После рассвета

      Се Лянь честно не знал, как продержался до следующего вечера.       Ему даже не хотелось писать Цинсюаню об этом. «Да, я поговорил с ним, он не тот самый Хуа Чэн, но, кажется, у меня свидание» звучало бы слишком скомканно. Все-таки следовало сначала разобраться в происходящем и хотя бы немного в него поверить.        Как ни странно, мысли о соулмейте прекратили его преследовать почти сразу же, после разговора с Сань Ланом они вертелись вокруг другой оси. У него наконец появился шанс с кем-то побеседовать в перерыве между заказами. За все эти дни Се Лянь достаточно набил руку, и теперь ему не требовалось такая же доля концентрации внимания как в самом начале. В какой-то степени можно назвать успехом.       Волнение прошло примерно через час — и уступило место усталости и желанию скорее заснуть, пусть даже ничего не приготовив.       Ночь была довольно холодная. Се Лянь смотрел на блеклые звезды через толстое оконное стекло, и чужое имя вновь всплывало в голове.       А потом любая вещь, казавшаяся важной десять секунд назад, меркла в сравнении с тёплым одеялом.       ***       Се Лянь искренне недолюбливал вечерние смены и не самых тихих посетителей, которые бурно обсуждали последние события их небольшого города, будто имели к ним непосредственное отношение. А может и имели, откуда ему знать. В любом случае, Се Лянь продолжал выжидающе смотреть на настенные часы в ожидании чуда: вдруг стрелка повернётся на два часа ближе к завершению рабочего дня в одну секунду? Такое же нельзя пропустить.       К сожалению, из чудес было только то, что Ши Цинсюань не писал каждые пять минут, отправляя бессмысленные стикеры с котами или кучу голосовых. Се Лянь, как подобает хорошему другу, сначала честно забеспокоился — потом вспомнил, что у них с Хэ-сюном совместные пары. Обращаться к столь знакомому незнакомцу вот так ему даже понравилось. Маленький секрет.       Не успел он задуматься, на пороге послышался знакомый голос. Не узнать Ши Цинсюаня в максимально свободном стиле одежды и с заделанными в не аккуратный, но достаточно милый хвост волосы, возможно, преступление. Ситуация совершенно не удивительная — ему буквально приходилось тащить за руку своего соулмейта-однокурсника-друга-парня (с каждым днём список становился всё больше).       — Хэ-сюн, ну я же говорил, тут почти нет никого, видишь, столик свободный! — воодушевленно рассматривая едва освободившийся столик, продолжал настаивать Цинсюань, — есть здесь твоё мороженое. Даже несколько!       Хэ Сюань, морально смирившийся, но ещё не до конца готовый принять свою участь, терпеливо ждал, когда Цинсюань просмотрит в сотый раз список заказов. На его лице отражалось всё то, что не мог себе позволить Се Лянь сейчас. По большей части, желание уснуть. К счастью, природное обаяние Ши Цинсюаня никого ещё не обходило стороной. На лице Хэ Сюаня появилось некое довольное выражение, когда тот что-то шепнул ему на ухо.        Неожиданно Се Лянь вспомнил о Сань Лане.        С прошлого вечера у него так и не нашлось больше времени — утром нужно было вставать на пары, а потом бежать сюда. Но сейчас всё по-другому. Свободный от посетителей, он даже понадеялся, что Сань Лан не зря спрашивал про следующую смену.       Было бы ложью сказать, что Се Лянь сейчас не завидовал безмятежно сидящим рядом Ши Цинсюаню и его, кажется, парню.        Выдалась свободная минута, которая при удачном исходе затянется ещё на десять — Се Лянь подкладывает руку под щеку, медленно прикрывая глаза — если никто больше не подойдёт и не спросит кофе, можно будет счесть этот день удачным.        Удача обычно редко его сопровождала.       Двери кафе медленно открылись. За окном моросил дождь. Возвращаться домой будет сложно.        Волосы Сань Лана остались нетронутыми, с красного зонта стекала вода. Пересекшись взглядом с Се Лянем, он улыбнулся, смахивая капли.       От холодного воздуха, как ни странно, Се Лянь немного взбодрился. Впереди ещё двадцать минут дежурных улыбок, но и те бессмысленны. Он надеется, что лицо приобретает более-менее дружелюбное выражение: поддерживать на нём улыбку энергозатратно, как оказалось.       — Я надеялся вернуться домой в относительной сухости, — не сдержав разочарования, произносит Се Лянь просто чтобы занять чем-то тишину, повисшую вновь между ними.       Сань Лан без лишних вопросов, слов и предложений садится на стул, близкий к барной стойке (и нему).       — У меня есть зонт, можно считать проблему решённой, — его лицу очень идёт улыбка.       «Вполне ожидаемо с момента, когда он зашёл сюда» — сказал бы Ши Цинсюань сейчас, если бы не был занят поеданием какого-то салата со своим Хэ-сюном.       — Не стоит... Если Вам в другую сторону от моего дома, — почти смирившись, отвечает Се Лянь. (На самом деле он уже совсем не против — видит, как на окнах оставляют длинные отпечатки капли дождя)       — Гэгэ, нам всегда будет в одну сторону, — туманно отзывается собеседник, — но это не так важно сейчас. Здесь много заказов?       — К счастью, сейчас я свободен, — на самом деле для Се Ляня события разворачиваются слишком, слишком быстро. Он не готов, — я могу задать вопрос? — судя по всему, да, — Вы знаете человека по имени Хуа Чэн?       Не было определённой причины, по которой он это спросил.       Интуитивно, абстрактно он представлял своего соулмейта, даже если тот был мужчиной, кем-то сродни Сань Лану.        Появившаяся в один день метка, его интерес, их интерес — Се Лянь читает по глазам — всё указывает на одно обстоятельство. И оно оказывается на редкость верно.       — По правде говоря, Вы его тоже знаете лишь потому что он сидит перед Вами, — Се Ляню почему-то кажется, что Сань Лан (а Сань Лан ли вообще?) старается спрятать что-то в своих глазах, — честно говоря, я совсем отчаялся. Думал, что мы никогда так больше и не встретимся.       — Нам стоит перейти на ты, — замечает Се Лянь, с интересом облокачиваясь на стойку.       — Вполне, — Сань Лан задумчиво смотрит прямо в его глаза, — я о метке. Получается, она появилась у тебя недавно?        Неудивительно, что их тон снизился до приглушенного — обсуждать столь личные дела при достаточном количестве людей не стоило бы. Никто не посмотрит на то, что встречаться им только здесь и удаётся. И неизвестно, поменяется ли что-нибудь.       — С первой нашей встречи. Если она первая, несколько дней назад, — сейчас Се Лянь выглядел скорее погружённым в исследование, чем в дружескую беседу. Он пообещал наругать себя за это чуть позже.        Осознание ситуации приходит на удивление скоро.       — Можно мне... Посмотреть? — раньше мысль, что на чьём-то запястье написано твоё имя, вызывала только отторжение и возможно страх. Сейчас это казалось скорее интимным, между ними, едва знакомыми.       С одной стороны, причина такого сдержанного, но всё же, любопытства к своей персоне стали понятны.        С другой — это звучит грустно. Слегка обречённо.        Сань Лан слегка задирает ткань рукава. Се Ляню не надо наклоняться, чтобы прочесть это. Своё имя. Как странно всё-таки. Для большего успокоения он садится на стул.       — И давно это у тебя?       — С детства, наверное, — Сань Лан обезоруживающе улыбается и более расслабленно откидывается на спинку стула, — почти столько, сколько себя и помню. Я не горел желанием что-либо узнавать, пока не увидел тебя.        Се Лянь усмехается — аналогичная ситуация. В последнее время у него даже выработалась теория о том, что надписи на запястье появляются так неравномерно, потому что в процессе встречи один узнал имя другого. Говорить об этом он не стал.       — Если бы ты не рассказал мне сейчас, я бы с ума сошёл от любопытства. Спасибо, — Се Лянь на минуту замешкался: не его дело, не его имена.       — Зови меня Сань Ланом, — помог юноша, резко обернувшись. Не один Се Лянь наблюдал за часами, — дождь всё ещё идёт. Моё предложение всё ещё в силе.       До смены остаётся две минуты. Большинство посетителей покинули помещение — за разговором этого не заметишь — и только Цинсюань с Хэ Сюанем до сих пор о чем-то спорят. На них можно положиться.       — Думаю, я его с радостью приму.        Се Лянь не оборачивается, когда достаёт свою куртку и прячет замёрзшие руки в карманы. Подсознательно он ощущает, что пара разноцветных глаз за ним наблюдает.       Они выходят на улицу, когда далеко-далеко за тучами виднеется просвет — всё ещё не настолько большой, чтобы ждать, что небо расчищется в скором времени. Ночная прохлада, контрастирующая с запахом дождя, и чужой зонт, заботливо раскрытый над головой. Сань Лан немного выше, поэтому держит его.        Се Лянь до сих пор испытывает гамму эмоций — получается смесь ликования, спокойствия, равнодушия.       После выяснения всей правды, будет ли он смотреть так, как раньше?        Они идут почти молча, как будто непроизнесенные вопросы мешают обоим говорить. Но Се Лянь не чувствует неловкости в этом молчании. Зато ощущается затекшая рука, когда приходится подержать зонт самому, сменяя Сань Лана, странное шуршание бумаги, как будто фантик от конфет — Се Лянь не знает, откуда бы ему взяться сейчас в ладони.        Они разбавляют диалог несколькими фразами, и Сань Лан кажется очень задумчивым. Это нормально. Се Лянь делает глубокий вдох и уверяет себя в том, что нет ничего страшного в их небольшом абстрагировании.       — Мы пришли, — негромко замечает он, — не останешься на чай? — смелое предложение. Если чай и есть, то его абсолютно точно не с чем пить. Но Сань Лан, будто зная, заранее отказывается.       — Боюсь, обуза в виде спящего меня не обрадует утром.       — Ну что ты...       — Я рад, что мы смогли поговорить об этом, — другая эмоция в голосе — искренность? Понимание ситуации, из которой выходишь победителем? — если тебе понадобится мой зонт, я всегда тебе отвечу.       — Спасибо, — почти выдавливает Се Лянь, когда все другие слова буквально забываются.        Он поздно, уже дома, вспоминает, что отвечать Сань Лану негде: они не обменивались телефонными номерами.       Если бы не внеплановая стирка куртки и предшествующая ей перепроверка карманов хотя бы на мешавший фантик, Се Лянь бы и не нашёл тонкую бумажку со смазанными, но различимыми цифрами.