Erinnerungen

Тилль широко вышагивает, будто специально пытается как можно быстрее меня увести от дома Ландерса, чтобы поскорей начать наш увлекательный диалог. Я не сопротивляюсь и послушно иду за ним, но не так резво, отставая от Тилля на пару шагов. Мы отходим на несколько метров от дома, и Линдеманн неожиданно встаёт как вкопанный. Я поднимаю удивлённый взгляд на друга. — Ну что? — Что? — Ты рассказывать сам будешь или мне тебя к стулу привязать и допрашивать? Усмехаюсь и поднимаю голову наверх, щурясь от бьющего в глаза солнца, рукой провожу по волосам. Тилль не был из числа болтнуов, хотя знать ему нужно было обо всём и вся, от матери ему что ли передалось? Довериться ему всегда было не сложно, Линдманн мог и выслушать в трудный момент, и плечо своё крепкое подставить, как верный друг, и напоить дёшевым, зато бесплатным пивом, стащенным с прилавка. Но при всем при этом, рассказывать не особо хотелось. В принципе, этот момент моей жизни я бы предпочел забыть, как страшный сон и тем более, сделать все так, чтобы как можно меньше людей знали о таком Рихарде Круспе. Я все ещё молчу, любуясь на обижигающее солнце, и с каким-то мазохизмом терплю боль в глазах. Тилль вздыхает, понимая, что пока я сам не начну говорить, то по-другому он ничего не добьётся. — Да, ты знаешь... Я медленно опускаю взгляд на Линдеманна, натягиваю дружелюбную улыбку и надеюсь, что это прокатит. Однако, мой старый и нетерпеливый друг меня тут же перебивает, выставляя руку перед моим лицом. — Да все я знаю! Ты можешь мне хоть что-нибудь сказать в своё оправдание, что за последний год наше общение и вовсе сошло на нет. И учти, как Пауль я молчать не буду! Всю душу из тебя вытяну, пока не скажешь. Тилль сводит брови к переносице, кривит губы и даже выпячивает нижнюю в конце своих слов. Вот эта его привычка меня всегда забавляла. Я закатываю глаза со слабой улыбкой и не сильно ударяю его кулаком в плечо, намекая развернуть свою тушу ко мне лицом. — Это надо рассказывать под градусом, а сейчас только утро воскресенья. Мы же с тобой не свиньи, чтобы убухиваться в самом начале дня. Теперь уже Линдеманн закатывает глаза, но все равно я замечаю улыбку на его лице, после чего он кивает, хоть и нехотя. — Хорошо-хорошо. Тогда вечером я куплю ящик пива и... — О нет, только не пиво. — О да, пиво! — Тилль смеётся, нехило хлопая меня по плечу, — Обязательно пиво! Я сдаюсь и тоже хмыкаю. По дороге Тилль рассказывает мне о своих новостях, что поменялось за время моего отсутствия и заканчивает рассказом об Эмили, пару раз упрекнув меня, что до сих пор ей ничего не сказал. Мы почти доходим до магазина Линдеманна, но тут он снова встаёт на месте снова, и я уже возмущаюсь. — Ты как конь строптивый! Чего опять встал? Тилль неоднозначно стряхивает головой, и я точно убеждаюсь, что он в прошлой жизни какое-нибудь парнокопытное. Не успеваю я обойти друга, чтобы в лицо выразить свое негодование, как замечаю молодую девушку около входа магазина. Она выглядит лет на двадцать пять, её длинные светлые волосы развиваются на лёгком весеннем ветре, а сама она, обхватив себя руками, слегка ежится. Видимо бедняжка долго стоит, кого-то ожидая, и почему-то не хочет зайти в помещение. В голове складывается два плюс два, и я дергаю бровью, глянув, на все ещё не подающего признаки жизни Тилля. Девушка, кажется, тоже нас замечает и тут же выпрямляется, вытягивая изящную шею, перестает обнимать себя руками и направляется к нам. Линдеманн как по волшебству отмирает, будто Белоснежка просыпается ото сна, становится уверенне после своего лёгкого замешательства, и расправляет свои и без того широкие плечи. — Берти, здравствуй. — Доброе утро, Тилль. Я зашла забрать свои вещи. Берти коротко кивает и кидает на меня острый взгляд за спину Тилля. Я ëжусь и делаю шаг влево, скрываясь за плечами друга. Сильная женщина, сразу видно. — А чего не вошла? На улице еще не май месяц. — Ничего, я недолго стояла, да и тебя не было. Я спрашивала у Анны. — Хорошо, пойдём зайдем, я отдам. Тилль бросает на меня извиняющийся взгляд, на что я лишь могу запоздало кивнуть. Он быстро проговаривает, что скоро подойдёт, а я пока могу пойти выбрать что-нибудь. Вместе они заходят со службного входа, скрываясь в здании. Мне ничего не остаётся, как зайти уже в сам магазин, иначе Пауль нас действительно съест вместо завтрака, как пошутил перед выходом Тилль. Я быстро справляюсь с нашей миссией, оплачивая сосики и какие-то печенья к чаю. Уже несколько минут стою и мёрзну, ожидая своего медлительного друга, и вот спустя ещё десять минут, из того же служебного выхода буквально выбегает Берти, а следом с угрюмым выражением лица за ней идёт Тилль, даже не пытясь её остановить. В моей голове теперь все путается, и из выражения «два плюс два» это превращается в какое-то показательное логарифмическое уравнение с двумя усложнёнными и абсолютно непонятными мне переменными. Берти уже прыгает такси, видимо заказанное уже как пару минут назад, хлопая дверью, в то время как Тилль останавливается на половине пути до машины, принимая ещё более задумчивый и опечаленный вид, молча провожая взглядом уезжающую машиной. Я не решаюсь его окликнуть, наблюдая за этой немой сценой, и только когда Линдеманн сам идёт ко мне, стараюсь сдержать свой болтливый в таких случаях язык. — Все купил? — Тилль старается скрыть свой вид и я, как хороший друг, ему подыгрываю. — Ага, тебе ничего не надо там сделать? Ну, в магазине, — я делаю рукой в воздухе полукруг, оборачиваясь на здание и снова смотрю на грозовую тучу в виде лица Линдеманна. Что же у них такое там случилось? — Нет, пойдем. Пауль нас точно сожрет. — Тилль мрачно двигается вперёд. — И не подавится.. — тихо вздыхаю в ответ. Обратно мы идём уже молча, лишь изредко я что-то комментирую вслух, а Тилль кивает мне в ответ или же пожимает плечами, и мы немного говорим о мелочах. Линдеманн уже не выглядит таким отрешённым и подавленным, просто немного уставшим, но только его глаза отражают глубину его мыслей, и то, как сильно он увяз в этом болоте. Я стараюсь не ворошить этот омут с чертями, решая, что у нас будет ещё время поговорить, и я смогу его поподробнее обо всем расспросить. Не только же мне грязное бельё напоказ выставлять, правильно? Мы доходим до дома намного быстрее, так как ветер, что дул сначала лишь слегка, усиливается будто с каждой минутой. Погода стремительно меняется с теплой на холодную с леденящим ветром душу. Пауль уже встречает нас на пороге, подгоняя скорее войти в дом и не запускать холод. Ах, весна во всей её красе. Ландрес замечает уж слишком задумчивый вид Тилля и вопросительно смотрит на меня, когда наш общий друг проходит первым в дом, ни слова не сказав Паулю. Тяжёлая ситуация, Ландерс, что непонятного? Пожимаю плечами и ухожу на кухню, чувствуя как желудок вот-вот доест сам себя. Видимо, мы долго прогуливались, и время уже около девяти, раз я настолько сильно хочу есть. Пауль сзади, кажется, корчит недовольство на своём лице. Ну и любопытная же ворона. Пока я вожусь с сосиками, а Тилль располагается на диване в зале, с кем-то разговаривая по телефону, ко мне подстраивается Пауль, и я хмыкаю, оборачиваясь с приторным выражением лица. — Дорогой, давай позже... Невинно хлопаю глазами, слащаво вытягиваю голос выше, а после получаю подзатыльник. Больновато, но заслуженно. Ну, зато вид смущённого Пауль как всегда доставляет неимоверное удовольствие. Это как дразнить ребёнка, хотя в принципе так и есть. Пауль закатывает глаза и что-то ворчит себе под нос, а после снова обернувшись в сторону гостиной и обратно, немного переминается с ноги на ногу как-то взволнованно говоря: — Что с Линдеманном? — он слегка хмурится и говорит полушепотом. По спине пробегают мурашки, но я незаметно мотаю головой. Не сейчас. — А я знаю? Встретился с какой-то «Берти» и теперь ходит как в воду опущенный, — я стараюсь сделать более отстранённый вид и принимаюсь переворачивать сосиски на сковороде. Паралельно растираю ноющий затылок, пока Пауль отпихивает меня от плиты и сам принимается за наш завтрак, а после замирает точь-в-точь как Тилль. Он будто в фильме медленно поднимает голову и смотрит прямо в глаза, а я вновь теряюсь. — Что? Берти? — Пауль удивлённо округляет глаза, и я буквально могу увидеть в них вопрос откуда я знаю. Я киваю и не могу отвести взгляд, как завороженный всматриваюсь в глаза Пауля, где можно как на ладони увидеть беспокойство за друга и что-то ещё, пока глубоко скрытое от меня. Но Ландрес разрывает зрительный контакт, оборачиваясь на Тилля, который с ещё более уставшим лицом заходит на кухню, плюхаясь на кресло около окна. Он мельком оглядывает нас и усмехается. — Выглядите как заговорщики. Скажите честно, вы мне яд подмешиваете? — Конечно. Я быстро смотрю на Пауля, который тут же успевает сменить выражение на своём лице на улыбку, и я, сообразив, тоже усмехаюсь, садясь на стул рядом с Тиллем. Линдеманн закатывает глаза и говорит, что он просто поменяет тарелки и у нас получится русская рулетка только с едой между мной и Ландресом. Пауль смеётся и, как ни в чем не бывало, продолжает готовить, пока мы с Тиллем шутим о хозяюшке фрау Ландерс, за что чуть не отхватываем ложкой по лбу. Тилль вовремя уворачивается, а я прячусь под стол. На душе становится неожиданно спокойно и тепло. За завтраком мы обмениваемся шутками, вспоминая былое. Все это время мы редко переглядываемся с Паулем, все так же не подавая вида какого-либо беспокойства за нашего друга, а сам Тилль лишь иногда уходит в себя, замолкая во время наших передразниваний с Ландерсом. Тогда затихает и Пауль, но лишь на пару секунд, пока я снова не кину ему ехидную фразочку, пытаясь спасти ситуацию. И только после этого Линдманн отмирает, включаясь в нашу шуточную перепалку. Уже наступает полдень. На окне появляются капли дождя, а небо становится совсем хмурым и серым. Все же, самая непредсказуемая вещь в мира это погода. Несмотря на все прогнозы синоптиков, это таинственная девушка вольна поступать как ей вздумается и вести себя очень неоднозначно. Мы все ещё сидим за столом и размеренно пьем чай. Наступает комфортная тишина, когда даже звук ложки в кружке кажется очень громким и совсем ненужным. Тут Тилль вздыхает слишком уж драматично и сообщает, что ему вообще-то нужно идти. После нашего затянувшегося завтрака, они с Паулем ещё немного разговаривают о своих деловых делах, оставляя меня одного снова мыть посуду по наказу Ландерса. Я почти успеваю возмутиться, но Пауль буквально за пару секунд затыкает меня и лишь глазами указывает на Тилля. И стоит входной двери хлопнуть после ухода Тилля, как Пауль, словно ястреб на мышь, набрасывается на меня с расспросами. — Берти, значит? Давно её не видел... О чем они разговаривали? Тилль что-то тебе говорил про неё? Пауль тараторит, как делал всегда в детстве, возбуждённо рассказывая нам с Эмили о новостях в школе. Когда Эмили оставалась дома из-за болезни, а такое случилось часто, Пауль всегда заглядывал к нам на чай поделиться свежими событиями. Я усмехаюсь, на минуту будто снова вижу перед собой маленького Пауля. Вот он, такой же несмышлëнный, ещё только пошёл в начальную школу и ему интересен весь необъятный мир. Отмахиваюсь от фантома и, вытирая руки полотенцем, разворачиваюсь лицом к Паулю. — Не знаю я о чем говорили. И нет, Тилль ничего не рассказывал. Вижу как Ландерс сгорает от нетерпения, и мне почему-то это очень нравится. Нравится его дразнить, да, а что? Нарочито медленно веду свой перессказ, прерываясь на какие-то действия, и так мы доходим до гостинной, снова располагаясь на диване. — Мы встретились около магазина, почему-то она не зашла внутрь. Они коротко поздоровались, а потом я уже видел как она убегала от нашего ненаглядного. Атмосфера была гнетущая, конечно... Пауль впитывает слова как губка и кивает в конце, а после откидывается спиной на диван, впадая куда-то в свои великие думы. Я жду ответного рассказа и разъяснений, поэтому толкаю его в бок. Ландерс снова шипит, как кот, и показывает мне язык. — Что за Берти? Что у них с Линдеманном-то случилось? С улыбкой отзеркаливаю жест, и Пауль едва заметно приподнимает лишь один уголок губ. Но тут же меняется в лице, немного хмурится и поднимает глаза вверх, будто на потолке сейчас происходит что-то очень интересное. — Они были вместе какое-то время. Не знаю точно сколько, не смотри на меня так! Я вообще мало, что знаю. Потом начались у них ссоры и непонятки вообще какие-то. Знаю, что расстались они обоюдно. — Только Тилль её все ещё любит? — Ну конечно, это же Тилль. Пауль отвечает это с интонацией как само собой разумеющееся. Так и есть, всех своих пассий Линдманн долго не мог забыть и страдал тоже долго. Но всегда с мягкой улыбкой отвечал нам своей излюбленной цитатой: "Когда любовь заканчивается, один обязательно страдает; если никто из двух не страдает, значит любовь и не начиналась; если страдают оба, значит любовь ещё не закончилась." И Линдманн точно любил, потому и страдал. Мы почти одновременно глубокомысленно вздыхаем, я слышу тихий смешок со стороны Пауля и сам коротко улыбаюсь. — Он обещался зайти вечером. Может я ещё что-нибудь узнаю? Вижу как Пауль мотает головой и неутешительно говорит, что это очень маловероятно. Рассказывает, что он сам узнал случайно, когда они так же пили. Как-то не особо радужно пока все выходит. Если Тилль ничего никому не рассказывает, значит все намного хуже, чем мне сейчас кажется. — Эмили вчера написала вечером. Уже ночью почти, — Пауль прерывает мои мысли. Подождите, что? Я смотрю на спокойного Ландерса, который пытается достать сигареты, лежащие на столике без рук. Пару секунд просто наблюдаю, но это все происходит слишком долго, и я цокнув, сам беру их и кидаю в Пауля. Он ловко их ловит, даже с какой-то грацией. И если Тилль в прошлом явно конь, то Пауль точно кот. — Эмили писала? Что у неё случилось? — Да ничего, в принципе. Мы часто так переписываемся ночью, когда не спится, —Пауль пожимает плечами и как-то странно на меня смотрит. Вы что, обо мне там друг другу строчите? Хотя это уже мой нарциссизм, стоп. — Так что там? — я нетерпеливо вглядываюсь в глаза Ландерса, будто увижу ответ там, но кроме своего отражения пока ничего не нахожу. — Она спрашивала про тебя, потому что вчера ей показалось, что кто-то похожий на тебя шел мимо неё. Ну там, рядом с герром Хербинг, — Ландерс зажимает в губах сигарету, а после долго чиркает старенькой зажигалкой. И я уже хочу дать ему свою, как сигарета все же загорается. Пауль тихо добавляет, выдыхая дым в сторону, отворачиваясь от меня, — Она очень скучает, Рихард. Я успеваю заметить в глазах Пауля что-то похожее на тоску вперемешку с болью и частички непонятной мне грусти. Его последняя фраза будто остаётся незаконченной, ведь должны быть ещё слова «И я тоже». Или мне просто хочется услышать их от него. Но Пауль молчит, вдыхая едкий табак в себя и смотрит в окно словно наигранно-скучающе, где уже, кажется, во всю начался ливень. Чувство вины перед моей маленькой сестрёнкой неожиданно хватает меня в свои лапы, и я отстраняюсь от Пауля, решая поговорить с ним позже. Нужно сходить к Эмили или хотя бы позвонить, чтобы объявить о своём возвращении домой. Я говорю об этом Паулю, получаю слабый кивок задумчивого Ландерса и ухожу на кухню, доставая телефон. Контакт Эмили найти очень просто в моей опустевшей телефонной книжке. Я долго зачищал следы своего прошлого, и сейчас у меня записаны всего пара номеров, и в основном это какие-то коллеги и знакомые, которых друзьями назвать трудно. «В Берлине легко быть кем угодно!» — так я думал, когда только переехал в шумную столицу учиться в колледже. На втором курсе мне подвернулся случай поработать в одной не очень известной газете, но мне и этого было достаточно. Я был так воодушевлëн и с радостью сразу согласился. Коллектив был дружелюбным, писать мелкие заметки или брать интервью получилось неплохо, да и деньги были нужны всегда. Колледж я не окончил, бросив по тем самым обстоятельствам, но работа осталась. Вернее, меня приняли снова. С одним из главных редакторов мы успели подружиться за год моей так называемой «стажировки» там. Только после моего долгого отсутствия, Том предложил мне начать все заново, и вот, теперь я поднялся до уровня редактора. Гудки идут долго. Я успеваю весь известись: налить себе воды, сесть за стол, встать, походить по комнате туда-сюда, снова сесть, выпить почти нетронутый стакан воды, и снова налить воды. — Рихард?.. Голос Эмили колокольчиками раздаётся в трубке и я расплываюсь в улыбке. — Привет... — выдыхаю в трубку и мягко улыбаюсь, будто вижу перед собой сестру, — Как у тебя дела? Все хорошо? Как Майк? — Все хорошо! Майк супер, а я ещё лучше! А ты как? — она тараторит как Пауль, и я усмехаюсь. Они взяли много привычек друг у друга. — Рад слышать.. Я тоже хорошо... — делаю паузу и представляю как сестра выдыхает со своей неизменной нежной улыбкой на лице, кивая мне, чтобы я продолжил, — Эмили? — Да? — Я приехал кстати... Слышу как Эмили на секунду перестаёт дышать, а после взрывается как самый яркий фейерверк и повышает голос, нетерпеливо выдавая все больше и больше вопросов. — Я так и думала! Приехал к нам? Когда? Сегодня? Вчера? Кто тебя встретил? А сейчас ты где вообще? Ты у Пауля? — минуту. Последний вопрос застаёт меня врасплох, и я даже давлюсь водой, в то время как Эмили уже начинает меня отчитывать. Но я прерываю её, как только откашливаюсь. — Эмилия, — моя сестрёнка тут же вздыхает и замолкает. Полным именем еë обычно назвали родители, и она всегда жаловалась, что ей не нравится именно эта форма еë имени. Поэтому я обращался к ней так редко, и лишь только в моменты, когда ругал её за малочисленные проступки. Или вот, как сейчас, чтобы она хоть на секунду успокоилась, — К вам, вчера, встретил Пауль, и да, я у него сейчас. Откуда ты узнала? В трубке телефона слышится звонкий смех Эмили, и я усмехаюсь, прикрывая глаза. — Это очевидно, глупый! Но это ладно, ты когда зайдешь домой и почему сразу не рассказал? — на последних словах она делает особенное ударение и кажется, отчитывать она меня будет ещё и при встрече. Ну сначала, конечно, объятия, слезы и все такое, а потом она обидется. Хотя и это тоже ненадолго, потом снова объятия и слезы, — Цвен Круспе, я жду ответа. Морщу лицо, и хочется отплеваться, будто от чего-то кислого и невкусного во рту. Ужасное имя. Моë первое имя. Эмили специально это делает, в такие моменты очень заигрываясь в нашу мать. Конечно же, мы оба знаем друг друга наизусть и иногда, мне даже кажется, что Эмили знает меня лучше, чем я сам. — Давай зайду завтра? Я очень скучал по тебе, правда. Извини, что не сообщил, просто это все вышло очень спонтанно и беспокоить тебя я не хотел. А я знаю, как ты нервничаешь! Себе дороже заставлять тебя волноваться, ну.. Я вздыхаю и стараюсь максимально заговорить сестру, чтобы не рассказывать настоящих причин. Она поймёт, как и понял бы Пауль. Может они правда лучше знают меня, чем кто-либо, но не сейчас. Сейчас бы Тилля здесь и его любимого пива. Эмили все же соглашается и делает вид, что поверила. Она точно будет допытывать меня завтра, но это будет завтра. А сейчас я слушаю как она радостно мне рассказывает о своих новостях и щебечет как птичка. Мы разговариваем где-то с полчаса, а после Эмили вновь слегка пожурив меня, говорит, что очень ждёт в гости. Мы прощаемся, и я наконец расслабляюсь. Скоро придёт Тилль, и обычная дружеская поддержка мне сейчас будет как раз кстати. Вечер обещает быть не скучным.