забудь о чувствах.

Ребята совсем не запомнили, как они оказались в квартире Андрея. Единственное, что осталось в голове у Глаши - ревностный взгляд Михи, игривый свист Балу и девушка, которая ему сосала. Сейчас же не волнует абсолютно ничего. Насрать. Надоело ждать чуда. Андрей, как только дверь закрывает, нетерпеливо девушку прижимает к стене, загнанно дышит и целует сладко. Это ощущается будто во сне. Фира брови к переносице сводит, держит крепко за плечи Князя. Сколько же времени она терпела, сколько не могла позволить себе этого. Теперь она в его квартире. Пьяная и до ужаса возбужденная. — Моя девочка, — одурманенно, без капли смущения шепчет голубоглазый прямо в губы подруги, — ты даже не представляешь насколько я счастлив рядом с тобой. Фира представляет. Хотела бы она сказать, что чувствует то же самое, но здравый смысл побеждает. Нельзя ничего обещать. Девушка активно головой кивает, снова утягивает его в поцелуй, пальцами дрожащими тело его исследует. Сладость губ сводит с ума, пленит, не дает отстраниться ни на секунду, но дыхания совершенно не хватает. Всё-таки оба курят. Князь на девушку смотрит с восхищением, носом нежно проходится от её щеки к волосам. Вдыхает еле ощутимый запах духов и табака. Для него это слишком важно, слишком ценно. Задерживается, запомнить пытается, хоть и понимает, что вряд ли на утро будет знать о происходящем сейчас. Фира не замечает, как оказывается у него на руках, как ноги на его талии скрещивает, а затем и на кровати лежит. Разум в тумане, всё размыто, хочется только одного человека. И этот человек сейчас виснет прямо над ней. Панкова упирается взглядом в его лицо, скользит вниз и невольно замечает, как топорщатся джинсы. Внизу живота тяжелеет приятно. Что-что, но от секса без обязательств она никогда не откажется. Это приводило рыжеволосую в чувства, помогало ей оставаться боевой. Да и для кожи полезно, что уж говорить. Возможно для кого-то это ненормально, однако девушке было натурально поебать. Князев касается губами её шеи, шепчет всякие неприличности, от чего жарче и мучительнее ожидание становится. Она ловит его лицо руками, тянет к себе и целует вновь, так жадно, так цепко, что, кажется, синяки на губах останутся. Андрей и не против, лишь бы хоть какой-то опознавательный знак остался от проведенной ночи. — Фир, я спросить должен… — Нет. Не девственница. Все это происходит так быстро, что он даже не понимает, как она угадала. А она, во-первых, знала, что Князев спросит, такой уж он заботливый, во-вторых, на то и ведьма. Андрей точно кот улыбается, глазами хитрыми вниз скользит. Под юбку руку запускает и сквозь белье начинает ласкать девушку. Глафира воздух носом тяжело втягивает, цепляется крепко за его руку, тихонько стонет. «Андрей…» — одними губами произносит и оказывается в самом, наверное, нежном поцелуе за всю жизнь. Этот контраст между страстью и мягкостью заводит её, заставляет дрожать и пьяно глазками хлопать. Проходит пару минут - и они оба без одежды на кровати. Фира нетерпеливо раздвигает ноги, к себе его притягивает. Андрей весь красный от жара, от смущения, однако при этом девушку разглядывает жадно, красотой любуется. — Ты моя муза, Глафира. Теперь точно. — хрипит Князь, двигается ближе и медленно вводит в девушку два пальца. Изо рта тихий стон от нетерпения вырывается, вроде бы и не заметный, но она всё слышит и довольно улыбается, чуть приоткрыв губы. — Какая же ты… Блять, с ума сойти. — Князь, пожалуйста… — лихорадочно шепчет Панкова, как в спасательный круг в него вцепляясь, смотрит мутно в его голубые, такие же пьяные глаза. Она тает под ним и выбора у неё нет. — Я готова ведь… Ну… — Родная, мне надо было убедиться, — выдохнул парень, глядя на неё с восторженным обаянием, — Я не хочу сделать тебе неприятно. Вот если бы он знал, что Фира наоборот любит пожёстче, он бы так не говорил. Но прямо сейчас девушку наоборот пленило то, как он к ней относился. Как к фарфоровой куколке, как к чему-то драгоценному, как к сокровищу. Возможно, Андрей и не сделает больно. Никогда. В голову приходит: «А может быть и правда всё обойдется?» и от этого с левой стороны что-то покалывает. Об этом не стоит думать сейчас. С утра - да. Если еще что-то вспомнится. Хотя, эту ночь вряд ли забудешь даже в самом пьяном угаре. Андрей выполняет просьбу девушки, презерватив надевает ловко и, через пару мгновений, осторожно входит в неё, опрокидывая голову назад. Глаша шумно вздыхает, скулит, хнычет, быстрее хочет. Князь сам не отличается терпением в данный момент, но губы кривит хитро и шепчет: «Милая, потерпи». Милая терпит только ради него и ради того, чтобы это продолжалось максимально долго. Не хочется вот так быстро всё заканчивать. Глаша к себе не прикасается специально, позволяет все Князеву делать. Коготками бордовыми по его спине проходится, царапает до боли приятно, так, что Андрей немного выгибается даже. Он руками по телу её блуждает, каждый сантиметр исследует, миниатюрную грудь ласково сминает в руках, щекочет кожу у рёбер кончиками пальцев, от чего та хихикает тихо вперемешку со стонами. Господи, помоги выжить среди этой смертной любви. Помоги не расплавиться, не раствориться, не растечься от его прикосновений, от движений умеренных, от того, как он правильно толкается, как точно по точке чувствительной проходится, как безошибочно всё находит. Рыжеволосая чуть ли не плачет, внутреннюю сторону запястья прикусывает, жмурится, всхлипывает жалобно, еще быстрее просит. Андрей не выдерживает. Темп увеличивает до самого максимального, практически вдалбливает её в кровать. Фира только рада. Уже во весь голос стонет, забивает огромный болт на то, что стены картонные и соседи всё слышат, что ей было плохо до этого, что жить не хотелось. Потому что в данный момент ужасно х о р о ш о. Пика они достигают практически одновременно. Андрей рычит, стонет глухо и падает рядом с девушкой на кровать. Тишина. Не слышно ничего, кроме сбитого дыхания курильщиков и противного скрипа кровати. Князь к тумбочке тянется, сигареты вместе с огнем забирает, в зубы одну вставляет и поджигает. Пачку Фире подает, та кивает и повторяет те же самые действия. Лежат. Пьяные, голые, затраханные. Курят. — Граф… — М? — Спасибо тебе. — Князь, ну епт… Это я тебя благодарить должна. Довести девушку до оргазма не каждый сможет. Оба смеются и прижимаются друг к другу. И жизнь хороша, и жить хорошо. В моменте. *** Страх всё тело сковывает. Мама-мамочка-мамуля, забери меня, я не хочу смотреть на это, мамочка. Она не придет. Не придет никто. В конце мрачного коридора кровать, откуда доносится ужасающие вопли и крики. Голос до боли знакомый. Миша. Я бегу прямо изо всех сил, к нему подлетаю. Отвратительно удушающее зрелище, которое комом в горле застревает. Его по всей кровати мотает, ему плохо, ему больно, жить не хочется. — Мишенька, мой Миша, родненький… Слезы по щекам катятся беспрерывно. Я рядом с ним ложусь, держу крепко за руку, а самой хочется вскрыться, лишь бы не видеть то, как плохо ему. Изнутри разъедает, размывает, будто кислотой всё залило. — Фира, ты не должна… Ревёт ошалело, замученно. Хочется уши закрыть, но я продолжаю быть рядом. — Нет, родной, я рядом, всё кончится… Потерпи, пожалуйста, Мишенька, я с тобой… *** Фира резко открывает глаза. Щеки все мокрые. Потолок не её. Да похуй, кошмар ведь опять снился. Она осторожно на краешек кровати усаживается, внимание не обращает где находится, просто приводит дыхание в норму, слезы вытирает. Когда это прекратится, блять, сил уже нет. И верить в этот якобы вещий сон не хочется ни капли. Минут через пять осознает, что, во-первых, не у себя дома, во-вторых, полностью голая, в третьих, это квартира Андрея. Глаша оборачивается. Блять-блять-блять, что мы натворили? Князев мирно посапывает, уткнувшись носом в подушку. Натуральный котенок, но сейчас не до этого. Тут и дураку понятно, что они переспали. Фира обратно на кровать плюхается, руками лицо прикрывает и вздыхает шумно, отчего рядом лежащий «зверек» моментально просыпается, вскакивает на месте, но тут же за голову хватается и стонет: — Пизда-а-а. — Андрюш, ты весьма наблюдательный. Доброе утро, что ли? — бурчит рыжеволосая, прикрываясь по инерции одеялом. Только потом доходит, что стесняться поздно. Скорее всего всё то, на что она способна, она показала сегодня ночью. — Фира, я помню только то, что ты мне… Блять. Что ты мне очень сильно нравишься. И что мы замечательно потрахались. — спросонья хрипит Князь. Его голос сейчас был максимально низкий и это естественно привлекает каждую девушку, даже Глашу. Но виду та, естественно, не подает даже себе. Он присаживается рядом с ней, за руку берет и в глаза смотрит встревоженно. — Прости, если… Ты же хотела этого? Ты не жалеешь? — Нет, Андрей, тебе не за что просить прощения. И я несильно помню что-то, но точно помню, что дала согласие. Я не жалею. Мне правда понравилось, но я… Я же говорила тебе, что не могу ничего обещать? — тараторит от волнения, кудрявые волосы в руках сжимает, уронив голову в руки. — И ты мне… И ты мне нравишься, но я боюсь. — Чего ты боишься? За что, точнее? За группу? За то, что отношения с Михой испортятся? — беспокоится искренне, но не трогает девушку, вдруг неприятно сделает. — Я вижу, как вы друг на друга смотрите. Особенно, как он. И мне, если честно… Больно это видеть. Всё-таки он мне не совсем чужой человек, я любил его. Но еще больнее мне видеть как страдаешь ты от всего этого. Тебя что-то гложет. — Андрей, я правда не могу сказать. Ты, как минимум не поверишь… — Я поверю. Глафира поднимает голову резко и всматривается в глаза голубые. Может реально рассказать? Она же ничего не потеряет. Или просто всё послать к чертям и начать развивать с ним отношения? А как же Миха? Голова раскалывается не только от мыслей, но и от похмелья. Выбирать сил нет. Будь, что будет. Панкова осторожно за руку берет его, сглатывает тяжело и в полголоса молвит: — Ладно. Когда я сказала при нашей первой встрече, что я ведьма, я не шутила. Я. Реально. Ведьма.