> Sext me

В палате было темно. Простынь, что сбилась мятыми барханами под пятками нервировала своей белизной, единственным светлым пятном, кроме подушки, в полутёмной палате привлекая к себе даже как-то слишком много внимания. Эр улыбнулся, словно ребёнок, затевающий пакость в летнем лагере, и выглянул за приоткрытые двери — в больничном коридоре было тихо, приглушённо жёлто и странно пусто... словно в морге. Он фыркнул пришедшей в голову ассоциации и передёрнул широкими, скрытыми под растянутой старой радужной футболкой плечами. Медсестра явно уснула, расслабленная и убаюканная жужжанием сухожаров и отсутствием тяжёлых пациентов в хирургическом отделении, а те немногие, что составляли Эррору компанию днём, спали давно мёртвым сном, набираясь сил, чтобы побыстрее встать на ноги и умотать домой из этого унылого места. — Да-а-а, гостиница три звезды, причём две из них у владельца на погонах… — проворчал Эр, вжал голову в плечи от того, как громко в звенящей тишине это прозвучало, а следом от того, как в соседней палате кто-то протяжно и жалобно застонал. Постоял немного в коридоре, оценивая вероятность того, что на звуки кто-то всё же явится, и облегчённо выдохнул — крепкому сну стоны не помеха, особенно, если сон на рабочем месте, а стоны от боли, а не от какой-нибудь постыдной практики… которой Эр сейчас и планировал себя развлечь. — Господи, и чем только собираюсь заняться? — вопрос был исключительно риторический. Он прекрасно знал, как именно он хотел скоротать время, а вот как именно это что-то должно выглядеть в деталях, не представлял даже приблизительно. Он надеялся, что вселенная сжалится над ним, и Инк от счастья и жадности возьмёт всю инициативу на себя. — Уф-ф… — Эррор кивнул довольно, не дождавшись от медперсонала никакой активности. Из признаков жизни в коридоре оставалось только медленное движение ползущей по стене сонной полу-дохлой мухи, и он хмыкнул удовлетворённо и прикрыл плотно дверь в свою палату. Какое счастье, что он не послушался уверяющего его в скорой выписке врача и оплатил себе отдельную вип-палату. Остановившись на секунду с прискорбным вздохом оглядел временно принадлежащие ему покои: окрашенные во что-то, казавшееся при свете ночника рвотно-зелёным болотом стены, кровать, стол, тумба и единственное, что намекало на законность приставочки -вип — чайник. Эр с видом ущемлённого в обслуживании графа провёл пальцем по надколотой пластиковой ручке электрического прибора и отпил прямо через носик добрую треть воды — губы нещадно сохли, горло першило, а язык постоянно норовил прилипнуть от нервного трима к нёбу: — Да что это я? Мы же уже как бы и так… было же… так чего же я?!.. Да блядь! — он прикрыл глаза, медленно вдохнул и выдохнул воздух, кивнул решительно, в несколько широких шагов пересёк комнату и, присев на кровать, уверенно клацнул выключателем — палата погрузилась в полную темноту, сразу полегчало. Он вынул из ящика тумбы спрятанный там телефон, и смуглые пальцы защёлкали виртуальной клавиатурой: «Чат или звонок?» «Ты в комнате один? Можешь говорить? Или удобнее будет писать?» «Привычнее…😳» Эррор облизал губы когда напротив аватарки Инка засветился зелёным огонёк и заплясали три точки. Долго и упорно. Густая бровь взмыла вверх — да что за поэму он там пишет? Печатать столько времени! «Это правда то, о чём я думаю? Я правильно тебя понял, Ди? Ты хочешь заняться со мной виртом? ❤️‍🔥❤️‍🔥🫦 м-м-м, скажи ДА, нет, нет, скажи ДАААА~, ох, прошу, прошу тебя! Я едва досидел до часа ночи, успокой меня, я же не зря ждал, и ты имел ввиду именно это? Хотя, в любом случае, что бы ты от меня не хотел, я готов не спать ради тебя всю ночь, обожаю тебя, мой любимый❣️» Эр разулыбался, пробегая по второму кругу сообщение глазами, фыркнул счастливо себе в грудь. «Чат или звонок, Радуга?» «Оооох, Раааадугааа😏» «Ну хорошо, сладкий мой. Тогда звонок. Хочу слышать твои стоны в процессе» — Ох, и я твои. Соскучился, — ответил Эррор в голос, тут же тыкая на значок телефонной трубки и ставя предусмотрительно вызов на громкую связь. — Да, мой хороший. По спине под радужной футболкой прошлось холодком, Эр закрыл глаза и размял плечи. Воображение проделало с ним только что странную штуку: аватарка Инка, которую он так и не поменял с дней их онлайн общения, такой знакомый стиль общения, пестрящий смайликами… Эррор будто в прошлое окунулся, будто снова лежал в своей маленькой комнатке в общежитии и общался с двумя одновременно: с Инком, притягивающим взгляды, и с Радугой, раскрепощённость которого и заставила найти себя. Ах вот как звучал бы его голос, отважься Дэстрой тогда… — Алло… алло, Дэстрой, ты там? Ди... Всё нормально? Эррор? Эр мотнул головой, отгоняя нахлынувшую слабость. Голос, что вырвался с опять пересохшего горла показался даже излишне хриплым и низким: — Не Эррор, Ди. Дэстрой, прошу тебя. По ту сторону хихикнули в трубку тихонько: — О-ох, ты хочешь поиграть? — Не против. — Испорченный мальчик… я тоже… хочу, — выделили последнее слово интонацией, и Эррор сглотнул, помялся на кровати, осознавая, что уже плывёт от предвкушения, от одного лишь нежного тягучего голоса, от сипящих по-змеиному «с». — Скажи мне, сладкий, ты сидишь сейчас? Мне надо понимать с чего начать. «С меня» — проглотил Эр судорожно, а в трубку выговорил пересохшими губами: — Я на кровати, Радуга. А ты? — ожидал он услышать описание места или комнаты, томное «ох, я тоже. И я в комнате абсолютно один»… но Инк выбил из колеи, первой же своей фразой, давая понять, что скучно сегодня не будет, и посылая жаркую волну желания в низ живота. — А я, мой мальчик, стою перед тобой на четвереньках. Прямо перед твоими согнутыми немного ногами, томно вглядываясь тебе в золото глаз, и закусываю губу. Ох, я кладу ладони на твои колени, Ди, поглаживаю и развожу их в стороны. Знаешь для чего? Эр прошёлся языком по приоткрытым губам: — Для чего же? — Чтобы иметь возможность коснуться, поцеловать, чтобы добраться к тебе, Дэстро-ой… Я веду ладонями от колен вверх по внутренней стороне бёдер и останавливаюсь у самого паха. Ты в бриджах, милый, или уже без? В чём ты одет, расскажи мне, я хочу видеть тебя. Голос вильнул сексуальной волной и в трубку толкнулся шумный выдох. Эррор, неизвестно чем ведомый, прошуршал руками от груди вниз, замирая пальцами у ямочек у косых мышц живота и приминая ткань боксёров следом. Ту ткань, что натянулась вполне уже твёрдым, хорошо читаемым бугром, что вздымалась красивой качественной дугой, растянутая до своего возможного максимума моментально затвердевшим на слова любимого членом: — Без них, — он попытался говорить спокойно, не позволяя голосу превратиться в выдающий его состояние стон. — Трусы и футболка. Твоя футболка, Радуга. — Ум-м-ф-фх… — тут же прошумели в трубку. — Как сексуально… моя футболка. А знаешь ли ты, что это именно та футболка, в которую я был одет, когда впервые кончил, переписываясь с тобой? Это так возбуждает. Скажи мне, Ди, скажи, а ты сегодня хочешь кончить быстро, или мне стоит… — Не тяни, не выбешивай, Радуга, — рыкнул тихо Эррор, откидывая голову на подушку. Чёрные локоны рассыпались по ней коротким кудрявым водопадом. — Ах, так у тебя уже стоит... — это был не вопрос. Нет. То игривое удовлетворение, что слышалось в голосе, было явно не вопросом, оно просто выражало осознание. И его довольство. — У меня тоже. Киса, ты не представляешь насколько сильно у меня стоит. Ах, если бы ты только видел, сладкий. Головка уже вся блестит, и я даже ещё не использовал смазки. Но мы отвлеклись с тобой. Давай-ка я продолжу, ты же не против? Нет? Вот и славно, — с трубки послышалось шуршание и отдалённый щелчок пластика крышечки. — Я веду ладонями по твоим бокам, по прессу, оглаживая каждый бугорок, по рёбрам и груди, замирая неспешно на сосках. Прижимаю их едва-едва, играясь. Они напрягшиеся уже, твёрдые и плотные, и так приятно чувствуются под пальцами. Я мну их и оттягиваю. — Хах-х… — О, я слышу, тебе нравится, не сдерживайся, мой хороший, я же не вижу тебя, но я хочу знать, нравится ли тебе, всё ли я делаю правильно. — Делай, Радуга, просто делай, — прошептал Эррор в трубку, жамкая себя через радужную ткань. — Мне нравится, блядь, я кажется извращенец, но ты пожалуйста продолжай. — Конечно, милый мой, — голос будто мурлыкнул, облизал и ткнулся в ухо, словно по-настоящему обдавая хрясточек раковины теплотой дыхания. — Хочу поцеловать тебя, Дэстрой… Я оставляю руки на груди, приминая напряжённые мышцы, опираясь на них и играя попутно большими пальцами с сосками и тянусь вверх. За поцелуем. Ты такой большой. Даже лёжа, такой высокий, я ощущаю себя совсем маленьким напротив тебя, слабым. — Хрупким, нежным… — прерывает Эррор. — Моим, — выдыхает с закрытыми глазами, представляя себе каждое слово и каждое движение, воображая тонкую фигуру, светлую кожу с контрастными полосами тату на груди и плечах, блестящие колечки пирсинга. — Твоим, — вторит ему нежным урчанием голос, пуская мурашки по смуглой шее, груди и ниже, по животу и к самому паху, что пульсирует томлением и желанием. — Твоим от пальчиков на ногах до самых кончиков волос. Полностью. Ты прав… Я наклоняюсь, и непослушная прядь моих волос падает тебе на шею, щекочет возле того места, где я тебя целую. Я веду языком по ямке за ухом, прикусываю мочку и дышу в губы. — Да, Радуга, поцелуй. Мне так нравится твой напор и твоя уверенность. А ещё волосы. Можно, я намотаю их на кулак? — Н-нг… можно… можно, Дэстрой, всё что угодно, всё, что только захочешь. Эррор сглотнул и потянул за резинку белья вниз, теряя выдержку и закладывая темную стрейчевую ткань под поджавшуюся от возбуждения мошонку, прочертил пальцами кривую линию к ровному стволу и по нему, завершая движение плотным скручиванием у самой головки: — Я оттянул бы твои волосы назад, запрокидывая голову, заставил бы напрягать шею и выгибаться, податься ещё ближе, вперёд, ко мне и поджать задницу чтобы я мог её помять. — Ах, ну так делай. — Уже делаю, — в шорохах и тяжёлом дыхании можно было утонуть. — Тяну и глажу, спускаюсь ладонью по груди к пирсингу на животе, прижимаю его, обвожу по кругу, играю с верхней накруткой и щекочу, а потом потягиваю, отпускаю и заныриваю рукой за резинку... что там на тебе надето... я… — А-ах, Дэстрой, да, да, прошу тебя, спусти эти никому ненужные трусы вниз и возьми уже в руку мой… — Твёрдый, словно камень член, — перебивает Эррор, отчаянно сипя в трубку, сам не понимая, что на него нашло и откуда в нём взялось столько инициативности. — Да-а… — выстанывают по ту сторону. Голос Инка переливается с тяжёлого дыхания в стоны, а потом в имя любимого, в ласковые прозвища и просто лепет. Будто он и правда тут — в темноте этой комнаты, стоит на коленях, выгнутый красивой дугой назад, раззадоренный и едва держащий себя в руках, а Эр тянет его за волосы, запрокидывая белокурую голову к лопаткам. — Погладь его, сожми… — Тш-ш-ш, — волнующее и по-змеиному протяжное. — Всему своё время, Радуга. Возьму. Сразу после того, как пробежусь рукой по спине, сожму попу и оцарапаю бедро. Возьму сразу и весь. Уже взял. У меня широкая ладонь, Радуга, её хватает чтобы со всего члена видно было только лишь порозовевшую от прилива крови головку. Правда же? — Нха-а-а, почти, Эр, почти-и… — тонкие стоны ласкают слух и собственное самолюбие и достоинство. — Она достаточно широкая у тебя, чтобы заставить меня стонать твоё имя просто оттого, что стискиваешь, мнешь, даже не водишь… — Вожу, — урчит Эр, наклоняя голову к телефону ближе, чтобы соблазнительные нотки в голосе было слышно лучше. — Вожу по нему прямо сейчас, он такой напряжённый у тебя, Инк, дрожащий почти, я чувствую каждую венку, каждый рельефный выступ под своими пальцами. Такой горячий. Я так хочу сейчас тебя, Радуга, что готов даже взять у тебя в рот, хотя такого ещё и не практиковал, но вместо этого лишь стону тебе в шею, зарываюсь пальцами в волосы плотнее и прикусываю чуть ниже ушка, тут же зализывая и дуя. Тебе нравится? — Ох, спрашиваешь, я без ума от подобного, укуси ещё раз, и за волосы потяни сильнее. Да, Ди, прошу тебя, да! А-ах! Эррору показалось, что последний стон разбудит всех кого можно, что тут что в общаге, настолько громким он был. Звонким и почти отчаянным. Ему и не думалось, что вирт настолько его увлечёт, ему не казалось, что это будет настолько волнительно, до каменного стояка волнительно, он не представлял даже, что будет практически бороться за инициативу, перебивая и выцепливая каждый момент, чтобы говорить-говорить-говорить, доводить своим только голосом до вот таких вот сладких стонов. — Ты трогаешь себя, Радуга? Где сейчас твои руки? — Э-ээ-эр, будто ты и сам не знаешь где, я… — Убери, — рыкает Эррор тихо, сам с удовлетворением не в пример принимается гладить собственное возбуждение. — Ты мешаешь, — фыркает низким, пускающим мурашки смешком. — Забираю твои ладони подальше, отвожу в стороны, заваливаю тебя на спину и давлю запястья. Они теперь у тебя над головой, Радуга. Сжать сильнее? Хочешь, оставлю синяки? У меня достаточно силы. — А-а-ах-хочу-у-уу… — откровенный скулёж. Дрожь по спине, сведённые вместе лопатки и складочка кожи между ними, с которой маленькой капелькой бежит прозрачная мини-порция пота, микро-порция волнения и макро — наслаждения и страсти. — Нет, Инки, — урчит, войдя в раж, Эррор. — Не оставлю. Синяки на руках это не от меня. Я не он, я буду беречь тебя и на руках носить, а не оставлять на них синяки. Единственные следы, что ты от меня можешь дождаться — это следы от зубов на шее, которые я сейчас оставляю один за другим. Маленькие и едва красные. На груди — розовыми полосочками, почти царапинками. И круглыми кривыми пятнышками-засосами на животе. Он такой впалый сейчас у тебя, Ра-а-адуга... И ещё на бедре возле самого паха. Зажимаю зубами с внутренней стороны дольше короткого мгновения, чтобы кожа начала саднить и жечься и провожу языком — широко и мягко, пользуюсь близостью твоего члена и трусь о него щекой, едва касаясь о ствол губами. Почему ты так тяжело дышишь, Инки? — Сейч-час к…кончу, ма-а-ать твою, Эр, я а-ах, я сейчас… просто от слов, перестань, замолкни на секундочку хоть, нг-г… хоть уши закрывай. — А разве это плохо? — шепчет в телефон Эррор, наглаживая собственный стояк, закрыв глаза и представляя себе в красках залитое румянцем лицо Инка, его закушенные как всегда в пламени страсти губы и светлые ресницы, что подрагивают при каждом судорожном выдохе. — Это прекрасно, Эри, боже, настолько прекрасно, как же я тебя обожаю, н-ха-а, можно я?.. Тянусь за поцелуем к тебе, заключая лицо в ладони, поднимая обратно на уровень глаз, обнимаю бёдрами, выкладываю икры на пояснице. Хочется прижаться пахом, и я потираюсь, размазывая влагу, что уже собралась на головке о твой живот, бегу ладонями от лица к ушам, по шее на лопатки, впиваюсь ногтями в кожу. — Сильнее, Радуга, жёстче, оставь следы, я хочу чтобы завтра лопатки жгли, напоминая о тебе. — Ха-а, хорошо… — среди шумных выдохов и стонов слышится сглатывание. — Царапаю сильнее. Хочу тебя, Дэстрой, возьми, возьми скорее, не могу, не хочу больше терпеть, сделай хоть что-нибудь, помоги-и… Эррор выдыхает судорожно, он понимает по тону Инка, что тому недолго осталось, что он уже на грани, что ещё чуть-чуть… да он и сам едва держится, смазанная по примитиву слюной рука скользит вверх-вниз часто, от распирающего удовольствия вырываются тихие хрипы с горла, влага блестит на красноватой плоти, что раз за разом мелькает между пальцами: — Инки, о-ох, я… — он облизал губы и мотнул головой, пытаясь собрать мысли хоть в какое-то подобие предложения, чтобы не просто дышать и стонать в трубку. — Я приподнимаюсь, сажусь рядом, впритык, подкидываю твою задницу немного вверх, чтобы ты был ближе, чтобы было удобнее прижаться. Беру в ладонь сразу два члена, сжимаю их тесно и наглаживаю, то ускоряясь то замирая, массируя по очереди головки. Инки-и… г-хх-х… — Да, сладкий мой, о да, ещё, прошу тебя, я сейчас взорвусь от удовольствия, не бросай на полпути, доведи меня, да, быстрее, Эри! Эр порыкивает от удовольствия, раскинувшись на кровати, не прекращая толкаться в руку: — И ещё быстрее. Да, хорошо, Радуга, послушно ускоряюсь, усиливая трение, так влажно и горячо, так хорошо, мх-х… Я чувствую, как ты дрожишь, ты уже близко? Динамики телефона выдали протяжный всхлип, тонкий стон и следом тяжёлое дыхание, что пробивалось через явственное шуршание ткани: — Я уже… Эр-рор, ох, уже. Собственная рука сжалась сильнее под возбуждающие до предела стоны, Эр, будто только позволения и ждал — закрыл глаза и несколькими быстрыми движениями довёл себя до тихого, но не менее от этого приятного оргазма, откинулся расслабленно, наконец позволяя голове упасть и утонуть в мягкости пышной подушки. По телу разлилась истома, мышцы будто утопали в неге, а внизу ощущалась блаженная лёгкость. Наконец разрядка. Даже липкие капли на животе не раздражали в эту секунду, их можно было вытереть немного позже. Он лежал и с глупой улыбкой слушал частое дыхание по ту сторону, и от этого было неимоверно хорошо. И почему они не практиковали подобного раньше? С динамиков снова раздался немного хрипловатый и вялый голос Инка: — Боже, как много… заляпал телефон. Вот перестанет работать, будет мне. Блин, Эр, как вытереть сперму, если она позатекала в трещины экрана? Эр перевёл дыхание и фыркнул тихим смешком: — Позатекала в трещины? Пх-х, куплю тебе новый телефон, как выпишусь, не парься, но блин, как это ты так умудрился? В какой-такой позе ты находишься, что умудрился кончить на мобильный? — Стою над ним на четвереньках просто, — усталым голосом с одышкой ответил по ту сторону Инк, чем-то усиленно шурша. — Под одеялом. А как же иначе? Чтобы Дриму не мешать спать. — Бл… Ч…что?! — опешил Эррор, тут же теряя всю расслабленность и раскрепощение, что присутствовало вот до этого момента. — Дриму?! — переспросил, не веря своим собственным ушам. — Только не говори, Инк…. только не смей говорить, что всё это время ты был в комнате не один, блядь. Не говори, что я был на громкоговорителе, и ни в коем случае не смей сказать, что Дрим слышал, мать твою, всё! — О-о-о, далеко не всё, Эррор, я проснулся где-то минуты три назад всего. Смуглую щеку начало бить нервным тиком, отчего синие полосочки смешно подёргивались, особенно нижний их край у самых губ: — Ч-чей это был голос, Инки? — Э-э-э… ничей, Эр. Тут все спят, солнышко. И я уже почти-почти тоже. Кисуль, я тебе завтра уже перезвоню, ладно? Хочу выспаться перед парами. Люблю тебя сильно-сильно! Всё, целую мою смуглую любимую булочку между булочек, до завтра, милый… Эррор хлопнул ладонью по лицу вымученно и застонал: — Твою ты, блядь, И-и-инк. — телефон продолжал «радовать» шуршанием и звуками отдалённой возни, возмущённым «Не мог сдержаться и не прокомментировать, гений, раз уж проснулся? Вот я щас тебе!» и не менее возмущённым «Не смей подходить ко мне в таком виде! Инк, я тебя стукну щас! Больно стукну! Оденься, блядь, герой-любовник!» Эр не выдержал и поспешил нажать на красный кругляш завершения вызова. — Господи, пиздец какой… да бля… ну за что-о?