Erinnerungen

Мне кажется, что весь мир тонет в моей разливающейся прямо из груди любви, когда я чувствую его руку на своей щеке, слегка дрожащую от переизбытка эмоций; когда я чувствую как он доверчиво прижимается ко мне, прильнув лбом к моему, точно котёнок. И теряюсь навсегда и безвозвратно в лабиринте из наших эмоций, который смешиваются между собой, словно краски в палитре художника, задыхаюсь, пока отдаюсь пьянящим чувствам, а на холсте появляются первые мазки. Художник мягко водит кисточкой, вырисовывая ласковые линии самых красных оттенков. Он гладит кончиком ворса белую бумагу, и на ней появляются абстрактные фигуры, замысловатые своими причудливыми формами, а внутри меня расцветают такие же алые, как кровь, цветы, лепестками щекоча легкие и трахею. Дотрагиваясь до кожи Пауля, я обжигаюсь каждый раз, ведь он всегда был самым настоящим солнцем, горячим и обжигающим своими красивыми яркими лучами. Он был звездой, которая нещадно сжигала меня до тла, а я совсем не был против, и только больше лез на рожон, стараясь достичь его тепла снова и снова. Завороженный светом, я боялся шевельнуться и касался его с предельной осторожностью, чтобы не спугнуть. Но Пауль не был из пугливых, каждый раз делая первые шаги навстречу, в то время как я мог лишь завороженно рассматривать как легко они даются ему, пока сам стоял все на том же месте. И сейчас он снова сделал тот самый первый шаг, который был нужен нам обоим. Пауль со всей нежностью зацеловывал мои губы, притягивая меня ближе, сначала лишь пробуя, как сомелье пробует вино, совсем немного касаясь губами стакана, а после выпивая до последней капли, с жадностью облизывая красные губы. А я постепенно вспоминал каково это - касаться его вишневых губ, запоздало отвечая ему. Отпуская его руку, медленно провожу своей свободной по его боку, добираясь до узкой талии, и обхватываю её, стискивая совсем немного, чтоб уж наверняка осознать, что это все реальность. А когда Пауль сам поддается ближе, неосторожно кусая меня за губу, слишком уж увлекаясь, мне хочется усмехнуться от абсурдности своих мыслей. Сладость на языке опьяняет совсем немного и, как вишневый ликёр, отдает легкой ненавязчивой кислинкой. Мысли путаются в один большой клубок, которым только что играл маленький котенок, катая лапками его туда-сюда по моей больной черепушке, а я только жмусь ближе к горячему Солнцу, сгорая заживо под его нещадно ласковыми лучами. Позволяя себе чуть больше, чем можно, я аккуратно перебираю пальцами ребра, словно профессиональный пианист, играющий на своем любимом рояле, постепенно спускаюсь ниже, и поддевая указательным пальцем как обычно безразмерную футболку Пауля, забираюсь к распаленной коже, едва ли касаясь кончиками пальцев. Даже горящая красным неоном вывеска «ОПАСНО» перед глазами не останавливает меня, лишь немного мешает насладиться долгожданной свободой. Наверняка проходит пару минут точно, но для нас двоих весь мир застывает, останавливая время, выделяя нам двоим это мгновение. Голова кружится от одного лишь осознания чьих губ мне позволено вновь коснуться, и боже, как бы удержаться на ногах. А Пауль только усугубляет слабость моих ног, когда рывком впивается ладонью в мой затылок, и сразу становится сложнее дышать, ведь цветы заполняют все горло. Я с трудом заставляю себя разлепить глаза, и внутри тут же все затихает, как оркестр стихает по команде дирижера. Только бьющееся сердце напоминает, что я еще жив, и делая первый глоток воздуха, отрывавшись от припухших губ, я встречаюсь с глазами Пауля. Секунда, и я падаю в них. Лечу в обрыв с бешенной скоростью, самозабвенно сделав первый шаг в черную дыру его зрачков. Разглядываю в его блестящих глазах густые леса и сочные своим зелёным цветом долины, с головой окунаюсь в глубокие озера и прохожусь по лазурным побережьям у океанов. Я знаю, что еще не изучил этот загадочный мир до конца, и мне хочется всматриваться все дальше, проникать все глубже, а потом навсегда остаться там. Ведь там сам Пауль как на ладони, нагой и абсолютно чистый, как родниковая вода, которой все никак не напьёшься. И я действительно не успеваю, ведь Пауль резко отскакивает от меня, а я не могу даже попытаться ухватиться за его руку. Он стыдливо закрывается все теми же дрожащими руками, вырываясь из моих рук, как птица из клетки, одновременно стараясь восстановить дыхание. Чувство пустоты тут же ловит момент и окутывает меня в свои объятия, в то время как я теряюсь от незнания что же теперь делать мне и как себя вести. Отойдя от меня еще на пару шагов, не разбирая ничего на своём пути, Пауль чуть ли не оседает на пол, и даже сквозь ладони можно разглядеть его красное лицо. Вот блять. До меня наконец доходит осознание на что так быстро сменилась в его глазах та безграничная нежность, в которой я тонул по своей воле. Он испугался, и сейчас стоит так близко, но так далеко от меня, пока я наблюдаю как страх окутывает его, как гигантский паук. Шестерёнки в голове начинают крутиться со скрипом лениво поворачиваясь, и теперь я понимаю чего же он испугался. Увлекшись этой бесконечной вселенной Пауля, я успел дотронуться до его сердца, поймав мимолетное исходящее тепло, но напугал его своими неосторожными движения. И вот сейчас Пауль дёргается, стоя от меня в двух шагах, шумно выдыхая, пока я стою, глупо моргая, все еще фантомно ощущая его руки на своем лице. Проходит полсекунды, прежде чем тонкая нить моей выдержки, натянутая до предела, обрывается, и я срываюсь к Паулю. Блять, ну какой же я идиот! Под коркой мозга опять шевелятся и жужжат гадкие и язвительные мысли, но я запихиваю их глубже. Сейчас вот блять вообще не до вас. В груди бухает сердце все сильнее, пока я пересекаю то малое расстояние между нами к Паулю, который находится словно в прострации, не замечая ничего вокруг. Он потерян и напуган, поэтому я стараюсь насколько могу осторожно дотронуться до его запястий, и в миг самому становится страшно, но не из-за произошедшего, а из-за состояние Пауля. Он все так же не реагирует, а я чувствую как его начинает трясти. Сглатываю, осматривая его с ног до головы, и всеми силами пытаюсь подавить своё дикое желание прижать его к себе, чтобы до хруста костей. Кое-как справляясь с этой трудной задачей, мягко убираю холодные и влажные его ладони от лица, чтобы вновь увидеть своё солнце, и к облегчению, не встречаю сопротивления, оно соглашается показаться. Я снова обхватываю его руки, слабо сжимая в своих, стараясь согреть их, даже несмотря на свою вечную низкую температуру тела. Сердце сжимается от боли, когда рассматриваю родное лицо с мелкими веснушками разбросанными по щекам и лбу, сейчас застывшее, как восковая маска куклы со стеклянными глазами. Но через несколько секунд, Пауль наконец отмирает, быстро моргая, и тут же отводит взгляд, сжимая в полоску губы. Он приходит в себя и, мельком бросив взгляд на мои запястья, все ещё сжимающие с немалой силой от переизбытка чувств, на секунду порывается выдернуть руки. Наконец-то выдыхаю и стараюсь улыбнуться, уже готовый отпустить его, но Пауль, передумав, решает оставить как есть, только сжимает пальцы, и я нежно поглаживаю косточки его запястий большим пальцем, надеясь хоть так его успокоить. — Пауль, посмотри на меня, пожалуйста, — прошу тихо, руками поднимаясь выше, и укладываю их на его плечах, продолжая ненавязчиво гладить пальцами предплечья. Он нехотя вновь поднимает глаза, и совсем немного расслабляется, когда я киваю в знак одобрения все с той же мягкой улыбкой. — Вот так, ты молодец. Что случилось, родной? Я напугал тебя, да? Прости меня, — продолжаю ненавязчиво оглаживать худые плечи, пока Пауль заминается, закусывая губу. Он вздыхает, приоткрывая рот, чтобы начать говорить, но в комнате очень не вовремя раздаётся мелодия звонка, перерывая затянувшуюся паузу ожидания. Пауль тут же выдыхает с облегчением, осторожно выворачиваясь из моих рук, а потом с виноватой улыбкой ускользает в гостинную. Блять. Ну и кто такой нетерпеливый. Несколько минут его отсутствия тянутся для меня чуть ли не как часы, пока я борюсь сам с собой, тихо переругиваясь, параллельно царапая отросшими ногтями костяшки пальцев. Первые две минуты я потерянным взглядом всматриваюсь в спину Ландерса, мельтешащего по гостиной. Потом еще минуту сам начинаю ходить по комнате, в конце концов усаживаясь на стул, шумно вздыхая в ладони. Какой же я идиот, это просто что-то блять! В груди постепенно просыпаются чувство вины, стыд и липкий стах, три подружки нахуй, которые с довольным лицом потирают свои лапы, готовясь схватить меня в их заманчивый плен. Поглощенный в жадные объятия своих мыслей, я не сразу осознаю что именно только случилось. Подождите, что мы сейчас делали? Щеки вспыхивают, а сердце одновременно с этим падает в пятки, пока я медленно, словно в перемотке, вспоминаю произошедшее. Внутри разгорается пожар, окутывая меня с ног до головы, и я горю весь, ощущая как фантомы поцелуев и всех касаний жгут кожу. Нет, это все похоже на очередной сумасшедший сон после отходняка, но никак не реальность, в который я целовался с Паулем. Опять. Чувствую себя как школьник какой-то, смущаясь от поцелуя, пока новая волна едких мыслей не накрывает меня снова. Я его напугал. Позволив себе больше, чем я мог даже желать, я заставил его впасть в неестественное для него состояние, которые прежде я не видел. Пауль, мой смелый Пауль, так не мог бояться, словно сделал что-то настолько ужасное, чтобы его аж трясло. Но что это было? Блять, это все из-за меня. От нового моего приступа самобичевания меня отвлекает вошедший Ландерс, тщательно избегающий любого пересечения взглядом со мной. Я тоже стараюсь лишний раз не смотреть на него, и между нами вновь повисает неловкая тишина. Пауль занимается едой, делая вид, что очень заинтересован в тарелке с лазаньей, мирно крутящейся в микроволновке, а я, посидев ещё минуту, ухожу к себе. Стук сердца теперь отзывается гулом в ушах, когда лицом падаю на кровать, зарываясь носом в подушки. И даже тут Пауль не оставляет меня, ни в мыслях, ни здесь в реальном мире. Его запах окутал всю комнату, пропитался во все вещи, а я задыхался им, жадно глотая еще больше. С упоением и какой-то одержимостью вдыхаю ноты костра с едва различимым запахом меда и тонкий, совсем неуловимый аромат вишневого варенья, утыкаясь носом в подушку. Тело ломит из-за неудобной позы, а по руке будто проходят тысячи иголок одновременно от долгого лежания. Никогда не любил ложиться спать пораньше, ведь потом сам по себе я никогда не просыпался. Я разлепляю глаза с трудом и поднимаюсь с кровати издавая звуки умирающего тюленя или оленя, смотря кто вам больше не нравится. Опять я заснул незаметно для себя в этот раз убаюканный теплом одеяла и запахом Ландерса по всей комнате. В доме тихо, что немного настораживает, где же возня на кухне или хотя бы бубнеж телевизора? Рывком поднимаясь с кровати, тут же жалею об этом, ведь в голову тут же отдаёт ударом колоколов. Ну вот, здравствуй моя любимая мигрень. Шипя и ругаясь, спускаюсь с лестницы и жмурясь, осматриваю сначала гостинную, не находя признаки живых существ. Потом направляюсь на кухню и там тоже не оказывается никого похожего на Ландерса, зато мое обезвоженное тело наконец-то получает стакан воды. Ну и куда же он делся? В ванной свет не горит, а больше мест нет. Можно было бы конечно проверить веранду, но судя по тому, что нет только его выходной куртки и обуви, Пауль действительно куда-то ушел. Я прям настоящий детектив, хотя до Шерлока мне далеко. С протяжным вздохом старика сажусь на стул, прикрывая глаза. Значит, ушел... В груди ноет и скребется кто-то, отчаянно желающий ласки, и я с болью сглатываю ком разочарования, подавляя в себе глупое желание встать и пойти искать Пауля. Блять, вообще все не по плану пошло. Скорее даже по пизде. Снова делаю глоток воды, будто это виски, драматично воображая себя горе-героем какой-нибудь дешевой мелодрамы. Сам же усмехаюсь абсурду в своей голове, похоже крыша едет знатно и с этим надо что-то делать. Пару минут точно я тупо пялюсь в кухонную плитку, едва ли не роняя стакан в руке, пока ухожу в дебри своих мыслей. Это вообще моё любимое занятие. Словно рой пчел тысячи самых разных мыслей приходят в голову, и я опять вязну в этом болоте. Но в острой тишине одинокого дома раздается пиликанье. Это телефон в кармане джинс жужжит вибрацией, оповещая о новом сообщении, и я спешно лезу его доставать, находя повод отвлечься от самого себя хоть на минуту. Провожу пальцем вверх и на экране высвечиваются сначала несколько проигнорированных сообщений от Тимми, потом парочка уведомлений от всяких маркетплейсов, и наконец я дохожу до сообщения пришедшего минуту назад, смахивая все остальные. Сначала очень удивляюсь, ведь оно от Эрики, женщины, которая редко пользуется SMMS, предпочитая звонить, а лучше сразу приходить, если требуется что-то рассказать. Но прочитав, довольно выдыхаю, успокаивая свою тревожность: Эрика зовет в гости снова, не дождавшись пока Пауль передаст её слова. Усмехаюсь и теплое чувство, что меня кто-то ждет постепенно согревает изнутри. Собравшись почти за пять минут, напоследок заглядываю в холодильник. Конечно же я знаю, что Эрика точно наготовила целый шведский стол, но есть хочется уже сейчас, поэтому я пробираюсь к холодильнику, открывая этот магический шкаф и тут же впадаю в ступор. Прямо перед лицом стоят два кекса, те самые, которые я купил Паулю, а посередине лежит немного запачканная шоколадными отпечатками пальцев записка. Сердце заходится в новом приступе, когда я читаю размашистый и немного корявый почерк, а на губах непроизвольно появляется нежная улыбка.

«Рихард, прости, что тебе пришлось видеть то, что ты увидел. Мне жаль, что я испортил такой важный момент для нас обоих, но я клянусь, это не твоя вина! Нам очень нужно поговорить, я знаю. Но у Тилля что-то случилось, и мне нужно было срочно уйти, так что увидимся позже! А еще спасибо за кексы, я даже не удивлен, что ты выбрал мои любимые, ведь это же ты. До скорого!»

Я выдыхаю слишком влюбленно и глупо смеюсь, проводя пальцем по строчкам. Кажется, все не настолько плохо, как я надумал себе в очередной раз. Воображение как искусный художник рисует мне картинку: вот Пауль, снова опаздывая, натягивает на себя штаны, ремнем туго затягивая их на талии, ведь все его вещи ему велики, потом маленьким вихрем летит к двери, но резко останавливается на полпути, замечая оставленные на столе кексы, и загораясь, словно лампочка, таким же ураганом летит теперь на кухню. Пачкается в шоколаде, пока убирает сладости, а потом торопясь пишет на бумажке оставленной когда-то Тиллем ручкой, которая неизменно ждет на столе своего звездного часа. Закончив, он с довольной ухмылкой укладывает записку между оставшихся кексов, утаскивая один из них, а после убирает все в холодильник. Уверен, что именно так все и было. Это ведь ты, Пауль. Всегда только ты. Все же украв один кекс и быстро запихнув в себя, я наконец выхожу из дома с чувством полной удовлетворенности. Ну, почти полной. Сегодня весна наконец вступила в свои законные владения и солнышком согревает землю, а значит и людей на улице больше, чем когда-либо. Все хотят насладиться первыми теплыми лучами. Удивительно легко становится в голове, и находясь в своих розовых мечтах, не замечаю как быстро я оказываюсь на пороге дома Ландерсов. Открываю скрипучую еще со времен своего детства калитку, по узкой тропинке из булыжников прохожу осторожно к дому, рассматривая по пути пока еще голые кусты роз Эрики. Она всегда любила именно эти цветы, особенно любила с ними возиться, сколько бы бед они не приносили бы. Помню как однажды осенью, в период сбора урожая, Пауль по детской неосторожности упал коленками на только убранные кусты с шипами. Сколько же было слез тогда, и как долго Эрика себя винила, что сразу не убрала засохшие цветы. Зато весной весь дворик наполняется самыми разными оттенками красного с чарующим ароматом роз, когда Эрика собирает всех близких и друзей на чаепитие под этими кустами. Поднимаюсь на последнюю ступень и тут же замечаю коврик под ногами с забавным желтым зайцем, который приглашает войти внутрь как можно скорее. Усмехнувшись, я стучу в малиновую дверь оповещая, что наконец пришел. Клянусь, проходит меньше минуты прежде чем Эрика выскакивает прямо на порог, утаскивая меня в дом. Я в мгновение оказываюсь в объятиях женщины и расслабляюсь в её нежных руках. Эрика через несколько секунд довольно вздыхает и отпускает меня, чтобы снова резво унестись на кухню, где всегда все кипит, бурлит и жарится, напоследок крикнув мне, чтоб я поторапливался. За этой женщиной невозможно угнаться, Пауль весь в нее! Смеюсь сам себе, пока раздеваюсь, и вдыхая полной грудью этот запах настоящего уюта, прохожу в просторную кухню. Эрика всегда любила готовить, а потом научила этой любви меня, когда я частенько засиживался с уроками перед ужином, в то время как Эрика колдовала над очередным кулинарным шедевром, проговаривая каждый свой шаг. Такая её привычка сначала немного раздражала, отвлекая, но потом я и сам не понял как начал подсказывать ей что нужно сделать следующим в моменты, когда наступала тишина. Эрика подловила меня лишь на пятый раз, приглашая присоединиться к ней, а я с радость согласился, чтобы не делать ненавистную геометрию. С того вечера мы начали готовить вместе, а уже после я и сам спрашивался помочь или вовсе самому приготовить что-нибудь. Так что кухня у Ландерсов была большая и просторная, вмещающая в себя сразу нескольких человек, занятых у плиты, хотя ужинали или обедали мы в столовой. Тут всегда было тепло, не сильно яркий свет добавлял уюта, а светло-бежевая гарнитура и мебель вызывали ассоциации с любимым зефиром хозяйки этой кухни. Я присаживаюсь за стол, рассматривая новую скатерть с веселыми малинками, усмехаясь. Очень в стиле Эрики. Сама же женщина кружится по кухне, бабочкой порхая с места на место, не забывая комментировать свои действия, а в промежутках между комментариями еще и напевать старые песни. — Сейчас положить в суп два зубчика чеснока и.. — она оказывается снова рядом с плитой, размахивая поварской ложкой. — И добавить свежей петрушки, после помешать и убавить на средний огонь, — с усмешкой киваю ей, когда Эрика благодарно улыбается, снова отходя к холодильнику. — Спасибо, дорогой, — Эрика наконец откладывает своей боевой инструмент, и смахивая с фартука что-то видимое лишь ей одной, присаживается ко мне, — Ну? Непонимающе моргаю, глупо повторяя за женщиной слово, пока она с полной готовностью слушать в упор смотрит мне в глаза. Мнусь под пристальным взглядом, то отводя, то вновь поднимая глаза. А что ну? И Эрика усмехается своей доброй ухмылкой, услужливо подсказывая: — Ну, как дела у тебя? Чего ты растерялся, родной? — она ласково улыбается, накрывая мою руку своей. Ну и как же у меня дела?