> Sext me

Остаток красного вина в розовой керамической кружке на замусоренном конспектами, пустыми веточками винограда, креманкой из-под мёда и кусочками сыра с голубой плесенью столе — тонкая полосочка, почти прозрачная плёночка, густая уже, даже не жидкость. Переплетённые обкусанные пальцы с мелкими ранками и припухшей кутикулой, спустя столько времени не сжимающиеся нервно в кулаки, свободно и расслабленно лежащие сейчас на столе в роли подушки. Твёрдой, неудобной — не пух совсем, а мясо да кости — от которой будет спустя час раскалываться голова, останутся следы на лице и гарантировано онемение. Но ноль-семь хорошее снотворное, смягчитель и болеутоляющее, и успокоительное тоже хорошее. А ещё практически антидепрессант и стимулятор мыслительной деятельности. Хорошо не физической активности — срывов и драк уже достаточно, пусть остаются послушно в прошлом, нет желания к этому возвращаться. Ресницы подрагивают чёрными тенями в комнате, в которой так и не был включён вечером свет, брови хмурятся через марево пьяной расслабленной дымки, сна, что тревожным одеялом накрыл с головой вместе с последней порцией выпитого. Снова кошмары — беспокойные, сумбурные, неразборчивые, как всегда навеянные всем чем только можно и смешивающие в себе мысли, воспоминания и страхи. Случившиеся, ожидаемые и несбыточные, реальные и выдуманные. Всё как всегда. Словно через мясорубку. Бег почти на месте по круговым коридорам, жёлтый рассеянный свет, словно из груди, бесконечные арки дверей, забитые окна: досками, панелями, картинами; ни входа ни выхода, один сплошной лабиринт фавна — нескончаемый и этим пугающий; стук сердца в такт ускоряющимся шагам: трусца, рысь, галоп… прыжок, скрип сердечной мышцы, скрежещущей в ушах, словно ржавое корыто; экраны телефонов вместо светильников на стенах, светящие, слепящие, пугающие, тирлинькание сообщений: буквы, фото, стикеры, стоны, моргание и мельтешение, щёлканье виртуальной клавиатуры где-то на закулисьях; синие ленты, словно паутина, сочащиеся холодным атласом прямиком из воздуха, из стен, из экранов, из динамиков — звенящие, будто натянутая струна, тянущие кандалами запястья и щиколотки и обвивающие горло. Шумное дыхание. Чёртов кошмар — ни продохнуть ни проснуться, и уж тем более, не проигнорировать и не прогнать, остаётся лишь тонуть в нём, захлёбываясь страхом и собственным дыханием, беспомощностью, послушно прогибаясь под давлением бреда, как всегда, словно тряпичная кукла нафаршированная клочками эмоций, подвешенным на нитях болванчиком шарахаться из одной предоставленной разошедшимся мозгом локации на другую. И опять новая. «Забери подарочек» — искаженный голос, не живой, будто бот в старой компьютерной программе, смех и кашель, теперь уже Инка, стены, окрашенные в белый и мокрые руки, острые углы коробки, режущие пальцы и вдруг разбитый бачок у ног, чёрный скотч и пакет. Щерудящий, из-под которого проглядывает что-то движущееся, ладони, которые ловят, давят и перетягивают. С силой, с удовольствием: толкают, держат и мотают — виток за витком; скрип скотча и собственный голос: «Не рыпайся, русалочка. Больно не будет, только холодно». Шлепки тела по ступенькам вниз, двери, арки, опять коридоры, тёмный водоворот и боль в затылке. «Пусти, ты его задушишь, убьешь же!» Хруст черепков под подошвами ботинков, ноющие колени, Чёрные прямые волосы, разбросанные по белой плитке. «Я монстр, опять набросился на человека, вместо того, чтобы просто поговорить. Посмотри, посмотри только на меня!»… «Смотри на меня, Эррор! Смотри! На! Меня! Только Инк и никто больше?» Синие ленты путают запястья, ползут по рукам на плечи и шею, словно змеи, трясут треща хвостами, спускаются узлами на грудь, гладят и зарываются под одежду. «Оа-ах, ты смерти моей хочешь, Ди! Ещё, сделай так ещё! Поцелуй!» Кислота металла на губах. «Ты такой Горячий сегодня», жжётся отблесками пламени, кусает руки; нечем дышать, давит шею: дымом, лентами, паникой. Жжёт, жжёт! Щиплет. Ладони в крови, золе и земле, и раны, запах пожарища и детский плач, темнота неба над головой и завывание сирен, ветер шумит в длинных завитках волос, путает, завязывает морскими узлами, лижет вздувшиеся мелкие волдырики на коже, сушит дорожки слёз, сизые… кобальтовые… сапфировые… нэви: «Нет, нет мама! Мама, прости меня! Я же не хотел, не хотел», «Тихо, тихо, милый, успокойся, уже всё… Прощаю». — Тш-ш, тихо, ти-ихо… — холод рук на лопатках, ползущий по горбику позвоночника к шее. — Я здесь. Ну что ты? А? Тш-ш-ш… — рваные движения, холод на коже, обруч сжимающих рёбра объятий и влага возле ушной раковины: — Тут, я рядом. Рядом. Ты только позволь, прости. Прости. Под чёрными ресницами щиплет солью, грудь заходится частым дыханием, пальцы сжимаются, царапают друг друга, открывают неосторожными движениями свежие сочащиеся ранки, сознание плывёт. Лёгкие касания, словно ветер на голых рёбрах, на боках, на животе. Горячо и холодно одновременно. — Я настоящий, правда. Не фальшивый, не обманываю, правда, правда… — запах фруктовой жвачки, ладонь на затылке, бархат влажных касаний и стук сердца в ушах, металлический привкус на языке. Кровь из прокушенной нижней? Нет. Пирсинг. Тонкие полосочки холодной твёрдости на губах и дрожание боков под пальцами — тонкие, гибкие, тугие косые мышцы и накрутка банана в пупке, что качается в такт дыхания, перекатывается шариком под мякишом подушечки большого пальца. — Дай мне шанс. Прости. — Прощаю. Сплетённые пальцы и давление на бёдрах, грудью в грудь, и колючий ёжик бритых висков колет, щекочет. А потом и длинные пряди, волны, что путают пальцы, руки, что сжимают бока и ползут вниз, нежная светлая кожа под губами и стон, что звенит в ушах и двоится эхом. «Простиш-шШу-у-у» — холод по спине, карусель в голове, руки немые, а пальцы покалывает иголками. «Хлоп!» ... Эр открыл глаза, вскинулся, всполошенно оглядываясь в тёмной комнате, прижимая ладонь к промокшей насквозь футболке и глотая воздух. Просто сон. Сердце стонет гулкой аритмией, во рту словно горькая пустыня рассыпалась песком, губы потрескались, шершавые, будто измученная жаждой земля — кисло. Облизать, делая только хуже, сглотнуть почти отсутствующую слюну и провести подушечкой большого пальца, откусить мимолётно заусеницу, что чиркнула по краю пухлых губ. Сухо, так пить хочется. Не надо было вечером кончать то вино. Не надо было вообще начинать его пить… одному… Пусто. Кружка на столе с живописным бардаком, валяющаяся бутылка на полу, серый в сумерках потолок, окно, закрытое наглухо. Он застонал, пряча лицо в онемевших ладонях: — Чёрт… вот дожился, — размял кисти и сжал несколько раз кулаки, чтобы возобновить циркуляцию крови и вернуть поскорее чувствительность в задеревяневших от долгого на них лежания частях тела, ругнулся повторно. Онемело всё вплоть до плеч, даже по позвоночнику прохаживались стройным рядом, по ощущениям, осколки стеклянной крошки, а совсем не мурашки, как положено. Ну надо же… Поднялся не особо устойчиво на не желающие гнуться ноги и прошатался до самого окна, открыл опять захлопнувшуюся от сквозняка створку, что разбудила, вдохнул свежий воздух и с глухим ворчанием ткнулся лбом в холодное стекло, оставляя разводы. Чёрные волосы сплющились о прозрачную твёрдость и с тихим скрипом размазали капельки пота о бывший песок. — Да простил я тебя, простил, — прогнусавил Эррор и сжал пальцами крашеное дерево открытой рамы сильнее. — Сниться-то мне зачем? Да ещё так. Он выдохнул в тёмное небо и прикрыл створку задумчиво, не желая мёрзнуть — погода уже настойчиво твердила о приходе зимы холодным ветром и запахом снега, витающим в каждом колебании ветра; оставил лишь небольшую щель для поступления свежего воздуха, чтобы уж совсем не задохнуться за ночь. Задумался. Кошмары не были чем-то новым для него, на самом деле, он часто утопал в бредовых видениях, просыпался в поту, а иногда и в слезах, но… — Но прежде мне никогда не снился… почти интим, — закрыл глаза на минуту и пригладил к затылку волосы, ухмыльнулся или скорее скривился на одну сторону. — Да мать его, да ты даже чужие сны умудряешься перекроить под себя каким-то образом, художник! Пошлятина ты ходячая, перевести ночной ужас в такое, да ты... — возмутился в голос и фыркнул сразу же от того, насколько это глупо прозвучало — обвинять Инка в том, что ему вместо привычного ужаса приснился почти что секс… с ним... волнующий до того, что просыпаться не хотелось... вот бы не ждать, а... Встрепенулся. — О чём я вообще думаю после кошмара? Что ты со мной сделал, Ра… Радуга... — Эр прикрыл золотистые глазa, улыбнулся и тут же закрыл растянувшиеся широко губы ладонью, мотнул головой, пытаясь утихомирить наконец сердце и заодно понять, являются ли такие резкие перепады настроения поводом позвонить к врачу, ведь ещё вчера вечером он страдал в обнимку с бутылкой вина от чужой глупости, а сегодня уже готов бежать и хватать за руки это до отвращения противное чудо, художника, что так плотно засел, не смотря на все свои минусы, в сердце. Задумался. Вспомнил, что не набирал своего психоаналитика уже по крайней мере три недели и заморгал удивлённо в неверии. — Я попросту забыл об этом. Я даже не думал звонить, я… — звонить было незачем. Обычные проблемы, обычные психи, обычное раздражение. Никаких тебе реальных срывов, взрывов агрессии, никаких панических атак, никаких голосов в голове! Всё это просто было вытеснено, заменено, стёрто, раздавлено и уничтожено одним единственным фактором — ужасно выводящим за грань Инком. Эррор хохотнул тихо. Ну надо же, вылечить нервы нервами, что за абсурд? Ты моё спасение, Радуга. Ерунда... Но в голове действительно больше не шумело, не трещало огнём и старыми воспоминаниями, даже лица родителей уже не вызывали желания накинуть пояс на люстру, затянуть потуже и вздёрнуться… Теперь этим поясом хотелось задушить. Или отхлестать по заднице. Да, так даже лучше, отшлёпать уложив на колени, приспустив штаны и обязательно потом… — Блядь, — Эррор зарылся руками в кудряшки, отошёл от окна и упал на кровать. Схватил телефон но, повертев его недолгую минуту в руках, с раздражением отбросил тот в сторону. Писать было некому. И некуда. Он вчера по приходу домой сразу же первым делом удалил чат, не задумываясь ни на секунду, ведь он… был больше не нужен. Продолжать валять дурака онлайн не хотелось, если и пытаться обучаться премудростям однополой любви, то явно в реальности, а не через камеру с помощью дилдо… Хорошее желаньице, ничего не скажешь. Эррор скривился: — Упал же ты на мою голову, художник, со своим пирсингом, татуировками, бескрайними глазами, звонким смехом, пошлыми комплиментами и нескончаемым упрямством. Колючий ёж, — скользнул пальцами по губам, вспоминая, как дико и яростно выгибала на нём спину эта горгулья, и как сладко, жадно и упоительно целовала после. — Дурак. Он уже не злился на него. Нет, совершенно. Эррор прикрыл веки и вдохнул прогретый воздух через ладони. Ему казалось… он понимает художника. Даже с тем мизером информации, что была ему сейчас доступна и известна, прошлое этого парня не казалось сказкой: каминг-аут ещё в школе, глупое по наивности признание, разочарование семьи, одиночество, травля из-за нестандартной ориентации, потом мудак-бывший, оказавшийся наркодельцом. Кто знает, какими были их отношения? Эр почему-то сомневается, что мягкими и трепетными, с цветами, кофе в постель и взаимной поддержкой. Люди, что приносят кофе в постель, целуют в висок и балуют вниманием и любовью, не скидывают обычно в университетский чат фото сомнительного характера, не шантажируют и не мучат по расставанию. Нет, это не он виноват, его явно испортили, сломали представление о правильности отношений первым же неудачным опытом, он не плохой, ему просто надо показать, как должно быть, как правильно. Хоть Эр и сам толком не знает Как, но… он чувствует. И он покажет, сделает так, как считает нужным. Продемонстрирует ему, что значит опекать и ценить. — И хорошо, что удалил чат вместе с контактами. Не будет соблазна рассказать и всё испортить… — ведь, если начинать с ним встречаться, то в честь этого надо было бы сделать подарок. А какой подарок может быть лучше, чем устранение достающего шантажом бывшего? Эррор сделал вид, что это единственная причина того, что он так жаждет встречи с никак не дающимся в руки Солем, а жрущая изнутри ревность тут абсолютно непричём. Он сбросил с себя футболку, стянул извиваясь прямо на кровати джинсы и забрался под одеяло, с силой зажмуривая глаза, намереваясь сегодня чем побыстрее заснуть и чем получше выспаться, чтобы завтра со свежей головой, а не с мучающим похмельным синдромом, взяться за исполнение планов. Накрылся с головой, с предвкушающей улыбкой представляя перед собой платиновую всклокоченную шевелюру и перепуганные глаза будущей жертвы. — Уже совсем скоро, ещё чуть-чуть. … Утро разбудило серой промозглостью, вороньим карканьем и гулом ветра за окном и… настойчивым стуком в дверь. Эр потянулся неспешно и со стоном разлепил глаза — ох не-е-ет, он явно зря вчера поленился и не сходил перед сном в маркет — минералка сейчас совсем не была бы лишней в, казалось, высохшем за ночь к состоянию вяленого инжира организме. Он чувствовался таким же вязким и липким внутри, как этот сморщенный сухофрукт, даже мышцы поддавались к движению неохотно. Эррор сполз с кровати, пнул красный вьетнамок, попав по нему со второго лишь раза, перецепился через пустую бутылку, что подвернулась под ноги, загнул витиеватую конструкцию матом и впился, словно вампир, в горлышко чайника, вытягивая из него всю жизненную влагу. В дверь снова настойчиво постучали. — Да что за супер-настырный дятел там долбится с самого утра? — он смахнул костяшкой пальца покатившуюся по губе каплю воды, отставил уже почти пустой чайник и прошаркал к дверям, хрустя плечами, словно семидесятилетний дед, клацнул замком и шарпонул за ручку. — Блу? Пронзительно голубые глаза пробежались по его фигуре, словно проводя ревизию и пересчитывая наличествующие части тела, начиная с ног и заканчивая головой, вздёрнутый нос скривили, а спустя миг и вовсе зажали рукой, помахали раскрытой ладонью в воздухе перед лицом: — Ну у тебя тут и атмосфе-ера… — Что? — растерянно поморгал глазами Эр, отступая от двери, дабы не быть сшибленным нагло направившимся без спроса внутрь комнаты низеньким но широкоплечим студентом в серо-синем полосатом свитере. — Мрачная? — переспросил, не совсем понимая, что именно вызвало скривленное лицо русоволосого паренька. — Отсутствующая! — кинул тот через плечо, целеустремлённо пролетая мимо, перепрыгнул через бутылку, что откатилась к батарее и открыл уверенным движением окно. — Дышать просто нечем. У тебя тут алкогольные пары вместо кислорода. Как можно так наплевательски относиться к своему организму? Дышать таким целую ночь! Выпивка вредна в больших количествах, Эррор! — наставительно выдал он, погрозил пальцем Эрроровому подбородку, схватил бутылку и… Эр было уже подумал, что тот для усиления воспитательного эффекта стукнет его ей по лбу, но Блу лишь подкинул коричневое стеклянное изделие в воздух, перекрутил на манер подбрасывающего кегли циркового жонглёра и впечатал в грудь: — Выкинь. Смуглые руки сами потянулись к дверцам тумбы с мусорником, почему-то не возникло даже малейшей мысли противиться указаниям, высказанным таким непоколебимым и уверенным тоном. — А теперь оденься, нечего тут передо мной в трусах рассекать. Расчешись, повыковыривай кузьки из глаз, приведи себя в порядок короче и расскажи хоть ты мне наконец, что вообще такое между вами с Инком происходит! Что за страсти? Я уже от любопытства сгораю просто! — под конец реплики было вполне не стыдно закрыть от возбуждённой громкости уши руками. Блу продолжил убивать децибелами: — Инк ходит по комнате как зомби дёрганое, утром вон вообще телефоном кидался, чуть в Дрима не попал, ничего никому говорить не хочет, ноет что-то о несправедливости жизни, невозможности ему помочь и том, какой же он дурак. Ну… последнее-то мы и так все знали, но… Но! Чтобы Инк и занялся самокритикой… — Блуберри прищурил глаза и ткнул в смуглую грудь пальцем, приминая напрягшуюся моментально мышцу. — Что ты с ним сделал? Что ты такого ему сказал? Дрим говорил, что это после разговора с тобой он превратился в рыбу каплю! Эррор поёжился и резко ощутил жуткую нехватку одежды на коже: — Ничё я ему не говорил такого, — буркнул, уворачиваясь от тёплого пальца, что до сих пор жёг своим присутствием левую грудь, сконфуженно спрятал глаза и принялся спешно натягивать на себя первую попавшуюся одежду. — Не ври мне! — блеснул глазами Блу, мотнул потешно русой головой и скрестил руки на груди. — Я тебя вижу насквозь. И его, кстати, тоже. Но поскольку мучать расспросами уже и так мучающегося друга это слишком жестоко… то я пришёл к тебе. — А меня, значит, мучать можно! — более искреннего возмущения эта комната ещё не видела на своём веку. — Нужно! — порадовала широкой улыбкой эта голубоглазая наглота и уселась невозмутимо за стол, с лёгкой брезгливостью растолкала мусор и освободила место для рук. — Если тебя не мучать, то вы вообще никогда не сойдётесь, и тогда продолжим мучаться мы все, а это в мои планы на этот семестр явно не входило. Я хочу сдавать экзамены в спокойствии, а не в санта барбаре. Так что давай, колись, рассказывай. — Да нечего рассказывать, — потупился в пол Эррор, не зная, что ответить на поставленный ему вопрос, чтобы не сгореть заживо от смущения прямо тут, на этом вот месте. Раскрывать историю о их с Инком онлайн переписке было слишком стыдно, а больше рассказывать было вроде бы нечего… хотя… — Просто поссорились из-за мелочи, ты знаешь, как он умеет доставать и бесить. А потом он… попросил дать ему шанс и… начать встречаться, — Эру показалось, что его кожа сейчас вспыхнет огнём изнутри, настолько стыдно почему-то было оглашать, казалось бы, привычные всем банальные вещи. — Ва-а-а! — подался вперёд опираясь на руки Блу. — Ну так дал бы ему! И всё, чего тут думать? Под чёрными кудряшками вспыхнули красным, кажется, даже уши: — Чего-о-о? Что, прости, ты мне только что порекомендовал сделать? — Шанс, говорю, дал бы! Чего ты ломаешься? Сам же вроде хотел с ним сойтись, в чём тогда проблема, я не понимаю. Эр спрятал глаза в ладони, хотелось зарыться где-нибудь в шкафу и тупо заорать, но голубые колючки не отпустили бы сбежать так просто. Оставалось лишь смириться со своим участием и утолить любопытство так неожиданно назвавшегося другом паренька хоть частично: — Да я и не отказывал, — почти что простонал Эррор. — Да ну! А чего ж он тогда ходит и умирает второй день кряду? — Я сказал ему, что подумаю. — Блин, ты как девчонка! — залился звонким смехом Блуберри. — И что, подумал? Когда планируешь устроить ему праздник? — Подумал, — Эррор пожевал губы и потёр сзади шею, не уверенный, стоит ли раскрывать свои планы вот так вот просто. — Ну?! — голубоглазый не выдержал и ткнул его кулаком в плечо прямо через стол. — Как только поговорю с его бывшим и решу все его проблемы, касательно тех фото. Блу присвистнул: — Ого, благородно. А ты серьёзно настроен, вижу, даже отговаривать тебя не хочется. Слушай, а на когда планируется эта встреча? Вы уже выходили с ним на контакт? И что с ним планируешь делать? А Инк? Как планируешь соглашаться? Ой, надо бы красиво-о. Ох, а давай я тебе помогу! Я могу, вот точно-точно! Организую, помогу, спланирую и даже подготовлю! А давай, давай я пойду с тобой! Эррор замотал головой отрицательно: — Нет нет нет нет нет! — ещё вот только его там не хватало! Картинка Блу стоящего над побитым испуганным связанным по рукам и ногам Соларом тут же замигала перед внутренним взором: «Эррор, а давай его прямо тут прикопаем, чтоб наверняка, а то ещё вернётся и будет Инка и дальше донимать, а нервы — это же так вредно для здоровья!» Тряхнул головой ещё раз: — Нет, нет, спасибо Блуберри, я с ним как-то один справлюсь. Но от остальной помощи не откажусь, пожалуй. Ты же знаешь, что Инк больше любит и как ему нравится. Ну, в смысле, нужно ли вести его в кафе, или нормально будет просто пригласить сюда? Что он больше любит есть: суши, пиццу или сладкое? Пьёт ли? Что мне покупать? Сок или шампанское? Или вообще, набор для коктейлей ему заказать и намешать прям тут? Блу разулыбался на все зубы: — Ой, это так романтично! Мило-мило-мило! Эрро-ор! Я бы никогда не подумал, что ты будешь задаваться такими вопросами. Ох! Нет, в кафе, думаю, лучше не надо, — он улыбнулся хитро и кинул любопытным взглядом в сторону кровати, будто оценивая, достаточно ли та красива или хороша для каких-то только ему пока известных целей. — Веди его сюда! — кивнул уверенно. — Назначь мне дату и время, на когда тут всё должно быть готово, я подготовлю для вас комнату, еду и прочее. Ух, всё будет в лучшем виде, поверь! Ты не пожалеешь, что мне доверился, а ещё… — он блеснул хитростью в ярких голубых глазах. — Рекомендую не просто прийти и ввалиться ему с приглашением в комнату, а сделать вот как, слушай… Эррор закусил губу, с интересом вслушиваясь в льющиеся нескончаемым звонким потоком слова, всё больше и больше округливая глаза, заливаясь нежным румянцем и улыбаясь. О да, он так и сделает, это явно очень и очень хорошая, просто замечательная идея.