***
Когда в следующий раз Чуя открывает глаза, комната перед ним как будто кружится. В голове тяжело, а в горле пересохло. Не впервые в жизни он проклинает себя за то, что такой неприспособленный сопляк. Он уже давно понимает, что организм принимает в себя количество алкоголя, требующее меньше по норме обычному восемнадцатилетнему парню, и до сих пор наступает на одни и те же чёртовы грабли. Он пытается поднять голову и замечает, что что-то сжимает. Руку. Руку Дазая. Некоторые из воспоминаний прошлой ночи вспыхивают в сознании: поцелуй в бой курантов, много выпивки, объятья. Ох. — Чуя? Он что, сказал вслух? — Привет, — бормочет Чуя, выглядя застенчивым, когда разжимает пальцы. — Утра. Свободной рукой Дазай потирает лицо, а потом смотрит на него. — Ты говоришь во сне. — Извини. — Парень поворачивается и хватает бутылку с тумбочки, выпивая наполовину в раз, а затем со вздохом плюхается обратно на матрас. — Я часто вижу сны, наверное, слова сами по себе вылетают наружу. Дазай выглядит скорее удивлённым, чем раздражённым. — Всё нормально. Это было познавательно. — Я же не говорил ничего странного? — Его страх, особенно, если он будет с кем-то делить постель, а ему приснится мокрый сон, или он будет много шуметь. — Нет, тебе снилось что-то странное? Чуя хмурится, вспоминая. — Кажется, кто-то преследовал меня. Копы или кто-то в этом роде. Хотя, сны разные, так что, наверное, нет? — Ты бормотал не связанные в контексте слова, это забавно. — Бывший говорил, что это чертовски раздражает, — усмехается Чуя. — Бормотание и храп. Я храпел? Он выдыхает, когда чувствует, как пальцы Дазая касаются его обнажённого бедра, медленно двигаясь, поглаживая. — Нет. — Ха, выкуси, Ромейн. — Ромейн? — Мой бывший, он… — Рука Дазая проскальзывает под огромную футболку, которую Чуя надел на себя, и у него перехватывает дыхание от лёгкого прикосновения к его животу. — …Хотя, я бы не хотел говорить о нём прямо сейчас. — Соглашусь. — Дазай тянет его, обхватывая за талию, из-за чего сердце Чуи взволнованно учащается. Крепко держа его за спину, Осаму целует его нежно и медленно, чтобы свести с ума, отказываясь от жалких попыток Чуи углубить поцелуй. Когда он скользит пальцами в каштановые волосы — чтобы приблизить к себе, чёрт возьми, — Дазай ловит его запястье и перекатывает их, оказываясь над ним. Его глаза такие тёмные, он цокает. — Терпение — это добродетель, Чуя. — К чёрту его, кого волнует вообще? — Меня. И раз уж ты хочешь быть трахнутым, то и тебя тоже. Иногда Чуя правда хочет быть человеком, который не торопится, а смакует каждый момент словно это красное вино, маленькими аккуратными глотками, но он не такой. Когда чего-то хочется, это как будто что-то физическое и ощутимое — оно разрывает его изнутри, если он не подчинится прихотям самого себя. — Что, если я не смогу? — Конечно сможешь. — Дазай медленным движением переплетает их пальцы, прижимая руки к матрасу. Он опускается, и Чуя чувствует его тёплое дыхание на своей шее. — Могу научить тебя. — Его заставляют задыхаться, когда Дазай прикусывает кожу и всасывает её, язык проходит по помеченному месту с непристойной ловкостью. — Если ты, блять, оставишь засос, я убью тебя… Он скорее чувствует, чем видит насмешливую улыбку. — Засос — ничто по сравнению с тем, как ты лип ко мне… Это… не то, что он имел в виду! Ну, не только. Это касается семьи Дазая, Хаяши может задать неудобные вопросы. — Я не лип! — Правда? — Дазай глазеет на него, изгибая бровь в вопросительно-саркастическом жесте, затем опускается на его челюсть, осыпая её мелкими укусами и посасывая кожу. То, что он делает, посылают резкие сигналы прямо в пах Чуи. — Тогда мы пережили две разные ночи. До сих пор он был уверен, что помнит обо всём, но похоже, это не так. — Вини а-алкоголь, — пытается Чуя, но голос выдаёт его возбуждение, усиливающееся с каждым поцелуем, который оставляет Дазай на его коже. — И тогда я чертовски в ком-то нуждаюсь. — Думаю, это компенсация того, что первую половину вечера ты бегал от меня. Он вздрагивает, потому что… нужно обсудить это прямо сейчас? — Ты… — Он непроизвольно ахает, когда зубы Дазая проходятся по чувствительному месту под челюстью, из-за этого каждый раз сгибаются пальцы ног, этот ублюдок точно знает, что делает! — Делал тоже самое, придурок… — Я не избегал тебя, я просто обеспечил тебе пространство. Как ему удаётся перевернуть слова в свою пользу?! — Как бы то ни было, — шипит Чуя, хватаясь за его руки, чтобы дать понять — поддразнивание это горячо, и хотелось бы зайти дальше! — То же самое, чёрт возьми. Дазай отстраняется, чтобы дерзко взглянуть ему в глаза, и Чуя морщится, отвернувшись. — Поговори со мной. Чего ты так боишься? — Прямо сейчас обсудить хочешь? — Ну, желательно в течение этого часа, — тянет Дазай. — Пока друзья не разрушили новенькую кухню. Он вдруг понимает, что понятия не имеет, насколько поздно или рано сейчас по времени. В комнате нет часов. Впрочем, не особо важно, важнее та сука над ним, толкающая его на неудобные разговоры, как какая-то болезненная форма прелюдии. Он обдумывает. Что не очень легко, особенно, когда он чувствует между своих ног Дазая: не совсем твёрдого, но достаточного отвлекающего, если вдобавок он покачивает бёдрами. Взгляд неосознанно блуждает по телу и останавливается на руках, прижимающих его к кровати. В комнате всё ещё темно из-за плотных тёмно-коричневых штор, что спасают от солнца, но всё равно можно разглядеть дюжину мелких белых шрамов на коже. — Глаза сюда, — командует Дазай, сжимая его руки, и Чуя вынужденно моргает, удивляясь, потому что он немного запутался в мыслях. Это..? — Я, эм, я знаю, ты сказал, что это всего лишь предложение, но... — Он хочет опустить глаза, но всё же пытается смотреть на Дазая, ему интересно, но он узнает позже. — Просить кого-то переехать на другой конец земного шара не показалось мне случайностью. Выражение лица напротив него не выдаёт никаких эмоций, Дазай кивает, подначивая продолжить свои мысли. — Ты мне нравишься, — продолжает он, и это искренне. — Мне нравится, что между нами сейчас, и я не хочу рушить это… Не надо превращать в нечто большее, когда и так хорошо. — Но ведь есть другая сторона, — говорит Дазай, Чуя хмурится. — Что, если мы ничего не рушим? Или превратим это хорошее в нечто фантастическое? Что, если… Что, если это всё не стоит грёбаной драмы? Чуя смотрит на него, вскинув голову, он упрям. — Мне не нужно что-то фантастическое. Мысль притягательная, но… ему не нужно, в течение своей годовой работы помощником беспокоиться об отношениях с парнем, с кем ничего не выйдет, чтобы потом неловко делить с ним один обеденный стол перед его семьёй. Просто не нужно ничего из этого. — Хорошо. Если Дазай разочарован, он этого не показывает. — Хорошо? — озадаченно вторит Чуя. — И это всё? Больше нечего сказать? — Моя очередь говорить правду, это справедливо, — бормочет Дазай и к удивлению Чуи, наклоняется и целует в плечо, устраиваясь между его ног, обеспечивая столь необходимое трение. — Я не против, в конце концов, мы договорились о сексе без обязательств. Да! Чуя до сих пор не понимает, почему это вдруг стало вызывать вопросы. Дазай не из тех людей, в ком рождаются чувства после того, как он трахнет кого-то больше одного раза. — И, как я уже сказал, — откинув голову назад, Чуя слышит спокойный голос над собой, его бёдра снова и снова трутся о чужое бедро. — Терпение — благодетель. Я терпеливый человек, и я подожду. Что..? Даже если слова привели в замешательство, его отвлекают, прижимая к матрасу с глубоким поцелуем до белого шума в голове. И без того зудящее пульсирующее желание растёт с каждым интенсивным трением между его ног и движением губ. Когда он открывает рот для того, чтобы вдохнуть, Дазай проникает своим языком внутрь, облизывая чужой, и Чуя наслаждается. В этот момент кажется, будто весь мир сводится именно к Дазаю, который вымещает из головы любые мысли или беспокойства. Что бесит, учитывая как он хорош, это несправедливо, потому что всё, что требуется — тупо прижать своим весом и извращать его рот, и Чуя готов на что угодно, лишь бы Дазай уже был внутри него. Что и происходит. Он тратит время на подготовку Чуи — слишком много времени, и знает, что жалобы и нытьё только спровоцирует в издевательском порыве замедлиться ещё больше. Чуе остаётся только тихо поскуливать, стонать и вздыхать, а порой шипеть случайные оскорбления, которые так и срываются с его языка. К тому времени, когда Дазай входит в него, Чуя не уверен, плакать ли ему от облегчения, или требовательно кричать ублюдку, чтобы он наконец двигался, потому что он, такое ощущение, уже несколько часов на грани оргазма, и как будто бы отдалён от него одновременно. Толчки медленные и глубокие, стоны заглушаются поцелуями, от чего туманится в голове. Кончая в первый раз, он кусает плечо Дазая, чтобы его крик не вышел за пределы комнаты и пьянеет от того, как звучит и ощущается Дазай вокруг него. Поскольку одного никогда не бывает достаточно, Чуя вонзает ногти в его спину, чтобы он двигался быстрее, и обхватывает ногами его талию, меняя угол проникновения до блаженства и лёгкого дискомфорта из-за усиленной после оргазма чувствительности. Он снова близко, так близко. Где-то в другой комнате раздаётся громкий смех с приглушёнными голосами. Мозг Чуи — каша, но он способен на реакцию. — Нас слышно, да? — ёжится он, шепча. — Всё нормально, — бормочет Дазай ему в шею, он держит ритм, но делает это медленнее, не так бешено, словно наличие за стеной других людей всё же заземляет их обоих. — Стены здесь толстые. Чуя кивает, но не прошло и секунды, как прямо за дверью раздаются шаги, а затем шёпот: — Постучать или как? Боже, твою мать. Чуя хватает Дазая за плечи. — Ты запер дверь?! Он уже готов оттолкнуть его и спрятаться под одеяло, если случится худшее. Но вообще, скорее умрёт, чем остановится сейчас. Дазай выглядит слишком удивлённым для подобной дерьмовой идеи. — Неа. — Ага, постучи, — говорит другой голос, звучит как Танидзаки. — Ты стучи, — отвечает другой. — Может, Хигучи? Я боюсь. Чуя щипает Дазая. — Да сделай ты что-нибудь! — Они не войдут. — А что, если они это сделают?! — Я готов к такому риску. — Ты— — Я не хочу входить, — говорит Танидзаки. — Просто спросим. — Да, это хороший план. Чуя выдыхает, благодаря всех богов там, наверху, даже если теперь ему нужно терпеть самодовольную рожу Дазая. Три быстрых стука в дверь, а затем: — Д-дазай-сан? Чуя не должен удивляться тому, что ему всё ещё приходится сдерживать стоны, потому что Дазай выбирает именно этот момент, чтобы безжалостно толкнуться в него. — Да-да? — О, хорошо, ты жив. Чуя-сан в порядке? — В полном. Ему хочется убить его, но позже, не прямо сейчас, особенно когда он близок к тому, чтобы снова кончить. — Мы хотели спросить, как у тебя плита работает? — Она не работает, — спокойно говорит Дазай, хватаясь за бедро Чуи — как ему чёрт возьми удаётся сохранять спокойный тон, пока он продолжает глубоко трахать его?! — Мастер придёт только в четверг, лучше закажите доставку. Чуя даже немного благодарен за руку, прикрывающую ему рот, когда Дазай закидывает его левую ногу себе на плечо, член касается простаты каждый раз, при глубоком толчке. Бля-я. — А, ладно. — Танидзаки до сих пор нервный, и если бы Чуя не был сейчас занят, он бы посмеялся. — Тогда спасибо… Он замолкает, как будто хочет сказать что-то ещё, но не решается, в конце концов, шаги удаляются подальше от спальни. Толчки набирают скорость и пыл, Чуя чувствует, как горят его лёгкие, Дазай проводит ладонью от его губ до лба, смахивая чёлку. Из всего, это то, что добивает его до второго оргазма, мышцы сжимаются. Дазай заканчивает через несколько мгновений, опуская голову на пропитанную потом футболку Чуи, на грудь, пытаясь отдышаться. Тихий смех сотрясает его тело: — Это было… — … Забавно, — перебивает Чуя, невольно улыбаясь. — Очень смешно, придурок. Немного приподнявшись, Дазай смотрит на него, и выражение его лица говорит громче самих слов: тебе понравилось. Да, и он не собирается говорить об этом вслух. К счастью, Дазай довольно понятливый. На этот раз именно он выскальзывает первым из постели, исчезая в ванной, пока Чуя бездельничает, хватая свой телефон и избегая перспективы покинуть комнату. Конечно, их не застукали, но большинство их друзей, скорее всего, могут догадываться. Это всё равно не значит, что он с нетерпением ждёт возможности побежать к ним здороваться и вести себя так, будто ничего не происходит, и его не изводили по-дружески несколько минут назад. У него есть достоинство всё-таки. Дазай вообще не помогает. Приводя себя в порядок, он вытаскивает его из постели и впихивает пару спортивных штанов, даже если Чуе нечего надеть — кроме вчерашних шмоток, — обряжаться в вещи Дазая как-то странно. Штаны смотрятся нелепо, потому что большие, к тому же, эта огромная рубашка на нём — он как будто рэпер из двухтысячных. Модная катастрофа. Дёргая подол рубашки, он хмурится: — Выгляжу по-идиотски. — Ты выглядишь прекрасно. — Дазай толкает его к двери, уперев руки в бока. — Немного смахиваешь на Эминема, только красивого. Симпатичный Эминем, если хочешь. — Спасибо. Он может прочитать рэп «Love the way you lie» или «Mockingbird» каждый раз, когда он пьян или в одиночестве, но это не значит, что он должен быть похож на него! Это вообще не его стиль. Но Дазаю наплевать, он выходит из спальни и доходит до кухни, откуда исходит основной шум. Не все остались ночевать прошлой ночью, но людей достаточно. Йосано сидит за стойкой, Коё режет помидоры рядом, Рампо разговаривает с Танидзаки и Хигучи. И все поворачиваются к ним, когда видят их. — Доброе утро. — Денёчек, — исправляет Рампо с чашкой кофе, в котором непристойное количество сливок и сахара. — Поешь, или вы оба уже сыты? А когда они успели пое— ох. Чуя закатывает глаза, Дазай прикасается к его спине, а затем отправляется к холодильнику. — Заказываешь доставку? — Ага, — говорит Йосано, не смотря на него, стуча пальцами по экрану смартфона. — На вас тоже? Желудок Чуи урчит в ответ. — Да, пожалуйста. Я голодный. Рампо снова открывает рот, ухмыляясь, но Чуя одним взглядом пытается заткнуть его. — Душнила, — бурчит тот, дуясь. — Какой смысл во френдцесте, если мы не можем пользоваться им как следует? — Френдцест? — Это мы придумали на случай, если кто-то из нашего круга потрахается, — объясняет Хигучи, причём очень услужливо. Кажется, такие разговоры никого не смущают, так что можно расслабиться, ну и немного всё-таки подивиться тому, как невозмутимо они ведут себя друг с другом. — И такое часто происходит? — Он не может не спросить. Их компания не такая уж большая. Рампо делает глоток своей супер-сладкой бомбы. — Я переспал с половиной людей, которые присутствовали здесь на вечеринке. Но Ода по-прежнему в моих планах. Чуя сдавленно смеётся, переводя взгляд на Хигучи и Танидзаки, которые кивают как бы в подтверждение его слов. — Что сказать, — пожимает Рампо плечами. — Я немного шлюха. — Жиза, — говорит Чуя, и хотя это не должно удивлять, ему всё равно становится легче, когда все тихо посмеиваются. Ему нравятся друзья Дазая, они особенные. И кажется, они тоже считают его частью своей компании. Не то чтобы у Чуи не было друзей, ему всегда было с кем поговорить во время обеда в школе и он хорошо ладил с другими танцорами. Но где-то в момент, пока он чах в своей постели после инцидента с больной ногой, стало понятно, что большинство друзей друзьями вовсе не были. Не было больше никого, кому можно было открыться и поговорить. С одной стороны грустно, что из всех мест в девяти тысячах километров от дома он находит таких людей именно здесь, но с другой, пока есть возможность, этим просто можно наслаждаться.***
Временная свобода после переезда в личное жильё длится недолго. Занятия начинаются спустя несколько дней, после Новогодних праздников. А когда Дазай не в кампусе, то находится в офисе отца, работая под его попечительством — единственная должность, которую ему пока предлагают, не оскорбляя других сотрудников, которые не имеют возможности в карьерном росте, потому что не родились в ней. Дазай не возражает. Он и не хотел с этим иметь ничего общего, слишком нудно и скучно. Но сейчас это окупается для него его свободой, так что он готов вести себя как хороший помощник, выполнять любые занудные указания, работать с бумагами — ради того, чтобы в оставшиеся не занятые часы провести с Чуей больше времени. Только и всего. Дазай отвечает на жутко не имеющее смысла и ума письмо, которое ему переслали, когда звонит его телефон. Номер секретаря, Дазай отвечает равнодушным: — Да. — Цушима-сан, господин Цушима-сама желает видеть вас в его кабинете. Неоднократно этому парню было велено не называть его фамилией отца, но этому безмозглому как горох об стенку. Либо он слишком забывчивый, либо боится, что это как-то оскорбит его Председателя, что бесит. — Сейчас буду. И, Танака-кун? — Да, Цу— — Ещё раз назовёшь меня Цушимой, я лично подпишу твоё заявление об увольнении. Несмотря на то, что Дазай носит звание помощника, с отцом он виделся только один раз — в первый день. Так что вызов его в кабинет настораживает, словно у него есть неприятности, или того хуже. Мужчина, кажется, уже ждёт его, приглашая присесть напротив. Дазай садится. Гэнъуэмон наливает два стакана виски, один придвигает к себе. — Должен ли я беспокоиться о поиске нового помощника? — Я справляюсь со своей работой. Это легко, даже слишком для кого-то вроде него, в этом и проблема. — Тебя уважают? Дазай сдерживает смех. — Нет. Блудный сын Председателя, старшие коллеги считают его избалованным ребёнком, новички же просто ненавидят его имя. Уважение? Неа. — Я бы тоже не стал, — возражает его отец и откидывается на спинку кресла. — Но тебе придётся заслужить его у них, если ты хочешь быть на моём месте. Включи свой грёбаный мозг хоть раз в жизни, если он у тебя есть, надеюсь? Дазай, вероятно, мог бы изо всех сил показать нечто большее, чем от него ожидают. Проблема только в том, что он не хочет на место отца. — Я почти уверен, что он у меня всё ещё там, да. Отец, кажется, не оценил сарказма, когда бросает на сына мрачный взгляд, затем поворачивается к экрану компьютера, что-то печатая. — Я сказал Нобуко, что ты не возражаешь сопроводить их дочь на благотворительный гала-концерт. Не заставляй меня жалеть об этом решении. — Я и не говорил, что согласен на это. — Вот почему твоё мнение не учитывается. — Взгляд Гэнъуэмона тяжело следит за ним. — Или это слишком большое обязательство? Ты не можешь сопроводить кого-то на пару часов? Конечно, может. Дазай провёл восемь лет своей жизни, встречаясь с кем-то ради своей семьи. Пара часов абсолютный пустяк. Но в прошлый раз было то же самое. Сначала благотворительный бал, затем все вокруг обсуждают, какими красивыми будут у пары дети. — Одна ночь, — говорит Дазай. — И всё. Его отец смеётся из-за этого. — Используй этот тон на ком-то другом. Например, на Нобуко-сан, чтобы она не бросила тебя ради кого-то другого, как сделала Йосано. — Он не должен позволять своему отцу впитывать его возмущение, как губка. — Мой друг недавно видел, что она шла с кем-то рука об руку. Насколько плох ты должен быть, если Йосано так быстро нашла тебе замену? — Я же говорил тебе — наш роман не был настоящим, даже когда мы приняли решение расстаться. — А я тебе говорю, однажды, когда тебе придётся самому воспитывать неблагодарного мальчишку, ты поймёшь, как по-ребячески себя ведёшь. Ну какая разница — любил или нет? Смирись и делай то, что должен, как все мы. — Мужчина указывает на самого себя. — Слышал ли ты когда-нибудь от меня, как я жалуюсь, что работаю день и ночь только для того, чтобы мой сын прогуливал занятия и принимал наркотики, пока не попал в больницу с передозом? Нет. Повзрослей и научись быть мужчиной, Осаму. Технически, это неправда, потому что Дазай слышит об истории с передозировкой каждый раз, когда ему приходится участвовать в этом разговоре, но ради того, чтобы весь этот бред наконец закончился, он не спорит. — Да, отец, я повзрослею и стану мужчиной. Что-нибудь ещё? — Нет, — хрипят ему. — Не делай глупостей с Нобуко, её мать… — … Одна из юристов компании, — заканчивает за него Дазай, вставая со стула. — Я в курсе. Он ни раз это всё слышал. Когда дверь закрывается, чувствуется облегчение и что-то едкое, острое, что оседает в его груди. Каждый раз после разговора с отцом так происходит. Вернувшись за свой стол, он почти доволен скоплением писем в своём почтовом ящике, воображая, какие пассивно-агрессивные ответы он может отослать, причём не используя ни капли грубости. Прошёл добрый час, когда его телефон зазвонил, и он видит сообщение от Чуи. Ч: Сегодня вечером: ты и я + бутылка красного вина Ч: ? Именно из-за этого в груди становится легче.