This Side of Paradise

На следующее утро ему удаётся проснуться спустя пятнадцать будильников, встать и начать свою привычную рутину. Разбудить детей, покормить их, отправить в школу, а по пути обрадовать Гин тем, что после у неё появится возможность опробовать себя в балете, из-за чего девочка повизгивает от волнения и радости. — Я буду лучшей балериной на свете! — поёт она и совершает несколько подскоков, раскинув руки в стороны, как крылья птицы, затем хватает за руку брата. — Братик, ты тоже должен пойти! Из-за того, что его лицо наполовину замотано шарфом, видны только его хмурые брови. — Я не хочу сидеть два часа и просто смотреть, как ты танцуешь. — Тогда танцуй со мной! — Я не хочу танцевать. — Ну почему?! — Потому что это глупо. Мальчики не могут быть балеринами, — бормочет Рю и пинает камешек ногой. Дьябло радостно скачет за ним, увлекая рывком Чую, который держал его на поводке и чуть не упал от этого. Вообще-то, он достаточно силён и всё такое, но это не относится к ротвейлерам. Гин хватает Чую за руку будучи яростной в своем возмущении: — Почему мальчики не могут быть балеринами?! Это несправедливо! Я хочу, чтобы братик тоже был балериной! — Ох, — вздыхает Чуя, выдавливая улыбку. Он начинает думать о том, что количество времени, проведённое с детьми, не избавит его от неловкости рядом с ними. — На самом деле, бывают и мальчики-балерины. Не важно, кто ты — мальчик или девочка. Главное, чтобы нравилось. — Видишь! Ты тоже можешь потанцевать! Я не хочу танцевать одна. Рю смотрит на Чую с недоумением, и выражение его лица сильно напоминает ему кого-то. — Что, правда? — Правда. Ты можешь стать, кем захочешь. — Даже звездой? — спрашивает Гин. — Ну, зависит от того, какая звезда… — Ярчайшая! Когда он заводит их в здание, и те растворяются в толпе других детей, он позволяет себе расслабиться. Так нелепо. Завидовать ребёнку. И всё же. Может, зависть не подходящее слово, потому будет прекрасно, если Гин или даже Рю откроют для себя всю прелесть и красоту балета. Счастье, когда встаёшь в позу, восхитительная растяжка всего тела, пластичность движения, ты теряешься, когда звучит музыка и уже ничего не важно — нет ни гнева, ни напряжения, повседневных проблем — следуешь за ритмом как по течению жизни. Да, он хочет, чтобы когда-нибудь дети смогли ощутить это. Он хочет, чтобы однажды тоже смог. Остаток его утра и обеда проходит слишком быстро, так что к тому времени, когда Чуя заканчивает разговаривать со своими отцами, уже пора надевать туфли и терпеть путешествие в балетную школу и компанию Дазая в придачу. Он открывает дверь и видит, как Дазай поднимает руку как раз, чтобы постучать, тут же хмурясь. — Почему у тебя всегда такое лицо, когда ты видишь меня? Я почти уверен, что у меня не отталкивающая внешность. — Дело не во внешности, а в самом тебе. Дазай мычит, будто Чуя сделал ему комплимент, когда тот не делал. В конце концов появляется Гин, и она без брата, взволнованно забирается в до нелепого показушный — но сексуальный — чёрный Lexus Дазая. Чуе с трудом удаётся удержать себя от того, чтобы не водить руками по приборной панели, как какой-то лох, но Дазай, кажется, улавливает восторг в его глазах. — Автомобильный фанатик, а? — Наверное. — Кто знает, может Фитц подарит тебе что-то такое же. Чуя недостаточно везучий, но было бы в самом деле не плохо. Машина восхитительно мурлычет мотором. — Так ты не знаешь, что я выиграл? — Нет, только победителя. Был слишком занят поиском тебя в каком-нибудь опасном переулке, знаешь. Забыл спросить, что там тебе досталось. Чуя скрещивает руки на груди, смотря в окно. — Если ты ждёшь извинений, ты их не получишь. — Извинения бесполезны, если ты продолжаешь вести себя как ребёнок. Как бы то ни было мило, если ты заботишься о верности, пожалуйста, предупреди меня в следующий раз. Чуя открывает рот, чтобы огрызнуться. Сказать ему, кому именно стоит заботиться о верности, но в тот момент, когда он натыкается на серьёзный и тяжёлый взгляд Дазая, закрывает, передумав. Дазай не мудак, Дазай манипулятор, который целенаправленно пытается вывести из себя, чтобы получить информацию, потому что реакция громче слов. И он, должно быть, видит, как на лице Чуи проскакивает мысль осознания, пожимает плечами и сосредотачивается на дороге. — Ты как открытая книга, чиби. — Ты… — Единственная причина, по которой Чуя не сходит с ума, так это Гин на заднем сидении, она слишком юна, чтобы слышать маты и оскорбления. — Это будет весёлый год, — тянет Дазай. Чуя считает до десяти, впиваясь ногтями в собственные ладони, оставляя следы полумесяца. В воздухе повисла неловкая тишина. По крайней мере, пока они не доехали до школы, и Гин не начала бесконечный поток возбуждённой болтовни. Чуя, честно говоря, может её понять. Школа выглядит намного красивее, чем он ожидал, — определённо, красивее, чем, например та, в которой учился он. Это не должно вызывать особого удивления, поскольку адрес дала именно Йосано, а она, как и Цушима и все в их грёбаном кругу, имеют кучу грёбаных денег. И всё же, он поражается, уже в какой раз. Гин в основном тащит его внутрь здания, залитое бело-золотым цветом с большим количеством света. Молодая женщина, кто суетилась над доской для объявлений, достаточно любезна, чтобы сказать им куда нужно подойти. Не прошло и пары минут, как Чуя входит в место, которое видел миллион раз, и никогда уже не думал, что попадёт снова. Но вот он здесь. И это до боли реально. Комната немного отличается от привычной для него атмосферы, окна расположены выше, и цвета не такие насыщенные, но из-за пронзившей его сердце внезапной печали, не то чтобы он озабочен деталями. Чуя слышит слова подошедшей к ним молодой женщины только тогда, когда чувствует руку на своей спине. Твёрдость чужой ладони, но нежный намёк касания. — Коё Озаки. А это, должно быть, малышка Гин, верно? — Это я! — Отлично. Сегодня можешь понаблюдать и даже попробовать. Вы принесли одежду, о которой мы говорили по телефону? Гин поворачивается к Чуе с выжидающим видом, и он должен вспомнить как говорить, прежде чем ответить: — А, да. Да, принесли. Вещи в сумке, Гин. — Люси, — окликает Коё девочку и машет рукой, — помоги Гин переодеться, хорошо? Когда дети уходят, вежливая улыбка Коё мгновенно исчезает. Изменения мимики такие внезапные, что даже возвращает Чую из его панического состояния. Коё, которая представилась, наверное, преподавателем по танцам, в момент тихого срыва Чуи, так что он пропустил это мимо ушей, высокая и элегантная, с рыжими волосами, собранными в тугой хвост. Она смотрит на Дазая, и её глаза сужаются, демонстрация ненависти, какую обычно показывает сам Чуя. — Дазай, — говорит она. — Не могу сказать, что рада тебя видеть. — Как грубо. Нам всем было так весело! — У нас должно быть разные определения веселья. — Ммм, кстати говоря, Акико передаёт привет. Взгляд Коё усилился в презрении. — Ты можешь послать её нахуй самостоятельно. Чуя почти давится, скрывая это под кашлем, когда Коё обращает внимание на него: — Мы с вами не знакомы. — Я помощник по хозяйству в доме Цушима. — Ладно. Можете остаться и посмотреть, заберёте Гин позже. Только не прерывайте урок. После этих слов она уходит. Звук того, как Коё хлопает в ладоши для привлечения детей, эхом раздаётся по комнате и в груди Чуи. Дазай прикасается к его плечу, напоминая о себе, прежде чем тот успеет забрести в своих мыслях ещё дальше. — Пойдём. — Что? Мы можем остаться, Гин наверное хочет, чтоб мы… — У Гин есть Коё и пятнадцать других карликов для компании, — говорит Дазай, выводя его из комнаты. — А ты скорее всего, откинешься, если мы останемся там дольше ещё одной минуты. Чуя возразил бы, — он не откинется, — но уже слишком устал, поэтому молча передвигает ноги. Один мучительный шаг за другим, пока они не окажутся снаружи, наедине. Свежий воздух кажется приятным, Чуя делает глубокий вдох, впитывает в себя лучи октябрьского солнца. Рука снова касается его спины. Та самая рука, которую он чувствовал ранее. Успокаивающий жест не сочетается с тем, как Дазай обращается с ним. — Откуда вдруг такая снисходительность? Сам меня сюда притащил. Ресницы Дазая трепещут. Он опускает руку, пряча её в карман своего чёрного пальто. — Ты должен был прийти, так или иначе. Улыбка Чуи подобна яду: — И ты хотел прийти сюда со мной за ручку подержать? — Нет. Я думал, раз ты танцор, ты бы захотел сюда прийти. Прости, что не предсказал твоей панической атаки. — У меня не было панической атаки, — рявкает Чуя, запуская пальцы в волосы. — Я просто… — …Скучаешь по танцам. Его голос тихий, когда он говорит: — Ага. — И ты на сто процентов уверен, что больше не сможешь этого делать? — спрашивает Дазай, хмурясь, от чего его и без того глубокий взгляд, становится ещё глубже. — Акико изучает медицину. Она превосходна в… — Думаешь, я бы не знал, если мог? — Чуя качает головой. — Господи, ты как будто специально провоцируешь меня на ненависть к тебе. Я был в больнице. Я говорил с докторами, я живу с этим, так что просто… просто заткнись. Дазаю, похоже, есть что ещё сказать, но ради них обоих он этого не делает, кивает в сторону своей машины. — У нас есть восемьдесят шесть свободных минут. Давай получим драгоценный приз. Чуя закатывает глаза, хотя в основном это просто для вида. Этот день не самый удачный, но он уверен, что бесплатный пафосный подарок компенсирует это — по крайней мере немного. Может быть, он выиграл машину. И он может переехать Дазая на ней. Дазай же, отъезжает на дорогу, но Чуя продолжает чувствовать его взгляд на себе. — Хватит анализировать меня блять, — не выдерживает он. — Я не настолько научный, чтобы мы оказались в водосточной канаве по твоей вине. Не пялься. — Я не пялюсь. — Тогда что ты делаешь?! — Думаю, что сказать. — Ха? — Шкала между нами настолько неуравновешенная, я пытаюсь как-то исправить это. Хотя бы ради того, чтобы это не беспокоило тебя. Чуя вздыхает. Наглость, да и только. — Мне от тебя ничего не нужно. — Какой категоричный. Хочешь спросить — давай. Могу сбросить одно грязное бельё за другим. Даже если Дазай раздражает, вероятно, это самый раздражающий человек в мире, — Чуе всё равно любопытно. Дазай предлагающий раскрыть частички своего сложного «я» хотя бы немного — какой идиот откажется от такого? — Ладно. — Он вздыхает, скрестив руки. Есть много вещей, о которых он хочет узнать, но только один вопрос приходит на ум. — Почему ты притворяешься парнем для Йосано? Невпечатлённое выражение лица Дазая просто кричит о том, что в банальности вопроса он разочарован, хотя Чуя мог спросить что-то ещё. — Я имею в виду, я бы понял, если ты сказал родителям о девушке, чтобы они не приставали к тебе, или вроде того, как в ромкомах. Но ты сказал, что делаешь это восемь лет. А это большое количество времени. Дазай какое-то время молчит, ведя машину по шоссе. — Мой отец и её родители — деловые партнёры. Наши отношения начались как деловая договорённость, когда мы были детьми. Наверное, так и продолжатся. За исключением того, что Дазай не похож на человека, которым помыкают родители. — Но тебе никогда не было… одиноко? — Чуя ловит себя на том, что спрашивает искренне, сбитый с толку. Восемь лет фальшивых отношений, без настоящих. Нет той, первой любви, которую можешь показать своей семье, и уж точно никакого разбитого сердца из-за той же самой первой дерьмовой любви. — О, я никогда не был одинок, — усмехается Дазай. — Однако, это сделало из меня превосходного лжеца. А фиктивные отношения никогда не мешали нам двоим немного веселиться. Оу. — Тебя это беспокоит? Чуя имеет смутное представление, о чём тот говорит, но он не собирается выставлять себя дураком, не в этот раз. Прислонившись локтем к окну со своей стороны, он спрашивает: — Беспокоит что? — Акико. Если бы я сказал тебе до того, как ты услышал всё от Тачихары, — спокойно уточняет Дазай. — Было бы лучше? Ты бы остался? И хотя Чуя догадывался, его сердце всё равно учащённо бьётся в груди. — Нет. Даже если это фальшивка. Для других это выглядело бы по-другому. Но я не хочу становиться грязной любовницей, которую ты трахаешь в то время, как твоя псевдо-девушка делает вид, что не замечает. Не надо делать из меня крайнего. Дазай кивает. Странная игра в «правду» подходит к концу. Офис Фицджеральда находится на другом конце города, в высоком здании прямо на оживленной торговой улице. Чуе не по себе от ощущений, что он плохо одет, когда они входят в лифт, где есть возможность разглядеть себя в зеркале. Разница между ним и Дазаем ну… очевидная. Рядом с ним, одетым в элегантное пальто, высоким, с костюмом с иголки и дорогим галстуком, Чуя чувствует себя незрелым пацаном с трущоб, в своей кожаной куртке. Но ладно. Он может сделать так, чтобы это всё равно выглядело хорошо. Чуя выпрямляет спину, когда дверь со звоном открывается, и следует за Дазаем в кабинет, в конце коридора. Молодой человек, сидящий на стойке регистрации, даже не удостоил их взглядом. — Фицджеральд, — приветствует Дазай. — Я привёл тебе «сорок девять». Всё в Фицджеральде кричит о непристойном богатстве, — кроме его лица. По сравнению с остальными, кого Чуя успел встретить, он выглядит обычным блондином, с морщинками и страшной ухмылкой. — Печально известный «сорок девять». Мне было интересно, явишься ли ты. — И я здесь, — говорит Чуя. — Могу ли я получить приз? — Я должен был догадаться, что те, кто водятся с Дазаем такие же невоспитанные, но… — Фицджеральд открывает ящик в столе и достаёт оттуда конверт. — Номер наклейки. Давай сюда. Чуя бесцеремонно шлёпает наклейкой по поверхности стола и берёт конверт, не раскрывая его, а просто прижимая к себе. — Ты не собираешься открыть его? — спрашивает Фицджеральд, откинувшись на спину сидения. — Пока в планах нет. Хоть он и чувствует, как Дазай рядом напрягается, но говорит: — Мы здесь не для светской беседы, Фитц. — Конечно, с нетерпением жду встречи на благотворительном гала-концерте в следующем месяце. Дазай и Чуя поворачиваются чтобы уйти, но это не мешает Фицджеральду продолжать говорить: — Я надеюсь, в следующий раз ты не будешь столько шуметь. Мне не нравится, когда мои гости беспокоятся. — Мне в тебе ничего не нравится, — отвечает Дазай, отмахиваясь. — До свидания. Как только они оказываются в лифте, Чуя наконец смотрит на конверт в руках. — Ты же не собираешься плакать? — Надеюсь, я выиграл пистолет, — бормочет Чуя, закатив глаза в ответ, затем берётся раскрывать. Внутри что-то бумажное. Брошюра, письмо и два билета. Он читает текст, улавливая суть не с первого раза. Поездка на пятизвездочный курорт в Футю, с полным доступом в спа-центр, билеты на конную прогулку и посещение нескольких музеев, даже банджи-джампинг. И это всё для двоих. — Вау. Дазай не настолько вежлив, чтобы попросить посмотреть, он просто отбирает бумаги, чтобы прочитать самому, прежде чем издать тихий забавный звук, от которого Чуя невольно вздрагивает: — Мило. — Заткнись. Я помощник по хозяйству. Может ли у меня вообще быть отпуск? — Вполне. Четыре недели. Так что да. — Ты когда-нибудь был там? Дазай с ухмылкой оглядывается через плечо, направляясь к своей машине. — В Футю? Нет. Ты собираешься пригласить меня? Чуя захлопывает дверь, чтобы подчеркнуть, как сильно он не собирается. Уместившись на сидении, он снова вчитывается в брошюру, представляя, как наслаждается массажем для всего тела, потягивая коктейли. Класс. — Может быть, возьму собой Тачихару, — бросает он. — Надо спросить у него, когда встретимся на следующей неделе. — Ммм, может быть. — Хоть из уст Дазая слышится определённое «нет, ты не сделаешь этого, и мы оба знаем это», какая-то дурацкая похотливая часть Чуи наслаждается этим. А рациональная часть просто вздыхает и готовится к долгим предстоящим месяцам. Когда они забирают Гин, она говорит им, что хочет вернуться на следующей неделе (и через двести недель после этого тоже). Это значит, что Чуя тоже там будет. Как сказал Дазай. Может даже Чуя рад, что пошел туда сегодня. Что-то вроде того. Конечно, у него был тихий срыв, но в следующий раз вряд ли будет. Он будет надеяться на то, что это станет легче так же, как к примеру, водить Рю на индивидуальные занятия по скрипке. Просто другое место. Дазай уже исчезает где-то внутри дома, когда Чуя снимает обувь и бредёт на кухню, чтобы проверить ужин. Повара оставили еду, выглядит и пахнет очень вкусно. Поев с детьми и помогая Рю с домашним заданием по математике, Чуя удивлён, когда отец Дазая перехватывает его по дороге в свою комнату. — Накахара-кун, можно тебя? Редко его увидишь дома, не говоря уже о том, что Цушима говорит с ним. В его голове уже крутится тысяча возможных сценариев, пока он следует за мужчиной в кабинет. Его собираются уволить. Кто-то заметил, как неловко он ведёт себя рядом с детьми. В конце концов Дазай донёс до него. Цушима садится в кресло, когда Чуя продолжает стоять и готовится к худшему сценарию. — Как тебе здесь? А? — Полагаю… замечательно. — Вечеринка, на которой ты был, — говорит Цушима, откидываясь назад, потирая пальцами свой подбородок, сердце Чуи падает. — Слышал, мой сын искал тебя. Вот оно. Прощай, Йокогама. Прощай, программа Помощника. — Я хочу извиниться за его поведение. — Чего? Цушима двигается, хватая два стакана и бутылку виски из шкафа рядом со столом, прежде чем налить в один стакан для себя, в другой — для Чуи, по-видимому. — Пьёшь? — Иногда. — Держи. — Цушима пододвигает ему, и Чуя принимает, крепко сжимая стекло пальцами, не поднося ко рту. — Поведение моего сына может быть очень эксцентричным. Прошу прощения за то, если он доставил тебе неприятности. Я позабочусь о том, чтобы этого никогда не повторилось. Что? — Не совсем понимаю, — теряется Чуя. — Дазай не делал ничего такого. Это просто… недоразумение. Он не должен, ему не следует искать компромисс, для защиты Дазая, но это неправильно. Однако, Цушима, похоже, его не слышит. — Всё, что делает этот мальчик — пересекает все границы, это не достойно моей семьи. — Он отпивает виски. — Если нужно, чтобы я вмешался, можешь прийти ко мне в любое время. Чуя собирается сказать — что-то, что сделает Дазая менее схожим на дьявола или хотя бы того же придурка, которым он немного является, когда Цушима протягивает пару купюр. — Зачем это? — Поездка на такси. И в качестве извинения. — Сэр, я действительно не… У Цушимы звонит телефон, он кивает Чуе, фактически прощаясь. — Можешь оставить выпивку. Закрой за собой дверь. Выходя из офиса, Чуя будто облит грязью. Одно дело решать проблемы между ним и Дазаем, но когда вмешивается его отец? Это кажется ребячеством, и при их войне это никак не удовлетворяет. Лёжа в постели той ночью, слушая свой плейлист, он задаётся вопрос, что будет с Дазаем. Его отношения с отцом и раньше казались не очень, а теперь всё выглядит ещё мрачнее, и Чуя ненавидит, что теперь частично виноват в этом.