Erinnerungen

Вместе с Эрикой мы весело доходим до пекарни. Нисколько не уставая говорить, она все рассказывает мне о своей жизни; о том, как все поменялось после трех лет моего отсутствия, и как долго они не могли отпустить Пауля жить в одиночку. В груди даже как-то щемит от пульсирующей мысли, что это совсем не сравнится с моими родителями, которые даже нормально не попрощались перед отъездом. Мать тогда просто отдала деньги на первое время, посмотрела с какой-то не присущей ей тоской и почти потянулась навстречу ко мне. Лишь на секунду мне показалось, что она хотела обняться, но она тут же остановилась на полпути, резко одернув себя. Мотаю головой, желая поскорее прогнать это чувство, чем привлекаю внимание Эрики, и лишь сконфуженно закусываю губу на её вопрос все ли в порядке. Потом я слушаю внимательнее, но редко что-то отвечаю, ведь за ней трудно поспеть. Даже сейчас, когда я отвлекаюсь на проезжающую машину, Эрика уже переключается на новую тему, и, кажется, говорит про её новый куст роз, который все никак не хочет цвести. Сочувственно киваю, и мы быстро переходим дорогу, оказываясь почти сразу у дверей неизвестного мне «Мира булочек». Этот «Мир булочек» оказывается совсем небольшим — всего один этаж здания. Оформление сразу привлекает внимание яркими лампочками подвешенных гирлянд и забавной пышной булочкой, которая игриво подмигивает с вывески. Все цвета очень уютные, под стать той самой эстетике, что мелькает в ленте соцсетей практически у каждой моей знакомой. Хотя сейчас я даже понимаю эту атмосферу, ведь в голове сразу мелькает мысль: как хорошо сидеть тут холодной осенью, пить горячий капучино и наблюдать за красочным листопадом из широких панорамных окон. Я не успею полностью осмотреться и вдоволь намечтаться, как Эрика буквально затаскивает меня внутрь, все ещё крепко обхватывая рукой мою. Фрау Ландерс с довольным лицом и розовыми щеками, подстать её берету и брошке, усмехается, когда я не успеваю затормозить и почти целуюсь с витриной сладких изделий. Невольно подмечаю, что усмешка Пауля точно копия усмешки его матери, и на губах вырисовывается улыбка. — Рихард, дорогой, неужели тебе они настолько приглянулись? — Эрика осторожно придерживает меня ладонью чуть выше груди и добродушно шутит. — Конечно, прямо-таки взгляд не могу от них оторвать. И лицо тоже не особо получается. — киваю в знак благодарности и коротко усмехаюсь, когда женщина снова заливается теплым смехом, чем привлекает внимание нескольких покупателей. Мы переглядываемся с Эрикой, как заговорщики, и тут же смеемся вместе, но уже тише, направляясь к прилавку. На нас косятся две старых Фрау со столика у окна и недовольно цыкает мамаша с ребёнком, но мы продолжаем шушукаться между собой, тихо посмеиваясь. У прилавка нас встречает миловидная девчушка с двумя смешными хвостами по бокам, которая громко здоровается и одаривает нас приятной улыбкой. С Эрикой она здоровается ещё раз отдельно, вежливо спрашивая про её самочувствие, на что женщина отмахивается рукой, с усмешкой отшучиваясь. Ну, видимо, Фрау Ландерс частый гость здесь. Это само собой вызывает какую-то ласковую улыбку, ведь именно такое место ей очень подходит. Она идеально вписывается в этот уют и добавляет в него новых красок своим нарядом. Пока они разговаривают, я молчаливо оглядываю интерьер. Здесь просторно, и первое, что бросается в глаза, это обилие растений по всему залу. Они тут самые различные, но больше всего настенных вьюнов, что так красиво свисают с полок из своих разноцветных горшков. Так же много здесь изделий из дерева, например очень симпатичные своей округлостью столы, гармонирующие по цвету с различными статуэтками на все тех же полках с вьюнами. Одним словом, миленько. Отхожу подальше от двух уже вовсю разговорившихся женщин, приглядываясь к аппетитным тортикам, пирожным и прочему сладкому. Глаза буквально разбегаются от количества вкусностей, но я цепляюсь за шоколадные пирожные с сочной вишней, будто короной наверху. Почему-то вспоминаю Пауля. В голове рисуются сравнения его губ с цветом этой самой вишни, а шоколад напоминает о том, какой цвет волос у него был до всех этих экспериментов с химией. До моего отъезда. Ну вот, опять про него. Хмурюсь, отмахиваясь от очередных уколов совести, как от надоедливых мух. Тут же желудок невовремя подаёт признаки жизни и требует этих самых пирожных, которые скоро действительно меня соблазнят. Оборачиваюсь, чтобы посмотреть где сейчас Эрика, надеясь, что мы недолго тут задержимся. Но она оказывается ближе, чем я рассчитывал, и пугает меня своей хитрой улыбкой, отчего я подскакиваю, после с подозревающим прищуром оглядывая женщину. Что-то тут нечисто. — Приглянулось что-то? — она бегло осматривает стенд с пирожными, и заметив то, что искала, снова смотрит на меня с легкой полу-ухмылкой. — Возможно, — киваю настороженно, ведь эта женщина чуть ли не экстрасенс в третьем поколении, а раскрывать свои мысли я пока не горю желанием. Она, кажется, остаётся довольна и таким ответом, снова оставляя меня наедине с коварными шоколадными пирожными. Все же купить для Эмили что-то нужно, так? Пусть будут эти с вишней, да? А то я наверняка ещё долго буду выбирать, я же себя знаю! Тщетно пытаюсь себя всячески убедить, что это будет самый лучший выбор, но потом взглядом натыкаюсь на любимейший пирог моей сестры, конечно же с малиной. Ну вот, придётся весь прилавок скупить. Пока моя спутница ещё занята выбором, я подзываю к себе ту девушку с хвостами, что так весело подпрыгивают при ходьбе. Прошу, чтобы мне запаковали малиновый пирог, и, немного поколебавшись, добавляю в свой список покупок и приглянувшиеся пирожные. На последок киваю будто для себя, но с обольстительной улыбкой, на всякий случай, для девушки. Она немного краснеет и быстро удаляется, чтобы приступить к своей работе, а я нахожу взглядом Эрику и направляюсь к ней. Она собирает почти полную корзинку различных булочек и сладостей, после с милой улыбкой прощаясь с приветливым бородатым мужичком за прилавком на голову ниже меня. Меня пробирает на смех от осознания для чего Эрика так участливо себя ведёт, и я прикрываю рот, чтобы скрыть улыбку и рвущийся наружу смех, а она, завидев меня, притворно недовольно цыкает и показушно закатывает глаза. Как только она подходит ближе, я уже не могу сдержать себя и все же пропускаю пару смешков, пока Эрика старается сдержать свои. — Ай-ай-ай, фрау Ландерс! А что же скажет ваш муж, м? — мы вместе прыскаем со смеху, направляясь за моими покупками уже снова под руку, пока кто-то вновь оборачивается на нас. — Скажет, что булочки просто отличные. А ты, негодяй, даже не думай ничего говорить герру Хармсу! Такие вкусные булочки, да ещё и по скидке редко где найдешь! Снова не могу удержаться от усмешки, пока быстро оплачиваю сладости, прощаясь с «хвостатой» девушкой. Эрика же довольно улыбается, тоже прощаясь, а после шепчет, наклоняясь ко мне ближе: — Он совсем недавно к нам переехал и пока не знает, что я замужем. Так что, тс! И мы со смехом выходим из «Мира булочек», где потревожили, наверное, всех обитателей этого места. — Ну что, беги к сестрёнке. Но не забудь, что обещал зайти и к нам! Антон будет рад тебя видеть, негодяй, и я тоже. — Эрика тянется обнять меня ещё раз, и я нежно обхватываю женщину руками, ластясь как котёнок. — Может все же помочь донести? Как раз зайду ненадолго? — отстраняясь, неловко отвожу глаза, отчего-то смущаясь. — Да что ты! Как будто я тяжести какие-то несу, ей-богу, дорогой! Тут одни булки, да и все, ничего не случится со старушкой, — Эрика в своей привычной манере шутливо пихает меня в плечо и кивает сама себе пару раз, — Потом зайдешь, у нас с тобой допрос ещё не закончен. А сейчас беги к Эмили, Рихард. — А Вы? Нам вроде как в одну сторону, ну. По крайней мере, было года три назад. — недоумение так чётко, и видимо, смешно отражается на моём лице, что Эрика снова усмехается и с особой родительской любовью проводит рукой по моей щеке, ласково поглаживая. — В одну. Но я обещала встретиться сегодня с университетскими подругами, вот и набрала как раз сладостей. Ну, знаешь, дамы в возрасте те ещё сладкоежки! — женщина мило смеётся, в точности как и её сын, пока я расплываюсь в нежной улыбке. Киваю и мы прощаемся, ещё раз обнимаясь. И вот я уже удобнее перехватываю пакет со сладким, направляясь в сторону дома. Дорогу помню хорошо, наизусть знаю как и где пройти, чтобы побыстрее очутиться на своем пороге, но намеренно иду длинным путëм. Хотя Эмили наверняка будет возмущаться из-за моей «медлительности», но вряд ли это будет долго, по крайней мере до тех пор, пока в качестве взятки я не отдам ей пирог. Ускоряю шаг, когда прохожу знакомые с детства дома. Внутри странно и будто совсем незнакомо разливается трепет, покалывая кончиками пальцев, и волнение от встречи, которая вот-вот случится, накатывает с головы до ног. Казалось бы, это же моя маленькая Эмили, которую я растил с самого детства, но отчего тогда страх сковывает все внутри? Сейчас даже трудно представить в какую девушку выросла моя сестрёнка, которая вечно носилась с мальчиками, разбивая себе колени. Как она сейчас поведет себя при встрече, если мы не говорили друг с другом несколько лет? А простит ли она вообще мне это? Мысли врезаются в мозг, точно стрелы с ядом, отравляя и так шаткое состояние спокойствия, которое я тщетно пытаюсь сохранять, подходя все ближе к родительскому дому. Оказываясь на пороге, суетливо поправляю одежду, причёску, да и вообще все, что только можно поправить. «Кроме гадкого характера» — вечно недовольный голос внутри едко противоречит мыслям о том, что все пройдёт нормально, и критикует меня как некстати. А я постепенно теряю уверенность и самоконтроль, поддаваясь на его сладкие речи. Чего же я так боюсь? Наверное я даже сам знаю ответ, но не хочу ворошить самые тёмные и глубинные места своих мыслей. Изнутри меня сжирает не столько тревога, сколько отчаянное чувство вины перед моей милой Эмили. Ей достался ужасный брат, и она такого явно не заслужила. Пока я путаюсь в своих же мыслях, в паутине жадного и огромного страха, не замечаю как перед носом открывается перекрашенная в белый дверь. Она точно была тёмно-коричневой несколько лет назад. Из дома выглядывает сначала макушка сестры и большие голубые глаза, и только потом уже сама Эмили во весь еë, хоть и небольшой, рост. Она взяла привычку так открывать двери ещё с подростковых лет, когда оставалась одна дома. Словно из транса меня выбрасывает обратно в реальность её мелодичный голос, тихо зовущий меня. Смаргиваю и натыкаюсь глазами на милую девушку, чуть ли не копию меня самого. — Эмили. — из груди вырывается вздох, а из глаз девушки тут же начинают лить солёные реки слез. Она бросается ко мне, и я тут же крепко прижимаю её ближе, пока она все больше и больше начинает заходиться в судорожных рыданиях на моей груди. Чувствую как щиплет в глазах, когда зарываюсь в её чёрные кудри носом, вдыхая родной запах клюквы, и сильнее стискиваю сестру в объятиях. Эмили почти беззвучно плачет, прерываясь на вздохи с моим именем, а я закрываю глаза, ласково и осторожно проводя руками по её спине. Её пальцы с силой впиваются в мои бока, когда она цепляется за мою одежду, и вот тогда-то мои и без того хрупкие частицы контроля ломаются надвое, поэтому я как можно тише всхлипываю, все ещё уткнувшись в волосы Эмили. Не могу я совсем расклеиваться при ней, никогда не мог. Однако она все равно слышит, как бы не стараюсь сдержаться, поэтому отрывается от меня с красным зареванным лицом и дрожащими губами, но улыбается так мягко-мягко, стирая большим пальцем мои слезы. Я судорожно выдыхаю, подставляя щеку, и тяжело сглатываю. — Ты правда приехал?.. — она улыбается той же улыбкой и смотрит с неимоверно огромной надеждой, но я замечаю каплю страха в её чистых океанах глаз. Она словно боится, что я мираж или призрак, поэтому, для верности, ещё и сжимает рукой мой плечо. — Да. — и мне не остаётся ничего, кроме как выдавить из себя хриплое согласие, а после осторожно коснуться губами её лба, чтобы она наконец убедилась в действительности. И она вновь отчаянно прижимается ко мне, словно я её единственное спасение. Пока Эмили постепенно приходит в себя, все ещё изредка похлюпывая и сопя носом, я теми же аккуратными движениями провожу руками по длинным волнам черных волос, пропуская пряди через пальцы. Сестра опускает голову на мою ключицу, так как не достает до плеча, и я коротко хмыкаю, продолжая «расчёсывать» непослушные пряди. Такие кудри достались ей от бабушки с маминой линии, только у неё и у Эмили такие мягкие и волнистые волосы, у остальных, включая меня, они жесткие и прямые. Эмили эти волны подходят, смягчая её чуть острые черты лица, доставшиеся нам от матери. — Помню, как заплетал тебя перед детским садом, а ты все канючила какие у тебя ужасные волосы. — оставляя пряди в покое, целую сестру в макушку, задерживаясь губами на несколько секунд, пока она не отодвигается. Сам не понимаю почему сейчас так резко всплывают эти воспоминания, но благодаря им мне удаётся начать хоть какой-то диалог. — Не помню такого.— Эмили дует губы, и вот её ещё одна привычка, которая, по-моему, у неё с самого рождения. Моя сестрёнка задумывается, проводя руками по своим волосам и снова ложится мне на грудь, цепляя эти чёрные, как ночь, пряди за собой. Она действительно продолжительное время не могла принять, что такая особенность внешности в семье только у нее, и я прекрасно это помню, ведь даже наша мать всегда с небрежностью отзывалась о еë волосах, нисколько не делая ситуацию лучше. Об этом позже узнал Ландерс, и мы вместе пытались помочь моей сестренке принять свою внешность, однако Эмили не поддавалась никаким нашим комплиментам. Это наоборот больше расстраивало её, на что мы недоуменно переглядывались с Паулем. Но так же прекрасно я помню, как моя сестрёнка наконец полюбила их всем сердцем, начав ухаживать за ними и любоваться при каждой возможности. Были летние каникулы, когда мы по негласной традиции уезжали на неделю-другую к нашей единственной бабушке. Это была старая женщина с глубокими морщинами, но ясными глазами, как у сокола, и доброй улыбкой только для нас с сестрой. Со своей дочерью, нашей матерью, у них были максимально холодные отношения, наверное, даже хуже чем у нас. И как бы мать не старалась это исправить, бабушка никогда не видела её стараний и не замечала попыток помириться. Может быть, матери именно поэтому не нравилась кудрявость Эмили, ведь она напоминала ей собственную отчужденную мать. Зато, нас очень любила бабушка, балуя каждый раз любимым пирогом с малиной для Эмили, и шипучей газировкой для меня. До сих пор на языке фантомом ощущается кисло-сладкий вкус химозной груши, когда вспоминаю об этом. В первый день нашего приезда, когда Эмили уже подросла до относительно осознанного возраста, лет шести или семи, она вскользь пожаловалась мне на мальчишек, которые все задирали её из-за кудрявости волос. Дети правда бывают жестокими, но ещё чаще они просто повторяют слова своих никудышных родителей. Что-то такое я сказал Эмили, пока мы играли в её любимую настольную игру. Как раз в этот момент нас и услышала бабушка, тут же резко остановившись прямо перед нами. Было странно видеть её такой. Она как грозовая туча нависла над Эмили, и та от страха забилась в угол дивана, опасливо поглядывая на бабушку. Я подсел ближе к Эмили, внимательно следя за движениями женщины. Прежде бабушка так никогда не делала, и даже не особо нас ругала, если что-то и случалось. Но тогда она всерьёз напугала и меня, и Эмили. Сверкнув глазами, она грозно посмотрела на сестру и строго сказала ей: «Цени то, что дала тебе природа. Себя в первую очередь». И эту фразу мы запомнили надолго. Потом бабушка почти сразу добродушно улыбнулась, присаживаясь рядом на диване, и обняла мою сестрёнку, извиняясь за то, что так сильно напугала ее. Но эти слова подействовали так, как было нужно, и с того времени Эмили действительно ценила свои волосы и не давала себя в обиду. Возвращаясь обратно в настоящее, чувствую, словно слетал только что машиной времени в такое далекое прошлое. И пока я был погружен в воспоминания, Эмили постепенно успокаивалась. Еë голос уже не дрожит, а высохшие слезы напоминают о себе только покрасневшими глазами и носом, не перестающим шмыгать. Я тоже выдыхаю спокойнее, и сейчас на губах появляется нежная улыбка. Я все никак не могу оторвать глаз от Эмили, разглядывая её как только могу. Она стала настоящей красавицей и практически моей копией. Словно смотришься в зеркало, немного искажающее тебя в женское тело, и это так удивительно. Эмили, кажется, действительно меня ждала, ведь надела тот самый вельветовый зелёный сарафан, который я подарил ей на последний день рождения, когда приезжал в последний раз. Только сейчас ко мне приходит осознание, что я так давно её не видел, и только сейчас я понимаю насколько скучал по своей, как оказывается, уже давно не маленькой непоседе. — Было-было. Вертелась, как самая настоящая юла и сама же ойкала, когда я случайно дергал за волосы. А слëз из-за них было, ох! — наигранно вздыхаю, подглядывая за реакцией сестры. Та фыркает от возмущения, но как только мы встречаемся взглядами, она звонко хихикает, тыкая меня в бок. Ну вот, с задачей клоуна рассмешить я прекрасно справляюсь. Пока моя единственная успешная роль. Не успеваю увернуться от подлой атаки и быстро сдаюсь, когда после попытки ущипнуть в ответ терплю поражение. Эмили ещё раз тыкает меня в рёбра, на что я закатываю глаза, выдавая скудное и безэмоциональное «ай». Она снова пропускает смешок, вставая на цыпочки, и я чувствую осторожное прикосновение мягких девичьих губ на своей щеке, отчего улыбка растягивается до ушей. — Хорошо-хорошо, было! И пойдем уже в дом, Майк точно меня потерял. — не успеваю заметить, как она уже тянет меня за руку в дом, а я послушно иду за ней. Ох уж эта страшная женская сила, вы бы знали! Мы проходим в дом, и только я начинаю оглядываться, как в ноги бросается какой-то чёрно-белый комок, сверкнув розовым носом перед тем, как повалить меня на пол. Эмили удачно вовремя отпускает мою руку и остаётся стоять, тихо посмеиваясь, пока я в шоковом состоянии, лежа на пороге родительского дома, отталкиваю от своего лица что-то большое и мягкое. Это «что-то» и оказывается Майком — псом моей сестры. Майк или же Михаэль появился у моей сестры года четыре назад совершенно случайным образом. Наверное, начать нужно с того, что Майк это якутская лайка. Если я правильно помню, этот смешной пес, который сейчас пытается съесть мне лицо, достался Эмили от её бывшего бойфренда. Она не рассказывала как именно они расстались, но и я не спрашивал, не до того было нам обоим. Помню лишь как однажды Эмили скинула фотографию своего нового питомца с четкой и лаконичной подписью «мой пёс». Ну, вопросов больше и не было. Я очень редко интересовался как они, и Эмили сама присылала их совместные фотографии. Думаю, благодаря этому псу моя сестра сейчас не сидит безвылазно дома, как это было раньше, и наконец-то делится своей безграничной любовью с кем-то, кроме нас с Паулем. Ну вот, опять Пауль. Пока я окончательно не ушел снова с дебри своих мыслей, и пока меня окончательно не доела собака моей сестры, нужно подниматься. Я подхватываю на руки пса, рвущегося облизать мне все лицо, и фыркаю, но все равно глажу радостное животное. Первые два курса я, хоть и редко, но приезжал домой на выходные, однако это было так давно, что я искренне удивлён, что этот четвероногий вихрь все ещё помнит меня. Майк ластится ко мне, и видимо не зря говорят, что животные похожи на своих хозяев, ведь я не могу не сравнивать его с Эмили. — Так странно, что он ещё помнит меня. — вдоволь обласканный пес сам спрыгивает с моих рук, и я удивлённо поднимаю брови, что вызывает новый приступ смеха у моей сестры. — Мы и не забывали тебя никогда, да, Майки? А вот ты? — отсмеявшись, Эмили бегло кидает на меня взгляд и уходит вслед за псом на кухню. Еë лицо меняется так быстро, что я даже не успеваю среагировать, запоздало догоняя её. Еë яркая улыбка как-то слишком быстро померкла после, казалось бы, обычной фразы, и это болью отзывается внутри, из-за чего я с трудом сглатываю рвущиеся наружу извинения, которые сейчас совсем не к месту. У нас впереди весь вечер для них. И не только. Как же на самом деле ты изменилась, моя маленькая Эмили.