> Sext me

— Как же ты меня выбесил, ляль, как же выбесил! Мокрые кеды шлёпают по асфальту незнакомого района, со штанов осыпается серая засохшая и превратившаяся в твёрдую корку жижа. Его уже отпустила паника, он почти спокоен, почти, если бы это только было возможно под окси: тело дёргает рвением активничать, желательно танцевать, но и бег тоже неплохо. Он шмыгает длинным носом, треплет головой, волосы на которой, и так отросшие и неопрятные, после произошедшего с ним собрались в застывшие сталагмиты-сосульки. Почти вприпрыжку преодолевает следующую улицу, двигается дальше. Он всегда двигается дальше, он никогда не останавливается: бутик не даёт. Хорошо, что он есть, иначе Соль не справился бы, иначе бы издох прямо под тем забором, да, прямо сейчас, ахах, было бы обидно. Если подумать, ему нравилось жить, ему нравилось быть собой, нравилось его болото, в котором он варился, сколько себя помнил. Его родное, жестокое, наполненное мразями болото. — Все мои хоуми любят наркоту, Каждый день, T.А. Gang, все мы на лету. Каждый из нас крейзи, Скуби-Дуби-блядь! — под ноги попался камень и высокий худой парень полетел лицом в асфальт, прерывая свои попытки петь. В сумерках раздался стон, потом шумное шморгание, кашель и плевок. Жаль, руки связаны и не достать нож, что покоится во внутреннем кармане. — Как ты мне дорог, Инка-сука, надо было тебя тогда избить до смерти, блядь, зачем пожалел? Идиот! Конченая дырка, возомнившая себя чем-то для меня важным и смывшая в унитаз товар. Блядь! Блядь, сука!!! Жизнь мою смывшая! А я решил, пусть живёт. Живёт… — смех разорвал пространство и истерическим лаем поднялся в небо, он сплюнул ещё раз, блеснул мутным взглядом металлически-серых радужек с крупными кругами зрачков, попытался вытереть сочащуюся кровь с разбитого носа о землю. — И эта твоя новая шавка порадовала тоже. У-у-у, ляля, завёл папочку, умничка детка, но вот только тебе это не поможет, и ему тоже. Пиздец вам, псинам, зря вы оставили меня живым. Соль подтянул под себя колени и поднялся на ноги. Не в первый раз жизнь так его трепала, бывало и похуже. Пошатнулся, ругнулся грязно и снова хохотнул, никак не в состоянии определиться с эмоциями: под бутиратом ломило последним временем немилосердно. Наркотик, что когда-то приносил исключительно эйфорию, желание общаться, петь, радоваться, дрочить и трахать, сейчас заставлял нервную систему идти вразнос. Сколько лет, конечно, это уже не то лёгкое развлечение, это зависимость, жизненная потребность. Жрать его, чтобы чувствовать себя хоть капельку живым и нужным, и чтобы не откинуться от страха и паники, что накрывала неминуемо, когда бутик отпускал. Он запрокинул голову назад и закружился на месте, отправляя в небо наложенный на ноты одной из любимых песен вой, заржал, согнувшись и капая кровью на асфальт, и пропел последние строки, которые помнил: — Яникс в здании, яйца в здании, Стильный парень, Джанни Родари. Ненавижу быть трезвым… — дальше память отказывала, подсовывая что угодно, только не нужные слова. — Ненавижу быть трезвым! Ненавижу! Ненавиж-жу! И вас ненавижу, уёбки! Тебя, ляля, в первую очередь, спустить бы твою жизнь в сральник так, как ты спустил тогда мою. Сука-а-а… — последнее слово растянулось скорее нежным хрипом. Сгусток соплей, окрашенный в красный, хлюпнул под ноги, и он снова принялся бежать. Тут недалеко, он уже осознал, где он, он уже выбрался к главной дороге, узнал этот район, понял, как добраться к ближайшей точке. А там помогут, развяжут руки и дадут напаснуться для расслабления. Свои не оставят в беде. — Я тебя найду, скотинище, я ж знаю, что ты рядом с ним. Я верну тебе приятность за бетон и за свой страх. Ты у меня ещё вспомнишь, как молиться. Готовься, папочка, готовься подохнуть, это моя бывшая дырка, а не твоя принцесска, которую надо защищать. Хуя ему, а не счастливой жизни! — расхохотался и продолжил шаг за шагом двигаться вперёд. На горизонте уже маячило знакомое здание и даже саднящие руки, скотчем перемотанные этой сволочью с татуировками на лице по самые локти, не останавливали и не могли заставить замедлиться. Что такое боль? Его гнала жажда мести. И плевать, что он нарушит все правила, царящие в их маленькой теневой пирамиде, с держащими порядок на районе он потом как-нибудь договорится. С ними-то всегда можно найти общий язык, если не деньгой, то информацией или одолжением. А можно вообще сделать проще — прийти и попросить напрямик сделать работу за него. Инк же ему должен за разрушенный настроенный бизнес, Инк заплатит, и финансово, и морально. Никто не смеет угрожать ему, Солар никогда не станет терпеть и ждать, когда угрозу «залить в бетон» воплотят в реальность, он слишком труслив, чтобы думать, что кто-то не посмеет. Посмеют ещё как. Да и кроме того, если не посмеет новый хахаль его бывшей ляли, то обязательно посмеют его собственные «работодатели». Ведь если он прекратит деятельность в его районе и перестанет присутствовать на территории возле Инка, как просил тот псих, его кончат ещё быстрее. А это не вариант. Соль не позволит себя стереть в пыль, лучше нанести ответный удар, пока ещё можно, пока есть силы и возможности. И ещё немного для своего удовольствия. — Настала твоя очередь быть жертвой, психованный. Подбавим тебе полосочек, думаю, красные продольные в районе кишок тебе пойдут не хуже, чем синие под твоими кошачьими глазами… — он остановился на подходе к зданию, дверь которого открылась и выпустила наружу фигуру. О да, его ждали. Жаль, не получилось принести хорошие вести и выбитые деньги, но что поделаешь, как уж есть, Солар постарается выдавить их из Инка следующим разом. Может, потеряв своего нового любовника, он станет сговорчивее, кто знает, стоит проверить… *** — Ну раска-а-азывай! — толкает низкий широкоплечий парень Эррора в бок, чувствительно, даже через мягкость куртки, припечатывая острым локтем прямо под рёбра. — Что у вас там было? Всё прошло хорошо? Чем закончилось? Всё ли понравилось? — убивает вопросами он, не напрягаясь, ох, с самого начала было понятно, что совместный поход после пар в супермаркет и соответственно дорога домой никаким комфортным общением не обернется. Чистое утоление любопытства за счёт его морального спокойствия. — Да ничем таким не закончилось, — отводит глаза Эр, стараясь не смотреть в сторону мелкого и не краснеть. Последнее в особенности, потому что то, что было и о чём он отказывается говорить, уж совсем не предназначено для ушей Блу. Да оно вообще ни для каких ушей не предназначено! Эррор предпочтёт оставить эти воспоминания при себе, вытаскивая их на нычку как большое сокровище предположительно перед сном, сгорая от стыда и желания повторить одновременно. Бля, почему вдруг секс с парнем оказался настолько приятным занятием? И бля, почему его оказалось так чертовски мало? Эр с удовольствием попробовал бы не только… — …рор! Земля вызывает Эррора! Приём-приём, Блуберри на связи, у вас входящее сообщение! Услышал? Снова с нами? Вот и отлично, — улыбается, светя веснушками на солнце, этот жизнерадостный малец. — Не труси мне, что ничего такого не было. Я знаю, что Инк дома не ночевал, и я видел его вчера. И сегодня тоже. Ох, Эр, он цветёт и пахнет, правда на физкультуре не очень счастлив. Почему-то бег даётся ему с трудом… — он подмигнул, как бы без слов выражая «Мы оба понимаем, отчего это, не делай вид, что не при чём». — Совсем его не бережёшь, мог бы и поаккуратнее, — хохочет это голубоглазое беспринципное чудовище и похлопывает совсем уже смутившегося Эра по плечу. — Или он сам проявил инициативу и перестарался, а ты просто ему пассивно позволил и совершенно не виноват? Ой, ладно, всё-всё, я молчу и не спрашиваю. Это только ваше дело, просто я так рад, что у вас наконец-то всё в порядке и вы сошлись и… хорошо состыковались… характерами. — Блу, господи! — смуглая кожа скоро сравняется цветом с варёной свёклой. Особенно на фоне сумрачного холодного неба, что вот вот разразится снегопадом. — Ну не уподобляйся! Инка мне мало с его пошлостью, и ты туда же. — Это, видимо, заразно, — смеётся мелкий по сравнению с Эррором парень и пожимает плечами под объемной курткой на резинке любимого светло-синего цвета. — Но согласись, тут сложно молчать. Даже Дрим шутит на эту тему, чего не случалось уже ой как давно. Инк светится и краснеет как школьница, это ли не забавно. И прячется от тебя, веселя всех. Эр, а знаешь, почему он прячется? Я тебе открою эту тайну. Не хочешь? Всё равно открою, — Блуберри заглянул доверительно в глаза, в голубых радужках плясали смешинки. — Говорит, что ты слишком хорош, чтобы сдержаться, а у него завтра зачёт по прыжкам в длину. А если он тебя увидит, вместо песка прыгнет в кровать, а с твоим размером и страстью, болеутоляющее и пантенол ему не помогут. Эррор закрыл лицо руками, не выдержав: — А мать твою, Блу! — потёр щёки и простонал в ладони. — Это просто невозможно! Только не говори, что вы с ним обсуждали… размеры! — вспыхнул и скривился тут же. — Мой размер. Бля! Ну за что? Меня к этому не готовили, я не согласен быть всеобщим посмешищем. Блу постучал утешительно по спине, тихо ухахатываясь: — Почему сразу посмешищем? Инк говорил, что… — Перестань, прошу тебя! — трусанул его за плечи красный, словно переваренный рак, Эр. — Я не хочу знать, что он обо мне говорил в этом плане! — замолчал на несколько секунд и завращал нервно глазами, потешно поджав губы. — Или хочу… Блу! Ты зараза! Я теперь не зна-а-аю. О, боги, что вы со мной сделали? Почему это так пошло и неправильно воспринимается? Я хочу и одновременно не хочу об этом говорить! Ну что за темы? Это вообще нормально? — Обсуждать секс с друзьями? — Блу хмыкнул. — Не знаю. Но ты привыкнешь, если продолжишь общаться с Инком, с ним по-другому нельзя, он слишком зациклен на красоте тел как художник и соответственно на… этом самом процессе. Это какой-то культ у него, честное слово, а близость, как он говорит, это апогей красоты, которую тело способно выразить. Уж не буду пересказывать во всех красках и с эпитетами, что использовал он. Спросишь у него сам, если тебе интересно. Но постой… — Блу остановился возле лавочки лысого и угрюмого парка, через который им пришлось идти домой, поправил шапку, из-под которой торчали кончики русых кудряшек. — Не говори только, что тебя это напрягает. Его зацикленность на физическом. Это же не отпугивает тебя? Он же не плохой, просто творческая личность. Очень творческая. Ты же не бросишь его из-за этого его увлечения? Эр заморгал удивлённо: он даже не думал, что такой вопрос может подняться. Может ли кто-то бросить человека, что ему нравится, из-за его зацикленности на красоте тела и сексе? Наверное да, если ты начал встречаться исключительно через внешность, но в случае с Эррором и Инком это попросту невозможно. Не хотелось признаваться себе, чтобы хоть визуально сохранить лицо, а не светить своими извращёнными наклонностями, но Эру нравился Инк. Весь. Именно с его пошлостью и неконтролируемостью, этой нервирующей остротой, готовностью ко всему. С ним можно было себя ощущать нормальным и не бояться выразить своё «хочу». Он так думал, надеялся, потому что попробовать выразить это самое «хочу» ещё не успел. Он вообще ещё ничего не успел, они всё ещё пребывали в состоянии шока. Даже случившийся секс воспринимался чем-то из разряда сна. Эррор ещё не понял и не принял окончательно всё, что с ним случилось. «Закрепить бы» — тут же пронеслось в мыслях, и он снова покраснел и спрятал лицо в шарф. А потом вспомнил, о чём только что говорили, взглянул на нервничающего Блу и поспешил замотать головой: — Нет, ты что! Я не собираюсь его бросать из-за такой ерунды… Пока его увлечённость не бросает его в объятия к другим. — Придурок, — Блу насупился. — Вот возьму и обижусь на тебя за него. Инк не из тех, кто изменяет. Прикалываешься, что-ли? Да он после расставания с бывшим полгода ни на кого смотреть не мог. И совсем не потому, что боялся, хотя этого все и ожидали с таким-то расставанием и травма… ой. Эр вскинулся, моментально теряя улыбку и бледнея на лету: — В смысле «с таким-то расставанием», в смысле «травмами»? Травмами? Этот уёбок его бил, что-ли? — Э-э-э… не надо было тебе говорить. — Да бля! — горсть подмёрзшей почвы улетела, отфутболенная со злостью куда-то за забор. — Да и правда, хорошо, что не сказал, иначе кого-то бы уже в живых и не было! — Эй, — Блу заглянул в глаза, явно волнуясь. — Не говори мне такого. Ты же слишком хороший, чтобы быть убийцей. А ну-ка, успокой-ка меня. Скажи, всё хоть нормально? Я же даже не спросил тебя, как всё прошло… с Солем. Удалось ли поговорить? Стал ли слушать? Золотистые глаза сверкнули злостью и раздражением: — Сложно не слушать, когда лежишь связанный на стройке… — выдохнул, замечая как побледнел после этих слов Блу. — Ой-й, да не бойся ты, ничего с ним не случилось, он жив и здоров, просто сильно напуган. — Это… радует. Сложно было бы тебя отмазать, соверши ты какую-нибудь… глупость. Эррор зыркнул на мелкого с сомнением; от кого-кого, а от Блу он услышать подобное не ожидал. От Кошмара и любого из его компании, кроме, конечно же, Кросса, — да, даже от Дрима, ему казалось, это ещё тот кадр, невзирая на видимую невинность и правильность, но не от Блу! Ну не походил он на того, кто имеет связи. «Отмазать»… Может просто фигура речи? Скорее всего. — Никаких глупостей, Блуберри, я был паинькой. И жутко об этом жалею. — Ладно-ладно, — улыбнулся тот, явно не чувствуя себя комфортно, обсуждая тему разборок с бывшим Инка, и вполне ожидаемо поспешил её поменять на что-то более приятное. — Давай не будем больше о нём, хорошо? Главное, что всё нормально закончилось, остальное не важно. Ты Инку-то хоть рассказал, что разобрался с его проблемами? Или ещё нет? Ох, если ты скажешь, что его просто напугал, а не побил, он, наверное, так тобой будет гордиться. Это так по-взрослому, на самом деле… Золотистые глаза моргнули несколько раз в раздумии. У Эра сложилось впечатление, что ему вот сейчас пытаются промыть мозги и впихнуть туда очередную в его жизни установку: «Не побил? Хороший мальчик. Вот тебе конфетно-инковый моральный бонус за правильное поведение, чтобы хотелось повторить». «То же мне, психолог доморощенный…» — фыркнул не особо довольно, но вслух говорить не стал, боясь обидеть. Своего нового друга он ценил, не хотелось его терять из-за своей несдержанности: — Нет, Блу, я не говорил ему пока, как-то минутки подходящей не подвернулось, немного не тем были заняты… — Эррор опустил глаза и продолжил наконец идти, надеясь, что Блу зацепится за намёк о явно приятном препровождении во время их первого «свидания» и оставит попытки его лечить. Это было бы лучше и проще, чем продолжать раскручивать тему наказания Солара. И малый не подвёл. — Как моя роза? Пригодилась? Инк оценил? — догнал и пошёл рядом, с трудом подстраиваясь под широкие шаги, чтобы не прыгать рядом, словно мячик, пытаясь двигаться в одном темпе. — О-о, конечно он оценил, Блу, — хрюкнул Эр, вспоминая офонаревшее лицо художника, характеристику «А это ещё что за ёж?» и закушенные с обожанием губы потом. — Роза была чудесна и за неё я тебе безумно благодарен, но… — вместе с этим вспомнилось и кое-что другое, что Эррора как раз жутко не устроило. Он кинул на Блу укоризненный взгляд. — Но с какого, извини, чуда, ты купил и выставил на тумбу лосьон для массажа?! Я ж тебя не просил! — воспоминания тут же перетекли в утро после памятной ночи, и перед внутренним взором возник лохматый, но счастливый Инк, строящий глазки и этот самый тюбик прижимающий к груди: «Ох, Эр, ты надеялся меня растереть? Хотел поиграть вчера? А я не заметил и поспешил, придурок. Прости, но… а давай в следующий раз попробуем. Я с удовольствием отдам всё своё тело в твои сильные руки…» — Я не умею делать массаж, Блу! И я буду возмущаться. Я, конечно, тебе доверил помощь, но есть те вещи, в которые тебе доступа не должно быть. Ты уж меня выслушай и пойми, раз мы друзья. Я выражу своё недовольство лишь раз, знаю, что неприятно, но… Какого фига ты вообще допустил, что можешь решать за нас, куда нам двигаться и что практиковать в кровати? Нет, ну правда. Мы люди, а не герои мыльного сериала, жизнью которых можно управлять, подсовывая разные… уф-ф, короче всё, ты понял, иначе сейчас меня понесёт… — Эррор остановил себя, чтобы не распаляться и не раздувать своё недовольство слишком сильно, выдохнул, успокаиваясь. Это, наверное, было не очень красиво с его стороны, эта вспышка. Но, поскольку тема поднялась, сложно было не высказаться: внутренний собственник бушевал и требовал установить границы дозволенного. Он не позволит, чтобы кто-то кроме него решал, что будет делать Инк, о чём будет мечтать в интимном плане и какие практики осуществлять. Хватит. Уже один вынес его личное в групповой чат, этого было вполне достаточно. Художник не игрушка и не всеобщее развлечение, чтобы каждый мог пихать свой нос в его жизнь настолько глубоко. Эррор закрыл глаза и сосчитал до десяти, унимая дрожь кончиков пальцев. Нервный день, надо бы успокоиться и зайти к Инку в гости, может хоть его моська вернёт приятное расположение духа. — Ох, извини, — смущённо ответил на эмоциональную тираду Блуберри. — Не подумал, что тебя заденет, больше не буду, и Дриму скажу, чтобы нос свой не совал, мало ли… Ой, а кто это? — резко сменил тему разговора он, вертя головой и заглядывая за спину. — Эр, это твои знакомые? Они идут за нами уже минут пять и начали нагонять. Эррор оглянулся подозрительно, оценивая компанию не вполне культурного вида, что обнаружилась уже в нескольких метрах от них. Нахмурился и остановился на месте, словно вкопанный: знакомые с такими лицами не ходят и у знакомых в руках не мелькают ножи. Сердце пустилось вскачь. — Блуберри! — выкрикнул он, то ли предупреждая, то ли просто от излишнего волнения. Ладно он, он из подобных неприятностей выкручиваться привык, не раз и сам организовывал, чего греха таить. Да и физическая подготовка у него была, что, конечно же, не гарантировало безопасности, но хотя бы давало шансы на успех или возможность выбраться из грядущей передряги с не слишком большими повреждениями. Их было трое, двое из них с ножами, а он лишь один, потому что Блу… Блу был не в счёт. Да о чём Эр сейчас говорит? Блу не то что был не в счёт, он был в минус. Отвлекающий фактор, за которым нужно следить и который нужно защищать. А защищать мелкого своего друга Эррор был намерен, даже не задумываясь. — За спину! — скомандовал он, наскоро прикинув расположение противников, что уже начали медленно наступать в их сторону. И ширину дорожки в парке, ограничивающую возможность движений: по обе стороны её прижимали лавочки, да и кусты не позволили бы обойти широкой дугой и напасть сзади. Это хорошо, меньше места для манёвра, меньше риск неожиданностей. Эррор ступил вперед, заслоняя собой застывшего столбом Блу. Напрягся, из последних сил надеясь, что ему показалось и эти три рыла просто направляются мимо, а не к ним, но тройка взглядов, что нашла безошибочно его глаза, стёрла эту надежду, будто той и не было. — А мать твою, — рыкнул тихо он, одновременно метаясь вперед и в сторону, дождавшись первого и самого решительного противника, совсем не желая по-геройски глупо встречать его грудью, вместо этого подныривая крупному парню под руку и совершая захват. Шаг в сторону, хватка на запястье, что с предательским хрустом почти-что в обратную от привычной стороны вывернулось под не природным углом. И первый летит носом в землю, а Эр разворачивается вокруг своей оси и вертит головой, чтобы выцепить глазами следующего противника. Этот мельче и несоизмеримо шустрее. Двигается на полусогнутых, явно зная, как себя вести в такого рода драке. Эррор попятился назад: идти лоб в лоб с машущим перед собой раскладным ножом парнем не хотелось. С ним вообще не хотелось сталкиваться. Да что угодно лучше, чем вот такое острое рандеву на природе. Он, мать вашу, ещё хочет пожить! Он не любитель играть с холодным режущим и со смертью. Вот взмах, уворот, лезвие ножа прошло так близко, что глаз уловил отблеск серого солнца на его скупо отполированном металле, отшатнуться назад и попытаться схватить руку. Безрезультатно. Слишком быстрый, знает, чего ожидать и как нападать. Эр рычит тихо через зубы. А ещё же есть третий, которого почему-то не видно на горизонте, который наверняка где-то сзади, потому что Эррор развернулся так неосмотрительно боком. Или ещё хуже, где-то возле Блу. Шуршание камушков по асфальту выдало какую-то активность: несколько шлепков, глухой удар, тонкий вскрик режущего ухо «чш-ша-а-а!», снова тупые удары и шорохи, а следом шуршание. Кто-то явно боролся, елозя ногами по земле. Шипение, кряхтение и давящийся кашель. Грудь стиснуло липким холодом и обручем колотящегося страха. Нельзя больше ждать, плевать на выжидающего с лезвием, что шатается перед лицом, вылавливает удачный момент. Надо помочь! Прямо сейчас! Развернуться и спасти! Чёрные кудри взметнулись от порыва ветра блестящими, отливающими синим завихрениями, капелька пота прочертила вертикаль по лбу вниз и сорвалась в холодный по-зимнему воздух. Золотые глаза стрельнули за плечо, отыскивая источник тревожащего звука и упуская из зоны видимости противника. Эр отступил в сторону резко, чтобы сбить с толку и спутать мысли, заставить мелкого потенциального убийцу замяться, давая себе время на манёвр. Выторговывая у жизни шанс, рискуя собой, спасти от возможной беды его. Чтобы выручить Блу! Не дать навредить. Но какое же его сотрясло удивление, когда скрученным и сучащим ногами, чтобы вырваться, он застал как раз не его! Блу держал в захвате крепко, широко расставив ноги и предплечьем задирая чужой подбородок к небу, кривил веснушчатый нос и сосредоточенно пытался завалить противника на бок. И, судя по красному от напряжения лицу небритого амбала, это ему удастся без проблем. Можно было даже не рисковать сейчас, отвлекаясь от собственной небезопасной неприятности. И стоило этой мысли только пронестись в голове, как бок обдало болью. Тупой и острой одновременно. Глухой удар через смявшуюся толстую ткань плаща и прошивающий укол, словно спицей пырнули и вырвали, продрали кожу, мышцы и ещё кто его знает что. Адреналин не позволяет понять и ощутить степень глубины пореза сразу, бьёт кувалдой в висках, крошит остатки спокойствия гонит кровь по венам быстрее. Эр дёрнулся от укусившей железки и ушёл на выпаде в сторону, подальше от зажатого в руке ножа, что принёс острую боль. Он даже не смотрел, в чьих именно руках была зажата обжёгшая бок железяка, но скорость противника давала понять. Это именно тот, от которого Эр так глупо отвлёкся, подставляя себя для удара. Присесть на чистом адреналине, сделать подсечку и выбить землю из-под ног, пока враг выравнивает равновесие после глубокого пыряющего, припечатать тут же пяткой в солнечное сплетение, а следом и локтем в лицо несколько раз добавить, чтобы уж с гарантией. Нож вылетел с разжавшихся рук, звякнул некрасиво по влажному, грязному дорожному покрытию, красные капли хлюпнули на асфальт, всё увеличивая свое количество и превращаясь постепенно в тягучую струйку. Но смотреть на то, как по дорожке разливается красная лужа с разбитого в хлам лица не позволили. Сзади послышались быстрые шаги. Первый! Эррор упал на задницу, понимая, что не успеет подняться и увернуться по-другому. Он совсем забыл о нём! Выбить нож — еще не вывести из строя, и в подтверждение этого утверждения, на него и навалились тяжёлой тушей. Смуглые руки оттолкнули от себя и потянулись было влево, но нашли лишь скрученную куриной лапкой, поджатую к груди вывихнутую руку, от рывка которой противник вскрикнул болью, но не отступил. «Бля! Левая ж!» — вспомнил Эррор, соображая судорожно, и в последние мгновения успел подставить ладони, чтобы остановить молнию стали, что прочертила короткую дугу в воздухе. Руку прорезало вспышкой боли, он засычал и сжал, не соображая, пальцы, рванул на себя повреждённую, пульсирующую жаром правую, а левой въехал нависающему сверху по лицу, метя и попадая прямо в переносицу. На лицо брызнула кровь и он захлопал глазами, чтобы вернуть резкость зрению, насколько это вообще было возможно. Теперь ему прекрасно удалось рассмотреть рожу напавшего, и его бандитская физиономия не очень-то нравилась в такой близости от собственной. Он взрыкнул и припечатал ещё раз подтянувшего ладони к лицу парня, кулаком буквально вталкивая его руки в расквашенный нос. Тот булькнул что-то нечленораздельное, отдалённо походящее на маты, и попытался втянуть голову в плечи, чтобы сгруппироваться и защититься, а может просто на чистых рефлексах. Эррор уже не соображал, не анализировал. Бок и правая рука резали жуткой болью, жгли огнём, в глазах плыло чужой кровью, что выедала слизистую, щипала и мешала смотреть. Он толкнул коленом, подбрасывая вверх и тут же плечом, сбрасывая с себя прочь на влажную грязную дорожку, с шипением навалился сверху и, почти не соображая, принялся бить раз за разом единственно целой, не считая сбитых в кровь костяшек пальцев, левой, превращая короткими точечными ударами от плеча и вниз чужое лицо в откровенное месиво. Нижний уже не сопротивлялся, тело размякло, и два последних удара просто смазались в неясные шлепки: голова откатывалась после каждого назад, сбивая равновесие. — Р-ро-ор… — услышал он аккуратный вкрадчивый голос и вздрогнул, наконец переставая долбить кулаком отключившегося невесть когда противника. — Хватит, ты же убьёшь. Из груди вырывается хрип и облегчённое вздыхание; жив, в порядке. Блуберри не пострадал и это самое главное, он стоит над ним всего в нескольких шагах, обеспокоенно заглядывая в лицо, и Эррор теряет от нервов тихий истерический смешок: — В-всё… я всё, Блу. Я понял. Уже перестал, — отползает немного в сторону, сваливается на бок, плюхаясь на задницу откровенно устало на асфальт, кривясь от боли, что начала накрывать и пульсировать, кажется, во всем теле. Видимо, адреналин закончил свое турне по венам и капиллярам и решил откланяться, оставляя за собой напоследок противную судорожную дрожь в поджилках. — Ой, — слышится со стороны растерянное и немного огорчённое. — Я надеюсь, что ему не было слишком уж больно, — выдаёт это чудо, толкая носком ботинка вырубившегося врага, которого сам и уложил. Эррор хрипит и кашляет хохотом, срываясь куда-то в отчаянную истерику от всей глупости комментария. Боже, их только что пытались убить! «Не слишком больно», пха, Блу! Смуглая ладонь растирает брызги крови с исказившегося лица с полосами татуировок, Эр баюкает правую руку, прижимает ту к груди и через боль фыркает: — Да нет, что ты, мелкий, какая боль? Он кричал исключительно от удовольствия. Блу вскидывается, возмущённо супя брови. Он всклокочен и взмылен, замок куртки разъехался на добрую треть и видна тяжело и возбуждённо вздымающаяся грудь под полосатым свитером. Он ерошит волосы на лишившейся шапки голове и округляет глаза, наконец оценив вид сидящего и сгорбившегося Эррора. Вспоминая, что ему же вроде как… неплохо было бы помочь. — Божечки, Эррор, это… — голубые глаза, словно два огромных блюдца. — Что это? Из твоей руки. Эр! Эррор опускает глаза на вышеупомянутую конечность. И правда же… — Нож, — просто и почти безэмоционально. Потому что уже нет сил реагировать ни на что от накрывшей апатии, что после адреналинового взрыва практически взяла в плен. Но он рад, это всё же лучше, чем паника и слезы. Потому что болит чёртом. Лезвие торчит аккурат посреди ладони, чётко между вздувшимися канатиками сухожилий указательного и среднего, оставляя ручку ножа с другой стороны. Как удачный грим на Хэллоуин. Даже засмотреться не грех. Кровь сочится, пачкая взбухшую синевато-красную кожу, течёт, забегая в рукав и капает на полы плаща и драные джинсы. — Ма-а-амочки… О господи, о боже мой, ты только не трогай, только не дёргай это, только не вынимай! — кидается русоволосый на колени, нависает сверху и сгребает лицо в ладони, похлопывая по щекам. — Пришёл в себя? У тебя глаза мутные. Что-то ещё? Где ещё болит? У Эррора на самом деле болит всё, разве что волосы на ногах и левая пятка вот чувствует себя вполне вроде неплохо. Он кривится, скаля зубы: — Бок… кажется, он меня-таки достал. Блу шуршит тут же внизу в стороне, разгребая складки плаща, и охает, поднимаясь с красными пальцами: — Я сейчас, Эр. Эри, я уже, вот потерпи только немножечко… — грязными руками пачкает светло синюю куртку, сражаясь с молнией кармана, чуть не роняет телефон из скользких от крови ладоней. — Ал-ло, да-да, Скорую в парк по Соборной! Срочно. Ножевое в брюшную полость и проникающий в ладонь. В сознании. Да, адрес тот… — он повертел головой вокруг. — Ближе к продуктовому, нас с главной дороги видно. Яркая синяя куртка на мне, вы не пропустите. И полицию. Да. Я жду. Эр уронил голову на грудь, кривя пухлые губы: — Полицию-то сразу зачем? — Глупый! Всё равно криминал откроют. Если успеют приехать, пока эти вот не придут в себя, сразу же их и оформят, а я уж побеспокоюсь, чтобы они в себя не пришли, — рыкнул неожиданно серьёзно Блу и обнял Эррора со спины, запуская руки под рёбра, отыскивая мокрое пятно и сжимая. Тот зашипел, роняя хлеснувшие тут же с глаз слёзы: — Ты чего делаешь, больно ж! Блуберри фыркнул в красиво выстриженный, но выпачканный в крови и грязи висок: — Терпи. Бок тебе зажимаю. Не знаю, что там, но не хочу, чтобы ты сконал до приезда скорой от потери крови. — Господи… — наверное впервые в жизни взмолился Эррор. — Ты больнее ножа, — всхлипнул тихо и сжал зубы, откидываясь и опираясь на Блу спиной, вышёптывая бледными губами злые ругательства с просьбами пожалеть его или ещё лучше: добить. — Рот бы тебе с мылом, несчастье ты моё невезучее. Терпи.