постели. Шипит от собственной боли, но всё равно тащит. Кажется, поправляет мою слишком короткую юбку, укрывает ноги одеялом. Всё-таки заставляет выпить таблетку — от каждого глотка воды сознание чуть проясняется, но не надолго. Убирает волосы с моего лица и почему-то смотрит на меня, будто что-то новое увидел. — Ты чего? Сам еле ноги переставляешь. Хочешь, оставайся. — Нет, я домой. Спи, Лу, — натягивает одеяло выше, разве что веки, как трупу, не опускает. Вырубает быстро, но поверхностно. Слышу шаги и голоса, но в полубреду кажется, что это во сне. — Уснула? — Шепот Кея узнаю даже в коматозе. — Вроде, — Йонас на секунду заминается и продолжает так тихо, что слов почти не слышно. — Как обещал. В целости и сохранности. — Я не сомневался. О чём-то ещё переговариваются, но всё равно различаю: — И давно у вас, Стоун? Отвечает, не задумываясь. — Да. Лу рассказала? — Нет, сам понял. Надеюсь, всё серьезно. Иначе голову оторву. Даже ствол не понадобится. — Мне очень страшно. Настолько, что готов жениться, лишь бы выжить. — А ты юморист, смотрю? — Нет. Без шуток. У меня должно быть такое ощущение, что это почти что благословение старшего брата. Если бы в тихой угрозе не показалось что-то ещё, но в таком состоянии что только не почудится. Совсем крыша едет. Негромкий хлопок двери и восхитительная тишина. Кей почти бесшумно ложится рядом и осторожно обнимает меня со спины. Хочу прижаться к нему сильнее, но пошевелиться не могу. Проваливаюсь в темноту под его едва различимое: — Конечно, серьезно. По-другому никак… Новый день начинается в восемь вечера, и то только после прохладного душа, двух кружек кофе и импровизированного ужина из всего, что нашла в холодильнике. Знаю, что Кей ушел около полудня, даже не пытаясь меня разбудить, поэтому жду его, с упоением хрустя морковкой и чувствуя себя травоядным. Ну, хоть не куском желе, и то слава Единому. Не знаю, что за волшебные таблетки пихнул мне Йонас и где он их вообще взял, если учесть что у меня в аптечке лежит только гаечный ключ, но сработали они отменно. От нечего делать листаю украденную почту Мартена. Как раз будет что обсудить, когда Кей вернется. Как будто без этого не было. Впрочем, первые несколько файлов интереса не вызывают: в них данные о встречах и мероприятиях, на которых мы и так присутствовали. Кто, где, когда. Замечаю незнакомые фамилии и на всякий случай выписываю их в заметки — уточню к Кея или, при случае, у Даниэль. — Привет. Вздрагиваю от неожиданности и едва не роняю планшет на пол. Да твою же, Стоун, кто тебя учил так тихо подкрадываться? — Ты меня напугал! — А я думал, ты ничего не боишься, храбрая моя, — он с улыбкой бросает на стол ключи от квартиры и служебной машины, которую Мартен теперь разрешает и вовсе не сдавать. — Ты как? За последние сутки слышала этот вопрос раз пять, но только сейчас с полной уверенностью могу ответить: — Отлично. Попустило, как будто ничего и не было. Целует в макушку и заглядывает через плечо: — Нашла что-нибудь? — Пока нет. Разве только что некий Сами Аштур отправил Мартену на рассмотрение три коллекционных платья. Вот на кой оно ему надо? — Мартену — действительно незачем. А вот вы с Даниэль на ближайшем приёме должны хорошо выглядеть. С сомнением вчитываюсь в стоимость, выставленную месье Аштуром: — Серьезно? Я думала, он на любовницу мою месячную зарплату тратит, а не на подчиненных. Стоун щекотно усмехается мне в волосы, мягко касается губами виска. — Вы — его лицо, а платит всё равно Инквизиция. — Ну, Даниэль, может, ещё и лицо, а я, уж точно, — то ещё хлебало. Он там наверное в шоке после вчерашнего, да? — Я его не видел. Целый день в тире проторчал, а он из кабинета не выходил. А вот Баретти да, в шоке. — Какая жалость. — Действительно. Кстати, про вчера… — Радуюсь своей предусмотрительности и уже час как выключенной системе видеонаблюдения. Но желания переваривать всё это заново нет. Поэтому после пары вялых реплик Стоун ретируется в душ, а я, как настоящая женщина и хранительница термитного очага, честно завариваю ему кофе. Апофеоз моих кулинарных способностей, не считая кабачков. Так происходит каждый раз после… м-м-м… подобных ситуаций. Было и было, главное, что прошло. О том, что слышала их с Йонасом разговор, тоже не упоминаю. Зачем? Захочет, сам скажет. Вечер проходит в понимающем молчании и вообще — спокойствии. Расслабленном, ненавязчивом, словно не я вчера у шеста стояла, и не он пушкой размахивал. Стоун слишком пристально на меня смотрит. Внимательно, изучающе. Вспоминаю его взгляд, когда он меня на сцене в «Атмосфере» увидел, и невольно усмехаюсь. Интересно, это была ревность или просто полнейшая степень охеревания? Не знаю, чего хочется больше — спросить или промолчать. — Лу? Он, конечно, чувствует, о чем я думаю. Не эмпатией, а просто так, потому что хорошо меня знает. Точнее, даже не чувствует, а замечает моё настроение. Я не умею от него скрываться. Как голая перед ним сижу. Хотя почему «как»? Я что, зря под его же домашнюю рубашку ничего не надела? И он прекрасно об этом осведомлён. — Ты вчера смотрел на меня такими глазами, как будто хотел сожрать, — медленно расстегиваю пуговицы. Одна за одной, позволяя его ладоням опускаться ниже, скользить по лицу, шее, груди… — Сначала я хотел застрелить каждого, кто на тебя пялился. А потом, поверь на слово, мысли были отнюдь не гастрономического характера. Проскальзывает пальцами под ткань, лаская мгновенно реагирующие соски. Внизу живота просыпаются бабочки, требующие более активных действий. Да твою же мать. Что ты творишь со мной? Не останавливайся. Стоун помогает избавиться от мешающей рубашки, целует за ухом, проводит губами по шее. Пульс отзывается бешеным ритмом на каждое его движение, которые сами по себе доводят почти до исступления. — Ты стонешь так, что от тебя глаз не отвести. Его шёпот больше похож на низкое рычание. Прикусывает кожу над сонной артерией, будто пробуя на вкус. — И что ты со мной сделаешь? Путаюсь в словах, но на это плевать настолько, насколько возможно в этот момент. — Всё, что захочешь. Что позволишь. — На твоё усмотрение. Осторожно, но с долей приятной грубости заставляет меня поднять руки высоко над головой. Отвлекается на секунду, прикрывая мои глаза ладонью. — Тогда не смотри. Пусть будет сюрприз. Послушно опускаю веки, прислушиваюсь к ощущениям. Холодный металл касается запястий, слышу подозрительно знакомый щелчок. — Серьезно, Стоун? Наручники? — Гортанно усмехаюсь, но не сопротивляюсь. Давай по честному, когда мы вместе выбирали новую кровать с прутьями на изголовье, ты уже тогда это задумал? — Не больно? — Продолжай. Хороший мальчик умеет удивлять. Интригует, как чёрт. Раздевает полностью, раздевается сам. Целует каждую родинку у пупка, опускается ниже. Если бы я сейчас могла думать, то главной мыслью было бы что-то вроде «Единый, спасибо, что мутации не отняли у мужчин язык». Но в голове — сплошное «блять, как хорошо». Останавливается на самом интересном под мой протестующий стон. И сразу же заканчивает начатое до конца, нежно помогая мне пальцами. Ноги дрожат. Охерительно. — Теперь твоя очередь, — кажется, мою ухмылку сейчас можно назвать плотоядной. Метафорически. — Лу? Что, растерялся, Стоун? Хотя о чём это я, ты меня с полуслова понял. Кей нависает надо мной, одной рукой задумчиво убирая волосы с моего лица, другой — уперевшись в изголовье. — У меня руки заняты, так что ты сам, — облизываю губы, давая понять, что готова. У меня от него башню сносит. Окончательно. Особенно когда он так на меня смотрит — сверху вниз и, в то же время, с таким, сука, желанием и любовью, что внутри всё переворачивается. Грёбаные бабочки в животе танцуют танго. Кей действует аккуратно, словно давая мне привыкнуть к новым ощущениям. Или сам привыкает, стараясь полностью контролировать свои движения. Плотно обхватываю его ртом, позволяя проникнуть глубже, пока плоть не упирается в самое горло, но так, чтобы я могла дышать. Если бы я ещё помнила, как это делается. Рядом с ним забываю. Стоун хрипло выдыхает, но не останавливается. Я просто этого не хочу, и он это чувствует. Наваждение, блять. Я не знала, что может быть так. Когда позволяешь делать с собой всё, что угодно, более того, сама же этого хочешь. Я не вижу его лица, не могу открыть глаза — его тихого голоса достаточно, чтобы сдохнуть в оргазме даже в такой позиции. — Лу, я так долго не выдержу. Ты… Я тоже, Стоун. Честное слово. Отпускаю его, подтягиваюсь чуть выше. Теперь я хочу смотреть на него, считывать его же эмоции даже без эмпатии. По горячему, почти физически ощущаемому взгляду, едва нахмуренным бровям, губам, целующим мои плечи. Его руки на моём теле. Вздрагиваю от каждого прикосновения, невольно подаваясь вперёд от каждого движения внутри меня. Хочу коснуться его, вцепиться ногтями в спину, никогда не отпускать. Громко и развязно выдыхать ему в губы всякие глупости, за которые потом будет стыдно. Хотя кого я обманываю? Не будет. Я и так их наговорила на всю оставшуюся жизнь и ещё не раз скажу… Наши с ним отношения похожи на охренительную карусель. От какой-то щемящей нежности до почти порно. От сонного спокойствия до адреналинового салюта. От рабочей субординации до едва ли не семейных выходных в компании телевизора и пылесоса. Не знаю, чем я заслужила такое счастье, но, надеюсь, плохо это не закончится. Жаль, что очередные выходные с пресловутыми порно, салютом и телевизором подходят к концу. Кей мягко гладит мои руки, одновременно изучая почту — хоть кто-то из нас должен же делом заниматься. Мне, если честно, лень — на списки незнакомых фамилий я уже насмотрелась. Почти засыпаю, когда чувствую, как Стоун напрягается. Осторожно выбирается из моих отнюдь не дружеских обнимашек и сосредоточенно стучит пальцем по экрану. — Ты чего? — Тревога моментально передаётся и мне. Надеюсь, Сами Аштур на следующее суаре не прислал платье из прозрачного полиэтилена, под которое не предусмотрено бельё. Судя по его творениям, это вполне возможно. Идиотские мысли. — Кей? Что там? Он не ответил, только напряженно кивнул в сторону планшета. — Как звали того мальчика из Судвиля? Эдман? Перед глазами встаёт ревущий ребенок и недовольное лицо Приора. Но имя всплывает в памяти само собой. — Да. — Эдман Ньюман. И ещё несколько имен и фамилий. Возраст примерно одинаковый, но есть намного младше. Любопытно, но не до охренения. Но не это же его так взбудоражило? — Так. Все в Судвиле? — Нет, разные деревни вдоль всего Периметра. — И что это может значить? Мартен курирует детские дома? Интернаты? — Задумчиво рассматриваю список, но дельных мыслей особо нет. — Пока не знаю. Но не это главное. Смотри. Переключает картинку и от увиденного внутри разрастается неприятный ком. Машинально тянусь к экрану, чтобы увеличить фото. — Чёрт… На нём мы со Стоуном. Хорошо помню этот момент: один из последних «заказов», вскоре нас примут к Приору на службу. Изображение не лучшего качества, но узнать нас не составляет труда. Кей листает дальше. Снова мы, в разные дни, но все — до официального вступления в должность усиления охраны. — Охренеть… — Ощущение липкого холодка неприятно щекочет под кожей. — То есть?.. Стоун резко блокирует экран и подрывается на ноги. Меряет комнату тяжелой поступью. — Кей? — Я не знаю, насколько Мартен в курсе наших телодвижений, но, похоже, больше чем мы предполагали, Лу.