забудь о чувствах.

Осень, 1989 год. — Миш, ты уверен, что мне стоит туда идти? — обеспокоенно уточнила я, отводя глаза в сторону. — Я же чужая, никакого участия не принимаю. — Бля, Фир, вот ты петь умеешь? — серьезно спросил парень. В ответ получил мой скромный кивок. — Ну вот и всё. Тоже музыкальная девчонка, шаришь вроде как. Подскажешь, поможешь. Мы ж, это… Товарищи. — Мне правда приятно, что ты считаешь меня своей подругой, но… Я не успела продолжить. Горшок вздохнул, неожиданно порывисто подошёл ко мне и впился в мои губы, зарываясь в короткие кудряшки, с несвойственной аккуратностью к себе прижимая. По всему телу у меня побежали мурашки, ощущение будто током шибануло. Твою мать, что ты, дурной, творишь? Зачем? Я хотела отстраниться от него, но не смогла даже попытаться воплотить желаемое в реальность. Меня как будто утягивало за ним. Нет-нет-нет-нет, это неправильно, мне нельзя. Но как же не хочется отрываться от его губ, как же не хочется от этих тёплых объятий уходить, не хочется забывать о чувствах. В голове всё покрылось туманом густым, сердце готово было выпрыгнуть из грудной клетки, а я просто расслабилась в тёплых руках и ответила на поцелуй. Зря. Миша отстранился. Он осторожно взял меня за плечи, не обращая внимание на то, как сильно покраснел и как взволнованно глядел в мои глаза, ожидая положительной реакции. Я застыла на месте. Я не знала что мне делать. — Глаш, ты это… Я не хотел тебя обидеть, короче, — пробормотал Горшок, но тут же прокашлялся и натянул улыбку. — Извини. Тебя в чувства привести надо было. Я ж говорю, ты близка мне. — Миш-Миш, послушай, — дрожащим голосом начала, вцепившись в его руки, — я не могу тебе ничего обещать, Миш. Если это было только ради этого, то всё хорошо, но… Ты понимаешь… — Я понимаю. Я просто знаю, что тебе иногда нужно такое. Как удар током или типа того. — осторожно поправил мою причёску, которую, вообще-то ничем испортить невозможно было. Былой огонёк в глазах погас. Будто что-то важное исчезло. — Идём к нам. *** Как только мы с ним вошли на репетиционную площадку, со стороны послышалось улюлюканье. Перед нами встал улыбчивый парень со светлыми волосами и начал на полном серьезе петь. — Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала! Я с ошарашенной улыбкой посмотрела на Мишу, который уже во всю покрывал их благим матом, потом на ребят сзади, которые наигрывали мотив известной песни, а затем и на молодого артиста. Выглядел он добрым, в душе отзывался по-особенному. В голове сразу пронеслось: «Он нежный очень». Почему сразу нежный? Не выглядит же таковым. — Андрюх, ну чё за театр, ёпт? Мы же договорились. Кто тут король шутов, ё-моё, я или ты? — возмущался Горшок, отвешивая шуточный подзатыльник своему товарищу. — Балу, Поручик, вы чё творите? — Да ладно, Миш, ну не ругайся на них. Шутят же. — вмешалась я, прикасаясь к его предплечью. Тот как по волшебству замолчал и, посмотрев на меня, кивнул. — Меня Глафира зовут. Можно просто Фира или Глаша. — Фирочка, скажите, каким образом вам удаётся так быстро успокоить этого кабана? Все хотят узнать ваш секрет, юная леди! — залюбезничал Андрей и осторожно взял меня за руку. Прикоснулся самую малость губами к кисти и провел в центр репетиционной площадки. Я опешила. Всё-таки не каждый день задают такой вопрос, тут еще и Горшок злится. Я почувствовала это напряжение в воздухе, самой резко не по себе стало. Вдруг и правда сорвётся, Миша же может. Надо спасать ситуацию. — Ребята, мой секрет прост. — с яркой улыбкой начала я, перебирая в голове все возможные варианты продолжения фразы. — Я всего лишь… Всего лишь ведьма. Ну конечно, Панкова, вот это ты супер сказала. Премию тебе, Глаша, за твою гениальную речь! Я мысленно выругалась на себя, но тем не менее сказанное сработало. Я сказала это так серьезно, что они сначала поверили. Секунд через пять все заулыбались и одобрительно закивали, мол «отбор пройден». Не знаю, изменилось бы что-то, если бы я ответила, что мы любим друг друга. Наверное изменилось бы. Но разве это правда? Не знаю. Не хочу думать об этом. — Глаф!.. — начал Андрей, но тут же замолчал, нахмурившись. — Блин, нет, херня какая-то. Как будто я букву «Р» не выговариваю. Давай ты будешь… Граф! Как тебе, Граф? — Ну… Можно, почему нет. Меня никто так не называл. Я заулыбалась. Чувство комфорта. Чувство дома. Я на своём месте. Лето, 1993 год. Ужасная жара не даёт покоя никому. В гримёрке работают вентиляторы, но их три штуки от силы и они совершенно не помогают. Андрей вздыхает замученно, пока Глафира ему глаза подводит. На лбу выступают капельки пота, поэтому неподсохший грим постоянно стекает. Девушка каждый раз терпеливо вытирает испорченное и подрисовывает заново. — Так, возьми газету и маши в свою сторону. Давай-давай, не капризничай, мне надо, чтобы у тебя лоб подсох, — суетливо требует Глаша, подбегая в это время к Горшку и поправляя ему иглы. — Блять, глаза. Мих, не три, пожалуйста. — Да они чешутся! — восклицает Горшок. — Я стараюсь, ё-моё. Она быстро подрисовывает у него возле глаз чёрным цветом, дует слегка, чтобы подсохло и подбегает к Балу и Поручику. У тех на голове и на лице всё было в полном порядке. Девушка довольно улыбнулась, похлопала на удачу каждого по плечу и сама подошла к зеркалу, оперлась кулаками о туалетный столик. — Чего, устала? — усмехается Балу, обувая концертные ботинки. — Отказывайся от нас, пока не поздно. Мы вон какие… Как дети. — Не дождешься, Балунов. Во-первых, вы мои друзья. Во-вторых я всегда мечтала делать что-то творческое. Меня всё устраивает. — с улыбкой высказывается и останавливается у двери. — Вы на время поглядывайте, еще пять минут у вас. Я пойду в зал, буду вас там ждать. Удачи. Посылает воздушный поцелуй каждому и убегает. Уже несколько лет она с ними ежедневно проводит время. Время летит незаметно. Она всё еще не отпустила себя. И не отпустит. По коридору идёт, снова видит кучу сущностей. Ненасытные твари. Фира зыркает на них с пренебрежением и они тут же в воздухе растворяются. Странно, что в жизни это работает, а с кошмарами так не получается. На протяжении нескольких лет девушке снятся ужасные сны, в которых погибает её отец, в которых страдает Андрей, в которых Миша… Миша. Она не верит, что он может так умереть. Она не хочет верить, что это вещие сны. Ей недавно снилась наркотическая ломка. Глафира проснулась в холодном поту и дикой истерике, потому что видела, как Миша страдал. С ним были рядом люди, но никто не помогал. Никто не мог помочь. Девушка обнимала его, держала крепко в руках, бормотала тихое «терпи, Мишенька, скоро отпустит», а сама рыдала в подушку и просила, чтобы это скорее закончилось. Поэтому она всех нечистых отогнать пытается, постоянно с травами и оберегами ходит. Каждому из группы подарила по браслету, попросила не снимать и отнестись серьезно. Им вроде как приятно и не сложно, а Глаша хоть немного может их уберечь и от себя, и от демонов. Через десять минут девушка уже стояла в первом ряду. Пробиться было абсолютно не тяжело, учитывая, что она причастна к этому мероприятию и спокойно может пользоваться запасными выходами. Не сказать, что все прямо таки соблюдали правила, особенно если учитывать, что здесь довольно интересный контингент, но ключи от нужных дверей были только у неё. Секстон - так называется клуб, в котором сегодня выступает группа. Где-то в толпе уже начинается драка, кто-то в толчке употребляет или совокупляется, а парни стоят за кулисами. Фира поднимается на носочки и видит нервного Щиголева. Смотрит на него многозначительно, тот замечает её взгляд и улыбается, большой палец показывает. Панкова, естественно, не верит, что всё хорошо, но не возникает. Наконец звучат первые аккорды гитары, удары барабанов, голоса ребят и девушка расплывается в улыбке. Ей снова становится проще от музыки, снова чувствует, что ноша тяжёлая спадает, пусть и на время. Всё это время она была с ребятами, помогала с идеями, с написанием и даже с вокалом. От этого вдвойне приятнее сейчас стоять прямо у сцены и громко скандировать «Хой!». Будь как дома путник, я ни в чем не откажу,
 Я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу!
 Множество историй, коль желаешь, расскажу,
 Коль желаешь, расскажу, коль желаешь, расскажу! По телу нетерпеливо бегают мурашки, Глаша прыгает, «рожки» вверх тянет, а у самой слёзы на глаза наворачиваются. Это их первый концерт, а она знает, что может их ожидать дальше. Что может спасти, а что погубить. Для неё не секрет, что группу «Король и Шут» ждёт великое будущее. Но вопрос в том, как всё обернется. *** — Ну что, пацаны и… прекрасные дамы! — начинает Балу, обнимая мало знакомую девушку и отпивая достаточно много из тёмно-зеленой бутылки. — С почином нас! Охуенный концерт получился, я считаю. — Согласен, вы видели вообще зрителей? Они по струнке у нас ходили. — восторгался Поручик, стирая со своего лица грим с помощью платка и воды. — Ну, в моём случае, конечно, по палочке. Но мы всех успокоили! Вся компания смеётся разом. К парням присоединились пару девушек, но одна уже почти висела на Балу, а вторая нежно поглаживала грудь Михи, прижавшись к нему на кресле. Глаша скептически поглядывает на этих несчастных дам и покуривает сигарету в углу комнаты. Улыбается им, но в это время думает о своём. Одиноко тут сидеть, несмотря на то, что комната полна людей. Даже то, что здесь невероятно душно уже не так сильно волнует. Фира резко залипает в одну точку. Страшно. Однако половина пачки сигарет и сделанный своими руками коктейль из водки и апельсинового сока довольно быстро дают о себе знать. Она обессилено кидает сигарету в пепельницу и прикрывает глаза. Когда будет хорошо? Когда? Никогда. Её любовь обречена на беду и смысла размышлять об этом в тысячный раз уже нет. Может забыть? Хотя бы на ночь? — Фир, ты чего грустишь? Тебе всё понравилось? — осторожно спрашивает поддатый Князев, подсаживаясь к подруге. — Я видел ты в полном восторге была. Честно… Я только на тебя и смотрел. — Я… Я ничего, Андрюш. Всё в порядке. — дрожащим от опьянения голосом отвечает Глафира, судорожно перебирая пальцами край кожаной юбки. От последней фразы замирает и осторожно смотрит на парня. — П-правда? А зачем?.. Зачем я тебе такая? Я же неправильная, я не та, кто тебе нужна, я испорчу тебя, Андрюш. Андрей смотрит на неё внимательно и, медленно взяв за руку, отвечает: — Я хочу поговорить с тобой. Пойдем выйдем? Пожалуйста. Рыжая нерешительно кивает, встает и на шатающихся ногах идёт за Князевым. Ребята окидывают друзей взглядом, полным непонимания, но спросить не решаются. Вдруг у Глаши что-то случилось, или у Андрея. В этом плане в группе всегда была и будет взаимная поддержка. У каждого здесь есть свои проблемы и тараканы, которые нужно решать, если они очень сильно мешают. Андрей, выйдя в коридор, не отпускает руку девушки, а просто встает напротив неё и смотрит в глаза. Как же он смотрит… С нежностью, с такой заботой, с беспокойством. Он аккуратно прикасается к её щеке и пальцем поглаживает бледную кожу. — Фирочка, ты не представляешь, как я восхищаюсь тобой. Я рад, что ты рядом с нами. — шепчет тихо, так, чтобы только она услышала. Девушка совсем пьяна. Может и правда стоит забыться? Жалеть будет? Будет, но потом. Пусть так. — Андрей, я не... Честно, не могу ничего обещать, но… Её слова обрываются, потому что она не выдерживает. Цепляется за его плечи, на носочки встает и целует в губы. Князев реагирует быстро, на руки подхватывает её и к себе прижимает. Держит крепко, но так осторожно, будто фарфоровую куклу несёт. В узком коридоре добирается практически вслепую до подоконника и девушку на него сажает. Отрывается наконец от её губ, смотрит. Фира совсем тихо хнычет: — Если… Если не сейчас, то наверное уже никогда. Я правда не могу ничего обещать, я не хочу тебе больно делать, но я устала терпеть, Андрей, я так устала… — отчаянно рассказывает девушка, зарываясь пальцами в его мокрые от воды волосы. — Глафир, я должен спросить. Ты уверена, в том, что ты хочешь? Точно? — старается как можно адекватнее себя вести, но прикосновения рыжеволосой всё больше заводят и пьянят сильнее, чем самый крепкий и паленый алкоголь. — Ты никогда не сделаешь мне больно, красавица, никогда. Главное, чтобы тебе было хорошо. Она медлит, внимательно всматривается в его глаза. Руками его лицо нежно обхватывает, приближается к губам и шепчет: — Да, пожалуйста. Андрей, я хочу.