Erinnerungen

Вечер незаметно наступает осторожными шагами, плащом из сумерек накрывая стихший городишко. Под звуки шелеста листьев, что доносятся до уха из открытого окна, я мерно покачиваюсь на стуле, закрыв глаза. Эмили ушла мыть лапы Майку, ведь последний выбежал на улицу почти сразу, когда мы задержались больше, чем на одну минуту. В воздухе витает запах лазаньи, которую Эмили приготовила к моему приходу, но из-за всех наших разговоров, уже успевшей остыть. Сейчас же, когда мы проголодались, одним чаем дело не кончилось. С губ вылетает смешок, и я открываю глаза, слегка жмурясь из-за приглушённого света в комнате. Ужин уже разогрет, а Эмили, судя по недовольным звукам обоих участников сражения в ванной, управится не скоро. Я поднимаюсь с теплого места, сам ухаживаю за собой и так же сам быстро съедаю чуть ли не половину лазаньи. Я большой мальчик, да. Вышло потрясающе, так что не стыдно было и всю съесть. Эми ведь могла бы стать отличным поваром, если бы только захотела. Её блюда всегда получились даже лучше, чем у меня! А это уже значит, что вкусно так, что не только пальцы облизать хочется, а вообще всю тарелку. Но моя сестрёнка выбрала другое дело себе по душе — стала заниматься фрилансом, а после устроилась в большую корпорацию по рекламе, куда отлично вписался её диплом и острый ум. В любом случае, она сейчас вроде счастлива жить так, а я счастлив, что у неё наконец-то все хорошо. Сижу на кухне недолго, а заскучав, отправляюсь рассматривать остальной дом. Звуки в ванной постепенно затихают, пока я осматриваю небольшую, но очень уютную гостинную. Свет тут мягкий из-за нескольких источников — гирлянды со звездами-лампочками, подвешенной вдоль одной из стен, и двух напольных торшеров. Интерьер комнаты очень походит на подобие прованса, тут уютно и очень изысканно, но не настолько детализировано. Комната более естественна и цвета тут спокойные, взять вот зеленые стеллажи или бледные обои как раз подстать владелице. С мягкой улыбкой на лице, прохожу из проема дальше. Еще немного осмотревшись, сажусь на диван с узорами мелких цветков, неосознанно проводя руками по маленьким подушкам, беспорядочно разбросанным по дивану. В этом тоже есть изюминка, подчеркивающая эмоциональность моей сестренки. Смешок сам слетает с губ, да уж, Эмили бывает чрезмерно вспыльчивая. Далее взгляд падает на пол, когда ногой случайно задеваю игрушки Майка. Тут расстелен большой палас, а если посмотреть немного дальше и выше, то неподалеку стоит кремовая тумбочка с небольшим телевизором. Гостинная на самом деле просторная, и вся мебель гармонично сочетается между собой, это как самой собой разумеющиеся, ведь Эмили та еще эстетка. Что ж, можно посмотреть телевизор, пока эти две непоседы тут не появились. Отчего-то дышать становится тяжелее, а на коленях будто лежит печка, я сонно оглядываюсь, кое-как разлепив глаза. Ну вот, и сам не заметил как заснул, а сейчас просыпаюсь из-за Эмили, уместившейся на моей груди, и Майка занявшего оставшееся свободное место — мои колени. Они как-то слишком быстро меня нашли, и теперь я для них что-то вроде живой подушки, к тому же очень теплой. Эмили мирно посапывает, взяв в плен своих объятий мою руку. Её же руки холодные, да и сама она в легкой футболке, хотя дома всегда прохладно из-за сквозняка, поэтому становится понятно почему она так жмется ближе. Ну а Майк, видимо, решил прилечь за компанию. Тихо усмехаюсь, рассматривая спящие мордашки обоих, а после снова откидываю голову, глубоко вздыхая. Недовольный из-за очередного своего пробуждения пес пробурчал что-то на своем и, уткнувшись в лапы, снова уснул. Как-то надо выбираться из этой ловушки, при этом не разбудив этих оккупантов. Ну, хотя бы попытаться. Придумывать планы у меня всегда выходило не очень, зато сейчас я справился почти на ура. Сначала нужно было переместить Майка с моих ног на диван, но с этим он мне и сам помог, видимо устав просыпаться из-за меня беспокойного. С Эмили было сложнее, но я со всей осторожностью уложил ее на подушки и постарался как можно тише подняться на второй этаж, чтобы взять плед. С задачей я справился достаточно быстро, прошмыгнув в спальню и сразу стянув плед с кровати, но застопорился на секунду, заметив на прикроватной тумбе фотографию в рамке. На ней, сбившись в маленькую кучку, стояли два подростка и двое молодых парней. Один с широкими плечами и такой же широкой улыбкой осторожно придерживал юную девушку, покрасневшую от смущения, рядом стоял её друг со своим неизменным ехидством в глазах, и задрав голову, улыбался парню, похожему на эту самую девушку, тот же отвечал ему едва заметной улыбкой и снисходительным взглядом. Нежная улыбка трогает губы, а в голове моментально всплывают воспоминания о том самом дне. Это был выпускной Эмили и Пауля, когда моя сестренка решилась позвать Тилля в качестве компаньона, а я пошел заодно, как «аниматор» для Ландерса, ведь Эмили была серьёзна настроена провести весь вечер с нашим общим другом. К счастью для всех нас, конечно за исключением Эми, ее план провалился. Зато мы здорово посидели вчетвером уже после торжественной части, скрывшись ото всех на заднем дворе той кафешки, где все и проходило. Не сказать, что Эмили была рада нашему с Ландерсом присутствию именно в тот момент, но уже после нескольких бокалов шампанского её это мало волновало, к тому же и Линдеманн, как истинный кавалер и вообще рыцарь-джентельмен, отдал ей свой пиджак и услужливо подставил своё могучее плечо, когда Эмили совсем захмелела. Нас с Паулем это все очень веселило, и мы не упускали возможность поязвить вместе, за что справедливо получали сначала подзатыльник от Тилля, а потом пьяное, но очень недовольное бурчание Эмили. Стоит сказать, что одноклассники у наших младших были не самые лучшие, и именно поэтому мы с Тиллем практически выкрали их с их же с праздника, однако никто не был против, тем более уже через полчаса Эми сама захотела уйти, когда одна из местных «королев школы» как бы «случайно» разлила ей на платье свой пунш. Пауль тоже был не против, заявив еще в самом начале, что дольше часа здесь не пробудет, так что нам и вчетвером было очень весело. Через какое-то время, Эмили, естественно перебрала, несмотря на мой запрет пить еще, поэтому они с Линдеманном ушли искать туалет, оставив нас с Паулем вдвоем. К старшей школе он начал отдаляться от меня, а я не мог ничего сделать, ведь все попытки снова завести разговоры как раньше пресекались его цепким и отчего-то ледяным взглядом. Я пытался и вылавливать его, и спрашивать у Эми что же происходит, но внятного ответа так и не получил, а после и вовсе перестал обращать на это внимание, стараясь поддерживать нейтральные отношения. Да и сам стал реже заглядывать к Ландерсам, ведь нужда забирать сестру пропала, а Пауль так и не горел желанием меня видеть. За такое «плохое поведение», как говорила Эрика, она же грозила обидеться, но никогда не выполняла угрозу, вместо этого всего лишь печально вздыхала на мой виноватый взгляд. Так что, оставшись наедине, мы неловко переглянулись и тут же замолкли, хотя минуту назад нас было не удержать от шуток и смеха. От нечего делать я долил нам шампанского, после медленно осушив бокал, пока Ландерс всеми силами делал вид, что мы вообще-то и не знакомы. Меня это лишь позабавило, однако неожиданно будто для обоих, он первый прервал тишину между нами. То ли для храбрости, то ли просто так, он залпом допил свой бокал и, отвернувшись, коротко дернул меня за подвернутый рукав рубашки: — Почему ты такой? — он тихо пробормотал, что я едва ли понял что он спросил. — Какой? — я в недоумении посмотрел на Пауля, а тот закрылся от меня еще больше, однако руки́ не убрал, продолжив держаться. — Ну такой, — он ненадолго затих, а после резко обернулся, всматриваясь в мои глаза. Я шумно сглотнул, — Красивый, умный, просто хороший! Ты вообще, блять, идеальный! Я потерялся сразу же, как только увидел его глаза, почти не запомнив его комплименты. Я уже не раз говорил, что именно глаза были ключом к чувствам и мыслям Пауля, и я наконец понял почему все было не так. Тогда в его глазах плескалось огромное море или даже океан непонятной и невиданной мне раньше любви, разбавленная каплями страха и долями отчаянности. От избегающего, холодного и отчужденного Ландерса не осталось ни следа, вместо него передо мной сидел мой Пауль. Он заметался глазами и быстро отдернул руку, пока я, не успев прийти в себя, молчал видимо слишком долго. В горле пересохло, и я еле выдавил из себя самый глупый вопрос, который только мог прийти в тот момент в мою больную голову. — Пауль, я тебе нравлюсь? Теперь в его глазах океан любви сменился океаном страха, жгучего как лёд, и Пауль отпрянул от меня как от прокажённого. Он нервно сжал ладони в кулаки, подрываясь на ноги, и сделал несколько шагов от меня в заросший сад. Опомнившись через секунду, я тут же направился за ним, ускоряя шаг, ведь он уже зашел за кустарники. — Пауль, стой! Догнал я его быстро, поймав его за руку, с небольшим усилием дернув на себя. Пауль послушно остановился, но так и остался стоять ко мне спиной, опустив голову. В тот момент в висках пульсировало так, словно сердце мне вставили вместо мозгов, и оно там с радостью творило, что ему вздумается. Хотя наверное так и было, ведь то, что произошло потом я долго не мог себе объяснить. — Скажи мне, пожалуйста, — я потихоньку расслаблял пальцы, отпуская его руку из хватки, — Я тебе нравлюсь? Говорил я осторожно, словно втолковывал ребёнку почему небо голубое, а трава зелёная. Пауль тяжело вздохнул, опустив плечи, медленно поднимая голову, и развернувшись, кивнул, все так же всматриваясь мне в глаза. А я и не смог ничего сказать, вместо этого рвано выдохнул и резкими движениями приблизился ближе, следом уместив свои руки на щеки Пауля. Как будто был пьяный до такой степени, что отчёт своим поступкам уже не отдавал, но на самом деле не выпил и трёх бокалов. Оторвавшись на секунду от глаз Пауля, я мельком глянул на его приоткрытые губы, которые сами зазывали прикоснуться к ним. Но я так не мог, он должен был сам сказать, что хочет этого. — Можно поце..? — лицом приблизившись к его, я продолжал всматриваться в его глаза, боясь и в этот момент увидеть там страх, но не находил там ничего, кроме отчаянного желания. — Да. — он прервал меня почти сразу, отвечая уверенным шепотом и ладонями на моих плечах. Крышу сорвало окончательно, когда Пауль с жадностью впился в мои губы. Внутри все горело, словно в горло залили расплавленный металл, а пальцы сами по себе подрагивали, стараясь удержаться на лице Пауля. Мир словно остановился для нас обоих, чтобы мы смогли наконец побыть вместе. Могу даже сейчас сказать какие на вкус были его губы — сладкие, как вишня, и немного терпкие, как вино. Мы целовались долго, намеренно терзая друг друга, вжимаясь телами, будто вот-вот свалимся в бездну. А отрываясь от горячих и покрасневших губ, чтобы вдохнуть воздуха, единственное что я видел — блеск в глазах Пауля. Обратно мы вернулись довольные как слоны, оба красные и слегка взъерошенные, но ничего не обсуждали. Тилль говорил как тогда нас и вовсе потерял, однако почему-то я не помню, чтобы он нас вообще искал. Эмили уже спала в машине Линдеманна, пока мы собирали остатки наших посиделок, то и дело переглядываясь с Ландерсом, краснея как первоклассники. Обратно выбрасывает меня из воспоминаний, когда в руку мне тычется мокрый нос. Я шикаю на тихо скулящего Майка, после потрепав его по голове, на что тот сразу виляет хвостом. — Эмили еще спит? — шёпотом спрашиваю у пса, пока мы выходим из комнаты и спускаемся обратно в гостинную. Укутываю сестру пледом под одобрительный взгляд Майка и прокрадываюсь обратно на кухню. Там, на столе стоит запакованный бокс с последними кусками лазаньи, а сверху лежит записка от Эмили: «Возьми Паулю, он наверняка голодный сидит. И чтоб позвонил, как будешь дома!». Усмехаюсь и забираю контейнер с едой, складывая его в тот же пакет из пекарни к нетронутым шоколадным пирожным. По привычке выключаю свет, уходя из кухни, и напоследок целую Эмили в лоб, наказывая Майку следить за ней. Пора домой, кормить бедного и несчастного Ландерса, помирающего с голода. Обратно я иду значительно быстрее, ведь на улице все ещё холодно по ночам, а на мне только лёгкое пальто. Никогда не умел одеваться по погоде, угадывая что лучше надеть. К тому же и погода, коварная чародейка, всегда колдует, играясь с солнцем и тучами, словно игрушками, умело меняя жару и холод с утра до вечера. Останавливаясь на одном из перекрестков, закуриваю сигарету, размеренно вдыхая уже привычно жгучий дым, который забавно кудрявиться в слегка морозном воздухе. Куда ни посмотри, везде вижу фантомы из прошлого, преследующие меня от самого дома Эмили, словно играющих со мной в прятки. Усмехаюсь очередным бредовым мыслям, снова делая затяжку. Видимо, я никогда не брошу это гиблое дело. Черт, вот и надо было вообще начинать? Выдыхаю, бросив истлевший окурок на асфальт, следом притоптывая ногой. Перед глазами мелькает фотография в рамке, врезаясь в мысли жестко, с рикошетом отскакивая в череп, словно она неправильно вписалась в поворот после гонки. Тот поцелуй. Нет, скорее тот Пауль, единственное, что занимало меня периоды ломки и отходняков. Его я видел во всех галлюнах и бредовых снах — непривычно тихого, совсем немного меланхоличного и с той самой нежной улыбкой на его вишневых губах. В ребрах болью отзывается этот образ ангела-хранителя, что создал мой воспаленный мозг, когда я так остро нуждался в нем. А он?.. Что же чувствовал он, когда я позорно сбежал в другой город, испугавшись обычного человеческого тепла. И почему даже сейчас я могу увидеть в его глазах проблески той любви, что ранила нас обоих, безжалостно всадив в грудь свой острый клинок. Зачем же внутри ноет и завывает дикий зверь лишь от одного упоминания его имени? Нет, нам нужно разобраться в наших странных отношениях. Проходя мимо старых улочек, где в домах уже зажглись окна, и вся семья наконец-то вернулась к ужину, я снова ощущаю как по телу разливается чувство тепла, несмотря на дурацкую промерзлую погоду. Забавно, но раньше я никогда не любил эти места. Мне всегда казалось, что жить тут это значит навсегда застрять, без возможности вылезти, а сейчас весь город, как любящая мать, принимает меня как блудного сына обратно под своё крыло, скрывая от всех проблем, убаюкивая своим мягким голосом улиц. Здесь все по прежнему, однако внутри меня самого произошли кардинальные изменения, но все не зря, ведь так? Хочется в это верить. Через каких-то полчаса я оказываюсь на пороге Ландерса, но отчего-то ноги замедляются, как только подхожу ближе к дому, да и весь мир останавливается на месте, пока я застываю на террасе, по-дурацки пялясь в дверь. Как-то очень невовремя внутри начинают скрестись когтями-заточками сомнения, вгрызаясь в подкорку черепа. Они назойливо стонут, что никому я тут вообще не сдался и нужно уже уходить, уезжать, сбегая опять. Однако я отвлекаюсь от них, как только с другой стороны двери доносятся звуки копошения, как будто кто-то тоже мнётся, никак не решаясь ни выйти, ни отойти. Куда же собрался этот кто-то? Я решаю подождать еще, ведь какое-то нелепое детское любопытство берет вверх, и я, подвинувшись дальше от двери, замираю почти неподвижно, с интересом ожидая что же будет дальше. Но долго ждать и не приходится, ведь тут же ручка двери дергается, а из дома выглядывает недоумевающие лицо Пауля. — Рихард? — он смешно вытягивается при виде меня, растерянно моргая, на что я усмехаюсь, — Ты уже пришел? Пауль тушуется, и его уши снова выдают его своим розовым оттенком. Я слегка наклоняю голову, с легкой усмешкой кивая, продолжая с особым наслаждением наблюдать за ним. Ландерс не двигается с прохода, пребывая в какой-то внезапной прострации, а я так и стою, хищными глазами осматривая его с головы до ног. Он явно куда-то собирался, одевшись точно нынешней погоде, укутавшись в излюбленный еще с старших классов ярко-желтый шарф. Его дарили ещё мы с Эмили. Мы стоим так еще минуту, пока я не подаю голос, ведь ветер на улице только усиливается. — Пауль.. — едва сдерживаю улыбку, пока он все так же смотрит на меня немигающими глазами. — М-м? — он тянет долго, отводя взгляд куда-то вниз, наконец отмирая. Но я успеваю разглядеть заинтересованный блеск в зрачках, как только он замечает пакет в моих руках. Ещё одна сладкоежка. — Можно пройти? — усмехаюсь, когда Ландерс запоздало кивает и отходит, пропуская меня в дом. Я захожу первым, передавая пакет с едой в руки Пауля, и начинаю снимать пальто, а Ландерс в это время уже залезает туда своим любопытным носом. Ребёнок, ей-богу ребёнок! Как только его мордашка показывается вновь, то от неё буквально исходит свечение. Пауль улыбается, кажется до ушей, и с самым довольным видом, едва раздевшись, уходит на кухню. Тихо смеясь, я следую за ним, параллельно печатая Эмили, что дошел домой. Нет, правда, она иногда действительно заигрывается в мамочку. Но стоит признать, что я и сам часто позволяю ей делать это. Пауль чуть ли не вприпрыжку доходит до круглого стола из темного дерева, выгружая на него продукты из пакеты, и жадными глазами оглядывает выпечку. Все такой же сладкоежка, даже забыл о том, что ему куда-то надо было. Хотя, может не дождавшись меня, он пошел на поиски? Нет, абсурд, это снова мои фантазии. Я тихо подхожу сзади, рассматривая слегка сгорбленную спину парня. Он снова в длинной футболке бордового цвета, из-под широкого ворота которой выглядывают оголенные плечи, а домашние штаны слегка спадают из-за растянувшейся резинки. В голове, как проворная кошка, пробегает и тут же скрывается шальная мысль подойти ближе и, обвив замерзшими руками торс, прикоснуться губами к этой манящей своим едва-едва заметным розовым оттенком шее. Я быстро прогоняю её, шикнув себе под нос, как раз в этот момент поворачивается Ландерс. — Эмили передала? — он улыбается, лишь чуть-чуть обнажая зубы, а я кажется немею на месте. — Ага. Сказала, что ты с голоду тут умираешь, — реагирую не сразу, но слабо улыбнувшись, киваю, присаживаясь на кресло. Пауль почему-то тут же отводит глаза, как только мы переглядываемся, а после и вовсе отворачивается к лазанье. В принципе, понимаю, я бы тоже вместо своей рожи выбрал бы лазанью, особенно лазанью Эмили. Пауль тем временем ставит еду разогреваться, а я, подперев щеку рукой, наблюдаю за ним. Он точно чувствует мой взгляд, судя по легкой дёрганости его движений и нарочитой быстрой скорости. Может мне немного и совестно вот так пялиться, но лишь немного, ведь я совсем не могу удержаться, чтобы не рассматривать его с ног до головы и обратно. Словно если я отвлекусь хоть на секунду, он тут же исчезнет как мираж, не оставив после себя ничего. Ландерс неожиданно подскакивает, отдёргивая руку от плиты, и шипит змеёй, после грязно ругаясь. Я подскакиваю вместе с ним, а потом за мгновение оказываюсь рядом, аккуратно притягивая руку к себе. — Обжег? — шепчу, будто обращаясь к ребёнку. — Угу. — Пауль кивает головой, поднимая на меня удивленный взгляд. Я осматриваю кисть, замечая покрасневший мизинец, и выдыхаю более спокойно. Неосознанно дую на ожог, пока Пауль все так же тихо стоит, и лишь подняв взгляд, вижу его смущенный вид. От этого смущаюсь и сам, переставая дуть на рану, но руку из своих не выпускаю, вместо этого с наигранно-спокойным видом открываю в кране холодную воду и мягко тяну руку Ландерса к струе. Он поддается все так же молча, и я осторожно промываю ожог. Рана на самом деле пустяковая, но все внутри меня переворачивается, когда боковый зрением вижу как га секунду корчится лицо Пауля. Через минуту, я закрываю кран, бережно обхватывая пальцы выше мизинца, и медленно укладываю их на свою щёку, в этот момент не отдавая себе отчет от слова совсем, действуя будто по инерции. Капли холодной воды стекают с лица, исчезая где-то под моей футболкой, но не от этого шея покрывается мурашками. Пауль громко сглатывает и робко укладывает на другую щёку и вторую руку. Я сталкиваюсь с его глазами снова, и сейчас, как никогда прежде, вижу там себя, такого, как видит меня Пауль, и не сразу узнаю своё же лицо. Это действительно я? В его глазах я выгляжу совсем иначе: не такой побитый жизнью, с горящими глазами и мягкой улыбкой, адресованной только ему. Пока я рассматриваю самого себя, в это время Пауль громко дышит, несмело проводя пальцами здоровой руки, поглаживая шершавую кожу. И я теряюсь окончательно, чувствуя как внутри начинается шторм на море моей любви. Нам необходимо поговорить, но сейчас я хочу лишь одного — снова прикоснуться к вишневым губам.