> Sext me

— Я на тебя обижен, — смуглый парень с полосочками тату на щеках и сложенными на груди руками смотрит укоризненно на художника, что дожидался его послушно под дверью больницы добрых полчаса, словно какой-то хатико, или муж, встречающий жену с роддома во время карантина, аж смешно. С нежно-кремовыми ромашками, пакетом, в котором угадывается острыми краями коробка конфет и глупой непонимающей улыбкой. Эр продолжает гнуть своё недовольство: слишком сильно вчера горели щёки, чтобы забыть и не вычитать. Ясно-серые с примесью зелени глаза моргают невинно-непонимающе напротив. На лбу проявляется мелкая складочка, светлые брови выгибаются в жалостливые дуги, губы прячут свою розовую нежность, складываются в тонкую линию, и это трепыхание скандинавски-холодных ресниц… Несправедливо. Да ещё тонкие пальцы так крепко сжаты на спрятанной под гофробумагой талии небольшого скромного букетика. Сама, блин, невинность! Эр сжимает руку на телефоне сильнее, чтобы не поддаваться на околдовывающие милые детали, держит лицо. Невесть для чего и с последних сил. О, боги, ну надо было наделять настолько по-ангельски прекрасной внешностью такого вредного человека?! Ну совершенно же невозможно нормально обижаться! Нет, держать себя в руках! Воспитательный процесс должен быть! Мы ж недовольны? Так надо донести позицию! — Ты мог сказать мне, что не один в комнате?! — возмущённое восклицание. Пока есть ещё силы дуться, пока ещё ряд белых зубов, что прижимают в навязчивой привычке пирсинг, не сбил всё раздражение, и пока желание улыбнуться и поцеловать не раздавило, не раскатало тонким блином собой, словно бульдозером. — Но если бы я тебе признался, ты бы не стал тогда говорить со мной, — светлые радужки прячутся под ресницами, глаза потуплены вниз, а пальцы сегодня странно без накрашенных чёрным ногтей мнут край куртки. Художник шмыгает красным от холодного воздуха носом и поправляет мило растянутую, похожую на безразмерный вязаный флаг ЛГБТ-сообщества шапку, краснеет и переминается с ноги на ногу. С сомнением перекладывает букет из руки в руку, уже явно жалея о том, что вообще его принёс. Даже смотреть становится жалко. Утешить и обнять, а не это упрямое молчание. — А мне так хоте-елось. Да блин. Это же явно поражение. Эр сам поправляет принесённое ему на выписку тёмно-серое кашемировое пальто, выкладывает в приступе непонятно откуда взявшегося перфекционизма полы синего в чёрные завитки шарфа, чтобы лежали на груди ровно. Хоть что-то сейчас должно же быть ровно, потому что кривая биения его сердца своей амплитудой может посоревноваться сейчас с резкими скачками желаний и жалости, и уж, конечно, с тем, насколько Эррор к такому виду и красноте на щеках неровно дышит. Всё неровно, так пусть хоть шарфик… — Мне тоже хотелось, но не при Дриме же! Ох, Инки… — ну и плевать на неровности, главное, чтобы амплитуды совпадали. Он сдаётся окончательно, позорно, так и не начав выявлять недовольство, отказавшись, наверное, впервые в жизни от своего раздражения из-за нежелания обижать. Странное чувство. Прощать, лишь посмотрев в глаза, не услышав «прости» и даже не начав озвучивать свою обиду. Эррор тянет руки, и, несмотря на то, что торчит сейчас прямо перед главным входом в больницу, который проглядывается как на ладони, хватает хрупкое низкое безобразие в коричневом пуховике и втискивает в себя. Гладит дутик, под которым едва-едва угадывается выгнутая спина, и шапку, которую хочется сорвать, скомкать, смять и выкинуть, а ещё лучше спустить в унитаз. Потому что бесит. Надо бы провести ревизию в его шкафу и избавиться от нервирующей гардеробной безвкусицы — очередная раздражающая деталь всплывает в голове. Подарить несколько блейзеров, гольфов, джемперов с треугольным вырезом… рубашек милого кремового оттенка экрю, чтобы воротничками выглядывали из этого милого треугольничка, показывая край татуировок. Или нежно-голубых ангоровых свитшотов с мягким податливым воротом, который так легко будет оттянуть, чтобы достаться к ямке между ключиц. А ещё бы неплохо поменять все алладинки с вытянутыми коленями на «бойсы», скини, трубы, «бананы»… Кожаные леггинсы или шорты… Мать твою… Крупная, чёрная рваная сетка на изящных ногах, берцы или лучше ботильоны с красной подошвой, высокие шпильки, цепи и твёрдость сшитого из лоснящихся клёпаных полос корсета, шипы на чокере и высокие наручи на тонких запястьях смотрелись бы тоже неплохо, изумительно… — Извини меня, Эри, я знаю, что неправильный, слишком пошлый. Не то, что ты. Я постараюсь больше так не подставлять и соответствовать. Эр вдыхает резко и глубоко, округляя золотые глаза и прижимая к себе сильнее. «О-о, художник, если ты будешь соответствовать именно тем мыслям, что пронеслись только что в моей голове, то изменишься… Немного не в ту сторону, что предполагаешь». — Инк, не начинай снова лепить сомнения, где не нужно. Ты не неправильный. И не надо пытаться меняться. Ты… Соответствуешь, мнм-м, желаниям… в большинстве своём. — У-у-у, — играет голосом и лопатками под курткой сразу же оживший и вернувший себе хорошее расположение духа Инк, отстраняется и заглядывает в глаза, вздёргивая уголки губ вверх. — В большинстве своём? Как интересно. А можешь озвучить, какие желания я Не исполняю пока? Я бы постарался… — Э-э-эм, — пухлые губы кусают в нервной привычке. — Тут… Как бы не место, чтобы озвучивать, — Эр сомневается, оглядывается на окна больницы, на людей, так же кого-то ожидающих, морщит нос. — О-ох, что же ты делаешь, теперь мне услышать стало ещё интереснее! Хм-м, что же предпринять, какой же выход? Ох о-о, я придумал! Я знаю, чем займусь вечером. Буду проводить опрос, возьму у тебя интервью. Первое, кстати, в своей жизни, гордись, что заслужил. Вы, господин Эррор, меня заинтриговали своими таинственными желаниями, — Инк улыбается, вкладывает букет без слов в руки, цепляется под локоть и с невозмутимым видом тащит в сторону автобусной остановки. Будто так и надо, будто это норма их жизни. Будто Эррор не мог отказаться принять цветы, или, скажем, не отвечать на вопросы, не мог взбрыкнуть сейчас и потребовать, чтобы художник не висел на нём так в наглую, открыто всем демонстрируя влюблённые взгляды, обнимая за талию, словно крича каждым движением: «смотрите на нас! Вот я и мой парень. И мы геи: я, и он тоже! В особенности он, даже не сомневайтесь!» Эр трясет головой, месит ботинками зимнюю слякоть и отводит глаза от горящего в светлых радужках обожания и предвкушения. Ладно с этой предопределённостью, фиг с ней, пусть смотрят, пусть думают себе, но вот отвечать на вопросы… — У меня есть право на молчание? Инк фыркает смехом в плечо: — Нет. Но всё, что вы скажете, будет использовано для вашего же удовольствия. — Блядь. Ну почему так? С какого чуда не получается сердиться? Не хочется фыркануть матом или забрать и отбросить руки с талии? Получается только терпеливо прижимать морально уши к голове и терпеть, а ещё тихо, но сильно любить. Наверное поэтому. Эр улыбается сам себе, ловя на этот раз удовольствие от ситуации, втыкается носом в букет, нюхает цветы, чтобы поймать восхищённый взгляд, смотрит специально из-под опущенных густых ресниц. Не потому, что так удобно или хочется, а потому, что явно же понравится ему. Играет в поддавки, ловя от реакций настоящий кайф. Как приятно, оказывается, любить и делать что-то ради кого-то дорогого сердцу. Учиться вот так неожиданно и легко давать, а не только брать. В груди плывёт счастье и тепло. Сейчас, на автобусной остановке, с перебинтованной всё ещё рукой, с чешущимися шрамиками от пореза на боку, опасениями и страхами, в безопасности ли они, или нападение было не случайно, с неодобряемой обществом ориентацией и пошлым нестабильным психологически парнем с явными скрытыми проблемами с самооценкой… Эррор счастлив. Действительно и по-настоящему. — Ты мне так дорог, Инк, если бы ты только знал, что я сейчас чувствую. Светлые глаза горят влажными всполохами, отражая холодное зимнее солнце: — И я тебя люблю, Эри, — просто отвечает, не делая из признания чего-то особенного, просто оглашая как понятную истину типа «солнце восходит каждый день» или «вода мокрая», и Эррор за это «просто» ещё более благодарен. Благодарен в объятиях на остановке, благодарен в полупустом, холодном автобусе, и по дороге домой, держась за холодную руку и согревая её, и пропуская художника внутрь общаги, придерживая ему дверь и обнимая за тонкую талию, тоже благодарен. Она настолько огромная, эта благодарность, что, кажется, он готов сделать для Инка сейчас всё. Абсолютно. — Слушай, я тут подумал, а почему бы тебе не переселиться ко мне в комнату? Почти всё… — Что? — ему не послышалось сейчас? Какое слово сказал Инк? Сьехаться? Точно? Это как бы жить вместе? Не в будущем? Не когда-то, через месяц, несколько недель или дней? Прямо сейчас? Эр моргает в сомнении, замирает на лестничной, стреляя глазами с подозрением то на утопающий в жёлтом свете коридор общаги, то на руки на своём локте, словно на сомкнувшийся капкан. — За-ачем? — тянет смешно гласные и готовится упираться ногами, как осёл. Почему то в непоколебимой уверенности, что его будут тянуть, толкать, заставлять. — А разве так не удобнее? — хлопает ресницами невинно Инк. — Ко-ому? — играет отупевшего упрямого барана Эр. Кому это вдруг удобнее? Почему и для чего? Удобнее спать двоим в одной кровати? Удобнее отвлекать друг друга от учёбы? Удобнее путать вещи в шкафу? Удобнее ссориться, кто пойдёт готовить еду? Что удобнее? Это предложение… Эррор не может назвать причину, но оно умудрилось выдернуть из счастливого идеального сегодня, выбило своей неожиданностью и непонятностью из колеи, подняло в душе уже успевшие заснуть переживания и опасения, снова заставило сердце биться тяжело и часто. Он не особо может оценить сейчас, что это за стук, и что означают быстрые удары, что таит в себе накрывшая аритмия. Страх? Глупости, Эррор не боится. Чего ему бояться? Сожительства? Пф-ф, вот ещё, глупости какие… вопреки внутренней браваде, по спине прошлось льдом, словно мокрыми холодными пальцами пробежалось по позвоночнику, скрутило желудок ледяным яблоком и затолкнуло его под горло, свело спазмом кишечник. Эррор хватанул ртом воздух: — Инк, а не торопишь ли? — потёр агрессивно кожу, что собралась в острые холмики на предплечьях. Немеющий холод отпустил, зато тут же обдало словно жаром, закручивая карусель эмоциональной нестабильности наново, будто Эр снова вернулся в своё «до» ремиссии, заставляя слышать в уме шуршание блистеров таблеток, их хруст на зубах и тугие глотки воды. «Тш-ш-ш, бестолковый, тш-ш. Это не угроза, отчего адреналин барабанит в ушах и потеют ладони? Это просто предложение, никто не заставляет». — Не хочешь? Вообще? — Инк расстроенно отводит глаза. — Или просто обиделся за мою выходку с виртом при Дриме? Уголки пухлых губ дёргаются вниз, точно же, он чувствует себя виноватым, вот и спасение, причина: — Немного. Художник расстёгивает куртку и потирает шею, отведя глаза: — Прости. Но только не говори, что обиделся настолько, что будешь теперь прятаться от меня и игнорить. Эри, я не хотел, чтобы так вышло, я просто заскучал, я хотел побыть рядом… Хоть на словах! — прикипает это чудо к плечу, тулится и трётся щекой. И на него просто невозможно долго обижаться. Обиды и лишние мысли стираются тонкой улыбкой и взглядом снизу вверх, словно профессиональным ластиком: — Ну, а если не будешь пока переселяться, можно тебе хотя бы помочь, проводить тебя, подсобить с перевязкой руки? Эррор закусывает губы. Предлог? Попытка навязаться, проникнуть в его комнату, придобриться и остаться? Эр обдумывает эту мысль, вертит её и так и эдак, и понимает, что на самом деле не против. Даже больше — он хочет, чтобы художник помог, хочет побыть с ним, он тоже скучал: — Помочь можно, — кивает согласно и, наблюдая на каждом повороте счастливую улыбку, идёт лестницей вверх, корябает ключом в замочной скважине, скрипит старыми дверями, пропускает внутрь. Наблюдает, как коричневая куртка покидает тонкую фигуру, как падает с плеча вязаная ткань теплого свитера, показывая чёрную широкую лямку майки и такие же чёрные полосочки тату, что бегут с передней части торса на шею, сбрасывает и с себя пальто и шарф и сражается с желанием прижать и прикусить за эту шею, как в недавнем телефонном разговоре, поставить на колени и потянуть связанные тугим хвостом волосы назад, запрокинуть голову, пройтись носом по коже от ключицы к подбородку, втягивая запах его тела и… — Эррор? …И у тебя явно что-то с самоконтролем, Эррор, тебе бы спустить куда-то напряжение, или просто… «спустить»… а то раздевать глазами и утопать в слюнях и мечтах, когда к тебе обращаются, не очень то хорошо. — Эр, я могу помочь? Ты будешь сейчас обрабатывать? Я могу снять бинты. — А, да, конечно, хорошо, сейчас… — растерянно бормочет Эррор, мечется по комнате некоторое время, вытаскивает аптечку и тянет с себя красную водолазку, откидывая ту в сторону, оставаясь сверху только в повязках. Падает на кровать, кивком головы приглашая присесть рядом. — Начнём с руки. Ох, судя по горящим глазам напротив, глупые мысли роятся в голове не одного только Эррора. Художник смотрит, не отрываясь, закусывает губы и розовеет, кивая послушно, разматывает не особо тугую повязку, откладывает в сторону ненужные марлевые полосочки, отлепляет стерильные квадратики от красных ещё краев сросшегося уже, но ещё жуткого на вид шва. Мочит ватку, бережно, дуя через уточку губ, промакивает и протирает. От нежной заботы и сосредоточенного вида у Эррора сосёт под ложечкой, неожиданно накатившая нежность накрывает с головой. Инка надо бы обнять, прижать к себе, пробежаться ладонью между лопаток, зарыться в волосы… — Я опять наложу стерильные, оно какое-то жуткое на вид, лучше перестраховаться, чтобы никакая гадость туда не попала, — продолжает умилять мягкостью, опекой, заботой, даже в таких мелочах. Ему не всё равно. Мотает виток за витком, не умеючи, но определённо стараясь изо всех сил повторить повязку и сделать удобно. — А теперь живот. И Эррор откидывается на спину, как в трансе. Послушно и не противясь, вытягивается и приподнимает таз, чтобы дать лучший доступ, чтобы Инк, наклонившись и дыша ему куда-то в грудь, смог без проблем просунуть руки под изгиб поясницы и снять бинты. Прижившая ранка на боку не такая ужасная на вид, не такая опухшая и красная, даже искусанные визуально губы художника сейчас выглядят краснее. Эр дышит поверхностно, наблюдая, как тонкие пальцы касаются, как аккуратно стараются не задеть слишком сильно, чтобы не сделать больно, как падает светлая прядь на порозовевшее лицо, как содрогается шея при шумном сглатывании, и сам тянется коснуться. Но замирает: тихое жужжание телефона в кармане джинсов отвлекает и вырывает из очарования момента. Он трясет головой, поддевает смартфон пальцем, вазюкает по экрану символ разблокировки и вчитывается в короткое сообщение от Кошмара. «Надо поговорить. О Соле. Зайду через полчаса с парнями, обсудим» Коротко и ясно. Эррор вздохнул тяжело, откладывая телефон в сторону, взглянул с сожалением ещё раз на художника, заканчивающего уже манипуляции, и скривился. Нежелательно, чтобы он присутствовал при разговоре, зачем ему эти нервы и лишние переживания? — Ты закончил, Инки? Я… немного устал. Отдохнуть бы… — краснея ушами врёт Эр, чувствуя себя последним придурком, но… Он столько старался, столько скрывал и столько сделал, чтобы сейчас отказаться от сюрприза и рассказать всё. Ну нет. Где недели молчания, там и ещё несколько дней. Инки не должен обидеться слишком сильно, он должен понять, да и зато какой потом будет сюрприз, когда Эррор расскажет, уверится на все сто процентов, что вопрос с бывшим решён. А судя по всему, это пока не так, иначе Кошмар бы не писал, он не стал бы на ровном месте разбрасываться смс-ками. И приходить с компанией в гости тоже. Инк хохлится обиженно и заглядывает в золотистые глаза с надеждой: — Эри, выгоняешь уже? А… А может, я тихонько прилягу возле тебя, пока ты будешь отдыхать? М-м? Я хотел бы остаться, Эр. Я не буду мешать, честно. Может, я посплю тут? Полежу вместе с тобой, почешу тебе спинку, поглажу. И всё! Честно-честно! Посмотрю, пообнимаю и поглажу. Только это и больше ничего делать не буду! Эррор кривит нос. Он с удовольствием оставил бы художника сегодня у себя, даже не так… Он с удовольствием художника остаться бы пригласил, но… Это вечное «но». Ох, Найтмер, ну почему ты всегда так не вовремя? И самое главное же что? Что прав, ситуацию решать надо уже и сейчас, не откладывая в длинный ящик, иначе в длинный ящик может лечь не ситуация, а кто-то другой. В хороший, добротный, двухметровый деревянный ящик. Кто даст гарантию, что нападение последнее? И что везение не предаст в следующий раз. Эррор гладит щёку с неправильной странной родинкой: — Не стоит, Инк. Ты может и сможешь ничего не делать и просто лежать рядом, а я? Как ты думаешь, смогу? Наверное, нет. А мне надо бы отдохнуть. Да и швы ещё свежие. Лучше… Лучше приходи ко мне завтра. Выберем подарок на день рождения Дриму. Сходим с тобой куда-то вместе потом, посидим, тортик поедим, расслабимся. Я тебе кое-что куплю, ты мне кое-с-чем поможешь. Будет тебе приятный сюрприз. Что скажешь? — Сюрприз? — с сомнением косит светлыми глазами художник, но Эр уже видит, что купил. Интерес слишком живой, восхищение и предвкушение слишком легко читается в сполохах холодно-серой радужки, в ямочках на щеках, в чуть подрагивающих ресницах. — Уже завтра? Ох, ладно. Я дам тебе сегодня отдохнуть одному в тишине и спокойствии. Но не из-за сюрприза, а за то, что ты сказал, что просто лежать возле меня не сможешь. Это так льстит и подкупает, Эр-ри… — тонкие ладошки заныривают на бока и обнимают, скользят и гладят. — Айс-сь… — шипит Эррор. Ох, да, с близостью с Инком надо явно немного повременить. — Аккуратнее, не прижимай, цепляешь шов. — Ой, прости-прости! — тут же отскакивает художник, приподнимая руки, явно теперь понимая, что аккуратность и контроль в ласках — не его сильная сторона. — Я не хотел. И я понял тебя, Эри, теперь вот точно понял, чего ты опасаешься, я слишком импульсивен, ты прав, тебе надо выздороветь прежде, чем со мной снова… — Да-да, именно, Инк, надо, чтоб зажило, — перебил Эр, совсем не желая слушать дальше, протянул к художнику руки. — Но поцелуй на прощание я всё же потребую. — Ах, какая наглость, — притворно возмутился и захлопал ресницами Инк. — Потребует он. Нет, чтобы попросить. Жёсткий. Фыркнул, наклонившись в лицо и, подарив лёгкий кусь, уткнулся в губы, наверняка специально, чтобы опять не сделать больно, сцепил руки у себя за спиной. Заурчал, заныривая языком за зубной ряд и углубляясь, прошёлся по нёбу, пощекотал, лизнул нижнюю на последок. Отстранился, нежно улыбаясь: — До завтра, Эри. Я буду ждать. Эррор проследил молча, облизываясь, за фигурой, что, собрав поспешно свои вещи, выпорхнула через приоткрытую дверь, рыкнул и стукнул кулаком здоровой руки по кровати: — А мать его, когда уже можно будет ничего не скрывать и не прятаться? Чувствую себя двуличной скотиной… — поджал губы и поднялся с кровати, принявшись одеваться и приводить в порядок шухер на голове. Скоро должны были прийти Найт со своими придурками, и встречать их полуголым и с гнездом на башке он не собирался. Мало ли, вдруг опять жизнь принесёт сюда Киллера, а эта-то бесящая скотина точно не проминёт шанса подколоть за внешний вид. А Эррору сегодня надо было обсудить вопрос Соля, а не набить определённую готическую морду. Он поправил покрывало на кровати и поставил чайник, развернулся резко от противного скрипа открывшейся двери. Шуршание тапочек по полу побудило повернуть голову в сторону шума. — Ты как чувствовал, да, Эррор? Чайник даже поставил, — пошуршал прозрачным пакетом перед глазами Хоррор и безалаберно, не ожидая приглашения, протопал в кухню, усаживаясь за столом, укладывая перед собой и разворачивая шебуршащий подарочек: — Пончики собственного производства, — объяснил он. — Думаю, ты, как натура тонкая, творческая и открытая к прекрасному, оценишь по достоинству, не то, что эти вот… — махнул стриженной под короткий ёжик головой в сторону всё ещё торчащих возле дверей Даста и Найтмера. — О-оу-у… — тут же навис, потягивая носом воздух над открытым пакетиком Эррор, надеясь, что от аппетитного запаха у него не начнёт капать слюна, как у новорожденного шарпея при виде мамкиной сиськи. — На, держи, — оценил Хоррор правильно хищное выражение лица друга и, похихикивая, воткнул ему пышное кругленькое изделие практически в зубы. — Жуй уже, а то нас всех тут слюнками затопишь. Поешь и будем тогда уже с тобой на полный желудок не совсем приятные новости обсуждать. Эр тут же сдулся, напрягся, нахмурил брови и с тяжёлым вздохом приземлился на стул напротив, оценил недостаточное количество мест за столом и недовольно, но всё же кивнул в сторону кровати, безмолвно предлагая остальным присаживаться и не мозолить глаза. Даст приглашение тут же принял и, стянув себе молча пончик, расселся по центру кровати, посылая в свою очередь Эррору своё невербальное «спасибо» в виде лёгкого кивка с закрытыми глазами. Найтмер же настолько идеальным гостем не был, в своей манере сделать всё наоборот, лишь бы выпендриться, подвинул пакет с угощением и плюхнулся прямо возле Эррора на столе. Выудил пончик и себе, вгрызаясь в него и наглым чавканьем и болтающимися в воздухе ногами портя тому аппетит: — И тебе привет, Псих, — выдал, прожевав и язвительно усмехаясь, явно кидая колючку на тему отсутствующего приветствия. — Вижу, настроение у тебя хорошее, раз жрёшь и не отказываешься. Жаль, что испортить тебе его хреновыми новостями не получится, ак-х, а так хотелось. — В своём стиле… — Эр буркнул себе под нос, откладывая пончик в сторону и, кулаками воткнувшись в бедро Кошмара, отсунул его от себя подальше, протирая его задницей стол, добавил уже в полный голос, обращаясь напрямую к Найтмеру: — Не недооценивай себя, ты уже его испортил своим присутствием. Найтмер ухмыльнулся довольно: — Радует, утешил, но я вообще-то не за этим. И не за тем, чтобы кормить тебя, неблагодарного, Хорькиными вкусностями тоже! Заслужил разве? — будто издеваясь и ставя себе цель таки выбесить, раз сегодня нет Киллера, отобрал со смуглой руки съеденный наполовину пончик и откусил от него добрую треть. Эррор скрипнул зубами: — Ты ко мне пришёл, чтобы доебать, я так вижу? — с каждой минутой пребывания в комнате Кошмара атмосфера казалась всё больше отравленной. Хотелось подняться на ноги и по минимуму открыть настежь окно, а после выбросить через него распространяющий ядовитые флюиды мусор. Даже если бы Найтмер отбивался. — Не, чтобы до-ебать у тебя есть твой Инк. А я к тебе пришёл сегодня, чтобы тебя обрадовать тем, что мы с тобой — два дебила, — ответил легкомысленно Найт, догрыз двумя огромными укусами пончик, будто его дома не кормили, и уже серьезнее уставился в золотистые глаза. Эр сразу просёк изменение в настрое, смахнул с себя раздражение и навострил уши: — Почему? — Хороший вопрос, радует, что тебе, чтобы согласиться с этим утверждением, требуются доказательства. Но… Видишь ли, мы пожалели некоторых личностей, не стали доводить дело до конца, хотя… Наверное, надо было, — Найт вздохнул тяжело, даже недовольно. — Блядь, Эр, это, конечно, пиздец кошмарная мысль, но Соля после пропажи никто не искал бы. Кому нужен грёбаный торчёк? Свои прошерстили бы жильё, забрали бы непроданное и успокоились, а родственники… Не думаю, что у него есть кто-то, кто рад, что эта скотина всё ещё жива. Уф-х-х… Это же его ребята на тебя налетели в парке. Одни из свеженьких закладчиков. — Откуда такая уверенность? — задумчиво переспросил Эррор. Не то, чтобы он сам не думал о подобном варианте, просто это было столь очевидно и ожидаемо, что самой своей поверхностностью и элементарностью вызывало сомнения. Ну не бывает, чтобы самый простой вариант оказался правильным, не в жизни Эррора. Но Кошмар, видимо, это утверждение собирался разрушить прямо сейчас: взмахнул в воздухе ногами и вытянутым, как у балерины, носком указал в сторону отодвинувшегося от стола подальше Хоррора: — Вот эта мышка нашептала на ушко. Эр наклонил голову, чтобы заглянуть на пригревшего локти на коленях Хоррора. Тот на мышку не среагировал никак. Перевёл на Эррора усталый взгляд, мол, видишь, с кем приходится иметь дело по жизни, и объяснил детальнее, удивляя своим спокойствием и лояльностью: — Мои бывшие инфу слили. Уже поставили на место этих торчков. Можешь их не бояться. Конкретно эти на тебя ещё раз не полезут, а больше таких, которых надо было бы всерьёз опасаться, у Соля нет. Эр нахмурился. Погладил пальцами подбородок задумчиво. Поставили на место? Можешь больше не бояться? Новые обстоятельства вдруг вызывали даже больше тревоги, чем проблемы с надоевшим уже Солем. Эти бывшие… Он сильно сомневался, что речь шла о партнёрах в романтической сфере, а значит, какая-то не особо приличная группировка или банда. Не хорошо. Что могли затребовать эти ребята за охрану и защиту твоей задницы? Понравится ли тебе цена за их услуги, и не влип ли Эррор с такими бывшими друзей в ещё большие проблемы. — С какой бы стати им мне помогать? — спросил опасливо. — А они и не помогали, — Хор, видимо, сразу же уловил беспокойство нового друга, пожал плечами и поспешил его развеять: — Не бойся, никаких задолженностей. Это не о тебе было. Ребята просто напомнили некоторым, чьи это полномочия — лить кровь. Эр стряхнул плечами, пытаясь избавиться от ощущения давящей на спину мрачности: — Мля, надеюсь, мне никогда не доведётся встретиться с этими твоими… Бывшими друзьями. Хор усмехнулся криво: — С азерами на рынке дружбу не води, и считай, ты в безопасности. — Я даже озвучивать не буду своего к этой реплике в частности и к твоим друзьям в общем отношения, — пухлые губы поджались не вполне одобрительно. — К Бывшим друзьям, — исправил Хоррор многозначительно и, похлопав Эррора по плечу, поднялся на ноги. — Ладно, ребятки! Хватит наверное. Развели тут демагогию, человеку отдыхать надо, а мы тут со своими новостями. Да, Найт? Мы же уже справились? Или ты хотел предложить какое-то решение проблемы с наркошей? Найтмер отозвался с готовностью: — Мг-м… Грохнуть Соля по-тихому? Нет человека — нет проблемы. Эррор скривил нос. Ему такое кардинальное решение не совсем нравилось: — Эта скотина била Инка в отношениях, шантажировала после, скидывала фотки, требовала деньги, а потом послала людей с ножами на меня. И кто знает, не должны ли они были подрезать ещё и Инка? Так, для профилактики, чтобы не был слишком смелым. Просто не разобрались в зимней одежде, попутали с Блуберри. Хорошо малый оказался и сам не промах, смог за себя постоять. — пухлые губы сжались в ровную плотную линию, а глаза блеснули злостью. — И ты предлагаешь его за это убить? Просто убить? Нет, Найт, это слишком просто. Я хочу, чтобы этот мудак жил. И помнил обо мне и Инке до последней минуты своей испоганенной жизни. — Подрезать сухожилия и усадить навсегда в коляску? — неожиданно для всех подал голос Пыльный, предлагая вариант осуществления озвученного Эррором желания. Найтмер смерил того опасливым взглядом: — Напомни мне, чтобы я расспросил тебя о твоём прошлом, — перевёл глаза на грызущего задумчиво ноготь Эррора. — Ну, что скажешь? — Скажу, что такие решения просто так не принимаются. Я поразмыслю, нет ли путей… безопаснее, — речь, конечно же, не шла о безопасности физической, лишь моральной. Слишком мало времени прошло с тех пор, когда совесть заставляла сходить с ума и утопать в чувстве вины за чужие жизни. Пусть даже Соль ни в какое сравнение не шёл с родными, в смерти которых Эр себя винил прежде, но чем чёрт не шутит, рисковать своим психическим здоровьем и надеяться, что искалеченный по твоей указке человек не будет к тебе приходить во снах, по меньшей мере глупо. — Не уверен, что хочу пачкать руки. — Тогда ладно, — кивнул Кошмар понятливо, соскочил со стола и протянул ладонь Хоррору, помогая тому подняться. А потом и Дасту, как бы подгоняя к выходу. — Думай. Свистнешь, если что понадобится, или когда решишь. — Угу, — буркнул Эррор, провожая их глазами к дверям. — Как только так сразу, Кошмар, даже не сомневайся. Чтобы я да отказался втянуть тебя в какое-то опасное болото… — мысль осталась невысказанной полностью. Эр завис у открытых дверей с вполне ошарашенным видом, рассматривая там столкнувшихся нос к… Груди Блу и Хоррора. Хмыкнул задумчиво. Он и представить себе не мог раньше, что под его комнатой могла создаться своеобразная очередь. Интересно, а Блуберри то за чем пришёл? Блу в свою очередь отлип от стоящего столбом Хора, отряхнул серую футболку и шагнул в сторону Эррора, поздоровавшись не особо дружелюбно с Найтом и немного с сомнением пожав предложенную ему руку Дасту: — Надо бы поговорить. У Эррора поползли брови на лоб. И этот тоже? — По поводу? — Без повода! — припечатал Блу решительно, хлопнул друга по груди и спрятался за полотном двери, не оставляя выбора, как последовать за ним. Эр пожал плечами в ответ вопросительной физиономии Найтмера и кивнул на очередное «напиши, как решишь». Развернулся на пятках и поспешил закрыть за собой скрипучую дверь, пересекая тут же комнату и усаживаясь на кровати. Сложил руки на груди: — Ну и? О чём твоё Без повода? — О, — тут же оживился Блу, что уже за короткий период отсутствия хозяина успел начать проводить ревизию в шкафчике с продуктами. — О разном. Кстати, у тебя там сыр заплесневел, голубой совсем. Эр скривился: — Он такой и должен быть, Блу, не вей косы из нервов, говори сразу. Голубоглазый парень заулыбался широко и заразно: — Я слышал о том, что Инк пытался уговорить Дрима съехать с комнаты и освободить место для тебя, — выдал он с таким видом, будто это не Инк, а именно Эррор занимался озвученной только что фигнёй. — Я его не просил, — буркнул Эррор, пытаясь предугадать, куда же повернёт разговор и в чём его собираются обвинять. В то, что маленький вредина просто так пришел его навестить, верилось с трудом, особенно когда в голубых глазах сверкает почти что звёздами. — Я знаю! — разулыбался Блу ещё больше. — Это его инициатива. Он сам мне говорил, как раз после того, как рассказал, что Дрим послал его с предложением поменяться с тобой комнатами подальше, и после того, как нажаловался на его суровость и непонимание. — О господи, какое позорище… — застонал Эррор. Ну хоть действительно бери и держи постоянно возле себя на коротком поводке, чтобы даже возможности не имел распространять в массы вот такую ерунду. — Да ладно тебе, и ничего и не позорище, а нормальная инициатива. Дрим просто слишком упрямый, чтобы просто так поменяться. Ты мне лучше скажи, а ты что? Что ты ему ответил на предложение съехаться? Эррор вытаращил на русоволосого глаза: — Что что? Отказался, конечно же! Что это за инициатива такая странная, жить вместе? Зачем это ему вдруг надо? Ни с того ни с сего. Чего он этим добиться хочет вообще? Блу поднял брови очень даже саркастически, выдерживая эмоциональный взрыв, преподнесенный Эррором, как объяснение своего отказа: — Я так и знал, Эр, что так будет. Ты испугался. — Что? Не-е-ет, — замотал головой Эррор, чёрные завихреньки подпрыгнули в воздухе, через мгновение снова укладываясь в хаотичный шухер. — Что значит испугался? Нет, Блу. Нет же! С чего бы? — Это был не вопрос, — фыркнул наконец смешком малой. — Ты, блин, испугался серьёзных отношений! Ха, прям как книжка пишет! Но, ой, не могу просто, в вашем случае это так комично! Эр надулся, словно пузырь, и поджал губы, осознавая наконец, по насколько классическому клише только что сыграл: — Не вижу в этом ничего смешного. Если так пишет книжка, значит, это нормальное проявление. И реакция моя тоже нормальна. Книги глупостям не учат. Блу хихикнул: — Книги бывают разные. Но не в этом суть. А скажи-ка мне, друг, — кося хитрыми взглядом прожженного психолога-самоучки. — А чего именно ты так испугался? Инк же не девушка, чтобы забеременеть и утащить тебя под венец… Да и для этого и жить-то под одной крышей не обязательно, если так подумать. Эррор покраснел и отвёл глаза. Вот надавать Блу по его паршивому языку. Ляпать такое, ещё приснится, вот только ужасов ему с беременным Инком в главной роли не хватало! Он помотал головой, отгоняя кошмарные мысли: — Да что за глупости ты несёшь? Какая беременность, какая боязнь свадьбы? Я… я просто привык жить один и… — И-и? Золотистые глаза чуть не прожгли насквозь дыру в только хихикнувшем от такого пристального взгляда вредном надоедливом друге: — И опасаюсь, что, узнав меня лучше, он разочаруется и… — Уйдёт? — Блу сложил руки на груди, напыжившись от гордости и одаривая превосходящей улыбкой. — Не уйдёт, глупая твоя башка. Ты накрутил себя и отказался напрасно. Он тебя любит, ему пофиг на твою нудность и закомплексованность. Глупый страх. — Опасение, — исправил Эр, кривя лицо. — Страх. Но как скажешь, пусть будет опасение, бесстрашный ты наш. От названия суть не меняется. Эррор закатил глаза: — Кажется, я не заказывал сеанс у доморощенного психолога. Блу сверкнул широкой улыбкой: — А у доморощенного детектива ты сеанс заказывал? — блеснул хитро глазами, в голубизне которых могли бы завязнуть и утонуть все бесы преисподней. — Я же тут на самом деле не только расспросить и проверить последние сплетни о ваших с Инки отношениях. Я тут немножко порасспрашивал и подсуетился, пока ты отлёживался в больничке и-и-и… Я знаю, кто стоит за теми чудилами, что посмели на тебя напасть, Эр. — Это Соль, — буркнул Эррор набуньдюченно. Блу на его надутость не обратил никакого внимания, лишь кивнул согласно: — Молодец, сам додумался? А вот мне подсказали. Но это ещё не всё, Эри. Самое хорошее, что я не только теперь в курсе кто это, но ещё и… — он выдержал театральную паузу и сощурился довольно, продолжая: — Я знаю, что нужно делать, чтобы прекратить это раз и навсегда. Без глупостей, просто, не марая свои руки и абсолютно навсегда. У меня есть один знакомый дядька, Эр, он мог бы помочь… — Блу улыбнулся плотоядно и наклонился к замершему нерушимо Эррору ближе: — Значит так, вот что нам надо сделать, слушай сюда…