Стеклянное сердце

      Белый огрызок мела лихорадочно размашисто мечется по доске, выводя беспорядочные стрелки, надписи и формулы. Противно царапает чёрную поверхность, проезжая по ушам, забираясь в самую душу. — Итак, что мы имеем? — менторским тоном вещает Себастьян, неизвестно откуда притащивший в крипту небольшую классную доску и коробку с мелом. Веснушчатая ладонь не отрываясь выводила рисунки, пока сам молодой человек смотрел на открытую в свободной руке книгу. — Древняя магия, которой ты владеешь, была представлена нам в двух видах — разрушительном и созидательном. Согласно основной Теории сохранения магического равновесия, любой магический заряд аккумулируется в теле волшебника… Ноэль сосредоточенно нахмурилась, вспоминая свои занятия с профессором Бёрк. Изучение законов и механик, по которым работает волшебство, базовый предмет для младших классов и основной аспект изучения Теории магии. И, кажется, недавно она сдавала контрольную по этой теме. — Заряд сохраняется до использования, а потом выпускается во внешний круг, где и рассеивается. Любой волшебник может как бы «впитывать» свою силу извне, — продолжила она за другом, закидывая ногу на ногу. — Не рассеивается, а видоизменяется, красота, — поправил её Сэллоу и облизал палец, стирая помарку с формулы. Все эти стрелки и схемы походили на заметки одержимого. Но девушка давно заметила, что у её лучшего друга вообще своя манера вести записи. Весьма хаотичная. — Магия, как и любая другая энергия, не может куда-то просто исчезнуть, она превращается из одного вида в другой. Магия в теле волшебника выходит в виде какого-то явления. Будь то молния, вода, огонь… Или, например, трансфигурационное превращение. Это же тоже импульс. — Да-да, отличник. Какое отношение это имеет конкретно к Древней магии? — она скрестила руки на груди, бросая взгляд на спящего на диване Оминиса. Бледный юноша сложил руки на животе в замок и давно уже дремал, укрывшись своей школьной мантией. — Самое прямое, по моему мнению. Хоть Древняя, хоть современная, хоть доисторическая. Это всё ещё магия, а значит, она просто обязана подчиняться основным законам, — Себастьян ткнул пальцем в латинскую формулу на доске. — Стандартный волшебник в вакууме даже не замечает, как поглощает заряд до определённого лимита. Это, понятное дело, естественный процесс. Палочка служит проводником… — Себастьян, я уже поняла, что ты очень хорошо знаешь Теорию магии! — повысила голос слизеринка, не скрывая раздражения. Мракс на диване сморщился и положил руку на лицо, даже не проснувшись. — Можно уже ближе к сути? — Как ты собираешься пользоваться своей силой, если толком не понимаешь фундаментальных принципов её работы? Молчи и слушай, — нахмурился темноволосый, откладывая книгу прямо на пол. Ноэль закатила глаза и опёрлась на руку, разглядывая доску. Дальше по безжизненному полупустому помещению громоздились собранные в кучу ящики и потрёпанный тренировочный манекен. Сэллоу основательно взялся за дело, подготовившись к изучению Древней магии. Об этом говорила и внушительная стопка книг, стоящая у доски, а так же горы исписанного пергамента на столе. — Если кратко, магия в принципе как работает? Нужно намерение сделать что-то, формула в качестве вербального проводника и, собственно, сама магическая сила, — продолжил тёмноволосый, подписывая три рисунка мелом. Он указал пальцем на рисунок человека в центре доски. — Предположим, что это ты. Как и любой другой волшебник, ты можешь накапливать магическую силу и использовать её. Но, возможно, у тебя как бы не один магический сосуд, а два. И, скорее всего, они обособлены. — Это ты намекаешь, что Древняя магия в моем теле не пересекается с общедоступной? — девушка склонила голову вбок, стараясь одновременно прислушаться к внутренним ощущениям. — Не намекаю, а даже прямо говорю, красота, — на веснушчатом лице расползлась привычная самодовольная ухмылка. Он вынул палочку из-за пояса и взмахнул ей, указывая на пишущее перо на столе. — Левиосо! Видишь? Я захотел поднять перо, произнёс формулу, и всё работает. Теперь вопрос стоит в том, можешь ли ты проявить намерение целенаправленно использовать свою Древнюю магию, абстрагируясь — как ты сказала? — от «общедоступной». — Как раз в этом и проблема, Себастьян. Я не могу, — она развела руками и встала со стула, доставая палочку. Кончик светлого полированного дерева направился в сторону ящиков. Она сделала глубокий вдох, пытаясь вызвать в себе желание испепелить подгнившие доски. Но сила внутри не отозвалась. Молчала, как водоём в безветрие. — У меня получается использовать её только в моменты опасности. Когда мне или кому-то грозит опасность. И как ты уже упомянул, это разрушительный аспект. — Вот тут и начинается самое интересное, Ноэль, — остановил её жестом Сэллоу, на корточках перебирая стопку книг у доски. Он выудил пожухлый со временем массивный фолиант в толстой обложке. Прямо на полу раскрыл книгу, споро перелистывая жёлтые страницы, исписанные мелким почерком. — В школе нас постепенно учат пользоваться магией, начиная от теории и простых заклинаний. Ты тоже более-менее этому научилась, но вот с Древней магией немного другая история. — И? — Любой волшебник в детстве устраивает какой-нибудь стихийный магический выброс. Я, например, в шесть лет слевитировал Анну, когда она падала со стремянки в семейной библиотеке, — при воспоминании о сестре щёки молодого человека покрылись лёгким румянцем, а на губах заиграла едва заметная улыбка. — Ты и сейчас используешь свою силу стихийно, не особо задумываясь. Магия связана в том числе и с эмоциональным фоном её использующего. Дети ведь колдуют нецеленаправленно. Я вот испугался, что сестра что-нибудь себе сломает, а потому очень захотел её поймать. Ноэль устала потерла виски, сдувая с глаз упавшую золотую кудряшку. Складывалось ощущение, что ей тоже где-то пять лет, учитывая, как тёмноволосый слизеринец с ней разговаривает. Её с самого их знакомства удивляло, как Сэллоу умудрялся сочетать в себе незаурядный ум, тягу к знаниям одновременно с нарушением сотен школьных правил и взбалмошность с любовью к приключениям. — Так на чём я там? Ага. Вот, — он поманил её ладонью, указывая пальцем на жуткий рисунок, чернеющий на пожелтевших потрёпанных страницах. — Mon Dieu, где ты достал эту книгу?! — Сакристан прикрыла рот ладонью, присаживаясь на корточки рядом с другом. Чернила изображали какой-то клубистый сгусток, испускающий тёмные волны вокруг себя. От него веет чем-то больным и неправильным. Зловещим. — В запретной секции, где ещё? — усмехнулся Себастьян и встрепал тёмные кудри пятерней. — Это Обскур. — Что это? — Это такое проклятие. Если волшебник подавляет свои магические способности в раннем детстве, то может появиться вот это. Оно как бы высасывает силы из носителя. Дети, у которых появился обскур, не доживают до совершеннолетия, — Сэллоу нахмурился, продолжая что-то высматривать в книге. — Эта штука обладает несоразмерной магической разрушительной силой. — Но я же не подавляла свои способности в детстве. Их просто не было! — Моя теория заключается в том, что твой дар владения Древней магией проявился с самого рождения и, возможно, подавлял твои магические способности. Давай внесем ясность в этот вопрос, — он поднялся с корточек и снова схватил кусок мела. — В твоей семье были какие-то очень выдающиеся волшебники? Ноэль задумалась на мгновение, пытаясь припомнить свое семейное древо. — Нет, не думаю. Мой род весьма состоятелен, но всегда был далёк от каких-то великих свершений, — она покачала головой, глядя, как юноша снова начинает делать заметки на доске. — Но при чём здесь это? — Как тебе должно быть известно, все мы рождаемся с каким-то лимитом магических сил, которые можем использовать, — тихо и серьёзно ответил Себастьян, что выбивалось из его привычного ехидно-нахального поведения. — Это наследственное. Вот возьмём, к примеру, Оминиса. Он махнул в сторону спящего на диване слепого слизеринца, что даже ухом не повёл, а продолжил тихо сопеть с самым невинным выражением лица. Он уснул практически сразу, как трио спустилось в крипту. — Его семья ведёт свое наследие от самого Салазара Слизерина и, по его словам, тех самых Певереллов. Обе фамилии несут в себе несоизмеримый магический потенциал. У Ома он тоже есть, — тёмноволосый нарисовал два круга и закрасил каждый из них в разных соотношениях. — От этого зависит количество и сила используемого волшебства за раз. И, если в твоей семье не было каких-то великих волшебников, а твои предки были, грубо говоря, середнячками, то и твой магический резерв можно представить довольно скудным. — Sacrebleu, Бастиен! Давай к сути уже, у меня голова пухнет! — надулась Ноэль, снова потирая виски. — Обскуры, наследие, магический потенциал, Древняя магия… Какая связь-то?! — А ты на меня голос не повышай, красота, а то… Минус десять очков Слизерину за неподобающее поведение в аудитории, вот, — вздёрнул он подбородок, хитро сверкая тёмными глазами. — Как скажете. Прошу прощения, профессор Сэллоу, — она изобразила шутливый вежливый поклон. Себастьян вдруг снова посерьёзнел и расправил плечи. — Все это, согласно моей теории, связано так, — он протёр рукой доску с формулами и снова начал писать. — У тебя невыдающийся запас магических сил. Но каким-то образом у тебя есть дар видеть и использовать Древнюю магию. Может, наследственное, не знаю. И этот дар подавлял твой потенциал с самого твоего детства. Когда ты стала старше, то твои общепринятые магические способности всё-таки проявились. Но… ты же говорила, что тебе вообще не нужна Древняя магия. Ты эмоционально не хочешь её принимать, а значит подавляешь. А если подавляешь, то ты… Он вдруг замолчал и задумчиво потёр подбородок, обернувшись и исподлобья взглянув на миниатюрную худощавую фигурку подруги. Себастьян испустил тяжелый вздох, обводя на доске все ведущие стрелки к огромному белеющему пятну, неряшливо изображающему сгусток силы, подобный иллюстрации в книге. — Ты не понимаешь эту силу, отрицаешь её и используешь стихийно и неосознанно. Можно предположить, что ты очень похожа на Обскура… — тихо закончил он.       Она задумчиво ковыряла носком ботинка промозглую землю. Холодный осенний ветер доносил до носа неприятный удушающий запах загонов с волшебными существами рядом с домом мадам Ховин. — А он мне и говорит, что можно попробовать сварить для них какое-нибудь средство, делающее шерсть блестящей! — хихикая, восклицала Поппи, расчесывающая мурчащего от удовольствия книззла. Кисточки на растопыренных ушах подёргивались, когда щётка проводила по приплюснутому лбу котоподобного существа. — Coquelicot, кажется, он тебе нравится, — со слабой улыбкой ответила Ноэль, наблюдая, как круглые щёчки подруги заливаются ярким возмущенным румянцем. — Вот ещё, глупости какие! Мы просто друзья, — замахала руками Добринг. Персефона недовольно заворчала, оставшись без внимания расчески, и боднула ногу низенькой девушки. Слизеринка покачала головой и уставилась потерянно в серое поволокое небо. Стремительно приближался ноябрь, подводя школу к празднованию в честь Хэллоуина. Школьный завхоз, мистер Мун, уже начал украшать коридоры вырезанными тыквами всех цветов и размеров. Мысли плыли подобно стальным серым тучам, смешиваясь в сплошную кашу. Разговор в крипте, произошедший неделей ранее, никак не хотел уходить из головы. А еще профессор Бёрк с её таинственным собеседником. Учитывая, что сама женщина продолжала вести себя как ни в чём не бывало… — Ты сама давай признайся уже, — вдруг подала голос Поппи, почёсывая за ухом серого в полоску Саймона, решившего присоединиться к сеансу расчесывания. — В чём? — Ну, тебе же кто-то из них нравится? — миниатюрная девушка опустила взгляд карих глаз в землю, продолжая поглаживать столпившихся вокруг неё книззлов. Ноэль сразу почувствовала, как её щёки моментально заливаются румянцем, почти горя огнём. Она сделала глубокий вдох и хмуро уставилась на подругу, нервно дёргая кончик зелёно-серебристого факультетского шарфа. Промозглый влажный ветер подул с большей силой, развевая полы тёплой мантии, но это было так несущественно сейчас. — У меня нет времени разбираться в этом, Поппи, — пробормотала она, заправляя за ухо выбившуюся короткую кудряшку. — А когда ещё? Один раз живём, — пожала плечами хаффлпаффка, отцепляя лапу Персефоны от своего шарфа. — Тогда в следующий раз, когда я увижу тебя рядом с Гарретом, то ожидаю наблюдать страстный поцелуй, — Ноэль сощурила глаза, нависая над растерявшейся Добринг. Та открыла рот, возмущённо хватая воздух. А затем глупо захихикала, запуская в блондинку щётку. — Что? Сама говоришь — один раз живём! Они захихикали вместе, глупо и по-девичьи. Ноэль прикрыла пылающие щёки подмёрзшими ладонями, пытаясь скрыть нарастающее смущение. Один из книззлов боднул худощавую лодыжку лбом, выпрашивая внимание. Сакристан несмело дотронулась до жёсткой рыжей шерсти, вызывая у существа громкое довольное мурчание. — Сколько бы ты ни кривилась, а животные тебя любят, — с нежной улыбкой сказала Поппи, поднимая с земли щётку. — Не знаю, ma chéri. Не моё это… — Ты знала, что книззлы отлично чувствуют характер волшебника? На злого человека они сразу же нападают. — Ты к чему это? — По секрету, я как-то видела, как Оминис сюда приходил. Они его облепили так, словно он котовником обмазался, — Добринг хитро сощурила свои ореховые глаза, глядя прямо в зелёные. Сердце пропустило удар, глухой и громкий, эхом оттеняясь по всему телу. Смутившись, Ноэль отвела взгляд, уставившись на мелкие грунтовые камешки под своими школьными ботинками. Руки сами собой снова задёргали рукава тёплой мантии, развевающейся на ветру. — Дамы! — прозвучало над самым её ее ухом, заставив подскочить на месте. Веснушчатая физиономия Уизли расплылась в весёлой зубастой улыбке, идеально сочетаясь с яркими рыжими кудрями. — Во имя Мерлина, Гаррет! Напугал! — возмутилась слизеринка, толкнув того в плечо. Гриффиндорец рассмеялся и вытер покрасневший от холода нос тыльной стороной ладони. Ноэль скрестила руки на груди, недовольно глядя на него. Юноша подмигнул ей и подошёл к Поппи, вальяжно опуская той локоть на макушку. Добринг хихикнула, но ничего не ответила. — Как насчёт того, чтобы скрасить этот хмурый пасмурный день кружечкой шипучего карамельного сидра? — он шутливо поиграл густыми бровями. — Это где такой наливают? В «Трёх метлах»? — озадаченно спросила блондинка, наблюдая за парочкой друзей. Низенькая миниатюрная хаффлпаффка смотрелась ещё меньше и милее на фоне высокого рыжего парня, использующего её как подставку. Где-то в глубине души зажёгся огонек радости за этих двоих. — Собственная разработка! — Уизли всё так же игриво подбоченился. Осенний ветер играл в огненных волосах, делая их похожими на настоящий алый пожар. Девушка со вздохом покачала головой и туже затянула шарф на шее. Время медленно близилось к следующему уроку. — Ну, как пожелаешь! — Гаррет махнул рукой удаляющейся худой фигуре, прежде чем наклониться к Поппи с лёгкой улыбкой. — У меня тут появилась одна идея, которую ты точно оценишь…       Ноэль напряжённо вертела в руках записку из плотной голубой бумаги, подписанную переливающимися золотыми чернилами. «Для леди с драгоценными глазами». И подписи нет. Она посмотрела на пышный букет бордовых роз, дополненный веточками лаванды. После ужина к ней подбежал мальчишка с хаффлпаффа, на вид второкурсник, и, отчаянно стесняясь, отдал цветы, пробормотав что-то о старшекурснике, попросившем передать. За последнюю неделю это был уже не первый случай. Постоянные записки с комплиментами, шоколад, вот теперь цветы. И таинственный поклонник умудрялся передавать подарки незаметно, когда её мальчишек не было рядом. Она устало потёрла виски, отмахиваясь от хихикающих соседок по комнате. Букет был небрежно установлен в вазу и отставлен на полке. Жаль, что воздыхатель понятия не имеет о её нелюбви к розам. Пошлость-то какая. Пропаренная горячим влажным воздухом ванная шумела льющейся водой за закрытыми банными шторками. Ноэль стянула с себя ночную рубашку через голову и уставилась в зеркало в полный рост недалеко от двери. Отражение глядело на неё в виде переминающейся на босых ногах худощавой, даже костлявой девчонки. Ноги привычно в мелких синяках, откуда только берутся-то они? Ладони убрали с лица ещё сильнее завившиеся в душном пару волосы, открывая вид на большие зелёные глаза. Любит же противоположный пол эту навязчивую хрупкость. Разумеется, она видела все эти взгляды на себе, преисполненные мечтами. Любая леди была бы рада такому вниманию, да только… Ей это зачем? Если в сердце засели только эти двое. Или даже, возможно, кто-то один. Щёку обдало воспоминание о поцелуе на заброшенном причале, заставляя крепко до искр зажмуриться. Ноэль пару раз хлопнула себя по лицу, пытаясь прогнать ощущения, но сердце не слушалось, колотясь и словно нашёптывая: «Ты хочешь ещё. Ты хочешь ещё». Она закусила губу стыдливо, бросая взгляд на свои выпирающие тазовые кости и следы от корсета на тонкой талии. Ох, Мерлин, что же с ней творится-то? Может, и права была Поппи. Один раз живём…       Она вертелась в постели, пытаясь найти удобное положение вот уже долгое время. Мысли скакали от её сил и профессора Бёрк до диаметрально противоположных. Они грызлись в голове, шептали, надоедали и не давали провалиться в спокойный сон. Где-то на фоне похрапывала Имельда, поздно вернувшаяся с тренировки. Трещал очаг в центре комнаты. Тяжело вздохнув, Ноэль раздражённо раскрыла шторки и сползла с кровати, накидывая на плечи плед. Тихо раскрыв дверь спальни, она выскользнула в прохладный коридор. Тапочки шлёпали по кованой решётке, эхом отражаясь от каменных стен, вторя журчанию воды под импровизированным полом. Гостиная встретила её мирной тишиной и влажным холодом. Непроницаемая тёмная толща воды Озера давила на большие эркерные окна, погружая полукруглый зал в таинственный тёмно-зелёный полумрак. Большая часть огней уже давно не горела, время перевалило глубоко за полночь. Закутавшись в плед, она неспешно прошла к окнам, разглядывая щупальца струящихся водорослей у самых окон. Словно призрачные пряди волос, те качались под потоком вод, словно силясь просочиться сквозь толстое украшенное витой рамой стекло. В глухой тишине вдруг раздался звон фарфора, отголоском прокатившийся по безмолвию. Ноэль вздрогнула, оборачиваясь на звук. — Не спится? — спросила она Оминиса, сидящего на диване в дальнем углу у столика. Блондинка подошла ближе к юноше, одетому в клетчатую пижаму и тёплый халат. На вопрос тот лишь кивнул медленно, своими адуляровыми глазами уставившись в привычное ничто. Бледные руки тряслись, сжимая в пальцах фарфоровую чашку, от которой исходил аромат каких-то трав. Девушка, решив не докучать вопросами, села рядом и поправила края ночной рубашки. Мракс склонил голову вбок, делая несмелый глоток травяного варева. Под слепым взглядом голубых глазах залегли синие болезненные тени, намекая, что юноша в очередной раз должным образом не спал. — В такое время все приличные мадмуазели должны быть в своих постелях, — тихо и хрипло вдруг произнёс он, отставляя чашку. Та с бренчащим мелким звоном ударилась о блюдце. — Ты дрожишь, — вырвалось неосознанно, пока её взгляд остановился на впалых гладких щеках друга. Найдя в себе смелость, Ноэль придвинулась ближе по сидению, почти чувствуя тепло чужого тела рядом с собой. Оминис встрепенулся и прикрыл глаза. — Дурные сны, — прошептал он в ответ, слепым движением шаря ладонью по сидению. Она не стала медлить, а лишь привычно схватила прохладную руку и слегка сжала её пальцами. Мракс попытался сдержать дрожь, переплетая их руки в замок, и рвано выдохнул. Пряди пшеничных волос спадали ему на лоб, создавая яркий контраст с привычной аккуратной укладкой. Они замолчали, вдыхая звенящую тишину гостиной и холодный полумрак, прерываемые лишь биением маятника больших напольных часов. Девушка задержала дыхание и придвинулась ещё ближе, ощущая, как сердце бьётся в самом горле, намереваясь выпрыгнуть вон. — Их крики, — прохрипел юноша, сжимая её ладонь с силой. Углы очерченной челюсти сжались, перекатываясь костями под полупрозрачной кожей слизеринца. — Уже столько лет прошло, а они никак не хотят кануть в забытьё. Я дословно помню рыдания и мольбы о пощаде. И голос отца, приказывающего закончить начатое. Ноэль промолчала, боясь ещё сильнее растормошить его душу. Учитывая эти редкие моменты, когда он мог рассказать о чём-то подобном. Сейчас она поймала себя на мысли, что Оминис никогда напрямую не рассказывал ей о том, что пережил в родном доме. — Но еще страшнее было после применения Круцио. Это всепоглощающее чувство могущества, оно буквально опьяняет, — продолжал он дрожащим голосом с надрывом. — А когда эйфория прошла, то не осталось ничего кроме пустоты и тошноты от самого себя. Я ведь мог… — Ты не мог. — Нет, я мог. Я мог просто умереть от боли, когда отец направлял на меня палочку вновь и вновь. Но как трус, я просто сломался. Хотел чтобы этот кошмар прекратился и выбрал самый лёгкий путь. Подчинился. — он до боли сжал в руке её пальцы, почти впиваясь ногтями в нежную кожу. Девушка не нашлась, что ответить. Лишь потянула его за руку, прижимая к себе в лёгких объятиях. Он обвил её руками, прижимаясь лбом к девичьему плечу, и прерывисто вздохнул. — Чем больше ты возвращаешься к этому, тем хуже себе делаешь, — прошептала она, проводя рукой по мягким встрёпанным волосам. — Сделанного не воротишь. Ты ведь не такой, как твоя семья. Оминис сделал глубокий вдох, зарываясь носом в тонкую хлопковую ткань ночной рубашки. Горячее частое дыхание жгло кожу, посылая рой мурашек по спине и разгоняя сердце в галоп. Вдруг стало ужасно жарко. Захотелось схватить его за подбородок и оторвать от плеча, попытаться заглянуть в самую глубь этих безжизненных глаз. — Я такое же чудовище, Ноэль, — прохрипел он в тишине, сильнее прижимаясь к ней, словно пытаясь раствориться. — Неправда. — Правда. Всё лето я злился на Себастьяна. А потом вдруг понял. Вспомнил. Кто я такой, чтобы обвинять его в тёмной магии, когда сам сведущ в ней куда больше него? — забормотал он, пока одна его рука скользила по её спине, выводя беспорядочные круги. — Я гораздо хуже. Тёмная магия — это дорога без возврата. И я ступил на неё ещё в детстве. У неё перехватило дыхание от этих слов. Грудь и горло сдавили слёзы, так не вовремя собравшиеся в уголках глаз. Не отдавая себе отчёта в действиях, Ноэль обхватила руками его щёки и дернула вверх, заставляя поднять голову. — Что ты такое говоришь?! — зашептала она, удерживая бледное лицо в объятиях своих ладоней. Слепые безжизненные глаза расширились от удивления, глядя куда-то сквозь неё. — Я лицемерное трусливое чудовище, Ноэль, — зашипел он вдруг, но не пытался отстраниться. — Себастьян был прав в прошлом году. Я настолько боялся всего связанного с тёмными искусствами, что просто сдался и действительно мысленно похоронил Анну, когда её прокляли. Я ставил ему в вину Аваду, когда применял её сам. Собственными руками, понимаешь?! Она застыла, сжимая пальцами линию его челюсти. Уставилась прямо в его бездонные лишённые зрачков глаза, пока Мракс продолжал. — После Круцио мои родичи решили, что пора мне стать взрослее. Что пытки — просто детские игры. Это была девушка, замученная до безумия, бормочущая какую-то несуразицу, — с жаром выпаливал в лихорадочном потоке признания Оминис. — Я пытался убедить себя, что это акт милосердия, что она больше не будет страдать. Но какой в этом смысл, если я отнял чужую жизнь? Какое я имею право? Я всё это время был не лучше Себастьяна и его заигрываниями с запретным знанием… — Прекрати! — волна злости прокатилась по телу, заставив Ноэль повысить голос и встряхнуть юношу как следует. — Сидишь тут, посыпая голову пеплом, как… как… — Как трус! — Ты. Не. Трус, — зашипела она, наклоняясь к его лицу ближе, удерживая на месте. Хотя, если бы он хотел, то без труда вырвался из принуждающих объятий. Она погладила бледную, почти фарфоровую кожу большими пальцами. — Ты добрый, милый и заботливый. Где бы мы сейчас были без тебя? Ты всегда был рядом, пусть сейчас всё отрицаешь, но ты поддерживал и меня, и Себастьяна всё это время. Прекрати это самоуничижение. Ты прекрасный человек со светлой душой. Задержав дыхание, она склонилась ниже, касаясь губами катящейся слезы. Оминис вздрогнул всем телом и извернулся, хватая её за запястья, сжимая их почти до хруста. — Что ты делаешь?! — слабым голосом спросил он, адуляровые зрачки забегали из стороны в сторону. — А ты зачем меня тогда поцеловал на причале?! — выплюнула она в порыве эмоций, больше не в силах сдерживать этот вопрос в голове. Сердце замерло. Мракс застыл, покрываясь красными пятнами румянца до самых ушей так сильно, что казалось вот-вот вскипит от стыда. Сделав глубокий вдох, он вдруг выпалил: — Потому что ты мне нравишься! Сердце внутри хлопнулось куда-то вниз и забилось, затрепыхалось как раненая птица. Кожа Ноэль вспыхнула таким горячим пламенем, силясь расплавиться. Она во все глаза уставилась на слепого слизеринца, пытаясь переварить его слова. — Ещё с прошлого года. Я знаю, что не имею никакого права себя так вести и говорить тебе это, но мне кажется, что я схожу с ума. Рядом с тобой тепло и спокойно. Я никогда себя так не чувствовал, понимаешь? — он скривился, продолжая удерживать её за руки, не давая отстраниться. Склонился ниже, обдавая горячим дыханием и без того пылающие щёки. — Ощущение, словно я знаю тебя всю свою жизнь. Я… Ты можешь мне ничего не говорить, но тогда я не удержался. И прости за тот эгоистичный поступок. Голова закружилась от всех этих ощущений. От запаха мяты и травяного чая, его дыхания, такого рваного и частого. От ощущения тепла чужого тела в нескольких дюймах от неё. Она уставилась на бледные губы, искривлённые в печальном выражении. — Какой же ты… bête à pleurer, — прошептала она с улыбкой, прежде чем преодолеть оставшееся расстояние и прикоснуться губами к его. Мракс застыл на мгновение, а потом схватил её за плечи, с жадностью прижимаясь к ней в ответ. Это было так странно, волнующе, но до смешного неумело. Они неловко стукнулись носами. Девичьи пальцы скользнули в пшеничные волосы, пропуская пряди, не желая отпускать в страхе, что он в мгновение исчезнет из объятий. Её трясло от этого ужасно сладкого ощущения. Словно бы она давно этого хотела. Всё казалось таким правильным, таким естественным. Тело обмякло, пока воздух вокруг стремительно становился горячее, сердце билось в горле и ушах, а зубы несколько раз ударились о чужие. Прохладные ладони с силой и нежностью обхватили её щеки, пока губы юноши в голодном трепете прижимались к её собственным. В голове пронеслись сотни мыслей, растворяясь в эйфории первого в жизни поцелуя. Хотелось остаться так до конца своих дней в тёплых объятиях, с запахом мяты, с несмелыми движениями пальцев, поглаживающих щёки. Руки сжали мягкую ткань на спине юноши, желая приковать его к себе. И пусть это был ужасно неумелый поцелуй, но до того нежный, что хотелось расплакаться. Оминис вдруг отстранился, тяжело дыша и дрожащими руками запахивая тёмно-зелёный халат. — Ох… — выдохнул он шумно, красный до самых ушей. Возникла странная пауза. Ноэль прикоснулась пальцами к мокрым губам, пытаясь запомнить это ощущение, чувствуя себя захмелевшей от эмоций. — Как… — тихо и неуверенно пробулькал бледный юноша, пряча безжизненный взгляд под длинными ресницами. Он весь сгорбился и ёрзал на сидении, не зная, куда деть руки. — Ты хочешь сказать, что мои чувства взаимны? — Да. Кажется, ты мне тоже давно нравился. Просто я не понимала, что это такое, — прошептала девушка, чувствуя волну нежности, захлестнувшую её с головой. Слизеринка бережно провела ладонью по его щеке, обводя родинку под правым глазом, и улыбнулась. Мракс вдруг тоже улыбнулся в ответ, переплетая её пальцы со своими: — Я понятия не имею, как себя нужно вести в такой ситуации, — с нотами нерешительности в голосе прошептал он, поглаживая большим пальцем хрупкие костяшки. — И я, — она пожала плечами. Из груди вырвался глупый смешок, пока сердце забилось в предвкушении. — В таком случае, нам придется что-то придумать. Ты… останешься со мной тут? Хотя бы ненадолго? — он поднял лицо, смущённо улыбаясь. Ноэль не ответила, лишь коснулась губами бледной кожи и прислонилась щекой к его плечу, накрывая их обоих пледом. Особо не заботясь о своем неглиже, прикрыла глаза. Какие уж тут приличия…