Под угрюмым серым небом клубился колючий снег. Мелкие жёсткие снежинки ярко блестели в скромных лучах декабрьского солнца, будто хотели хоть немного украсить весьма оскудевший в красках пейзаж.
Ноэль сделала глубокий вдох, опаляя горло морозным воздухом. Крепкая хватка чужой руки тянула вверх по пригорку. Среди редких облезлых деревьев постепенно открывался вид на Хогвартс и Чёрное озеро.
— Так… куда всё же мы идём? — спросила она бледного юношу, что с сосредоточенным видом сканировал палочкой пространство. В волосах гулял ветер, расплескивая пряди в воздух раздражающе.
— В очень важное для меня место, — тихо ответил Оминис, что был закутан в шарф по самые уши стараниями возлюбленной. Он громко шмыгнул носом, вызывая ещё больше недоумения.
Такой мороз стоит, а теплолюбивый Мракс решил, что им двоим срочно нужно куда-то на природу? При этом они даже успели провести целый день в Хогсмиде, взяв с собой горячего карамельного грога в бутылках.
Услышав её сбивающееся дыхание, Оминис остановился. Обрадовавшись передышке, слизеринка со вздохом облокотилась спиной о ближайшую скособоченную ель, покрытую сверкающим снежным напылением.
Ноэль подняла взгляд, рассматривая контрастное лицо возлюбленного. И угловатое, и округлое одновременно. Ей безумно нравилось даже просто смотреть на его необычную и даже хрупкую внешность: всегда покусанные губы, тонкие тёмные брови, идеально выщипанные; длинные до мурашек ресницы, которым позавидует любая барышня. Даже слегка кривоватая перегородка носа, явный след какой-то травмы, и та была очаровательной.
Юноша, словно почувствовав на себе пронзительный зелёный взгляд, опустил голову и слегка улыбнулся.
— Ты хочешь что-то сказать, мадмуазель?
— Нет. Ты красивый, — она булькнула, отчего-то испытывая смущение в смеси с порханием где-то внизу живота.
Мракс порозовел ещё гуще, но польщённо затрепетал ресницами. Его пальцы сильнее сжали ручку Ноэль, поглаживая нежную кожу сквозь тёплый бархат перчаток.
— Как говорят, красота
в глазах смотрящего, — усмехнулся он себе под нос. Его хватка только усилилась, утягивая отдохнувшую девушку дальше вверх по склону. Опять эти его шутки.
— Позволь не согласиться. Красота, в первую очередь,
в сердце смотрящего, — брякнула Ноэлль, едва не поехав ботинком по скользящей снежной поверхности тропы.
— Я это к тому, что для меня, например, нет понятия «красивого» или «некрасивого», — Оминис осторожно отодвинул разлапистую игольчатую ветвь, позволяя блондинке пройти дальше, — есть только то, что наощупь приятно или нет. Вот все говорят, что Пушишка уродливый,
с чем я в принципе согласен, но тем не менее мне это понятие чуждо.
— Отчего ты так пристал к Хобхаусу? — Ноэль фыркнула на слизеринца.
— От того, что… Просто… Какая разница вообще? — вспылил тот тихо, морща красный от холода нос.
Сакристан закатила глаза, но решила не отвечать. Какой прок спорить с этим упрямцем?
— А в прошлом году ты вполне ясно сказал, что я красивая. Стало быть, обманул? — пошла она в атаку с другой стороны, с удовольствием наблюдая выражение растерянности в аристократичных чертах. Мракс встал как вкопанный, пристыженно опустив голову.
— Я не очень хорош в комплиментах, — тихо начал он, склоняя набок пшеничную голову и открывая дневному свету меланхоличные черты бледного лица.
— Не переводи тему, — девушка в упор посмотрела ему в глаза, наблюдая, как адуляровые зрачки растерянно бегают из стороны в сторону, — ты даже трогал мое лицо, чтобы понять, как я выгляжу.
Бледный юноша вдруг вспыхнул так ярко, что перекрыл этим морозный румянец. Открыл рот беспомощно в ступоре, а затем просто закрыл и зажал пальцами переносицу.
—
О Мерлин, Ноэль, ты серьёзно? — слабым голосом произнёс он и, не дождавшись ответа, вдруг забормотал, — видят все высшие силы, я должен был сказать это раньше… Понимаешь… О, я не знаю даже как выразиться.
— Говори как есть, — ответила ему спокойно и мягко Ноэль, привыкшая к тому, как резко он мог войти в какое-то своё растерянно-паникующее состояние.
Мракс испустил страдальческий вздох и, вспомнив, видимо, зачем они здесь, повел её дальше по тропке вверх по скалам.
— Ты не подумай, что у меня были какие-то неприличные помыслы или ещё что-то вроде, но тогда я просил разрешения только потому, что просто
хотел тебя коснуться, — выпалил он на одном дыхании, снова ожидая от неё реакции. А у девушки в груди в смеси с изумлением засквозило только любопытство. Слизеринец пожевал губу, а затем тихо продолжил. — Мне совершенно ничего не дало то, что я потрогал твоё лицо.
— Почему? — казалось, её брови и вовсе уползут к волосам от удивления. Прямо-таки день открытий, ничего не скажешь. Оминис опустил голову, своим туманным взглядом устремляясь ей в нос, но она готова была отдать руку на отсечение, что смотрел он на неё как на скудоумную.
— Моя дорогая, я слеп с рождения. Себастьян ещё на первом курсе спросил, что я вообще вижу, мол, правда что у меня там всё чёрное, на что я ответил, что не вижу
ничего, — начал пояснять он уже абсолютно спокойным голосом, но при этом говорил так, словно вёл просветительскую беседу с кем-то ну очень глупым, — мне чуждо понятие цвета, для меня это просто слова. Как я тебе уже давно говорил, у меня
собственное видение мира, которое тяжело объяснить, ведь я-то незрячий. Я понятия не имею, как вы воспринимаете зрительную информацию.
Они забрались ещё выше, открывая лица порывам ветра. Ноэль со вздохом подняла руки и натянула на голову возлюбленного капюшон тёплой мантии, заметив насколько уже красные у него уши.
— Это всё просто чудесная предыстория, месье Мракс, но что же там с моим лицом? — спросила она, смахивая с его щеки невидимую пылинку. Оминис затрепетал ресницами и даже как-то ну очень меланхолично улыбнулся.
— Давай просто. Дать мне потрогать лицо для представления то же самое, что дать пятилетнему ребёнку прочесть полный свод законов Голпалотта. Слова он прочтёт, но смысла предложений не поймёт, — Ноэль ахнула, когда ладонь юноши отпустила её руку, а затем ледяное прикосновение обожгло гладкую щёку. Сердце прыгнуло в горло. Его пальцы нежно, как крылья бабочек, проскользили вдоль скулы вверх к бровям, — вот у тебя нос, вот брови, вот глаза… Но пойми, что я не могу собрать это в цельную картину.
Его большой палец опустился на приоткрытые губы, поглаживая неровности на пересохшей поверхности. Ноэль даже охнуть не успела, когда кончик пальца скользнул чуть дальше в горячий рот, проводя росчерком по вершинкам линии ровных зубов.
— Но поверь, — Оминис склонился ниже, опаляя уголок её губ своим выдохом, — пусть понятие красоты визуально мне неведомо, для меня ты
прекрасна.
Казалось, что вот ещё секунда и коленки подкосятся. Будто превратятся в желе или талый снег.
Стремительно улетучивались собранность и хоть какая-то сдержанность.
Откуда-то из самого нутра, из глубины души, в горло вырвался робкий стон. Голова закружилась по спирали, унося все мысли вон в воздух вместе с прикосновениями-бабочками.
Тёплый язык коснулся чужого пальца сам по себе, пробуя на вкус кожу и свежий мороз. Оминис охнул низко и тут же отпрянул, откашлявшись в кулак.
Холодный декабрьский ветер принёс тяжёлую паузу, шелестя ветвями и снегом.
— Так, быть может, пойдём дальше? — несмело спросила Ноэль, робко кидая взгляд на юношу. Тот промычал в согласии, снова обхватывая её тонкую ладонь в объятия своей.
А в голове только и кружилось-вертелось радостное «прекрасна». И вот казалось бы, что нового-то в этом слове, да только внутри всё переворачивалось вверх тормашками, скручивалось тугим комком, разлетаясь лёгкими крылышками. Узел ушёл в низ живота, посылая волны горячего пульса вниз по ногам.
Ноэль облизнула губы, пытаясь запомнить ощущение и вкус холодной кожи. И даже не смотря на завывающий ветер, стало нестерпимо жарко.
— Мы пришли, — постановил Мракс, выводя возлюбленную на полянку у отвесной скалы.
Ближе к краю лежало поваленное дерево, представляя собой импровизированную скамью.
Сакристан во все глаза ловила вид на Хогвартс, своими величавыми башнями устремляющийся в облачную ввысь. Чёрное озеро блестело незастывшими волнами в свете катящегося за горизонт солнца.
Оминис вдруг отпустил девичью руку и, отломав сухую ветвь от заскорузлого куста, взмахом палочки превратил её в букет ромашек.
Ноэль проследила за его движениями с недоумением. Юноша повертел в руках цветы и с тяжёлым вздохом медленными шагами подошёл к сложенным в стопку плоским булыжникам у скошенного горного гранита.
Слизеринка молча проследовала за юношей, с горечью в глазах наблюдая, как тот кладёт букет на
могилу.
Сглотнула тяжёлый ком, который так не кстати засел в горле, не в силах даже сказать что-либо.
— Я уверен, что ты бы ей очень понравилась, — тихо произнёс Оминис, опуская свою светлую голову к самой груди. Порыв ветра сдул с него капюшон, обнажая поднятые с грустью уголки бровей.
— Расскажешь… о ней больше? — спросила Ноэль, беря его за руку. Длинные пальцы переплелись в крепкий замочек.
На бледных искусанных губах юноши расцвела грустная улыбка. Оминис вздохнул, уводя возлюбленную к дереву-лавочке. Взмах палочки и снег с щербатой поверхности рассыпается в воздухе. Второй взмах и девушке стало теплее, словно под пальто запустили жаркий летний ветерок.
Они сели, устремляя лица к горизонту с возвышающимися величавыми башнями школы и мирно плещущимися волнами непроглядной водной пучины.
— Она была... Хорошей. По крайней мере именно такой я её знал, — тихо начал слизеринец, с благодарным кивком принимая из рук девушки ещё тёплую бутылку карамельного напитка. Тонкие пальцы ощупали горлышко, слегка неуклюже вытаскивая пробку. — Без сомнений могу сказать, что тётя Ноктуа заменила мне мать практически во всех аспектах моей жизни.
Ноэль молчала, внимательно слушая мягкие ноты в его голосе и разглядывая окрасившееся некой горько-сладкой эмоцией лицо. Казалось, что даже яркий румянец на выступающих скулах возник вовсе не из-за мороза.
— От неё пахло цветами и табаком. У неё были тёплые руки и ласковый голос, — он усмехнулся, опуская мутный пустой взгляд в колени, будто пытался увидеть под ногами что-то. Порывы влажного шотландского ветра трепали отблескивающие бледным светом пшеничные волосы, в прах разбивая аккуратную укладку слизеринца. — По правде сказать, я был с ней рядом так мало, но кажется, словно это время было
целой жизнью… — Прошептал Оминис и замолк. Слышались лишь постукивание его длинных пальцев по толстому тёмному стеклу бутылки да плеск спокойных волн вдалеке.
Девушка повернулась корпусом к нему, с нежностью проводя ладонью по предплечью. Мракс вздрогнул, будто выныривая из забытья. Лицо его потемнело.
— В моём доме пахнет пылью и плесенью, словно на высохшем болоте. В доме тёти Ноктуа пахло морем, свежей выпечкой и садом. Она много работала. Признаюсь, я даже не знаю, чем конкретно она занималась, но моменты возвращения в семейное поместье казались такими
страшными, — он скривился на мгновение, а затем поднял к небу уставшее бледное лицо, — я помню, как почти каждый час прислушивался в надежде, что вот-вот хлопнет камин от летучего пороха или постучит в мое окно её сова с запиской, что, мол, вещи собирай, я тебя забираю.
Ноэль сделала глоток из бутылки, чувствуя, как по телу разливается тепло, а сладкий вкус наполняет рот, склеивает язык. Зелёные глаза не отрываясь смотрели на юношу.
Тот поджал дрожащие губы и часто заморгал, нервно зажимая переносицу пальцами.
— Она научила меня всему, что я знаю. Неизвестно откуда доставала мне книги на Брайле, учила читать и писать. Я ведь в родном доме просто болтался как пятая нога у собаки. Как мне говорили, я должен быть благодарен, что меня вообще кормят, — он выпустил нескладный вздох, сжимая плечи и горбясь ещё сильнее обычного. Сакристан без промедлений схватила его за руку в попытке успокоить. — А тётушка была другой. Она относилась ко мне с тем теплом, которого я никогда не знал в родительском доме. Как будто все эти люди, которые окружали меня с рождения, были совершенно мне посторонними, а она моя мать, которая просто отлучилась на непростительно долгий срок.
Дыхание его вдруг стало совсем нескладным, резким. Крылья тонкого носа трепетали с каждым судорожным вздохом. Оминис нервно и резко потёр глаза дрожащей рукой.
— Она курила трубку, но была так изящна в словах и поступках. Говорила, что не родословная делает человека таким, какой он есть. Что мой недуг не моя вина. Что я ценен не менее всех моих братьев и сестёр. Её взгляд на наше наследие и постулаты Слизерина так кардинально отличался от других Мраксов, что я даже сначала не верил. С детства я чувствовал, наверное, подсознательно, что в действиях моей семьи есть что-то… неправильное. Но именно тётя Ноктуа показала мне, что иная точка зрения имеет право на существование и…
Он громко шмыгнул носом и ещё крепче сжал губы, почти до посинения.
Ветер продолжал свистеть где-то в еловых кронах, гоняя всполохи снежинок с земли, что вспыхивали оранжевыми блестками в лучах клонящегося к закату солнца.
Ноэль осторожно, боясь спугнуть, сжала его руку.
— Она говорила, что статус крови не определяет талант человека. Постоянно привозила для меня магловскую художественную литературу, читала мне на ночь. У меня столько родственников, но она казалась мне
единственной.
Девушка тихонько прильнула щекой к плечу юноши, чувствуя, как по всему его телу идёт из последних сил сдерживаемая дрожь, и как его пальцы ещё крепче сжимают её руку.
— Она постоянно ссорилась с отцом. Видимо, он посчитал забавным отдать сына-отщепенца нелюбимой сестре. Интересно, на что он рассчитывал? — горько усмехнулся Оминис, чей голос скакал от мягких нот к надрывным хриплым шепоткам.
Такой волнительный внешний вид Маркса разрывал изнутри ноющее сердце Ноэль. Юноша замолчал на мгновение, а затем вдруг судорожно всхлипнул, крепко жмуря глаза. Ноэль прижалась к нему ещё крепче, пытаясь забрать и растворить его печаль.
— Я любил её. Очень сильно.
Всем сердцем. И что мне осталось? Истлевшие кости в заброшенном подвале, — свистяще сорвался он, размазывая бегущие по впалым щекам дорожки слёз, — она столько для меня сделала, а я не смог дать ей хотя бы достойных похорон!
Оминис низко склонился, пряча лицо в изгибе шеи возлюбленной. Сжался, словно смятая пружина, дрожащая от напряжения.
Ноэль задержала дыхание, бессознательно пропуская мягкие пряди растрепавшейся укладки сквозь пальцы в попытках дать юноше хоть немного комфорта. Казалось, всё то, что он говорил, было настолько личным, что лилось потоком из сам
ой его закрытой души, израненной потерями и несчастьями.
— Но ты нашёл её. Достойные похороны — это не вычурное надгробие и лица людей, которые скорбят напоказ, — прошептала девушка ему на ухо, продолжая успокаивающие поглаживания. — Ты ведь оплакиваешь её искренне. Нет ничего достойнее настоящей любви и скорби близкого человека. Твоя тётя ведь с тобой. Вот тут. — Она коснулась его груди, даже сквозь слои тёплой одежды чувствуя, каким громким и частым набатом колотится чужое сердце. — Её идеалы и идеи живут в тебе. И светлая память тоже. Я думаю, что для неё это было бы самым главн…
Она охнула, когда Оминис крепко сжал её в объятиях. Часто задышал, роняя слёзы на плотную ткань пальто.
— Знаешь, я теперь точно знаю, что она была потрясающей, ведь она воспитала такого чудесного джентльмена, — на губы сама собой наползла слабая улыбка. Мракс усмехнулся сквозь слёзы, снова громко шмыгнув носом.
— Я долго не понимал значения слова «дом». Но потом появилась тётушка, и я впервые почувствовал каково это — быть
дома, — шепнул он и привалился на слизеринку, ложась щекой на узкое плечо.
Ноэль улыбнулась ещё шире, лёгким движением смахивая запутавшиеся в длинных ресницах слезинки. Набрала в грудь воздуха и тихо пропела:
Mille regretz de vous abandonner
Et d'eslonger vostre fache amoureuse,
Jay si grand dueil et paine douloureuse,
Quon me verra brief mes jours definer.
Он глубоко вздохнул. Сакристан тихонько слушала, как постепенно возлюбленный успокаивается, но была точно уверена, что этот эмоциональный момент он пронесёт через всю свою жизнь как нечто самое сокровенное.
Тихий плеск начал усиливаться под набирающим обороты вечерним ветром. Небо окрасилось в яркий алый, выделивший потрясающий шотландский пейзаж. Тяжёлые облака поплыли быстрее, в мирной тишине сбрасывая на землю мелкий снежок.
Длинные пальцы юноши водили беспорядочные круги на мягкой девичьей ладошке, стащив с неё перчатку. Он снова тяжело вздохнул, хрипло произнося:
— Быть может, обмен подарками перенесём на само Рождество? Как и положено?
От его неуверенности Ноэль нахмурила брови и покачала головой.
— Ну уж нет. Ты меня сюда привёл не просто так, — постановила она решительно. Отпрянула слегка, потянувшись за своей сумкой.
Мракс опустил свой адуляровый взгляд в колени, поерзал на месте неловко. Сцепил руки в замок, почти ковыряя пальцы. Это была до того умилительная картина, что девушка даже пожалела, что не взяла с собой фотокамеру.
Нарочито медленно она начала шарить в своей сумке, на которую были наложены чары расширения. С каждой секундой Оминис начинал нервничать всё больше, не в силах скрыть свое волнение. О, она помнит его опешившее лицо, когда подарила ему кашне. Теперь тот если и выходил на улицу, то только в нём, изредка меняя на факультетский шарф.
— Ты специально это делаешь, мадмуазель? — не выдержал он, обиженно-надрывно пробормотав. Сакристан хихикнула.
— Ну, просто не могу удержаться. Ты очень милый.
— Это уже второй комплимент за день, — зарделся он.
Решив больше не мучить возлюбленного, слизеринка с трудом выудила из сумки длинный сверток.
— В любой другой ситуации я бы сказала закрой глаза и вытяни руки, но ты можешь просто вытянуть руки.
Оминис весь подорвался, резко протягивая руки вперёд. Поправив положение его ладоней, Ноэль вложила в них подарок.
С замиранием сердца зелёные глаза внимательно следили, как юноша кладёт врученный свёрток на колени, удивлённо вскинув брови. Бледные руки с порозовевшими от мороза пальцами принялись ощупывать упаковочную бумагу, водя длинными порхающими росчерками.
— Что это? — риторически вопросил Мракс, нетерпеливо, с детским восторгом и изумлением на лице разворачивая обёртку. Ощупав полированную поверхность дерева, тот ахнул. — О, во имя Мерлина, Ноэль, ты с ума сошла…
Ей так нравилось смотреть на эту счастливую и одновременно растерянную улыбку. Мракс с полным ошеломлением ощупывал длинную лакированную трость из чёрного дерева с посеребренной металлической рукоятью. Резная змея оплетала набалдашник, спускаясь к шафту почти цельной конструкцией.
Оминис совершенно растерялся, дрожащими руками сжимая и ощупывая подарок. На бледные щёки наполз яркий румянец, дополняясь снова задрожавшими губами.
И сейчас ей казалось, что все усилия, затраченные на этот подарок, полностью окупились чистым восторгом и смущением, что застыло на аристократичном лице слепого слизеринца. А именно: подговорить Себастьяна измерить рост спящего слизеринца лентой, найти через бабушку Поппи хорошего мастера в Лондоне, а потом ещё вести долгую переписку с правками заказа. Не говоря ещё и о том, что эта трость стоила ей полугодовых карманных из-за сложности исполнения. Кстати, о сложностях…
— Проверни рукоять, — посоветовала Ноэль. Мракс трясущимися руками сделал, что просили, и охнул, когда резное основание змеи отделилось от шафта. Круглые адуляровые глаза вперились ей в переносицу. — Там полость, в которую ты можешь вставить палочку. Таким образом, я думаю, ты сможешь куда спокойнее передвигаться по улицам без страха выронить её. И больше её не сломают…
Оминис прикрыл рот ладонью, издав какой-то сдавленный звук, а затем бросился к ней. Выронившие подарок руки крепко обхватили девичьи щёки, а сухие покусанные губы лихорадочно покрывали поцелуями холодную кожу.
— Впервые жизни, Ноэль, у меня
нет слов, — зашептал он свистяще, не выпуская девушку из нежного захвата.
— И это даже по-своему хорошо, ведь ты та ещё язва, — хихикая, ответила девушка, подставляя лицо под беспорядочный дождь из коротких поцелуев, — всё, перестань-перестань, месье Мракс, щекотно!
Оминис отпрянул, красный до самых ушей. Слегка вжал голову в плечи и пожевал губу.
— Стало быть, моя очередь? — неуверенно спросил он, глядя в пустоту туманным взглядом. Ноэль удивлённо следила своими зелёными глазами за тем, как юноша вместо карманов полез себе за воротник, шурша тканью и чертыхаясь.
Вздох так и застыл где-то на середине, когда слизеринец со смущённым лицом подцепил на шее плотную серебряную цепочку, снимая её через голову.
— Вашу руку, мадмуазель, — с меланхоличной улыбкой попросил он, наощупь хватая её ладонь и опуская туда цепочку с нанизанным на неё маленьким колечком. На удивленный вздох забормотал. — Я привёл тебя сюда, потому что хотел сказать…
Ноэль тупо уставилась на возлюбленного, пытавшегося подобрать слова, а затем опустила глаза на серебряное колечко с орнаментом в виде змейки.
— Это кольцо принадлежало тёте Ноктуа, — прошептал Оминис, нежным движением сгибая её пальчики над подарком, — оно мне дорого, но я считаю, что будет лучше, если оно станет теперь твоим. Всё равно оно на женскую руку сделано, и я не могу его носить, так что…
Сердце внутри словно сжалось в маленькую точку, а затем развернулось обратно, заставив ахнуть. Сакристан закусила язык, чтобы, не дай Мерлин, не расплакаться. Отчего-то этот его жест, этот подарок были до того… она даже не могла подобрать какими именно. Казалось, что сейчас в её руке лежит самое величайшее сокровище на свете.
— Тётя Ноктуа была для меня домом. И я даже моргнуть не успел, как скоро его лишился, — его пальцы сжали её ладонь. Тёплый металл вжался в нежную кожу, но сейчас это казалось таким неважным. — Я понял, что дом — это даже не место. Это ощущение спокойствия. Даже счастья. И я хочу, чтобы это кольцо было у тебя. Потому что ты — мой
дом.
— Правда? — хрипло спросила она, глядя как на тонких губах Мракса расцветает одна из самых красивых его улыбок.
—
Правда.
***
Казалось, что она парит где-то высоко-высоко в облаках. И даже метла не нужна. И серые тучи не выглядят такими уж прямо серыми, и сколы на камнях замка смотрятся весьма даже художественно. И солнце такое яркое, броское. А сердце скачет в груди, рассыпаясь бабочками.
— Бренный мир взывает к Ноэль Сакристан! — помахали перед ней маленькой ручкой. Поппи в любопытстве склонила голову вбок.
Мимо прошествовали Нерида и Грейс, окидывая взглядами подруг, но было так наплевать на эти чужие взгляды. Особенно, когда на указательном тонком пальце красовалось колечко. Где-то внутри промелькнула жалостливая и очень крамольная мысль о том, что оно было слишком большим для безымянного…
— Я сейчас принесу Гарольда, и он засунет тебе в нос язык! — пригрозила Добринг, мотыляя палочкой в руках.
— Я прекрасно слышу тебя,
Coquelicot.
— Да-да, а я тайный заводчик корнуольских пикси, — надула та маленькие губки, плюхаясь рядом с блондинкой на лавочку.
Ноэль закатила глаза и покачала головой. Маленькая хаффлпаффка нетерпеливо поерзала на месте и на одном дыхании выпалила.
— Гаррет меня пригласил! — сияющий ореховый взгляд лишь дополнял эту картину. Казалось, даже гладкое каре слегка топорщилось от восторга, который бурлил в миниатюрной фигуре лучшей подруги.
— Я бы удивилась, если бы он этого не сделал… — слизеринка лениво покрутила на руке кольцо, а затем повела взглядом по оживленному коридору. Зелёные глаза сами собой поймали крупный силуэт в отдалении.
Лицо вытянулось само собой.
— Кто это там, с Себастьяном? — недоуменно спросила она у Поппи.
— Эмили Клируотер, — весело произнесли рядом с ней громким грудным голосом.
Ноэль с визгом подпрыгнула на месте, а Уизли расплылся в яркой улыбке.
— Мерлиновы кальсоны, Гаррет, ну сколько можно?! — возмутилась слизеринка.
Самый печально известный зельевар школы рассмеялся, а затем сел рядом с девушками, засовывая руки в карманы бордовых форменных брюк.
— Вообще-то я просто искал Поппи, а то, что ты в небесах витаешь - это пустое, Ноэль, — махнул он рукой. В его зелёных глаза заплескался ехидный огонёк. — Небесах таких же голубых, как глаза некого джентльмена, обитающего в вашем подвале.
Она уставилась на парочку круглыми глазами.
— Ты что, рассказала ему?! — зашипела она, заставив Добринг хихикнуть в ладонь.
— Да брось, Сакристан. Вы уже не сосчитать сколько ходите по всему замку под локоток, словно старая супружеская пара, — гриффиндорец растёкся на лавке расслабленно, заставляя блондинку возмущённо подавиться воздухом. — Только дурак не догадается. Хотя, по правде говоря, я думал сначала, что вы давно уже с Сэллоу горите друг к другу ярким пожаром чувств!
Ноэль раздражённо фыркнула, толкая рыжего юношу в плечо. Гаррет захохотал ещё громче, но её взгляд все ещё возвращался к Себастьяну, расслабленно прислонившемуся к стене рядом с высокой светловолосой девушкой в форме Рейвенкло.
Особо не вслушиваясь в болтовню за спиной, Ноэль сама собой быстрым шагом, лавируя меж студентами, прошествовала к лучшему другу.
Заметив её, Сэллоу стрельнул глазами в сторону своей симпатичной собеседницы.
— А, вот и ты, — без особого энтузиазма махнул рукой он. Сакристан вскинула брови удивлённо, — Оминис сейчас в библиотеке,
если что.
Её зелёные глаза встретились с изучающими голубыми. Да, девушка была вполне хорошенькая. Стройная и куда… фигуристее. Взгляд сам собой опустился на выступ блузки студентки рейвенкло, зажигая внутри огонёк зависти. Ничего себе, здравствуйте.
— Я вообще хотела тебя спросить…
— Где найти нашего хмурого друга, да? — с нажимом улыбнулся Себастьян, обжигая её своим прямым тёмным взглядом. Не дав ей и слова вставить, он продолжил. — У тебя ведь
так много дел, что тебе совершенно
некогда вести тут со мной праздные
беседы.
Эта интонация в низком голосе заставила Ноэль внутренне чертыхнуться. Девушка подавила желание с силой хлопнуть себя по лбу. И вдруг стало так стыдно. Дура дурой, чтоб её любопытство заставило провалиться под пол!
— Да-да, Оминис в библиотеке, я поняла.
Merci, Себастьян, — слизеринка неловко поджала губы, на пятках разворачиваясь в сторону главного холла школы. Сэллоу кивнул ей, сразу же расслабляясь.
Казалось, что чем ближе было Рождество, тем сильнее становилась суматоха вокруг бала в честь праздника среди старшекурсников…
***
Ноэль растерянно смотрела, как Себастьян чертит руны и символы на доске куском мела.
— Смотри, исходя из моей новой гипотезы, эта Древняя магия может взаимодействовать с такой материей, как человеческие эмоции. Если волшебник, в теории обладающий этим даром, может извлекать негативные чувства из объекта, то, возможно, может использовать и свои, чтобы направлять магию, — менторским тоном вещал он.
Оминис расслабленно сидел на диване, водя палочкой по страницам очередной книги в толстом переплёте, которую читал уже несколько дней подряд.
— Ты пробовала ту медитационную технику, которую я предлагал? — спросил Сэллоу, щёлкая пальцами перед её лицом.
— Да. Только я не совсем понимаю, как это может мне помочь.
— Если мы ведём речь о такой странной истории, как чувства, то есть вероятность, что импульс, исходящий от твоего настроения — это ключ к разгадке. Любое желание можно превратить в магию, если постараться, — пояснил тёмноволосый юноша. — Обскуры же тоже не с потолка возникают. Это результат стоического отрицания своего магического дара и его подавления.
В образовавшейся паузе тишины крипты можно было услышать только как Мракс переворачивает очередную страницу.
— И не забываем о фантазии. Я, конечно, не очень понимаю какой прок в этом архитектурном созидательстве… Но, возможно, если ты научишься использовать свой дар наполную, то он перестанет подавлять твою собственную магию, — заходил из стороны в сторону Себастьян, громко щёлкая ботинками по старой плитке.
Ноэль глубоко вздохнула, чувствуя, как серебристая текучая сила струится шепотками по всему телу. Зазвенело в ушах.
Фантазия? Эмоции?
Дыхание выровнялось, а зашедшееся болью сердце унялось, стоило ей вспомнить разговор на обрыве. Порхающая легкость расползлась в желудке, поднимаясь выше.
Колонна. Такая блестящая, высокая колонна, словно из мраморного лазурита с блестками.
Глубокий вдох. Взмах палочкой по спирали. Какое-то щемящее счастье переполняет всё естество и…
— О! — вырвал её из потока выдох Себастьяна.
Ноэль посмотрела себе под ноги, глядя на… маленький кособокий столбик, переливающийся глубокими оттенками синего и голубого. Зелёные глаза в шоке едва не вылезли из орбит.
— Это… — запнулась она.
— Похоже на сталагмит, — склонил голову вбок тёмноволосый слизеринец. Он закатал рукава рубашки и опасливо дотронулся до получившегося творения. Его густые брови поползли вверх. — Будь я проклят…
Мракс сполз с дивана, подходя к друзьям. Адуляровые глаза блуждали по окружению в не меньшем удивлении.
— Получилось?
— Технически, да, — ответил Себастьян за девушку, внимательно осматривая «сталагмит» со всех сторон.
А у Ноэль не хватало слов, чтобы даже выразить своё удивление от происходящего. Она действительно смогла? И пусть это заняло столько времени, но…
— Как ты себя чувствуешь? — с участием спросил Оминис, склоняя пшеничную голову вбок.
— Очень
легко, — прошептала Сакристан, продолжая неверяще таращиться на собственное волшебство.
Сэллоу закряхтел, вставая с корточек, и улыбнулся лучезарно до самых ямочек на веснушчатых щеках.
— Ну вот видишь, красота. А надо было-то всего
немного подумать!
