Дневники К'Аджо: Путь Воина

      22-е месяца Последнего Зерна, 4Э 201 Фредас              «Встану утром пораньше, подловлю Садию до начала рабочего дня…». Ага. Отличный план. Вот только выброшенный. Продрых я опять до обеда, но понял это отнюдь не сразу, так как, придя в себя, услышал мерное шарканье метлы по полу первого этажа, зевания Хульды и храп пьянчуг, оставшихся на ночь прямо на лавках у потухшего очага. Прокрались наивные мысли, что сейчас как раз ранее утро, мой сон без снов длился всего полчаса, а бодрым духом я обязан настойке Изольды. Идеальный расклад, но пролом в дырявой крыше таверны, откуда виднелся кусочек яркого голубого неба, заставил взглянуть суровой правде в глаза. Отклеив морду от книжки, прилипшей к щеке из-за протёкшей повязки, бережно сделанной мне Изольдой, я с досадой увидел, как покоробилась страница путеводителя. Эх… Вот что толку мне подарки дарить? Благо, уснул я на странице с заглавием, и основной текст не пострадал. Я испытал небывалое удовольствие от простого человеческого умывальника вместо купания в бурных реках или вынужденного вылизывания шерсти, от которой потом приходилось отхаркиваться. Втиснувшись в поддоспешник, утеплённый мехом, и подтянув стальную броню, я вышел на балкон комнаты, перегнулся через перила и позвал угрюмую Хульду громко ровно настолько, чтобы меня было слышно. Я страшился пробуждения двух выпивох так, будто они превратились в драугров, хотя худшее, что могли сделать пьяницы, отойдя от сна — отвлечь служанку-редгардку от разговора со мной для очередной партии выпивки.       — Мне кувшин холодного молока, с доставкой в комнату, если возможно, — промурчал я, не сводя глаз с развалившегося среди бутылок крупного норда, превратившегося в храпящую груду железа и мышц, и с оборванца-редгарда, настолько жаждущего тепла, что свернулся калачиком прямо на углях, к сожалению или к счастью, уже остывших.       Хульда зевнула, устало протёрла глаза, не смыкавшиеся, по-видимому, со вчерашнего вечера, и крикнула в своей громогласной манере:       — Садия! Налей коту молока!       Я испуганно прижал уши, что напрасно берёг сон пьянчуг, но даже от ора трактирщицы, смуглый оборванец только чуть громче всхрапнул, а норд-громила волнительно обнял свою секиру, ворочаясь.       — Сейчас, мисс Хульда… — раздался голос смиренной редгардки, и я опустился на кресло балкона, с победной улыбкой ожидая доставки отнюдь не молока.       Чтобы не выглядеть излишне подозрительным и напряжённым, пока ждал заказ, я пролистал на удивление краткий и бестолковый «Путеводитель для джентльменов» авторства Микаэля. Из информации о самом городе остались только названия заведений, зато я получил подробное описание всех прекрасных вайтрановских жительниц и выяснил, что внутри строгой Хульды «пылает тот самый огонь страсти, который упорно скрывают все нордские женщины», на рынке торгует спелыми помидорами «базарная красотка» Карлотта Валентия, и у Микаэля на неё особые планы, целительница Аркадия, которой я должен отнести соль уже второй день, «довольно мила, но старовата», а дочка советника ярла — хорошенькая Адрианна Авениччи, работающая в кузнице, очень даже недурна, но в супругах у неё «огромный неповоротливый верзила». Но больше всего меня поразила характеристика придворных служанок, которые, как оказалось, «легко западают на обходительных имперцев». Я, конечно, не обходительный имперец, но всё-таки не могу представить, чтобы добрая бабушка Герда или злокрыска Фианна запали на кого-нибудь из гостей ярла. В прочем, кто знает…       Вот от кого юный лучник нахватался манер ухлёстывать за девицами! Ну и кумиры у молодёжи… Сама Изольда, которую я считал жемчужиной среди дам этого роскошного города, не удостоилась даже упоминания, хотя, думаю, оно и к лучшему. Не знаю, насколько могу доверять столь субъективному источнику, как бабник-бард, но с другой стороны именно информация о характере местных жителей была сейчас мне полезнее всякой, поэтому с бестолковостью данной книжонки я погорячился. Я глянул на суровую Хульду, стоящую за прилавком. Неужто и правда, рыжая нордка не так холодна, какой старается выглядеть? Возможно, она так хмурится для поддержания дисциплины в таверне. Не обошёл вниманием Микаэль даже тихую служанку Хульды — редгардку Садию, по словам барда, загадочную экзотическую красотку. С этим я поспорить не мог, и то, что лютнист намеревался разгадать её тайны заставляло меня торопиться связаться с ней первым.       Когда служанка поднялась и оставила мне на столе кувшин с холодным напитком, я прошёл за ней следом, сетуя, что оставил кошелёк в спальне, и, передав деньги за молоко, перехватил женщину в комнате за запястье. Редгардка приготовилась вскрикнуть, но я закрыл ей лапой рот и повалил на кровать, чтобы Хульда через проход на балкон не увидела нашей возни. Чёрные волосы Садии растрепались, женщина отчаянно молотила ногами и мне пришлось плотно на неё налечь:       — Тс… Не кричи, — попытался успокоить, как мог, её я и сразу же перешёл к делу: — Тебе известно, что алик’рские войны ищут женщину из Хаммерфелла?       Необычные для редгардок тёмно-синие глаза Садии округлились, и, убедившись, что она больше не сопротивляется, я убрал лапу с её пухлых губ, давая ей слово.       — О, нет! Нет… — шёпотом выдохнула служанка, сбивчиво дыша. — Они нашли меня?       — Не совсем, — тихо ответил ей я, с тревогой глядя на перепуганную редгардку. — Они знают, что ты в Вайтране, и попросили найти тебя.       — Мне нужна твоя помощь, — умоляюще подняла брови Садия. — Пожалуйста, пойдём со мной. Нам надо поговорить у меня.       Брюнетка тут же вскочила, но у порога притормозила, чтобы поправить растрепавшееся каре, дабы не вызвать подозрений у Хульды. Редгардка резво сбежала по лестнице и завела меня в кухню, где стояли печь, шкафы с овощами и хлебом, вертел для мяса и котлы для супов. Голодный желудок жалким урчанием попросил задержаться здесь дольше, но Садия крепко сжала мне кисть и потащила выше на лестницу в свою личную комнату. Входя в её чулан, я повернул морду в сторону кухни, всё ещё пытаясь уловить заманчивый запах пищи, а когда обернулся к служанке, обнаружил её лицо слишком близко к моему носу. Пронзительные синие глаза сковали меня ледяным взглядом. Её губы дрожали в оскале, как у бешеной псины, и на напряжённых смуглых щеках розовел рваный шрам. Я видел, что женщина тоже боится, и в ней живёт жертва, когда-то униженная и ныне жаждущая возмездия и защиты, но страх за свою шкуру не позволял пробиться сочувствию. Под моим подбородком холодел острый нож.       — Так ты на них работаешь? — низко прошипела брюнетка и, схватив за шкирку, швырнула меня на свою кровать, наседая сверху в отместку за мою выходку. — Думаешь, ты сможешь одолеть меня? Только тронь — и без пальцев останешься. Я серьёзно! Я… Я пополам тебя разрежу!       — С-спокойнее, милая… — промямлил я, никак не ожидая такой рьяной дерзости от, как мне казалось, забитой жертвы. А она умелый актёр… — Убери, пожалуйста, нож. Я же не колбаса, чего ты им в меня тычешь?       — Но можешь ей стать, если продолжишь делать из меня дуру! — она надавила на нож, срезая ряд шерстинок на моём горле, и упёрла лезвие мне прямо в кадык, не давая сглотнуть. — Алик’рцы знают, где я? Что они тебе предложили? Золото? Сколько их ещё осталось? Скажи мне!       — Ай! — я вжался в перины, беспомощно скребя когтями по деревянному боку кровати, отодвигаясь от клинка Садии, уже пустившего мне по шее пару горячих капель крови. — Да чем же я провинился? Я на них не работаю! Предупредить тебя хотел…       — Правда? — брюнетка ослабила хват, и я жалко угукнул, после чего она отпрянула. — Тогда мне нужна твоя помощь. В этом городе нет никого, кому я могла бы довериться.       Ничего удивительного, раз ты на тех, кто чистосердечно хочет тебе помочь, так кидаешься… Хотя я был сам виноват, что спровоцировал. Зажимать женщине рот, прижимая к кровати — не самый лучший способ проявить своё желание защитить.       — Так… — прочистив горло, проворчал я, стирая лапой кровь с голой шеи. — Расскажи мне, в чём дело?       — Я не та, за кого себя выдаю, — немного помявшись, начала рассказ Садия, всё ещё не убирая кинжал и не спуская с меня сурового взгляда тёмно-синих глаз. — Моё настоящее имя — Иман. Я из знатного дома Суда в Хаммерфелле. Те, кто меня ищет — алик’рцы — ассасины, нанятые Альдмерским Доминионом. За мою голову им пообещали целую гору золота. Мне нужно, чтобы кто-то прогнал их отсюда, пока они не нашли меня и не увезли в Хаммерфелл на казнь.       Иман… Меня подкупило её доверие, но я решил не звать беглянку истинным именем, иначе однажды в разговоре с кем-то из посторонних оговорюсь и выдам жизненно важный для редгардки секрет. Для меня она останется Садией, замкнутой служанкой «Гарцующей кобылы».       — Не беспокойся, — вкрадчивым тоном ответил я, глядя на дрожащую руку редгардки с ножом, который она сжимала, казалось, для психологической поддержки, ведь, кроме клинка, полагаться ей было не на кого. — Я тоже ворвался в Скайрим, ища здесь укрытие. Я понимаю твоё недоверие как никто другой. Если ты скажешь, как мне от них избавиться, я помогу тебе.       — Они наёмники, — Садия опустила нож, но взгляд её помрачнел. — Они здесь только из-за денег. Ими руководит человек по имени Кемату. Избавься от него, и остальные просто разбегутся. Я не могу показываться им на глаза, иначе они узнают меня, поэтому тебе придётся выяснить, где они прячутся.       Она не просила, а требовала, говоря со мной, как с подчинённым, хотя по факту я не был обязан спасать её смуглую задницу. Тем не менее, знакомое положение беглеца, пробудило во мне сочувствие к ней и искреннее желание помочь этой женщине сохранить её новую жизнь.       — Хм… — я вспомнил двоих алик’рцев, задержанных моим надзирателем прошлым утром у главных ворот. — Кажется, они сказали искать их в Рорикстеде, если я что-нибудь о тебе узнаю…       — Так не теряй же зря время! — Садия дёрнула меня за грудки, поднимая с кровати. — Отправляйся туда! Чем дольше я здесь, тем в большей я опасности! Убей Кемату, помоги мне покончить с этим кошмаром!       — Но они не говорили, где именно мне с ними встретиться! — хватаясь лапами за её удивительно крепкие руки, поспешил я остудить пыл брюнетки. — Уверен, логово наёмных убийц, как ты их назвала, не расположилось бы посреди поселения. Скорее всего, там меня встретят только посредники вроде тех, что приходили в Вайтран.       — Лучше езжай и проверь! — встряхнув меня, вспылила редгардка, боясь за свою шкуру. — Хорош трепать языком, двигай быстрей!       — Да не могу я так быстро! — промявкал я, жмурясь от её крика над ухом, как котёнок от лая собаки. — Дорога не ближняя и опыта в битвах у меня мало. Чтобы я смог убить их, мне нужно знать точно, где они заседают и к чему готовиться. Дашь какие-нибудь зацепки?       — Я слышала, одного из них арестовали при попытке проникнуть в город, — брюнетка снова ослабила хватку, давая мне откинуться на кровати. — Если его отправили в тюрьму, возможно, тебе удастся что-нибудь у него выяснить. Пожалуйста. Я понимаю, что прошу тебя о помощи в сложном, даже опасном деле. Я просто не знаю, кому ещё я могу доверять… — сменила Садия гнев на милость, возвращаясь в образ скромной служанки.       — Хорошо. Я поговорю с ним, — понимая нервозность беглянки, уверенно кивнул я и навострил уши. — А почему они вообще тебя ищут?       — Я не знаю наверняка, — потупив взгляд, замешалась редгардка. — Я открыто выступала против Альдмерского Доминиона. Видимо, потому они и охотятся за мной.       — И почему ты не обратилась за помощью к страже, раз дело серьёзное, а ты из благородного рода?       — Ты думаешь, я бы стала скрываться, если бы верила, что городские стражники смогут защитить меня? — взвилась брюнетка, насмешливо кривя губы. — Эти люди беспощадны. Они хитры, вероломны… Они откупятся от любой стражи. В Вайтране я никому не могу доверять. Они могут подкупить и стражу, и ярла. А алик’рцы всё ближе — у меня всё меньше времени… Потому я и решила довериться тебе.       — На счёт стражи ты зря волнуешься, — приподнявшись на локтях, с улыбкой промурлыкал я, вспоминая вчерашний уютный вечер в компании знакомых мне стражей. — Они приняли даже такого чудилу, как я. Я мог бы тебя подружить…       — Даже не думай болтать им обо мне! — вновь схватилась за нож редгардка. — Я только что нашла себе достойное место, и если ты попытаешься мне помешать…       — Понял-понял, — я примирительно вскинул лапки и деликатно отвёл когтём её клинок от моего многострадального носа. — Я просто тебе предложил. Не хочешь — не буду.       Садия фыркнула, сдувая с лица прядь чёрных волос, и наконец слезла с меня, давая мне встать с кровати. Служанка убрала нож за пояс и деловито скрестила на груди руки:       — Найди Кемату и принеси его голову мне. Если всё сделаешь, я бесплатно сварю тебе из него похлёбку.       Я потёр шею, сохранившую фантомное ощущение упиравшегося ножа. Ну и женщина… Страшнее, чем имперская капитанша. Я вспомнил вчерашний разговор с надзирателем и тяжко вздохнул. Почему я не могу просто продолжать жить, как раньше? От моей грешной совести одни проблемы.       Садия отплевалась от моей тёмной шерсти и пробурчала:       — Ну вот, теперь придётся стирать одежду вместо работы.       После такого «доброго» утра мне даже расхотелось завтракать в стенах таверны, отдав предпочтение еде на рынке. Я сбежал по лестнице, радуясь, что остался со всеми четырьмя лапами, пушистым хвостом и вообще живым, и стрелой вылетел из «Гарцующей кобылы», чуть не сшибая смазливого барда в дверях.       — Поосторожнее можно? — вскинулся Микаэль, сверкнув голубыми глазами, но потом хитро улыбнулся. — А, вы закончили… Ну, как тебе Садия? Она горяча, как пески её родины?       — Что?.. О чём ты? — я присмотрелся к барду, пытаясь понять, пьян он или нет, ведь несмотря на покрасневшие щёки и прибалделый взгляд, запах выпивки рядом с ним не витал.       — Да брось отнекиваться, — ширя улыбку, подошёл ближе норд, заговорщически наклоняясь ко мне. — Я видел, как она затащила тебя в свой чулан. И вы там громко кричали: «Спокойнее, милая!», «Хорош трепать языком, двигай быстрей!», «Да не могу я так быстро!». Судя по вашей возне, Садия доминантна в любовных утехах. Она была сверху, я правильно понял?       — Ч-чего? Да о чём ты подумал?! Я… — я замешался, дивясь, что этот проныра подслушивал нас, хоть и расценил всё в своей извращённой манере. Честно говоря, после разговора с этой порывистой, будто ветер, девицей я в самом деле чувствовал себя изнасилованным. Без понятия, как это должно ощущаться наверняка, но, кажется, именно так — обидно и грязно. Однако Микаэлю я не мог рассказать, что между нами в действительности произошло, поэтому заплёл чушь: — Я её молоко дегустировал. Ну то есть не её, а коровье, конечно же! В разных состояниях просто. С сахаром там, мёдом… Оно было слишком горячее, вот я и говорил, что не могу выпить быстро. Но Садия меня поторапливала. Ей не терпелось узнать, что я скажу.       — Правда? — сомнительно сузил колкие голубые глаза пошлый лютнист. — А почему тогда кровать так скрипела?       — Вот ведь пристал извращенец… — прошипел я себе под нос, устало опустив голову, пока придумывал продолжение кухонной байки. — Знаешь, звери обычно любят есть в тихом уединённом местечке. Так вот, я схватил пирожок и убежал с ним в зубах к ней на чердак — он ближе к кухне, чем моя комната. Я хотел насладиться завтраком, но Садия не поняла моей животной логики, вот и пыталась с кровати спихнуть. И что ты на одном-то зациклился? Как будто мужчине и женщине нечем заняться больше вдвоём. Хотя… Кстати, тут Изольда с приветом.       — Что? — отшатнулся бард и набычился: — Сам ты с приветом!       — Да я про книгу, — сокрушённо прикрыв глаза, я попытался нормально сформулировать мысль, борясь со смущением. — Изольда дала мне твой путеводитель и просила передать при встрече привет.       — А, так, прочитав мою книгу, из всех красоток Вайтрана ты выбрал Садию? — продолжил паясничать бард. — Пожалуй, из всех человеческих рас редгардка для каджита наилучший выбор.       — Да хватит! — вздыбил я холку от его твердолобости. — Так это ты юных стражников тут развращаешь? Начитаются они таких «путеводителей» и начинают ко всем женщинам приставать, тебе подражая… Позор! Портишь подрастающее поколение!       — Вот именно! — внезапно подскочил к нам довольный Сын Битвы Йон, поправляя золотящиеся в лучах дневного солнца кудрявые волосы, собранные в низкий хвост. — Доброе утро, тан. Молодец, что борешься за культуру нашего города.       — Да много ты смыслишь в культуре, вояка? — задел Сына Битвы Микаэль за больное. — Ты ведь даже в Коллегии бардов не обучался.       — А тебя оттуда отчислили за нравственную безнадёжность! — в ответ обозлился поэт-воитель, надвигаясь на барда.       — Не отчислили, а я сам ушёл! И без них всему научился! — оправдал уязвлённую честь Микаэль, но его голосок предательски дрогнул, выдавая обиду.       Оставив двух нордов выяснять отношения, я сошёл по невысокой каменной лестнице с крыльца «Гарцующей кобылы» на рынок. Прилавки на площади шли полукругом. Два ларька с мясом и украшениями стояли прямо у стен таверны, большой пищевой прилавок протянулся по западной стороне, в то время, как восточную часть занимало два крупных торговых дома — «Котелок Аркадии», по соседству с таверной, и «Товары Белетора» со всяким хламом ближе к главной дороге. Я собрался занести соль Аркадии, но тут в узком проходе между таверной и алхимической лавкой разглядел изящную фигурку Изольды.       Из тени домов девушка наблюдала потускневшими от грусти глазами за спорящими Микаэлем и Йоном. Взгляд её обычно весёлых глаз сейчас напоминал блеск угасавших углей, и казалось, что нордка вот-вот расплачется. Я даже не представлял, что Изольда могла быть такой печальной… Должно быть, она любила Микаэля, но тот вечно таскался по бабам, которые манили его загадочностью и неприступной нордической холодностью. Ему нравилось добиваться, охотиться, завоёвывать, а потому милая Изольда не пробуждала в нём романтический интерес. Я подошёл ближе к нордке, желая её подбодрить и отвлечь от грустных мыслей. Уж кого-кого, но лицезреть опечаленной эту чуткую девушку мне было невыносимо.       — Изольда, — мягко позвал я её, радуясь встрече с этой добрейшей душой.       — Каджит! Наконец-то проснулся, — вмиг просияв, с тёплой улыбкой подбежала ко мне милая нордка, чьё нежно-голубое, как небо, платье колыхал ветерок. — Ну-ка, дай мне взглянуть на щёку.       Развитый контроль эмоций, необходимый в мастерстве торговли, позволил Изольде легко скрыть гнетущие её тревоги и переключить всё внимание на меня, очаровывая трогательной заботой. Тонкие пальцы мягко придержали меня за подбородок, а взгляд чутких медовых глаз нежно скользил по моей морде. Я был готов размурлыкаться от благодарности, но боялся смутить девушку и окружающих.       — Уже чуточку лучше, — заключила Изольда, убрав от меня руку, чтобы заправить алые пряди своих коротких волос за аккуратные ушки. — Сегодня вечером встретимся в этой же таверне. Я сделаю тебе перевязку и дам ещё целебного эликсира. Ты ведь выпил то, что я давала вчера?       — Да… — облизнулся я и сглотнул слюну, вспоминая сладковатый привкус настойки, от которой меня разморило и вырубило. — Я даже пустую бутыль тебе захватил.       — Спасибо, — девушка с милой улыбкой приняла из моих лап гранёный пурпурный сосуд и убрала в поясную сумку. — У меня таких много. Не обязательно всегда возвращать. Для такого милашки, как ты, ничего мне не жалко.       И её рука ласково потрепала меня по макушке.       — Боги! Ну и страшила… — вжимая голову поглубже в платочек, прокряхтела старушка за ближайшим к таверне ларьком, шокированная моей драной саблезубой мордой. От страха она отшатнулась, роняя с прилавка дорогие кольца и медальоны. — Говорящее зверьё на двух лапах, ещё и плешивый, будто злокрыс… Изольда, милая, отойди от него! Вдруг он заразный?       — Спокойно, Фрейлия, — сочувственно улыбаясь, присела на колени Изольда, собирая рассыпанные украшения обратно в коробочку старой торговки. — Ты правда никогда не торговала с каджитами? Я уверена, они с радостью купят изделия твоего мужа.       — У Йорлунда и здесь полно клиентов, дорогая, — отойдя от первичного шока, Фрейлия приподняла подол своего жёлтого сарафана и отступила, высматривая, куда закатились её украшения. Водя ногой по песку, она недоверчиво на меня поглядывала. — Нам просто не было нужды вести дела с этими… караванщиками.       Я тоже присел помочь собрать кольца, но только моя лапа потянулась к одному из них, как туфля старушки стремительно шаркнула, пуская мне в глаза клубы дорожной пыли.       — Убери руки, воришка! — окатил меня её крик, пока я старательно оттирал морду.       — Фрейлия! — вступилась за меня милая нордка, и по сладкому запаху полевых цветов я почуял приближение руки Изольды, подавшей мне платок оттереться. — Не будь так сурова с таном нашего города. Никакой он не вор, не наговаривай на него. Наш тан хороший каджит, и я уверена, он сможет лишить тебя предубеждений насчёт его расы, если позволишь ему тебе помочь.       — Если бы он только мог помочь вернуть мне моего сына… — потупив глаза, бесцветным голосом прокряхтела Фрейлия.       — Это не в силах сотворить даже боги… — разделяя её печаль, прошептала Изольда. — Фрейлия… Мне надо купить ингредиентов для похлёбки из оленины. Если тебе захочется поговорить со мной, можешь зайти на обед.       Но сникшая старушка ничего не ответила, утопая в мыслях о, походу, погибшем сыне. Изольда потянула меня за локоть, кивая в сторону соседнего прилавка с мясом, давая понять, чтобы я не совался сейчас к Фрейлии с расспросами. Пока мы болтали, из таверны, лениво потягиваясь, вышел один из пьянчуг, продрыхших у углей всю ночь. Редгард Бренуин натянул белый платок на лысую голову, одёрнул истёртую пожелтевшую майку, запачканную с одного бока сажей, и развалистым шагом тоже направился к прилавку с мясом.       — Покупать-то что-нибудь будешь? — спросил лесной эльф бедняка, и взглянув на торговца, я сразу признал в нём бледнолицего официанта из «Пьяного охотника», где я был вчера.       — Я просто прицениваюсь, Анориат, — пробубнил Бренуин охотнику, а потом заискивающе глянул на Изольду, чувствуя в ней доброту. — Если боги будут милостивы, кто-нибудь сжалится надо мной и подаст пару септимов.       — Пообещай, что тогда ты что-нибудь у меня купишь, — с шутливой ухмылкой Анориат подвёл кончик ножа редгарду под подбородок.       — Клянусь Исмиром! — пропитым голосом выкрикнул оборванец, вновь строя пьяные глазки Изольде. — Одни боги знают, как давно я хорошего мяса не ел…       — Вот, возьми, — положила на прилавок мешочек нордка, и бедняк с широкой улыбкой потянул к нему руку, но был остановлен строгим приказом девушки: — Не ты, Бренуин! Будь добр, Анориат, отрежь ему при мне мяса, а то он опять всё на выпивку спустит. Знаю я этого попрошайку…       — Да благословят боги твоё доброе сердце!.. — промямлил Бренуин уже не так радостно, поняв, что его план раскусили.       Тут бледный эльф поднял чёрные глаза на меня и удивлённо воскликнул:       — О! Это тебя я вчера видел в нашей таверне. Прости, что так вышло. К нам редко в Вайтран каджиты захаживают, — примирительно улыбаясь, лесной эльф неловко потёр свои русые волосы, собранные в высокий хвост. — Мы с братом сперва решили, что перебрали с хмельным.       — Так вы двое уже знакомы? — заинтересованно вскинула брови Изольда.       — Ну, не совсем, — поджал я хвост, вспоминая, как вчера по незнанию запёрся в другую таверну. — Я вчера забыл книгу в «Пьяном охотнике». Мы обменялись всего парой фраз. И вы меня простите за грубость, — склонил я голову перед эльфом. — Я очень спешил на встречу с друзьями, вот и ушёл так внезапно…       — Знаете, у меня есть идея! — снимая нашу неловкость, хлопнула в ладоши чуткая нордка. — Я раздобыла один рецепт похлёбки из оленины, хочу его испробовать. У вас будет оленина в ближайшее время?       — Конечно! — улыбнулся Анориат. — В следующий раз, как пойду на охоту, обязательно принесу оленя.       — Если обернёшься быстро, горшочек горячей похлёбки твой, — подмигнула Изольда охотнику. — Пообедаем вместе. Уверена, вы подружитесь. Пойду докуплю овощей у Карлотты.       Меня не покидало чувство, что весёлость Изольды была напускной. Я чуял, что на самом деле её терзает сильная боль, которую девушка решила лечить в одиночку, не желая обременять своими проблемами окружающих, привыкших видеть её всегда задорной и милой. У овощной лавки я в этом только уверился.       — Свежие и сочные фрукты и овощи! — завлекала рослая торговка, по загорелой коже, русым волосам и горячему взгляду оной просматривались черты имперской расы. Стоя за крайним к главной дороге прилавком, её фигура в оранжево-жёлтом платье в самом деле привлекала внимание. Но не только торговка притягивала взгляды мужчин…       — А, Изольда, верно? — нарисовался на главной дороге коротышка-редгард, компенсировавший свой низкий рост высокой самооценкой. Именно этот задиристый тип вчера приставал ко мне в «Пьяном охотнике», не веря, что я новый тан. По тому, как хищно мужичонка впился глазами в Изольду, я понял, что просто попался вчера под раздачу, ведь донимать любит он абсолютно всех. Вальяжно распахнув полы оранжевого халата, задавака придвинулся к нордке почти вплотную и с издёвкой спросил: — Что привело тебя на рынок?       — Я пришла купить еды, Назим, — отойдя на шаг от нахала, ледяным тоном пояснила Изольда, приглаживая рукава своего голубого платья, словно желая укрыться от холода. — Думаю, тебе незнакома эта проблема.       — Да, у хозяина фермы есть свои преимущества, — задрав куцый нос, самовлюблённо скривил губы Назим.       От их разговора мне стало немного не по себе. Я чувствовал, что между ними висит какой-то скрытый конфликт, в котором девушка явно проигрывает. И дело было вовсе не в разнице их уровня жизни и социального статуса. Назим смотрел на неё с ехидной улыбочкой, выражая своё превосходство и наслаждаясь некой властью над нордкой, в то время как обычно смелая и радостная Изольда лишь скрывала взгляд за шторкой алых волос и отвечала сквозь зубы. Наслаждаясь своим положением, редгард продолжал издеваться над девушками.       — У этих фруктов и овощей какой-то жухлый вид, Карлотта, — сморщил плоский нос смуглый хам, брезгливо тыкая пальцем в ящик с помидорами.       — Назим, мне поставляют их с ферм ежедневно, — сдержанно ответила имперка, сжимая кулаки на прилавке. Она тоже была вся в напряжении от присутствия этого нахалёнка, но не так, как Изольда. В поведении нордки я улавливал злобу и страх.       — Если бы ты закупала их у меня, они были бы посвежее, — съязвил Назим, вновь искоса стреляя крысиными чёрными зеньками на притихшую нордку.       К торговке фруктами он приставал чисто из вредности, а вот на Изольду поглядывал как-то двусмысленно. Заметив, что я напряжённо вглядываюсь в её лицо, нордка с наигранным легкомыслием откинула прядь алых волос и распрямив плечики, вступилась за женщину.       — Не слушай его, Карлотта. Яблоки, что ты продала мне вчера, были просто объеденье.       — Тебе тоже понравились? — просияла торговка, и я увидел, насколько важна поддержка Изольды жителям Вайтрана. Настоящее солнышко… — Я всегда оставляю немного себе, когда их привозят с юга.       — Уверена, ты можешь брать за них двойную цену и всё равно распродать за неделю! — подбодрила Изольда подругу тёплыми словами и светом медовых глаз.       — А ведь правда! — улыбнулась Карлотта, заражаясь позитивностью нордки. — Когда придёт следующая партия, так и сделаю.       Казалось, Изольда в самом деле искренне её нахваливает. Но ведь Карлотта — возлюбленная Микаэля, к которому неравнодушна милая нордка. Неужели она не ревнует?..       — Я пожалуй, пойду, — снова избегая моего пристального взгляда, отвернулась Изольда. — Поговорю ещё с Анориатом о мясной похлёбке, — и она отошла к прилавку с мясом, где стоял и Назим.       Возможно, я зря себя накручиваю, и этот лысый опять прикапывался к товару, а добрая девушка защищала дичь скромного босмера, но виделось мне другое. Благодаря службе хозяину в охране его подопытных, я хорошо знал, как выглядят заговорщики и люди, пытающиеся что-то скрыть. По выражению лиц хмурой нордки, ехидного редгарда и неловкого лесного эльфа, я сразу понял, что эти трое хранят какой-то особый секрет, и Назим среди них был явно в приоритете. Даже в этом солнечном городе есть места, куда падают тени… Мой хвост изошёлся волной. Этот хлыщ однозначно манипулировал девушкой, вот только чем, я выяснять в открытую не решился. Спрошу Изольду на перевязке. Хотя она, кажется, даже мне говорить об этом не хочет. Да и кто я ей пока что такой? У неё нет ещё поводов доверять мне свои сокровенные тайны. Я должен быть благодарен хотя бы её заботе. Может, она расскажет мне всё позже сама, как минимум после того, как я добуду ей бивень. Я должен поторопиться. Каджиты кочуют и долго у ворот Вайтрана сидеть не будут. Хотя… Изольда сказала, что говорила с каким-то Ма’драном… Не припомню такого каджита в караване Ри’сада. Может, в семье Ма’драна нашлись бы мои сородичи подружелюбнее?       — Спасибо тебе, что не боишься остужать Микаэля… — вывел меня из мыслей тёплый голос Карлотты за фруктовым прилавком. — Всё утро нам с дочкой мешал торговать. И так изо дня в день… — сетовала торговка, прижимая к подолу маленькую дочурку в потрёпанном синем платье.       — Да уж, не позавидуешь вашей участи, — опустил уши я. — Ты ведь Карлотта Валентия, я прав? Благодаря его сальной книжонке, наверное, мужчины проходу тебе не дают…       — Ой, и не говори! — уперевшись локтями в прилавок, помрачнела имперка, устало опуская голову на руки. — Ко мне уже половина мужчин Вайтрана сваталась. Кое-кто из них даже был не женат! — невесело пошутила Карлотта. — Если бы они что-то понимали… Букеты цветов и красивые слова не заставят меня передумать. Для меня сейчас главное — это моя дочка Мила. И никому не встать между мной и моей девочкой. И так тяжело жить, когда все мужики к тебе пристают, но этот лютнист — хуже всех! — возмущённо выпрямилась торговка, откидывая с покрасневшего от смущения и злости лица пряди русых волос. — Этот бард, Микаэль, уже на нож нарывается, так он меня достал! Я слыхала, как он хвастался в «Гарцующей кобыле», что укротит меня, как истинный норд укрощает всякую дикую тварь. Ха!       — Да, Микаэль тот ещё тип… — дивясь её горячности, я выдавил нервную улыбку. Но я не мог уйти от неё со словами «Держись. Удачи тебе.». Я тан, и любой конфликт, грозящий жителям города, не важно, снаружи или изнутри, мой долг устранить. — Может, мне поговорить с ним?       — Если хочешь попробовать, вперёд, — бессильно закрыла тёмно-зелёные глаза имперка, не веря в успех воспитательной беседы. — Думаю, это бесполезно. В его толстый череп мысль не проберётся…       — Я постараюсь его убедить… — с сомнением обернулся я на смазливого барда, всё ещё отчаянно спорившего с Йоном Сыном Битвы.       Я набрался храбрости, но тут в уши врезался язвительный голос вездесущего неофициального советника ярла:       — Какие люди! Вернее, нелюди… — хихикнув собственной шутке, прочистил горло Назим. — Никак тан собственной персоны отважился нас удостоить! Что? Выпрашиваешь своим титулом скидку на продукты Карлотты? Или подкупаешь её саму? Естественно, нет! Куда тебе с такой женщиной…       От дерзости плосконосого мужичонки у меня распушились усы. Вздыбленная шерсть на всём теле выражала моё возмущение красноречивее любых слов.       — Я удивился, узнав, что каджит в самом деле стал таном, — продолжал ехидничать смуглый коротышка. — Ярл наградил тебя титулом, так как верит, что Драконорождённый поможет защитить ему город силой своего Голоса. А ведь я спросил у Балгруфа, как можно проверить, что ты Довакин. Ты должен обладать Криком. А ещё я спросил, видел ли ярл лично, как ты Кричишь? И знаешь, что он сказал? Нет! Естественно, нет! А потому я требую доказательств сейчас же. Кричи! И громко, чтоб слышали даже Седобородые на Глотке Мира.       — Не буду, — грозно отведя назад уши, холодно отрезал я.       — Кричи! — он вызывающе шагнул на меня, чуть не ступая на мою лапу. — Давай же!       — Я уже делал это вчера. Зачем расходовать силы напрасно? Тем более, это опасно для окружающих, — не сдаваясь напору этого выскочки, я стоял на своём, желая ему показать, что надо мной он не властен. Я намеревался защитить от его гнёта Изольду, а потому не смел под него прогибаться. Я мог бы стерпеть обиды в свой адрес, но видеть, как он задирает добродушную нордку, спокойно не мог. — Не веришь лишь ты один, и это твои проблемы.       — Ты так уверен? — вскинул брови редгард, явно не ожидая, что я осмелюсь с ним спорить. Он растянул губы в привычной усмешке: — Может, спросить у народа? Граждане, кто из вас верит, что какой-то зверь был избран богами для защиты нордских земель? Поднимите руки, посмотрим, сколько же вас, обманутых этим усатым плутом. Не стесняйтесь! Кто верит, что каджит — Довакин?       Мои уши сменили стойку с боевой на испуганную. Пары сомнительных глаз окатили меня холодом оценивающего взгляда. Из двенадцати человек, присутствующих на рыночной площади, осмелились поднять руки только Изольда и Йон Сын Битвы, просвещённые нашим общим знакомым рогатым стражником. Толковый знаток легенд нордского народа признал, что я, несмотря на расу, в самом деле причудливым образом стал Довакином. То, что истинный ценитель нордской культуры поверил в меня, уже было для его друзей достаточным доказательством. Я слабо улыбнулся двум нордам, но неприкрытое недоверие большинства горожан лишило меня былой уверенности. Злость и унижение колючим ежом сжались на сердце. Глухой рык заклокотал в моём горле, когда противный редгард вновь кинулся с самодовольной улыбкой и наигранными эмоциями толкать свои речи.       — Бедные жертвы усатого обормота… — с притворным сочувствием паясничал Назим, глядя на Изольду и Йона.       — Ха! А что может смыслить редгард-земледелец в легендах нордов и мыслях богов? — огрызнулся храбрый Сын Битвы, невозмутимо приглаживая свою светлую бороду.       — Ну что ж, — стушевался смуглый задира, подавившийся нервным смешком. Назим пригладил полы дорогого оранжевого одеяния, как бы напоминая себе и всем остальным, какого он статуса, и, вернув былую нахальность, повернулся ко мне: — Каджит, докажи всему городу, что ты истинный Довакин, чтобы не выставлять своих друзей дураками. И самого ярла тоже… Ну же! Язык проглотил? Естественно! Смотрите, народ, как дрожат его губы в оскале! По морде же видно, что он нас обманывает. Стоило оставить мне ярла Балгруфа одного, как он уже наворотил дел… И куда Провентус смотрел? Двору нужен новый советник…       — Да Фус на тебя! — не выдержал я и сдул визгливого мужичка на прилавок Карлотте.       Он живописно вписался на гору ящиков, обляпавшись, «жухлыми» помидорами. Наверное, именно их помогал отбирать юный лучник на ферме у Алфильд. Что ж, зад этого редгарда уж точно прощупал их все, как положено, и теперь смело может судить об их качестве. Свалившийся на смуглую лысину капустный листок дополнил его образ экспертного агронома. Раскрыв рот буквой «о», не дыша от изумления, Назим попытался подняться, но нарушил баланс товаров и на него опрокинулся кувшин молока, смывая со смуглого лица ошмётки томатов. Под его растопыренными ногами на каменной плитке рыночной площади растеклась розовая лужица молочно-томатного сока. Микаэль с Йоном позабыли свой спор и, увидав зазнайку-фермера с выпученными глазами на выбеленном молоком лице, в расшитом халате, украшенном помидорными брызгами, да с капустой на махровой лысине, захихикали, словно мальчишки, шушукаясь между собой.       — Это невероятно! — подхватила их смех Изольда, тактично прикрыв ротик ладонью.       — Здорово! — в открытую рассмеялась дочурка Карлотты, тыкая пальчиком в помидорного злодея-редгарда. — Мама, наш тан герой!       Позже к веселью присоединился и бледный эльф, и даже хмурная старушка выдавила пару смешков. Только Карлотта и сам Назим были готовы расплакаться.       — Ч-что это было?.. — просипел ошеломлённый Назим, расправляя заляпанные томатным соком рукава дорого одеяния, будто птенец, только что вылупившийся из яйца.       — Древняя сила! Голос дракона! — просветил его Йон, не переставая злорадствовать.       — Во имя богов! Мои уши… — показался Бренуин из-под прилавка охотника, поправляя платочек на смуглой лысине.       — Не так громко! — проворчала Бергитта Дочь Битвы с лестницы Ветреного района. — Я вообще-то хочу отдохнуть!       — Я лучше пойду… — промямлил струхнувший бард и юркнул в таверну.       Сперва я решил, что бард испугался меня или грозной Бергитты, но потом понял, что виной всему был приведённый старушкой стражник. И чей же усталый голос из-под «котелка» угрюмо меня отчитал? Конечно же, моего надзирателя — извечного свидетеля всех моих несуразиц.       — Ты обвиняешься в преступлениях против Скайрима. Что скажешь в свою защиту? — я испуганно смолк, лишившись всякого голоса. Я не подумал, что за эту «шалость» меня ждёт наказание… Стражник вздохнул и официально продолжил: — Плати штраф в сорок септимов.       — У… У меня только тридцать… — сожмурившись, улыбнулся я.       — Ладно, — убрал надзиратель меч в ножны, схватил меня за загривок и потащил к Ветреному району. — Пойдём, прогуляемся до подземелий. Посмотришь на тюрьмы Вайтрана, мой тан, познакомишься с нашим лазутчиком.       — Д-да, да… Да послушай же ты! Я не специально! Прошу, не сейчас! Я не хочу опять в клетку!..       — Иди и не дёргайся, — невозмутимо протянул страж, волоча меня за шиворот с рынка по каменной лестнице. — За сопротивление приказам стражи тебе могут выписать отдельный счёт. Будь паинькой и не усложняй себе жизнь.       Он разжал руку, и я пошёл за ним сам, потирая многострадальную шею. Гомон толпы утихал за нашими спинами. Назим, суча мне кулаком, пошёл отмываться от томатных ошмётков в колодце в центре рыночной площади. Я укрылся от злого редгарда за своим надзирателем, прямо как при первой с ним встрече прятался от медовара. Несмотря на ворчливый тон стражника, через голос его сквозила улыбка. Или ему нравилось так возиться со мной, или он тоже был рад, что я остудил пыл зазнайки-Назима томатной пастой. Я мог бы сыграть на тёплых чувствах этого стража ко мне, как к якобы посланнику его сестры-капитанши, но мне не хватило на это тщедушия. Он имеет полное право меня наказать, хоть я и убил её в целях самозащиты, а сам надзиратель об этом не знает… Вспомнив, вчерашнее откровение одинокого стражника, мне снова стало неловко от его близости. Я отвёл взгляд на жилую часть города, продолжая идти по пятам провожатого, ориентируясь только на слух. У одного из домов, во дворе прямо у края площади жевал солому крупный бычок. Интересно, где сейчас бегает моя расписная бурёнка? Надо будет её как-нибудь поискать. Вдруг мне в живот что-то с силой ударилось и, опустив морду, я увидел промелькнувший подол красного платьица.       — Вам от меня не укрыться! — на бегу прокричала смуглая девчушка, в чьём голосе я сразу узнал дочь Амрена. Крепкая, как её отец, она стремительно догоняла маленькую сиротку Люсию, путавшуюся в не по размере длинном подоле зелёного платья, и какого-то белокурого щуплого мальчика в подранной синей рубашке. Детишки мчались, не разбирая пути, то и дело врезаясь в прохожих, но проворная Брейт в два прыжка нагнала выдохшуюся Люсию и, смеясь, повалила её в клумбу за дом. Я уже не мог разглядеть, как играется ребятня, но задорный смех Брейт ещё долетал до моих ушей. Я не сдержал улыбки. Как мило. Даже у здешних сироток друзья находятся. Амрен воспитал хорошую дочку.       Висок пронзила резкая боль. Организм требовал дозу лунного сахара, но я берёг его для похода, к тому же не мог его жрать у всех на виду. Тем не менее дышать становилось труднее. Кровь шумела в ушах. Как в таком состоянии мне взобраться по лестнице в Облачный район, где у подножия журчат глубокие бассейны? Я же грохнусь оттуда и утону! Я уже в каком-то смысле тонул… Мой разум всё дальше уходил от реальности, заменяясь тупым желанием сахара и слабостью в теле. Но тут из-под гудящего шума волны накатившего приступа до меня донёсся полный бодрости голос:       — Но ты был когда-то человеком! Воистину! — благолепный жрец Талоса подарил мне надежду.       — Алтарь… — борясь с помутнением, протянул я, отнимая лапы от морды, и хватил стража за край ткани его жёлтой брони. — Можно я помолюсь Талосу? Я мигом, туда и обратно!       — Неужели Хеймскр обработал твой мозг? — с сухим смешком буркнул мне стражник. — А я то думал, никто на его речи не клюнет… Давай, только быстро.       — Спасибо!.. — и я, кое-как ещё держась на лапах, доплёлся до статуи своего брата по силе. — О, Талос, поделись своей силой для свершения благих дел… Укрепи мою волю…       Растёкшись мордой по каменному мечу, мямлил я до тех пор, пока наконец разряд бодрящей энергии не пробил меня, будто ток.       — Спасибо большое, — сыплясь в благодарности, вернулся я к надзирателю, ожидавшему меня под раскидистым деревом Ветреного района. — Вот бы все граждане были ко мне так добры…       — Я прозорливее многих, — натянуто усмехнулся мой провожатый. — Вдруг ты потом тоже божеством станешь? Я смогу почувствовать себя избранным, Довакин…       Я замечал в нём всё больше простых человеческих черт. С каждой встречей крепчало его особое ко мне отношение, и от этого на душе становилось лишь хуже. Чувство вины за убийство его сестры и моё туманное в нём признание тяжёлым камнем легли мне на сердце. Зайдя за восточное крыло дворца ярла, где среди камней притаилась тяжёлая дверь в подземелье, мой надзиратель остановился и, устало вздохнув, на удивление мягко со мной заговорил:       — Теперь по делу. Прошу тебя прекратить. Все эти… крики… Люди нервничают.       — Правда? — удивлённо поднял я уши. — А по-моему, им было весело…       — Это был нервный смех, идиот! — глухо прорычал «котелок». — Хватит дурачиться.       — Эх… Хорошо. Этого больше не повторится, — промямлил я, хотя сердцем чувствовал, что подобные извинения придётся мне произносить потом не раз и не два.       — Ну вот. Хорошо, что мы с этим разобрались, — снова смягчился страж. — Не обращай внимания на этого лысого. Мало ли, что он ещё от тебя потребует! Слушайся только приказов ярла и стражников, как его представителей. Все прочие граждане над тобой не властны.       — Угу, — понурив голову, хмуро вильнул я хвостом, вновь вынужденный слушать нотации.       — Не кричи больше в городе ни под каким предлогом. Это опасно и люди боятся. А у тебя и так сейчас репутация шаткая. Все к тебе присматриваются. Не упади мордой в грязь.       — Но Назим сам напросился! — вспылил-таки я. — Он усомнился не только во мне, но и в самом ярле! Он считает всех вокруг дураками, кроме себя. «Естественно!» — как он любит твердить… Я просто поставил его на место и защитил честь ярла и горожан.       — Я понимаю твои благие намерения и буду помогать, чем смогу, — вздохнув, вкрадчиво продолжил страж. — Но ведь я не всегда буду рядом. Когда-нибудь ты напорешься на другую смену, и они с тобой нянькаться так не станут. Не ровен час, налетишь на самого Кая. Вот он-то тебя точно с миром не отпустит.       — Кай? Это ещё кто? — поджал я драное ухо, вопросительно склонив морду.       — Командир Кай — начальник городской стражи. Он имперец. Будь с ним осторожнее.       — Так ты… Не будешь сажать меня в клетку?       — А я таким и не грозил. Я ведь предложил прогуляться! — развёл руками мой надзиратель. Ну надо же! Этот «котелок», оказывается, умеет шутить! — Я не хотел прощать тебя у всех на глазах. Это ещё больше бы обозлило народ. Пусть они думают, что я тебя всё-таки тут наказал, — и он шутливо хлопнул меня по заду, а после пригладил хвост, от чего я нахохлился ещё больше.       Никто ещё не позволял себе таких вольностей по отношению к моему хвосту. Но я стерпел. Это меньшее, чем я сейчас мог отделаться. Чтобы смягчить неловкость и утихомирить своё раздражение, я перевёл тему:       — Хм. А разве тут не казармы?       — Нет, конечно же! Казармы в Равнинном районе, чтобы чуть что — быстро отбить нападение. Привилегированные сидят вместе с Каем у главных ворот, хотя по мне, там та ещё конура. А у восточной стены, как раз за твоей таверной у рынка, живут остальные. В подземельях тоже есть несколько коек надсмотрщиков, но спят они тут очень редко.       — Странно… Но разве держать заключённых так близко к ярлу не слишком опасно?       — О-ой, отвали, — лениво промычал стаж, и я прямо видел сквозь его крытый шлем, как он утомлённо закатил серые глаза. — Не я ж этот город планировал. Я пошёл.       — Эм, подожди… Ты хотел познакомить меня с редгардом-лазутчиком.       — А, так ты в самом деле хочешь на него посмотреть? Ну, пойдём.       Мы спустились в подвальные помещения. Ледяной ветер, будто бы строгий надсмотрщик, гулял по широкому коридору между камерами заключённых, и я мерзляво распушил редкую шерсть на хвосте.       — Вот он, «герой» наш, лазутчик, — встал надзиратель прямо у первой камеры напротив входа. — Самым умным себя возомнил, через стену полез.       — Есть кое-что важное, что я должен у него выяснить для безопасности города, — прошептал я, наклонившись к стражнику, и прикрыл лапой рот, чтобы пленник не смог прочитать по губам. — Но редгард вряд ли будет сговорчив при официальном лице. Можно мне поговорить с ним один на один?       — Валяй, — лениво махнул надзиратель, отходя от нас на несколько камер. — Но я буду рядом на случай чего.       Я благодарно ему кивнул, гадая, что им верховодило — долг перед законом или забота о непутном мне. Витая в мечтах о новом друге, я с лёгкой улыбкой перевёл глупый взгляд на заключённого.       — Чего смотришь? — я вздрогнул от его слов, как от удара и вернул трезвость мыслей.       — Мне нужно найти Кемату. Где он скрывается? — подойдя ближе к решётке, уверенно глянул я на замотанного в балахон молодого мужчину.       — Тебе жить надоело? — убирая тряпку с взлетевших бровей, изумился пленник, и в его чёрных глазах промелькнула искра испуга при упоминании имени их главаря. — Если тебе известно это имя, то ты знаешь, что встреча с ним — всё равно, что встреча со смертью. Но, похоже, у нас обоих есть потребности. Мы могли бы помочь друг другу.       Чуя что-то нечистое, я опасливо глянул на надзирателя. Он равнодушно смотрел на какого-то строптивого заключённого, швыряющего в него ругательства и проклятия, которые в бессилии разбивались о закрытый шлем стража и непробиваемую маску его апатии.       — Что тебе нужно? — вполголоса спросил я редгарда.       — Я обесчестил своих братьев тем, что попался, и они бросили меня здесь, — внезапно погрустнел воин, и в его чёрных глазах я увидел отражение собственной боли. Мои сородичи тоже меня не приняли, хоть я и не предавал их. Я тоже чувствовал себя неприкаянным, прямо как этот редгард. Его несчастья и устремления были предельно ясны для меня. — Мне больше нет места в Алик’ре, но у меня нет никакого желания умирать в этом богами забытом месте. Если я выберусь из тюрьмы, то смогу начать новую жизнь. Помоги мне, и я скажу тебе всё, что тебе хочется знать.       — Почему они тебя бросили здесь? — спросил его я, подсознательно желая услышать ответ, как мне наладить отношения со своими сородичами.       — Потому что я попался, — слегка раздражённо вторил редгард, злясь больше на себя самого. — Кемату всегда говорит, что мы должны быть лучшими из лучших. А я не был…       Мне стало его действительно жаль. Неужели он не заслужил второй шанс? Я ведь тоже в прошлом творил ужасные вещи, но это не значит, что я не исправлюсь. Сейчас я изо всех сил стараюсь помочь другим людям, стремясь искупить свои злодеяния перед самим собой и всем миром. Чувство вины — одна из мощнейших причин, толкающих на благие поступки и самопожертвование. Да, это не так благородно, как природная сердечность Изольды, но так ли важен мотив, если результат одинаково положительный? Может быть, этот наёмник тоже одумался, что вёл дело с плохими ребятами, и решил сменить путь? Я не мог остаться равнодушным к человеку, желающему исправиться и выйти из тьмы на свет.       — Большой у тебя штраф?       — Сто золотых обеспечат мне свободу. Тебе ведь, это по карману, так? — наклонился пленник, ища глазами мой раздувшийся от звенящих монет кошелёк, но обнаружил, лишь худющий мешочек на поясе. — Хм. Надеюсь, что по карману, если тебе нужно что-то узнать от меня. Отдай деньги кому-нибудь из стражников, и я скажу тебе то, что ты хочешь узнать. До встречи.       Я махнул хвостом надзирателю, подзывая к себе.       — Чисто теоретически… Я могу оплатить его штраф?       — Ну вот, дай пальчик — всю руку откусит… — отойдя от решётки редгарда, хмуро пробурчал надзиратель. — Ты всерьёз решил его выкупить?       — А почему нет? Он знает, где прячется лидер наёмников, угрожающих городу, да и лазутчик больше не с ними. Он хочет начать новую жизнь, разве это плохо?       — А ты веришь, что люди меняются? — я замер от его вопроса, словно примёрзший к камням подземелья. Я ведь и сам мог оказаться на месте этого мужика прошлой ночью. Мне повезло, что мы с Фендалом вынесли много сокровищ из храма на Ветреном пике, и я смог покрыть штраф. А ещё, что напялил броню сестрёнки стража… С бывшим алик’рцем он вёл себя жёстко. — Глянь на него! Его жизнь уже подходит к закату. Проведя сорок лет головорезом, он вряд ли пойдёт зарабатывать на безбедную старость работой на ферме. В лучшем случае, подыщет себе новых заказчиков. Оставь его, каджит. Тебе своих штрафов хватит.       — Да ладно тебе брюзжать, — махнул я хвостом, идя вперёд стража на выход из тюрем. — Я ещё даже ничего не сделал…       — Будь бдителен, тан, — на прощание кинул мне надзиратель.       Получив нужные сведения, я поспешил вернуться в таверну с докладом для Садии. На солнечных светло-жёлтых улицах города мне было нелегко затеряться, поэтому я шёл вдоль восточной стены города, огибая площадь Ветряного района и рынок. В зале таверны Садии не было видно. Зато сидел Микаэль, щебечущий дрыхнувшему громиле любовный бред о прелестной Карлотте, чьи телеса горячее и мягче свежевыпеченного хлеба, который она продаёт. Я понял, что Садия не желает болтать о личных темах при посторонних, поэтому юркнул на кухню и вскарабкался по скрипучей лестнице на её чердак. Взвинченная редгардка сразу же на меня набросилась, ставя ребром вопрос, будто нож к горлу:       — Чего так долго? Ты что-то узнал?       — Нет. Ему нужны деньги на штраф, а я… — опешив от её горячности, выпалил я, намереваясь передать весь наш разговор, но Садия меня прервала.       — Сколько? — выпалила она, вскочив на стул и распахнула сундук на шкафу.       — Сто золотых… — заторможено ответил я, следя, как бы женщина не свалилась со стула.       — Ах! Много… — захлопнув сундук, она резво спрыгнула со стула и пошла на меня. — Чего стоишь? Раздобудь их скорей! Наруби дров для Хульды, подерись с Утгерд, или укради из карманов ярла! Мне всё равно, как ты это сделаешь, главное быстро! И избавься от этого приставучего барда! — она грубо пихнула меня в плечо, и я кубарем полетел с чулана по лестнице. На удивление влетел я не в мешки с капустой, а в Микаэля, который разнюхивал все тайны Садии. Да этот подлец ещё хуже хвастливого Свена! Тот хоть за одной единственной увивается и к замужним не пристаёт, а этот!.. В каждую дырку свой нос надо сунуть! Обиженный грубостью служанки, я не упустил возможности излить свою злобу на смазливого барда, в котором не видел силы, способной дать мне отпор:       — Чем ты вообще занимаешься?! — отплёвываясь от пудры муки, с вызовом спросил его я, ерша загривок.       — Я — бард из Коллегии Солитьюда, — важно завёл самовлюблённый лютнист, отряхивая рукава светло-жёлтой рубахи. — Таким скитальцам, как ты, стоит подумать о том, чтобы вступить в неё. В Солитьюде есть целая Коллегия, где учат искусствам — пению, игре на лютне, поэзии. Я сам там учился. Пришлось оттуда уйти из-за размолвки со старшей наставницей. С её мужем, если быть точнее…       — Да я не об этом, — закатил глаза я, раздражёнными взмахами хвоста гоняя по полу клубы муки. — Тебе что больше заняться нечем, кроме, как за юбками увиваться? Карлотта Валентия заслуживает уважения. Оставь в покое хотя бы её.       — Так это Карлотта тебя подговорила? — взирая на меня сверху вниз, вскинул блондинистую бровь бард, кривя тонкие губы в пошлой улыбке. — Прости, но это пламенная вдовушка моя. Она этого ещё просто не знает…       — Она не твоя, — поднимаясь с пола, твёрдо заявил я. — Прекрати ерундой заниматься. Пчи!       С припудренным мукой носом и расширенными от сахара наркоманскими глазками выглядеть угрожающим у меня не выходило даже при условии, что я был реально зол. Мой жалкий кошачий чих окончательно всё испортил. Сжатые в кулаки лапы раскрылись в ладошки, прикрывая нос с пастью, подобие сурового взгляда сменилось жалобным жмуреньем, а уши, грозно отведённые назад, сконфуженно дёрнулись.       — Что ты говоришь? — усмехнувшись, наклонился ко мне Микаэль, картинно подставляя ухо. — Я слышу только голос ревности. Если ищешь себе даму, ищи в другом месте. Кто попал под очарование Микаэля, с ним и остаётся.       Наконец-то, я мог заявить, что воспитан был в лучших условиях. Данмер хотя бы меня ни с кем не сношал и приучил к контролю животных инстинктов. Этот же сосунок рос, походу, в борделе, раз абсолютно все темы у него сводятся к одному.       — Может, мы придём к взаимопониманию через деньги? — раздражённый твердолобостью барда, прошипел я, протягивая бабнику тридцать септимов, подаренных мне Изольдой. Не хорошо, конечно, так распоряжаться чужими деньгами, но ради спокойствия несчастной Карлотты и её дочери я был готов пожертвовать многим.       — Я так не думаю, — в очередной раз усмехнулся лютнист, глядя на меня, как на наивного мальчика. — Это не составит и трети от моего вечернего заработка!       — Да оставь ты её в покое, или тебе не поздоровится!.. — не выдержал я его издёвок и оскалил клыки, выпаливая угрозу на горячих эмоциях, но не всерьёз. Однако горделивый бард это воспринял иначе.       — Ну, за это ты сейчас ответишь!       Микаэль закатал рукав, открывая моему взору на удивление мускулистую руку, и замахнулся на меня кулаком, при виде которого вся моя злоба сменилась испугом. Я вовремя успел увернуться. А потом ещё и ещё раз. Бабник оказался довольно проворным, но я ему не уступал. Благодаря заботе Изольды, у меня начала заживать щека, и я совсем не хотел, чтобы труды этой девушки стали напрасны.       — Нет-нет! Микаэль! — выходя из кухни, запоздало смягчил я свой тон, отгораживаясь от парня пустыми стульями. — Давай решим всё по-мирному… Агх! Пожалуйста!       — Прекратите сейчас же! — прокричала Хульда, перегибаясь через прилавок, но её слова не возымели последствий.       Бард, оглушённый уязвлённым достоинством, в самом деле не пускал под свой череп никаких мыслей. Я продолжал отступать шаг за шагом двигаясь в тёмный угол таверны. Будучи таном, я не смел выпустить когти на граждан, за сохранность которых ярл назначил меня ответственным. Наверняка, Микаэль это знал, потому и нападал на меня с такой смелостью. Уворот слева, справа, снизу, подкос — я налетел на стол Утгерд Несломленной, но ухватившись за жилет барда, успел дёрнуть его на себя, меняясь местами с противником, восстановив своё равновесие. Под грохот бьющегося стекла и керамики Микаэль распластался на блюде перед воительницей, как пирожок на тарелочке. В его соломенные пряди гармонично вляпался жареный лук.       — Ну всё… — зарычала рыжая нордка, сжимая кружку до треска, от чего посудина развалилась в горстку осколков под железным кулаком свирепой воительницы. — Вы теперь не отвертитесь!       Микаэль вскочил со стола, поскальзываясь на печёной картошке, и метнулся назад, строя баррикаду из стульев от орущей за моей спиной женщины. Испугавшись остаться с яростной нордкой один на один, я сиганул через брешь в ограде из мебели и бросился на второй этаж на балкон моей комнаты, откуда тихонько начал следить за битвой завсегдатаев в зале. Увидав разъярённую Утгерд, Хульда притихла, подобно мне, спрятавшись за прилавком и сокрушённо схватившись за голову, должно быть, жалея, что не сдала таверну Изольде ранее. Обезумев от ужаса, Микаэль швырял в рыжеволосую нордку помидоры, кувшины, бокалы, бутылки вина, но от всех них она легко уворачивалась, а склянки и вовсе разбивала налету своими железными наручами. Утгерд шла напролом, сминая под собой всё и легко отбрасывая с пути столы и стулья, работая мощными руками, как бивнями мамонтиха. Ничто не могло помешать этой женщине. Уверен, после сегодняшнего, бард внесёт поправку в свой путеводитель и посоветует гостям обходить «Гарцующую кобылу» дальней дорогой, так как в одной тихой нордке он там пробудил настоящий вулкан! Когда все снаряды у барда кончились, от отчаяния он пустил в бой самое дорогое — свою лютню, но Утгерд в один мах переломила её об колено, обрывая жизнь струнам под жалкий «трунь» и хруст инструмента. На глаза скальда навернулись слезинки. В отчаянии бард выставил барабан, будто щит, и схватился за флейту, как за кинжал, готовый самоотверженно защищать свою столовую крепость. Об этой битве он точно сложит балладу!       — Иди сюда, рохля! — распалялась Утгерд, пыхтя, как ретивая кобылица. Микаэль подал тоненький голосок, искажённый от страха:       — У-утгерд, — молил нордку лютнист, подвывая, как побитый пёс. — Я н-не виноват-т, чт-то упал на т-твой ст-тол. Это в-всё он… Он меня кинул!       Дрожащий палец музыканта указал вверх за спину Утгерд ровно на перила балкона, откуда торчали кисточки моих драных ушей. Нордка медленно обернулась по направлению руки барда и впилась в меня пробирающим до костей взглядом ледяных глаз.       — Это конец… — как в трансе, прошептал я сам себе, когда эта гром-баба двинулась в сторону лестницы.       Бард злорадно выдохнул, победно прижимая к груди целые инструменты, и прыгнул от радости, но приземлился на руку спящего выпивохи-громилы. По таверне прокатился вопль, какой издают медведи после прерванной спячки.       — Да как ты посмел… Ты!.. Я давно мечтал выбить из тебя дурь! Сейчас я наведу порядок в этом прогнившем городе… Пойдём, по-мужски потолкуем!       — Извини, Синмир! — заорал Микаэль и в панике закрутил головой, понимая, что сам загнал себя в угол, оградив столами и стульями, которые не могли защитить его от воина-бычары, но мешали пройти к выходу самому. С боевым рёвом Синмир навострил коровьи рога своего шлема на барда.       Зрелище виделось стоящее, но меня поджимали свои проблемы в виде бешеной нордки с железными кулачищами. Надёжно заставить проход креслом и маленьким столиком не получится, снарядов у меня, кроме купленных на Изольдовы деньги заварного пирожного и кувшина молока, не было, а спрыгивать к носящимся по углям очага кричащему барду и рогатому выпивохе так же опасно, как встреча с воительницей. Выход нашёлся в несущих балках. Прочные и не слишком узкие бруски тянулись как раз от балкона до самого выхода.       Услышав тяжёлый стук кованых сапог Утгерд у порога комнаты, не раздумывая ни секундой более, я накинул рюкзак, схватил оплаченные с утра пирожное с молоком, прыгнул на балку и вполуприсяде, балансируя длинным хвостом, припустил к выходу. План был гениальный, пока я не упёрся в колонну, держащую крышу. Я должен был её обогнуть, но не рискнул, понимая, что она слишком широкая. Ко всему прочему колонна дрожала от мощных ударов Синмира по барабану, прикрывавшему смазливое личико барда, отчаянно сопротивлявшегося внизу. Я обернулся и чуть не полысел: Утгерд, закованная в тяжёлые стальные доспехи, тоже присела на корточки и, скрипя зубами, полезла ко мне.       — Я с тебя шкуру спущу! — прокричали Синмир и Утгерд, как в один голос сверху и снизу.       Под грузом массивной воительницы и ударами мускулистого пьяницы несущие балки дрожали, и я испугался, что на нас рухнет и без того местами дырявая крыша. Подстёгнутый страхом, я рискнул обогнуть колонну. Поставив кувшин молока на поперечную балку, я уцепился в неё куцыми коготками передней лапы, готовясь подставить к ней заднюю, но железная рука Утгерд схватила меня за хвост. Из моей глотки вырвался сдавленный стон. Утгерд дёрнула на себя, и мы вдвоём рухнули прямо на борющихся нордов. Воительница грохнулась на спину громилы, звонко ударяясь железными латами, а я плюхнулся на Микаэля. По счастливой случайности бард убрал от лица барабан ровно в тот момент, когда моя лапа, сжимавшая заварное пирожное влетела в его лицо. Финальным мазком на нас пролилось холодное молоко, не удержавшееся на балке, основной поток которого на себя принял Микаэль, почему-то уже не считавший подобную сцену смешной, какой она ему виделась на рынке с Назимом. Звучный удар кувшина о рогатый шлем выпивохи завершил наше побоище протяжным гудением…       — Вот это я понимаю — удар!.. — под моим коленом сдавленно прокряхтела Утгерд в самом деле Несломленная, чего нельзя было сказать о сипящем громиле, пищащем барде и бедной Хульде, пребывающей в безмолвном шоке. Скуля от побоев, потихоньку мы расползлись на коврике у порога — единственному свободному участку таверны.       — Моё лицо… — промаргиваясь от размазанного заварного пирожного, пробурчал Микаэль. — Надо признать, бить ты умеешь… Победа твоя. Клянусь честью, Карлотте больше не надо волноваться из-за меня. Но вот с тобой… Мы как-нибудь ещё потолкуем, кошара…       — Постой, — тронул я барда. — К твоей спине салфетка с сыром прилипла.       Я снял с него мусор. Без намёка на примирение Микаэль ушёл, презрительно скривив губы. Однако, раскрыв бумагу, я понял, что это была записка. Времени вчитываться в её смысл не было, поэтому я сунул писульку в карман.       — Ох, Садия, милая… — еле держась на ногах за прилавком, оголтелым взглядом осматривала Хульда свою развороченную таверну.       — Да, госпожа? — отозвалась служанка, чуть дрогнувшим голосом, но отнюдь не от страха…       — Сегодня нужно помыть полы особенно тщательно. Так много пятен! — отходя от шока, дала поручение постаревшая на десяток лет Хульда. Теперь в её рыжей копне серебрилась парочка седых волос.       — Да, мисс Хульда… — через разбросанные столы, стулья, а также ошмётки еды, Садия пробралась с метлой к центру зала и, увидав меня, выразительно насупила брови, всем видом выказывая, что не одобряет мои методы ведения дел. Я только пожал плечами, мол сам не хотел, так получилось. Последовав примеру своей покорной служанки, Хульда грозно перехватила метлу.       — А вы… — хозяйка таверны медленно обернулась на нас и с устрашающим криком хлопнула по прилавку: — Все пошли прочь!       В глазах трактирщицы в самом деле пылал огонь, как обещал Микаэль, вот только отнюдь не любовной страсти. Она была готова сделать отбивную буквально изо всех нас, а из меня заодно и коврик к порогу. Садия сжала метлу, не сводя с меня темнеющих синих глаз, на дне которых бушевала настоящая буря. Клочья моей бурой шерсти парили по таверне, как снег, и мягко оседали на открытые плечи редгардки. Я понял, что со стороны служанки благодарности за такое грязное «избавление» от Микаэля мне ждать точно не стоит, и потому юркнул за дверь вслед за огненногривой Утгерд.       — Ха-ха! Эй, Микаэль! — от души смеясь, позвал барда Йон. — Я слышал, что умывание молоком полезно для кожи. Полюбуйся на себя в отражении, когда смоешь маску из заварного пирожного.       — Пошёл ты!.. — прошипел бард, неровной походкой двигаясь к дому Изольды. Видимо, о нём она тоже заботится.       — Каджит, ты герой! — одобрительно потрепал меня по загривку Сын Битвы. — С подобной мордахой он теперь вряд ли к кому-то пристанет. Ты великолепен, наш тан!       Я не видел, что там скрывалось под налётом заварного пирожного, но розовые молочные капли, размечавшие след Микаэля, не предвещали ничего привлекательного. Бедный лютнист… Во что превратил его лицо грозный выпивоха? Лучше не знать…       — Думаю, это не тот подвиг, которым мне стоило бы гордиться, — улизнул я из-под руки Йона и тут же врезался в спину громилы-пьянчуги.       — Смотри, куда прёшь, волосатый! — вспылил Синмир, окончательно проснувшись.       — Волосатый?! — оскорблённо поднял уши я. — Да я пушистый!       — Сейчас полысеешь и будет без разницы! — проревел норд, разминая пальцы.       — Прекратить драку! — вмешался мой надзиратель, появлявшийся всегда в нужный момент. За его спиной я уверенно распушил хвост.       — Куда же вы раньше смотрели?! — огрызнулся на стражника выпивоха, выпячивая рогатый шлем. — От стражи Вайтрана нет никакого толку, раз вы не заметили такого побоища в главной таверне. Привели зверьё в город, так держите его на поводке!       Надзиратель повернул на меня чёрные глазницы закрытого шлема, но я хорошо представлял усталый взгляд его серых глаз.       — Прости… — буркнул ему я, виновато опустив уши. — Я пытался, как лучше…       Страж тяжко вздохнул и сокрушённо покачал головой:       — Всё-таки стоило посадить тебя в клетку, каджит…